***

Глава XXI. Любовь

Прошло  две недели. Приходя на свое рабочее место, Вероника почти каждое утро  находила на столе какие-нибудь милые мелочи: шоколадку,  красивую шариковую ручку или  подставку для ручки  в виде игрушки, конфеты. «Курт», - думала Вероника. Часто она видела Мэтта, который приходил к Курту по делам. Он подходил к Веронике, перебрасывался с ней ничего не значащими фразами и быстро уходил. Однажды подошел Курт и  стал рассказывать о Мэтте. Оказывается, он был классным кардиохирургом и работал в госпитале недалеко отсюда. «Ты очень нравишься ему, Вероника- сказал Курт,-   он   прибегает утром, приносит тебе подарки и убегает к своим больным. Они его просто боготворят.
Ему 35 лет, он не женат, жил с какой- то фрау два года, потом разбежались. Сейчас он один. Родители живут в Западной Германии,  в Гамбурге. Отец- англичанин, физик, профессор, мать – немка, владеет издательством». –«Так вот откуда такое имя- Мэтт- совсем не немецкое». Вероника внимательно выслушала Курта и сказала: «А ты, значит, в роли свата выступаешь?». Курт смутился: «Да мы были с ним едва знакомы, я его случайно встретил и пригласил на свой день рождения. Теперь он ходит сюда почти каждый день, но сдается мне, что не ко мне, а к тебе».
Когда в следующий раз Мэтт пришел к Курту,  Вероника внимательно посмотрела на него:   красавец блондин, рост около двух метров,  серые умные глаза,   лицо  продолговатое с сильным, красиво очерченным подбородком,   красивые губы, красивые длинные пальцы, одет просто, но изысканно. «Ничего особенного,- подумала Вероника,  я сказала бы -чистый ариец, каких здесь много, если бы не знала, что его отец англичанин». Но, встретив внимательный взгляд серых глаз, смутилась, отвела взгляд и посмотрела на красную шариковую ручку, которую держала в руках.
У нее потеплело в груди: так вот кто дарит ей эти милые подарки, такие незатейливые, но такие нужные каждой женщине,  потому что в душе почти каждой из них живет  маленькая девочка, которой так необходимо, чтобы ее баловали. А Веронику не баловал никто. Во всяком случае, никто, кроме мамы. Да и сказать, что она ее баловала - нельзя. Нечем было баловать. Заботилась, да! Однажды купила Веронике красивые белые сапожки, отстояв огромную очередь в магазине.
На следующей  неделе была такая запарка, что все переводчики   несколько часов оставались после работы сверхурочно. Работы было так много, что Вероника ничего не видела вокруг и даже не выходила в зимний сад подышать. Часто утром она   находила на рабочем столе презент,  быстро убирала в стол подарок и принималась за работу. Однажды, когда Вероника бросила все и вышла отдохнуть  в зимний сад, к ней подошли Курт с Мэттом.   Вероника встала с лавочки, и, почему-то, протянула Мэтту руку для пожатия, но, когда руки встретились, она вздрогнула и  чуть не отдернула  ее. «Что это со мной, - подумала Вероника, - странная реакция». Она еще не осознавала, что   влюбилась, ее тело   уже  знало это, а ум еще не понимал. Вероника поблагодарила Мэтта за презенты и сказала: «Вы меня завалили подарками, я к этому не привыкла, но мне очень приятно, спасибо». 
       Прошло еще две недели. Однажды  Веронике пришлось задержаться дольше обычного, она заканчивала свою работу и хотела утром положить ее на стол начальству.  Закончив работу  около девяти часов вечера, посмотрев на опустевшее «футбольное поле», Вероника  счастливо вздохнула, убрала перевод в стол, надела легкий плащ и вышла через проходную института на высокое крыльцо. Увидев далеко внизу красивую сверкающую машину, Вероника не сразу узнала Мэтта. Он стоял, прислонившись к дверце машины -  в светлом длинном плаще, а на крыше машины лежал огромный букет цветов. Сердце Вероники дернулось и упало куда-то вниз, руки сладко заныли. «Ну вот еще,  сюрприз» -подумала Вероника. Следом пришла спасительная мысль: «Может  он ждет кого-то другого?»
         Но сердце подсказывало – ждет он ее, Веронику. Она медленно спускалась по ступенькам. Мэтт шел ей навстречу. Когда они встретились, Вероника была на две ступеньки  выше, и они остановились, глядя друг на друга. Потом их бросило друг к другу с такой силой, что они ударились  подбородками и стали целоваться прямо на ступеньках лестницы.
          Вероника не помнила, сколько это продолжалось, очнулась она у машины, Мэтт совал ей в руки букет  и усаживал в кабину. Она еле уселась с этим огромным букетом на переднее сиденье, цветы были прямо у лица  Вероники и оглушительно пахли.  Она спустила букет вниз и ножки роз уперлись в пол. Мэтт сел за руль, но машину не завел. Они  опять стали целоваться так самозабвенно, что помяли букет. Вероника  немного опомнилась, но, посмотрев в серые сверкающие глаза Мэтта, опять забыла обо всем на свете.  Между поцелуями  спросила: «Мы сегодня куда-нибудь поедем?» Мэтт тронул машину. Вероника была согласна ехать с ним куда-угодно – к нему домой, на «дачу», в тартарары! Но, в отличие от советского мужчины, который  при первой же встрече старался затащить женщину в постель, а если она не соглашалась - быстро терял к ней интерес, Мэтт привез ее в тихий ресторанчик на  улице Фридрихштрассе. Они вошли в ресторан, метрдотель усадил их в уютный уголок и принес меню. 
        После того, как Мэтт и Вероника выбрали блюда, к ним подошел еще один официант и представился: сомелье. Оказывается, в каждом приличном ресторане хорошего класса должен быть винный мэтр – сомелье. Только в дешевом кабаке официант сначала спросит гостей, что они желают выпить. Нет, друзья, сомелье появляется только тогда, когда гости уже четко определились, что они желают съесть. И уже исходя из этого, сомелье   порекомендовал подходящие под их блюда вина и крепкие напитки и предложил продегустировать: к их столу  прикатили столик с напитками, на которых Мэтт остановил свой выбор.   Сначала сомелье   показал (начиная с Вероники) винную этикетку и рассказал в двух словах о вине: год урожая, название винного дома, ордена и медали. Затем  налил Веронике и Мэтту по глоточку вина в бокалы из бутылки в «галстуке из салфетки». К бутылке с вином не положено прикасаться голыми руками. А связано это с тем, что некоторые старые вина знаменитых винных домов хранятся до выступления подвальной плесени на бутылках. Вот эта плесень и говорит о возрасте напитка! Это вино было  урожая 1980 года, и, как сообщил им сомелье, – вышло особенно успешным.
        Вероника осторожно понюхала вино в бокале. Официант одобрительно глянул на нее. Он не знал, что Вероника понятия не имела, как правильно выбирать вино, просто она, как астматик, все сначала пробовала на нюх и впервые только сейчас попробовала настоящее испанское виноградное вино. Они с Мэттом  выбрали красное игристое вино Кава.
       Мэтт с Вероникой  не отрывали глаз друг от друга, он что - то ей рассказывал, а она  с нежностью смотрела на него, потом  протянула руку и погладила его по щеке. Мэтт замолчал, прижал ее руку к своему лицу  и поцеловал   запястье. Потом вздохнул и сказал: «Я совсем не знал,   что я скажу тебе при встрече». А Вероника ответила: «Я тоже растерялась, когда увидела тебя на ступеньках, но я где-то читала, что в таких случаях наше подсознание знает, что делать». Потом они    ели, танцевали, пили вино и все время говорили. Он рассказывал о себе, своей работе, об этой счастливой встрече с Куртом в тот день, когда он пригласил его на день рождения, о родителях. Вероника слушала и молчала, молчала и слушала. Когда совсем рассвело, они пошли гулять и ,когда было уже около восьми часов утра,  Мэтью с сожалением  сказал, что ему пора на работу. Вероника тоже решила ехать   в институт. Они вернулись к ресторану, где стояла машина Мэтта, он подвез ее к тому месту, откуда увез вчера и уехал, сказав, что вечером будет ждать.
В этот раз Вероника спросила свою женскую сущность, свою интуицию:   "К чему у меня лежит душа? Что мне нужно сейчас?   К чему меня тянет? Чего я желаю? По чему томлюсь?".   Ответ пришел быстро: "Я хочу быть рядом с этим человеком!».
Так началось самое счастливое время в жизни Вероники. Она похорошела, глаза сверкали, на щеках был румянец, что было совсем не свойственно Веронике с ее смуглой кожей. Теперь каждое утро на своем рабочем столе она находила букет цветов. Ее букеты стояли везде - на соседних столах, в комнате Вероники в общежитии , даже у Курта на столе. Она говорила Мэтту – «Не нужно дарить мне каждый день новый букет, цветы не вянут целую неделю, не трать деньги». Но он не слушал ее.
В институте Вероника проработала уже не месяц, а три месяца. Больше месяца    каждый день она встречалась с Мэтью, он возил ее в рестораны, кафе,   театры, к друзьям, они просто гуляли, целовались. Вероника уже начала беспокоиться, что Мэтт не хочет ничего больше…. или не может. Но все разъяснилось в один из дней, когда Мэтт приехал за ней после работы и повез ее в дальний район у озер. Они въехали в жилой квартал,  где стояли респектабельные дома, перед каждым домом был газон, от дороги к домам были проложены дорожки из квадратных плит, возле дороги и около домов росли красивые деревья и цветы, заборов не было.
          Мэтт остановил машину,  и Вероника увидела дом своей мечты. Тот, с фото из журнала, которое она повесила над рабочим столом и часто смотрела на него. Как во сне, она вышла из машины и пошла по дорожке. Мэтт шел сзади. Когда они вошли, Вероника узнала то же расположение комнат, что и на схеме - в рекламе журнала. Она не верила своим глазам, ей стало жарко, потом ее зазнобило: 
-Мэтт, что это? -спросила Вероника.
 -Это наш дом, который я построил, когда встретил тебя.  Я увидел его на картинке у тебя над столом и понял, что нам нужно. Я так торопил строителей, что они не все успели сделать, работы еще идут. Но спальня уже готова.
 -Как это могло произойти? Разве дома могут так быстро строиться? - спросила Вероника.
 -Да. Могут. Это американская технология.
Вероника медленно ходила по дому, подходила к окнам, гладила рукой рамы, стены, ручки дверей. Мэтт молча  смотрел на нее. Подойдя к дверям, ведущим во внутренний дворик – их  будущий сад, Вероника прислонилась лбом к окну  и застыла. Перед ее глазами пронеслись ее наивные детские мечты о своей квартире, комнате со множеством зеленых традесканций и полками с книгами. На глазах показались слезы. Она повернулась к Мэтту и сказала: «Ты не представляешь, что ты сделал для меня! Это мечты, воплощенные в жизнь, но они превосходят их во много раз. Спасибо тебе!». Мэтт ответил: « А я благодарен тебе за то, что ты  заставила меня мечтать о своем гнезде». 
Они поднялись на второй этаж и вошли в спальню. Мэтт включил светильники, спрятанные в нише стены, они мягко осветили большую   комнату с толстым шерстяным ковром в центре. Из мебели был только  огромный встроенный зеркальный шкаф.   Окна были от пола до потолка, во всю стену, штор не было. Мэтью снял плащ и выключил свет, в окне показалась огромная круглая луна.   Он подошел к Веронике и снял плащ с нее. Он раздевал ее медленно, целуя каждый оголявшийся участок тела. Сердце Вероники падало   в ноги, потом опять билось где-то в горле. Она  тоже попыталась раздеть Мэтта, но у нее не было сил в руках от какой-то истомы, разливавшейся по всему телу и он, расстелив широкую простынь прямо на ковре и быстро раздевшись, лег рядом с Вероникой, притянул ее к себе  и уже не отпускал до утра. Вероника испытала шок от новых ощущений, от прикосновения атласной кожи Мэтта, его нежных  рук и губ, сильного горячего тела.  Сколько раз за ночь они испытали оргазм ,они не помнили, им казалось, что он длился всю ночь и они то почти теряли сознание от наслаждения, то ненадолго засыпали, то снова  неистово целовались и доводили друг друга до таких сладких конвульсий, что казалось их обоих скрутит в спираль и они не смогут распрямиться.
Утром  Вероника проснулась от яркого солнца, которое светило прямо в глаза. Они с Мэттом лежали на простыне в неудобных позах, так вцепившись друг в друга, что  затекли все мышцы. Вероника вздохнула и  повернулась на спину, Мэтт засопел, но не проснулся. Вероника повернулась на бок и внимательно рассмотрела его: под мышками и на груди буйная растительность, переходящая в густую дорожку к лобку, к могучему кусту волос над мошонкой. Руки длинные, красивой формы, покрытые густыми волосами.   От его сильного, большого тела  шло мощное, ровное тепло. Впервые после ночи, проведенной с мужчиной, у Вероники было хорошо на душе и не хотелось никуда убегать. «Неужели он согрел мою замерзшую насмерть душу? Мне так хорошо здесь. Мэтью сказал – это наш дом, наш…»  Вероника долго смотрела на обнаженного, раскинувшегося во сне Мэтта, потом  пошла в ванную комнату рядом со спальней, приняла душ в  прозрачной душевой кабине,   надела его махровый халат и зашла в спальню. Мэтт открыл глаза и улыбнулся. «Du wirst meine Frau? - Hat er gefragt. Ich will, dass du zusammen mit mir in diesem Haus lebst, ich schon kann hier ein nicht. Mir ist ohne dich schlecht, jeden Tag vom Morgen warte ich und bis zum Abend auf das Treffen mit dir, ich f;hle mich nicht wie der Arzt, und wie als die Patientin, dem die eilige ;rztliche Betreuung gefordert wird»- Ты будешь моей женой?- спросил он.  Я хочу, чтобы ты жила вместе со мной в этом доме, я уже не смогу здесь один. Мне плохо без тебя, каждый день с самого утра и до вечера я жду встречи с тобой, я чувствую себя не как врач, а как больной, которому требуется срочная медицинская помощь».   «Больной , встаньте, накормите гостью и проведите ей экскурсию по дому, иначе она заблудится»- ответила Вероника, глядя на Мэтта сияющими глазами.
         «У вас же не принято сразу жениться! Молодые должны пожить вместе год или два, чтобы понять, действительно ли они созданы друг для друга, а ты после первой же ночи предлагаешь женщине стать твоей женой! Тем более, ты по гороскопу Лев, я а знаю, что   большинство Львов    очень ценят собственную независимость и личное пространство!» Но про себя Вероника подумала, что Мэтт действительно ее любит! Какой мужчина сначала бы построил дом, и только  потом предложил близость.
          Ich mag dich, Mitja sehr «Я  очень люблю тебя, Мэтт».  Я хочу жить с тобой в этом прекрасном доме,- сказала Вероника,- но я так напугана жизнью и своей судьбой, что боюсь поверить в свое счастье. Я тебе все расскажу, только мне придется говорить очень долго. Ты готов?» Мэтью вскочил, голый, прекрасный, как молодой Бог, поцеловал Веронику, сказал, что все давно обдумал и мысленно уже не один раз делал ей предложение,  и пошел в ванную комнату. Он вышел через несколько минут с полотенцем на бедрах и мокрыми волосами. Сбросив полотенце на пол, он открыл громадный зеркальный шкаф, натянул плавки и джинсы, и повернулся к Веронике: «Одна треть шкафа слева моя, остальное твое, ты должна его заполнить как можно быстрее». Они спустились в кухню, Мэтт открыл огромный холодильник - чуть меньше  зеркального шкафа в спальне и, хлопнув себя по лбу, сказал: « У меня же нет ни вилок, ни ложек».
-А кофе есть?
-Есть кофе и   один бокал.
-А чайник?
-Чайник есть.
-Ты давно сюда  переехал?
-Неделю назад, чтобы поторопить рабочих и помогать им: мы сейчас заканчиваем бассейн. Я завтракаю на работе, ужинаем мы с тобой в кафе или ресторанах, а обедать я иногда забываю.
-Я хочу выпить кофе и посмотреть дом.
    Они  заварили молотый кофе прямо в бокале, вышли через узкую дверь в боковое помещение. Обнявшись, по очереди отхлебывая кофе из кружки, осмотрели дом. На втором   этаже был изящный балкон с ажурной оградой с выходом из спальни, с этого балкона   открывался потрясающий вид на озеро.
-Боюсь, что  мои проблемы с руководством будет очень трудно решить, я же должна жить в общежитии для  специалистов и, если я там не буду появляться, тут же доложат генерал-майору. Думаю, сейчас уже доложили, что я не ночевала.
-Мы эти проблемы  уже решаем- сказал Мэтт.
-Хорошо бы быстрее, Митя.
-Ника, как ты назвала меня? Он причмокнул, как бы попробовав имя на вкус: «М-и-т-т-ь-я! Мне нравится».
-А мне нравится имя Ника. У нас с сестрой похожие имена, я Вероника ,она Вера, а теперь я буду Никой.
Потом они еще раз осмотрели дом. Больше всего Веронике понравилась   комната, в которой они с Мэттом спали,  кухня и   холл на первом этаже, выходящий во внутренний дворик, в котором еще не было растений. Он террасами спускался к лужайке, расположенной внизу на расстоянии пятнадцати метров. А за лужайкой было озеро с такой   синей водой, что цвет казался неестественным. На первом этаже было еще три комнаты: одна большая, продолговатая, Вероника сразу подумала, что она подходит для библиотеки, рядом две комнаты поменьше  - около 15 метров каждая, здесь же были   кладовая, гардеробная, ванная. На втором этаже, кроме спальни, было еще  пять комнат, две из них - с душем и туалетом. Одну из комнат Мэтт сделал своим кабинетом, там  уже стоял стол с компьютером, огромный музыкальный центр, книжные шкафы, забитые медицинской литературой и большое уютное кресло возле стеклянного журнального столика - все свое хозяйство, которое было у него в съемной однокомнатной квартире и куда он до этого Веронику не приглашал, она даже не знала, где находится она находится.
Вероника смотрела на все это, и ей казалось, что она спит и видит сон. Сейчас она проснется и окажется в  квартире родителей в Волгограде. Зайдет мама и скажет: «У тебя опять открыта форточка, ты простудишься».
          «А та, маленькая комната подошла бы для мамы, рядом выход во внутренний дворик. Можно было бы поставить уютный диванчик, столик»- Вероника тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли. Мэтт склонился над Вероникой: «Что с тобой? О чем ты думаешь? Не волнуйся, у нас все будет хорошо. Но ты так и не ответила- выйдешь ты за меня замуж или нет?»
-«Да», решительно сказала Вероника.
В этот выходной для них обоих день, они решили никуда не ходить, Мэтт заказал обед в близлежащем кафе, они расстелили на балконе    покрывало и загорали, наслаждаясь обществом другу друга.   Вероника рассказала о своей горькой судьбе, о сыне, о  жизни в Союзе, о родных.  Когда она закончила и вытерла слезы, Мэтт обнял ее, прижал к себе и сказал:  «Я очень  постараюсь, чтобы ты больше никогда не плакала. А сына твоего мы найдем». За эти слова Вероника расцеловала Митю  и, наконец, поверила, что все вокруг нее – не сон, а самая настоящая, новая, интересная, счастливая жизнь.
        Мэтт рассказал о своем неудачном опыте семейной жизни. Он познакомился с женщиной на четыре года старше себя с двумя детьми – подростками, девочкой и мальчиком. Перешел жить к ней в большую квартиру в многоэтажном доме. Вначале все было хорошо. А потом она, почему-то, стала часто оставлять детей на Мэтта- заставляла его ходить с ними в музеи, на концерты и спектакли, ездить отдыхать. При этом свое отсутствие объясняла занятостью на работе. Она была доктором медицинских наук. «Я не отказывался от поездок с детьми, пытался любить их, но, полюбить по-настоящему, все-таки, не смог. И она стала меня упрекать в том, что я не люблю ее детей, а потом и ее родственников и, наконец - недостаточно люблю ее саму. А вскоре я узнал, что она мне изменяет. Я быстро собрался и ушел. Так закончилась моя попытка создать семью. Это было пять лет назад. Больше я не пытался.»
Мэтт достал красивую длинную коробочку красного цвета, и надел на левую руку Веронике  перстень и браслет из серебра со вставками из  александрита. Таких красивых вещей у Вероники еще не было, это были ее первые  украшения за все ее тридцать с лишним лет жизни, кроме золотых сережек в ушах и обручального колечка с алмазной насечкой, которое Вероника продала вскоре после развода с Костей.  Это был первый подарок, который она получила от мужчины. Советские мужчины не делали ей подарки, и муж тоже ни разу ничего не подарил, туфли были не в счет. Он   говорил: «Купи себе что-нибудь, потому что я ничего не понимаю, а цветы мне всегда всучат несвежие». Это, конечно, нельзя было назвать подарком, да и удовольствия никакого, тем более что позже и деньги она брала сама, и подарок покупала себе, говоря окружающим: «Это мне муж подарил».
          Мэтт сказал: «Это за твое согласие стать моей женой, но если бы ты отказалась выходить за меня замуж, я все равно подарил бы тебе это на память».
-Митя,   я знаю, что немцы очень скупой народ.
 --Не скупой, а экономный. Ты еще убедишься в этом. Все разговоры о жадности немцев проистекают из того, что до, во время и непосредственно после второй мировой войны в Германии не хватало продуктов, бедность стала распространённым явлением, и, соответственно, пища была скудной и однообразной. Когда же в магазинах появились продукты, а в кошельках завелись деньги, немцы набросились на еду и начали поглощать её в неимоверных количествах.  Нельзя сказать, что немцы постоянно жуют; просто в какой-то момент их трудно остановить.
         Перебор - чисто немецкая черта характера, и это касается не только еды. Я истратил  почти все свои сбережения на строительство дома, теперь нам нужно будет экономить на всем. Я получаю приличные деньги за работу в госпитале, но этого нам будет явно не хватать. 
-А мне бы хотелось, чтобы у нас была большая библиотека- в той комнате внизу, справа.
-Согласен, нужно будет купить книжные шкафы, а книги будешь подбирать сама, их можно выписывать по каталогам и по Интернету;
  Вероника счастливо вздохнула, с удовольствием представив, как она  будет заказывать книги, потом расставлять их на полках и  составлять свой каталог книг. Когда-то, маленькой девочкой, она мечтала о своем доме, но представляла себе только одну комнату, сплошь уставленную цветами: их было очень много и стояли они на полках от пола  до потолка, которые делили комнату надвое и вперемежку с книгами. Почему-то, такая, была у нее, детская мечта.
Когда им принесли из кафе заказанный обед - традиционные  сосиски с картофельным пюре, Вероника вспомнила, что  афоризм «Не хлебом единым жив человек», в Германии имеет свое завершение — «…нужны также сосиска и ветчина».             Выпив крепкий кофе после обеда, Вероника решила заняться хозяйственными делами, а Мэтт спустился в кухню, ему нужно было выложить плиткой небольшой кусочек пола в углу. Вероника открыла огромный зеркальный шкаф - до потолка, в спальне. В него можно было зайти, как в комнату. Справа и слева были выключатели, в потолке спрятаны лампочки. Там было сложено все в одну кучу - Митино белье, постельное белье, полотенца, его рубашки. Вероника все аккуратно разложила по полкам. Митино все слева, как он и говорил, чтобы не путаться, рубашки повесила на плечики. Места осталось еще так много, что Вероника не представляла, что можно еще сюда положить. Но со временем ей не станет хватать места в этом шкафу!
      Она спустилась вниз, осмотрела полки в большой кладовой, там стояли какие-то коробки. В полуподвальном помещении была прачечная. Мэтт сказал, что там все готово для подключения стиральной машины, у стены стояло несколько белых металлических сушилок. В кухне не было мебели, стояли стол и два стула.  Посуды не было никакой. Она пошла к Мэтту, он заканчивал свою работу. «Если я ухожу из общежития к тебе, то нам нужно ехать в магазин- купить продукты, посуду и моющие средства». Мэтт работал в джинсах, без рубашки. Вероника с нежностью посмотрела на его голую спину.
-Да, ты переезжаешь ко мне и выходишь за меня замуж. Сейчас я закончу и поедем. Нам очень многое нужно купить, кроме посуды и моющих средств. Ты сегодня выберешь кухонный и спальный гарнитуры, и стиральную машину.
        Вероника прикрыла глаза от страха, представив, как она будет забирать свои вещи из общежития, а свои документы из прокуратуры. Она не представляла, как это можно сделать, ведь у нее не было на руках даже паспорта - его сразу же забрали в отеле кадров прокуратуры. «Меня депортируют из Германии» - в страхе думала она. Вероника привыкла все в своей жизни решать сама, любую проблему, большую или маленькую она продумывала до мелочей, прежде, чем принять решение.
        Она  привыкла полагаться только на себя в больших и малых вопросах  и, сейчас, когда иностранец сделал ей предложение, а она была на положении  временной работницы у такого серьезного военного ведомства, с которым была не в силах тягаться , Вероника  даже не могла представить себе, как можно решить этот вопрос о замужестве в чужой стране, будучи советской подданной. Встречаясь с  Мэттом и проводя с ним время, Вероника уже почувствовала железную руку своей Родины. Ее вызывали  к начальству на ковер, стыдили, напоминали о том, что она коммунистка и ей нельзя встречаться с иностранцем, что ее в двадцать четыре часа вывезут из Германии и она никогда больше не увидит своего красавчика. Напоминали о родных, о сыне. И даже  намекали, что они не удивятся, если узнают, что она сама когда-то отказалась от ребенка.
         Все это она рассказывала Мэтту, не надеясь на  то, что он может как-то повлиять на ситуацию. Но она не знала, на что способен ее будущий муж.  Теперь Мэтт взял ответственность за ее судьбу на себя, а на ее плечи  больше никогда не ляжет тяжесть  принятия решения в одиночку и ответственность за него. Она не знала, что  теперь она защищена от невзгод таким  щитом, что это можно сравнить только с Покровом Божией Матери, простертым над ее головой, к помощи которой она всегда прибегала и молилась горячо и страстно. 
         Не знала Вероника и о том, что отец Мэтта в Западной Германии предпринимает свои шаги      о помощи в этой необычной, но такой старой, как мир, ситуации – отец Мэтта обратился в министерство иностранных дел, где работал его старинный друг.  Веронику вызывал к себе  Виктор Сергеевич- генерал-майор ,начальник военной прокуратуры, работником которой она была. Он  с грустью смотрел на Веронику и говорил: «Ну ты, дочка ,заварила кашу. У  меня такие неприятности, что меня могут разжаловать к чертовой матери. Ну, ты что, не могла русского найти? Ну, зачем тебе эта немчура? Такая серьезная дивчина приехала, уже замужем была. Мы за молодежью смотрим, ну а ты то….».
         Он смотрел на нее  с укором и искренне не мог понять, как она вляпалась в эту историю. Вероника молчала, перед глазами у нее был не Виктор Сергеевич, а Мэтт – он стоял ,уперев руки в бока, освещенный солнцем и улыбался, глядя на нее.» Как можно отказаться от любви к нему?- думала Вероника,- да я здесь костьми лягу  , но никогда не откажусь от Мэтта». Она подняла голову и тихо спросила: «Виктор Иванович, а Вы любили когда-нибудь?» «Ты это…того… ты мне это брось- любил –не любил! Я русских любил…, - тут он запнулся,-  и люблю, у меня жена, дети. Да что с тобой говорить – иди отсюда».  Вскоре он вызвал Веронику снова. Она шла ,как на казнь, ожидая самое худшее.  Но Виктор Иванович отдал ей паспорт и заставил написать заявление об увольнении, предупредив, что в 24 часа она должна выехать в Россию.  Но Вероника никуда не уехала потому, что за эти 24 часа они успели зарегистрировать с Мэттом  законный брак, и она стала фрау Вероника Шелдон. 
 Все это будет позже, а сейчас воспоминания о первом неприятном разговоре с Виктором Сергеевичем пронеслись у Вероники в голове, пока Мэтт   заканчивал работу и принимал душ. Они  сели в машину и поехали в магазины. В огромном, как футбольное поле, магазине бытовой техники, увидев  прекрасные умные механизмы для домашнего хозяйства, Вероника вспомнила, что дома у них не было ни стиральной  машинки-автомата, ни кухонного комбайна. Они всегда обходились малым: стиральной машинкой «Волжанка», из которой выплескивалась вода при стирке, а белье нужно было отжимать руками, маленьким, около метра высотой холодильником и мебелью, купленной вразнобой в разное время. Самым дорогим в семье Вероники было радио с  проигрывателем, на котором можно было слушать виниловые пластинки. О стиральных машинках-автоматах тогда   в Союзе никто и не мечтал. 
Через несколько часов они вернулись с пакетами продуктов, коробками посуды, заказали белого цвета кухонный и спальный гарнитуры, и оплатили доставку машины-автомата. На следующий день   должны были доставить и собрать   мебель, и подключить стиральную машинку.
Вероника с Мэттом быстро сделали себе  на ужин бутерброды с ветчиной  и овощной салат. В Германии  было принято так ужинать - бутерброд с чем-нибудь холодным, хотя, в принципе, можно позволить себе и горячую пищу. После ужина они вместе с Мэттом разбирали посуду, складывали продукты в холодильник. Подавая  Мэтту пакет с соком, Вероника резко повернулась и  оказалась в его объятиях   - она потянулась к нему губами. Он стал целовать ее, забрав пакет из рук и чуть открыв холодильник за ее спиной, кинул туда пакет. Не выпуская из рук Веронику, Мэтт стал потихоньку теснить ее к лестнице, которая вела наверх  – в спальню. Она и не думала сопротивляться.
Так они и поднимались, почти боком, страстно целуясь и раздеваясь на ходу. Быстро расстелив свежую простынь на ковер, они, сбросив остатки одежды, занялись любовью и не выпускали друг друга из объятий несколько часов, они не могли насладиться друг другом. Как два путника, прошедшие по жаре много часов и припавшие к ручью - они не могли напиться. Они пили и пили, не замечая времени. Долго, около двух лет, они будут заниматься любовью просто, без вычурных поз и   ухищрений, потому, что им достаточно было раздеться, прикоснуться друг к другу, а Мите войти в Веронику и они одновременно испытывали оргазм.  Только много позже им захочется разнообразить свою сексуальную жизнь и это придаст ей новые краски и  ощущения на долгие годы.
Жизнь закружилась так стремительно, что Веронике некогда стало писать письма маме. Она выкраивала время на работе, писала уже в два раза меньше, а в обеденный перерыв опускала письмо в почтовый ящик.
Через несколько дней Вероника уже безраздельно царствовала на кухне. Здесь все было так удобно, так красиво. В середине кухни стоял новый овальный стол, вокруг располагались шесть стульев.  В небольшое продолговатое окно около мойки заглядывало вечернее солнце, и   кухня окрашивалась  в теплый желтый цвет. Рядом с кухней была дверь в ванную комнату. Ванна была большой, полукруглой, вделанной в пол, стены  были выложены светлой плиткой с  перламутровым оттенком, полы - большой матовой плиткой с геометрическим рисунком. За цветным витражом располагался туалет. В двух узких окнах  были такие же яркие цветные витражи. Дел у Вероники было очень много, нужно было заказывать и расставлять мебель, протереть все полки в библиотеке- там уже стояли шкафы из дуба с застекленными полками до самого потолка. Верхние полки от пыли протер Мэтью, а снизу  Вероника. В магазинах было много средств для помощи хозяйке, даже специальные салфетки от пыли  и средства, которые   добавлялись в воду для   блеска мебели, после которых  пыль долго не садилась на поверхность. В спальне уже стоял   белый гарнитур: красивая широкая кровать с резной спинкой, две широких тумбочки по бокам, два пуфика и туалетный столик с огромным зеркалом и множеством ящичков с изящными ручками для  туалетных принадлежностей Вероники.
Они с Мэттом   занимались домашними делами вперемежку с любовью.    Если начинали целоваться, то не могли оторваться друг от друга. Вероника была очень скромна и никогда не проявляла инициативы в постели, но здесь в ней проснулось что-то самой ей незнакомое. Она получала такое удовольствие от секса, что забыла всякий стыд.  Она обнимала Мэтта руками и ногами,  целовала   везде, начиная от пальцев ног и заканчивая макушкой,  а он только смешно скулил.    Потом они часто гуляли у озер,    ужинали  в каком-нибудь кафе  и не спеша, возвращались домой. Несколько раз  ночью  Вероника будила Мэтта  своими неистовыми поцелуями, причем сама при этом не просыпалась. Она открывала глаза только тогда, когда Мэтт начинал шевелиться, обнимал ее и тоже начинал целовать.  Он говорил Веронике: «Ты находишься   в полубессознательном состоянии, когда начинаешь меня целовать, видимо тебе что-то снится в это время». Вероника смущалась, не могла понять, почему она так делает. Но, подумав, сказала: «Я долго была лишена нормальных любовных отношений, видимо я истосковалась по ним и даже во сне хочу тебя».
С Мэттом было очень легко общаться! Вероника знала, как отзываются о немцах великие люди, например Ф.М. Достоевский заявлял категорично: «К немцу надо особенно привыкать и... с непривычки его весьма трудно выносить в больших массах». Да и сами немцы не отставали. Томас Манн, например, утверждал, что «немцы воистину непостижимый народ», а великий Гете считал, что «немцы усложняют все себе и другим»...  Она сказала об этом Мите, он рассмеялся, обняв ее: «Умница моя, но я ведь только наполовину немец, значит со мной - наполовину меньше проблем». Однажды, когда они, в очередной раз получили посылки с книгами, в одной из них была подписка Н.В.Гоголя. Вероника достала   книгу и зачитала  его характеристику жестяных дел мастера Шиллера с Мещанской улицы из «Невского проспекта»: «Шиллер был совершенный немец, в полном смысле этого слова. Еще с двадцатилетнего возраста, с того счастливого времени, в которое русский живет на фу-фу, уже Шиллер размерил всю свою жизнь и никакого, ни в коем случае, не делал исключения. Он положил вставать в семь часов, обедать в два, быть точным во всем и быть пьяным каждое воскресенье... Аккуратность его простиралась до того, что он положил целовать свою жену в сутки не более двух раз, чтобы как-нибудь не поцеловать лишний разок, никогда не клал перцу более одной ложечки в свой суп».
             Они дружно посмеялись. Им было интересно вдвоем не только в постели. У Мэтью был очень легкий характер, несмотря на то, что  в нем соединялась немецкая аккуратность и педантичность с английской уверенностью в себе. Он схватывал  мысли на лету, быстро решал все вопросы, всегда  всем был доволен. Вероника вспоминала, как трудно она общалась с Костей. Ему нужно было несколько раз повторить свою мысль, трудно в чем-то убедить. Он ничему и никому  не верил, в том числе и Веронике. Если она начинала о чем-нибудь рассказывать, он сразу спрашивал : «Откуда ты это знаешь?»  «Это неправда». «Ерунда». «Ты не можешь это знать». «Ты ничего не понимаешь». «Вранье». Косте обязательно нужно было все свои слова доказывать, втолковывать, тратя при этом много душевных усилий. Постепенно Вероника говорила все меньше и меньше и ничего не пыталась доказать. Была у Кости и очень неприятная черта постоянно переспрашивать. Он хорошо слышал, но ему доставляло удовольствие, когда Вероника все повторяла во второй раз и при этом думала, что у него плохой слух.  Позже она перестала повторять,  и оказалось, что он прекрасно   слышит. 
       С Мэттом было все наоборот. Он сам   много знал, со многими мыслями и словами  Вероники   сразу же  соглашался, а если не знал, то      внимательно слушал. А   говорить о своих желаниях Вероника уже побаивалась: они выполнялись сразу же и безоговорочно. Стоило Веронике, проходя мимо витрины магазина, заметить какую-то симпатичную вещицу и вскользь сказать о ней, можно было быть уверенной -скоро она у нее будет.  Однажды они были в супермаркете и Вероника подошла к отделу посуды, ей очень нравилась посуда из русского города Гжель. Она полюбовалась красивыми чашками и вазами, потом отошла от витрины, ей показалось, что Мэтью не заметил, как она заинтересованно разглядывает посуду. На следующий день на их кухонном столе стояла сахарница «гжель». Вероника рассмеялась и призналась Мэтью, что очень любит такую посуду и всегда мечтала иметь. «Ты очень облегчила мне задачу выбора подарков для тебя»- сказал Мэтт. Удивительным было то, что он очень любил, когда на Веронику оглядывались мужчины,   с восхищением говорил: ты видела, как он на тебя смотрел?  Вероника с изумлением оглядывалась, конечно же, кроме своего Мити, она никого не видела. Казалось, что он совсем не ревнив, но его ревность   Вероника испытает на себе однажды.
Глава  XXII. Новая жизнь
         Глядя на себя в зеркало, Вероника видела, что похорошела: похудела, стала казаться выше, огромные  карие глаза сверкали, белки отливали голубизной, белоснежные зубы были похожи на жемчужины, даже волосы стали гуще от качественных немецких шампуней и  легко укладывались  в пышное   каре с вьющимися кончиками. Климат Германии оказался очень благоприятным для Вероники: здесь не было иссушающей жары летом и резких перепадов температуры зимой. Среднегодовая температура держалась в пределах 23 0 Цельсия. Изменилось и питание: Вероника   ела меньше жирного и соленого, больше фруктов и овощей. Хотя традиционное питание в Германии для желудка довольное тяжелое: преобладают жирные продукты из свинины и выпечка, но и выбор овощей и фруктов был огромным.
      В семье Вероники Пелагея Семеновна любила пожарить картошечку на масле, да так, чтобы она в нем плавала, часто пекла пирожки и очень вкусные слоеные пышки на растительном масле. Вероника привыкла    к солидной обильной  пище и   выпечке. Но сейчас она готовила сама и старалась сделать блюда постнее с большим количеством овощей. А уж их выбор   был огромным, грех было этим не воспользоваться: капуста всех видов, кабачки цуккини, лук и сладкий перец разных видов и цветов, сельдерей и много других   экзотических овощей, а невиданные в Союзе фрукты, о которых там только слышали: киви, ананас, памело, манго!
      Часто Вероника готовила простые, но очень вкусные блюда русской кухни: рассольник, уху, томленную в горшочке   говядину с черносливом в сметанном соусе- она подавала ее с гречневой кашей, блины, баранину с кашей, винегрет, селедочку с отварной картошкой. Мэтт с большим удовольствием  все это поглощал. Несмотря на немецкую традицию вечером  есть что-то холодное, Вероника приучила Мэтта к горячим ужинам, как было принято у них в Союзе: обязательно одно горячее второе блюдо с салатом, а после ужина - чай или кофе.
         Немецкий завтрак состоит, в основном, из апельсинового сока, свежемолотого  кофе, а также ветчины, салями и сыра. Он был похож на русский завтрак, только  отличался набором продуктов. Сока, конечно, у русских не было, кофе не свежемолотый, а, в лучшем случае-  растворимый, ну а  кусочек колбаски и сыра  был в каждой русской семье. Колбаса даже, в шутку, уже называлась национальным русским блюдом.
В свой   дом Вероника с Мэттом купили много техники, в основном западно-немецкого концерна «Браун». Вероника ее постепенно осваивала: электрическая гладильная доска, пылесосы, стиральная машина, ноутбук в библиотеке, разные приспособления на кухню: начиная от микроволновой печи и  посудомоечной машины, хлебопечки и, кончая  кухонными комбайнами разной величины и назначения. И опять Вероника сравнивала свою жизнь здесь, в Германии, и в Союзе: очереди за мебелью первейшей необходимости «стенками», в которые все влезало, джинсы «Вранглер» за 150 рублей - месячную зарплату далеко не каждого советского человека, их можно было купить только с рук, венгерские сумки, чешские туфли и товары народного потребления из соц.стран.
Вероника научилась печь хлеб, постепенно пробовала разные рецепты, добавляя в муку   крупы, отруби, специи    и вечером дом наполнялся запахом свежеиспеченного хлеба, таким благоухающим и теплым, что текли слюнки. После выпечки хлеба Вероника  включала кофемолку, и дом наполнялся запахом   кофе. Имея такую технику на кухне: миксеры, микроволновую печь, электрическую мясорубку, тостерницу, гриль, даже электрическую отбивную для мяса, для Вероники не составляло труда быстро приготовить ужин. Мэтт  ел все, у него не было особенных пристрастий в еде. Даже учитывая то, что он был наполовину немец, жил в Германии, где обожают свиные отбивные и разные продукты из свинины, он с удовольствием ел рыбу, приготовленную в микроволновой печи. Это был самый быстрый ужин, который могла приготовить Вероника: филе рыбы резалось на кусочки, солилось, перчилось, укладывалось на дно стеклянной кастрюли для микроволновой печи, или в   форму для выпечки в электрической духовке, сверху укладывались любые резаные овощи, все это сбрызгивалось маслом и запекалось. Через 20 минут был готов прекрасный ужин. Часто Вероника вспоминала о том, что в Союзе шпроты были деликатесом, гречка выдавалась по специальным талонам только тем, кто болел сахарным диабетом, к праздникам иногда выдавались продуктовые наборы. В обычном наборе: греча, тушенка, сгущенка и чай со слоном, а в наборе более удачном - еще и банка лосося.
      Постепенно дом Вероники и Мэтта приобретал жилой ухоженный вид: в кухне появилась   занавеска из тонкой полупрозрачной ткани с синими цветами на белом фоне, дом  обставлялся мебелью, в холле в больших красивых горшках стояли экзотические растения, появились оригинальные яркие ковры на полу. В спальне Вероника не стала закрывать огромное, во всю стену окно, занавесками, а заказала только бордюр из нежнейшего крепдешина – Веронике нравилось наблюдать, как синеет воздух и через окно ночь входит в спальню.
       Библиотека заполнялась книгами. На ее обустройство Вероника тратила много времени, ей хотелось, чтобы она была одной из самых уютных комнат в доме. Она была продолговатой, без окон по бокам, только в торце стеклянная дверь в будущий сад занимала всю стену от пола до потолка, такими же были два узких окна по бокам двери. Здесь    в больших керамических вазах тоже стояли экзотические растения, которые тянулись к свету, лившемуся днем через окна с тонкими рейками  рам. Дубовые шкафы с книгами стояли по обеим сторонам комнаты вдоль стен  от пола до потолка. В середине комнаты стоял большой стол, около него удобное кожаное кресло.
       С другой стороны стола, вплотную к нему    стоял диван, напротив еще один диван, между ними большой  журнальный столик из толстого, рубинового цвета, стекла. На столе и журнальном столике - большие лампы с абажурами янтарного цвета.  Они излучали сильный, но мягкий и теплый свет,  за кругами которого терялись в полумраке ряды книг. Книги распределялись по категориям и по именам авторов в алфавитном порядке, начиная с первого шкафа от входной двери. У входной двери висели красивые, под старину- часы. Они тихо мерно тикали, и каждый час били куранты –  уютным  приглушенным звуком.      
       Книги Вероника выписывала один раз неделю и в субботу они с Мэттом ездили на почту, получали коробки и потом несколько часов сидели в библиотеке, расставляя книги по полкам, внося их в свой каталог и иногда просто зачитываясь. Они оба оказались библиоманами, на тумбочках  в их спальне обязательно лежали книги, в библиотеке  на столе лежали другие книги, которые каждый из них начал читать при распаковке ящиков и не смог оторваться. Мэтт серьезно изучал   историю Второй Мировой войны. Его интересовали философские и психологические истоки немецкого фашизма. Кроме этого, Мэтт читал много специальной литературы по хирургии. 
          Иногда вечером ему звонили из госпиталя, и он уезжал. Когда приезжал –рассказывал, если  больному стало легче. Если  легче не становилось, он замыкался в себе, молчал и часто звонил в госпиталь. В такие минуты Вероника старалась ни о чем не спрашивать, просто заваривала свежий кофе себе и ему, ставила перед Митей бокал, садилась рядом   и они долго молчали, думая каждый о своем. Молчать друг с другом им было также легко, как дышать. В такие моменты Мэтт становился угрюмым, на лице резко обозначались носогубные складки, взгляд серых глаз уходил вглубь себя, и Вероника молча поглядывала на него, понимая, что он очень переживает за больного. 
Те дни, в которые у Мэтта были сложные операции, и они проходили успешно, удавались- становились праздниками. После операции  он обязательно звонил. Вероника  сразу же затевала пироги: пекла один с капустой и мясом, а другой  со сладкой начинкой – на свой выбор. Правда, ели их только дети и Мэтт с Семеном, а Вероника с Соней больше смотрели, только иногда отрезая себе по тоненькому кусочку.   Мэтт приезжал с букетом цветов    для Вероники и бутылкой дорого алкоголя к столу. Он весь искрился и лучился. В такие дни он был счастлив. Глядя на него,   Вероника отдыхала душой. В такие дни Мэттт становился немного похож на русского человека – открытого, любящего весь мир и людей.
Мать Мэтта, фрау Гертруда, была владелицей фирмы, издающей книги в Гамбурге. Это издательство досталось в наследство отцу Мэтта  от   родителей, но, так как сам он был профессором и преподавал физику в университете, заниматься издательской деятельностью ему было некогда, и этим стала заниматься фрау Гертруда. У нее это так хорошо получалось, что издательство процветало и стало одним из самых известных в Гамбурге. Здесь издавалась художественная литература, в основном романы известных писателей, но печатались также и начинающие авторы.  Она стала часто в подарок присылать книги для Вероники и Мэтта, иногда присылая очень дорогие издания в кожаных переплетах, которые становились украшением их библиотеки.
 Вероника спросила, как случилось, что родители оказались в Западной Германии, а Мэтт в Восточной. Он рассказал, что их семья жила в Берлине, а бабушка в Потсдаме. Отец в 1959 уехал работать в Гамбург по приглашению старинного университета, с ним уехала мама, а Мэтт временно остался с бабушкой, так как  она отказалась переезжать. После разделения Германии они так и остались жить - родители там, а он с бабушкой здесь. Потом бабушка умерла и Мэтт остался один. Но он с детства был очень самостоятельным, да к тому же здесь были его друзь я- Семен с Соней. А в 1969 году они все трое поступили в университет, стали учиться на врачей, да и переехать в Западную Германию уже стало трудно.
Иногда Мэтт   рассказывал  о Гитлере,  он приводил факты, которых Вероника не знала, например, о том, что   Гитлер был страшным сладкоежкой и мог съесть за один присест неимоверное количество пирожных.   Он закончил всего  4 класса реального училища и  не имел аттестата зрелости.  Гитлер хотел стать художником, решил поступить в  Академию изобразительных искусств в Вене, которую  потом ненавидел,  и был отсеян на втором туре, потому что представленные им рисунки были очень низкого качества.      В самом начале своей политической карьеры  Гитлер был очень скромным и вполне адекватным человеком, хотя однажды сказал фразу: «Что значат сто тысяч погибших немцев, если они погибнут за Великую Германию?» Серьезные люди, как , например  Эрнст Ханфштангль, который многие годы был его личным пресс-секретарем, говорили о том, что у него была самая убедительная позиция  в отношении немецкого самосознания и прав рабочих и нового общества. В двадцатые годы в пивной «Киндлкеллер», где  Адольф Гитлер выступал, набивалось  столько народу, что яблоку негде было упасть, атмосфера в большом Г-образном зале накалялась до предела.
Тогда дар его речи имел ту восхитительную силу, которой больше не было никогда и   ни у кого. У него был потрясающий ораторский дар. В его речи не было того лая и криков, которые выработались у него позже, он обладал потрясающим насмешливым юмором, который не был оскорбительным. Он критиковал кайзера за слабовольность, говорил о патриотизме и национальной гордости, обрушивался на спекулянтов, наживающихся на людском послевоенном дефиците, нападал на евреев совсем не на почве расизма, а за то, что те заполонили черный рынок  и   наживались на горе вокруг них, обрушивался на коммунистов и социалистов    за их стремление разрушить немецкие традиции. Все это находило крайне благодарных слушателей. Гул и звон пивных кружек прекращался, люди впитывали каждое слово, их глаза были прикованы к говорящему, казалось, что люди перестают быть собой и полностью подпадают под колдовство абсолютной веры Гитлера в будущее великой Германии.
Он умел привлечь на свою сторону женщин. В своей речи пользовался теми же фразами, которые употребила бы, например, домохозяйка,у которой недостаточно денег для того, чтобы купить еды для своей семьи. У него был бесценный дар точно выражать мысли своих слушателей.  Аудитория взрывалась финальным взрывом бешеного одобрения, аплодисментами и стуком пивных кружек по столам. Со временем Гитлера стали пьянить  собственные речи перед гигантскими толпами, а использование микрофона и громкоговорителей убило индивидуальность его голоса. Гитлер верил в превосходство германской расы и  постоянно подчеркивал, что истинные германцы - это высокие, белокожие и светловолосые люди.   
Вероника смеялась: «Значит ты, Митя, истинный германец, хотя таковым и не являешься, а Гитлер с его внешностью больше похож на еврея, честное слово». «Да, кстати многие нацисты  в окружении Гитлера могли с большим трудом доказать свое чистокровное происхождение, даже Геббельс» -ответил Мэтт.
 В двадцатых годах нацисты были лишь одной из множества правых радикальных организаций, расцветших в то время в Баварии. На самом деле, за исключением козыря в виде Гитлера, они не были  ни самыми многочисленными, ни самыми влиятельными. Тогдашняя политическая ситуация в  Германии была настолько запутанной, что в ней вряд ли кто мог разобраться. В стране было 32 политических партии, и основной  задачей Гитлера в то время была попытка объединить их и заручиться поддержкой баварского правительства, чтобы свергнуть правительство социалистическое. Проводились бесконечные марши и демонстрации, военные смотры и речи, бряцание оружием, но никаких конкретных мер. Позднее Гитлер был назначен политическим лидером патриотической организации «Немецкий союз борьбы». Нацисты завоевали поддержку во многих слоях общества, и Гитлер был захвачен идеей организовать путч, чтобы  объединить все разрозненные группы в единый фронт для борьбы против правительства.
Был разработан план путча и день для его проведения в пивной «Бюргерброй» и, когда колонна людей, возглавляемая Гитлером и Герингом, маршировала по улице Резиденцштрассе, войска рейхсвера открыли огонь по колонне. Прошел слух, что Гитлер убит, но он остался в живых и только вывихнул плечо. Гитлера увлек за собой на землю погибший Шойбнер -Рихтер -его товарищ по партии, когда падал, он держал его за руку.  «Да, история могла бы пойти совсем по другому руслу, если бы Гитлер погиб тогда»,- задумчиво сказал Мэтт. «Но он не погиб и, придя к власти, стал непримиримым фанатиком, в которого вселился демон. Многие люди из его окружения поняли, что Гитлер со своим движением обманул их, обещал и говорил одно, а получили они нарушение законов, убийство людей без суда и следствия и, в конце концов, концентрационные лагеря».
     Часто Мэтт рассказывал Веронике, как устроено сердце и о методах лечения болезней сердца: «Сердце – это мышечный насос, который обеспечивает беспрерывное движение крови по сосудам. Вместе сердце и сосуды составляют сердечно- сосудистую систему, которая состоит из большого и малого кругов кровообращения. Из левых отделов сердца кровь сначала движется по аорте, затем по крупным и мелким артериям, артериолам, капиллярам. В капиллярах кислород и другие необходимые организму вещества поступают в органы и ткани, а оттуда выводятся углекислый газ, продукты обмена. После этого кровь из артериальной превращается в венозную и опять начинает движение к сердцу. Сначала по венулам, затем по более мелким и крупным венам.
Через нижнюю и верхнюю полые вены кровь снова попадает в сердце, только уже в правое предсердие. Образуется большой круг кровообращения. Венозная кровь из правых отделов сердца по легочным артериям направляется в легкие, где обогащается кислородом и снова возвращается в сердце. Внутри сердце разделено перегородками на четыре камеры».
Однажды Мэтт процитировал знаменитого русского  академика- кардиохирурга М.Амосова: «Деятельность органа определяется работой клеток, жизнь целого организма — функцией органов. Теперь ясно — этого недостаточно. Это действия «снизу вверх». Клетки зависят от поведения организма в целом. Прямые и обратные связи. Поэтому тот, кто хочет понять весь организм, должен одновременно понимать и клетки, и органы, и их системы. Выходит, это невозможно. Или, вернее, можно, но только очень приблизительно. Именно так мы и понимаем. И, исходя из этих моделей, так же приблизительно лечим. Если часто удается, то только потому, что организм — саморегулирующаяся и самонастраивающаяся система, и все неточности нашего внешнего управления она компенсирует сама».
-Вот  как ?- удивилась Вероника, - значит,  все-таки, приблизительно? А мы – то думали!- улыбаясь сказала она.- А ты очень волнуешься во время операции? 
- Нет, во  время операции я совершенно спокоен, а   перед операцией волнуюсь. А больше всего волнуюсь, когда приходится разговаривать с родственниками больных. Всегда тяжело смотреть на их моральные страдания, в их, такие умоляющие, глаза.  Попытки успокоить их редко удаются. А правду говорить не всегда  и не всем можно.
-А когда приходят благодарить за выздоровление?
-А вот это самое трудное - улыбнулся Мэтт,- тут стараешься отбиться от подарков. Денег принципиально не беру, а иногда пытаются сунуть конверт прямо в карман халата. Сейчас у меня все халаты без карманов.
   Его рассказы потрясали. Несмотря на то, что Вероника всегда интересовалась медициной и знала намного больше простого обывателя, таких вещей она, конечно же, не могла слышать нигде. После его рассказов, понимая, какая у Мити сложная и ответственная работа, Вероника  старалась больше заботиться о нем, вкуснее его накормить. Вероника понимала, что Мэтт – это награда   за всю ее горькую жизнь, за слезы, унижения, болезни. Она еще горячее молилась, и просила за него: «Господи, Отец мой небесный, спаси и сохрани на всех путях Твоих   раба Твоего Димитрия,  и пусть будет Твоя Святая Воля, а не моя». 
Она с еще большим усердием старалась благоустроить дом, чтобы он не был похож ни на один из тех, в которых они уже были. Все знакомые и друзья Мэтта, в основном снимали квартиры, редко у кого были свои дома, только у друга Мэтта – еврея Семена Фридмана, который был его   коллегой, и жил с женой Соней и тремя очаровательными детьми в красивом большом доме недалеко от них. У Вероники был хороший вкус от рождения, она умела подобрать цвета, создать уют даже в вагончике на крайнем севере. Тогда она , чтобы было яркое пятно в их  комнатке, застелила кровать ватным одеялом без пододеяльника, верх которого был сшит  из ярко-оранжевого атласа.  А сейчас, имея в своем распоряжении  все магазины Потсдама и Берлина, ей не составило труда обустроить их дом и сделать его по-настоящему теплым. 
Около дома  появились красивые растения, у самого крыльца Вероника   посадила бугенвиллею, она обещала стать украшением сада, если климат для нее окажется не слишком холодным. Средняя температура в Потсдаме  была около 23 градусов летом и от -1 до -3 градусов   зимой.  После волжской полупустыни: горячих, обжигающих суховеев летом, и резких перепадов  температуры зимой, этот климат был просто благодатью для Вероники, но, вероятно, не для любительницы жаркого климата бунгенвиллеи. Она хорошо приживалась в Австралии и Израиле, и вряд ли могла прижиться здесь. Но Вероника все-таки рискнула и теперь ждала, когда же настанет весна и появятся первые почки.

Глава XXIII. Жизнь в Германии

           Вероника с Мэттом много гуляли, они обошли все замки и сады Потсдама, парк Сан-Суси. Были в новом дворце Фридриха Великого, Оранжерейном дворце, Храме дружбы, пили чай в китайском чайном домике. Осмотрели картины в картинной галерее, посетили село Александровку, где любовались русской деревянной архитектурой, а Вероника молилась в  русском храме. После бомбардировки Потсдама 14 апреля 1945 года почти весь город превратился в руины, кроме парков с их замками.  В 1991 году ЮНЕСКО объявит замки и сады Потсдама объектами всемирного культурного наследия, а сейчас Мэтт с Вероникой   смотрели на все с душевным трепетом, радуясь , что живут рядом с великими произведениями искусства и имеют возможность наслаждаться ими хоть каждый день, а ведь многие люди этого лишены. Всего в федеральной земле Бранденбург насчитывается более 350 дворцов и усадеб, которые охотно посещают туристы, кроме того  здесь находится множество природных парков и заповедников, более 300 озер.
          Побывали Мэтт  с Вероникой  и в других городах Германии, осмотрели  музеи Берлина, Франкфурта, Мюнхена.
     Наиболее важными музейными центрами Германии являются Берлин, Франкфурт-на-Майне, Гамбург, Мюнхен и Кельн. Впечатляет Остров музеев в Берлине, где расположены четыре главных музея, на реконструкцию которых после объединения Германии было потрачено около 2 млрд. долларов: Старый музей, Национальная галерея, Пергамский музей и музей им. Боде.

       В Национальной галерее   собрана великолепная коллекция искусства XVIII-XX в. В Пергамском музее хранятся знаменитый Пергамский алтарь и ворота богини Иштар из Вавилона. 
       Много первоклассных музеев находится в Мюнхене. Среди них – Глиптотека (собрание античной пластики); Баварский национальный музей, славящийся своей коллекцией средневекового искусства; Старая и Новая Пинакотека, знаменитые собраниями картин старых мастеров; галерея Ленбаххаус – коллекция работ художников объединения «Синий всадник»; Дом искусства, специализирующийся на экспозиции современного немецкого искусства; Немецкий музей – один из крупнейших естественнонаучных и политехнических музеев мира.

      В Кельне имеются Римско-германский музей, художественные музеи Людвига и Вальрафа-Рихарца, известная коллекция античного и средневекового искусства в музее Шнютгена. Большую ценность представляют собой также Дрезденская картинная галерея и, прежде всего, представленные в ней собрания нидерландской, французской и итальянской живописи; Германский национальный музей в Нюрнберге с его уникальной экспозицией произведений средневековой живописи и прикладного искусства; Музей естественной истории во Франкфурте-на-Майне; а также художественные собрания в Веймаре.
          Вероника впервые соприкоснулась с таким количеством великих произведений искусства. Это приводило ее в  состояние эйфории, иногда от восторга  она даже не могла говорить и только шептала: «Боже, Боже… Велика милость Твоя..».
Только в Германии Вероника узнала, как немцы могут отдыхать и веселиться. Как любят праздники, как долго готовятся к ним и с энтузиазмом празднуют.  В немецком календаре большинство праздников – религиозные. Такие праздники, как масленица, Пасха, Троица, Рождество, которые неофициально праздновали в России. Были в Германии и такие праздники, которые в России не праздновали, например День Трех Волхвов, праздник Тела Христова, детский праздник Святого Николауса. Нерелигиозные- 1 мая день Труда и 3 октября- День немецкого единства.
         Но это капля в море. Потому что, кроме  общих есть масса местных праздников, которые отмечают по выходным дням. Есть праздники леса, сирени, зоопарков, урожая, мельниц, мостов, клубов. Каких только праздников немцы не придумали. Не проходило ни одного выходного дня, чтобы на улицах  не открывали ворота, не выносили и не расставляли длинные столы. Играют оркестры, немцы общаются, пьют пиво, веселятся так, что некоторые из них, от избытка чувств,  взбираются на лавочки с ногами и поют песни.  Улицы преображаются, витрины магазинов сияют, представляя собой произведения искусства.
         Вот, например- юбилей местной газеты или какой-то медицинский праздник. Прямо на улице показывают новые медицинские приборы, можно тут же пройти бесплатное обследование и даже сдать кровь на анализ, проверить давление или слух. На всех праздниках прохожим обязательно раздают подарки- ручки, блокноты, разные мелочи. Можно также попробовать всякие экзотические блюда национальных кухонь, послушать этническую музыку, посмотреть танцы народов мира. Магазины радуют свих покупателей сюрпризами: зайдя в магазин за бутылкой вина, можно выйти оттуда с двумя или тремя бутылками, подаренными вам в честь праздника. В парфюмерном магазине можно получить в подарок флакон дорогих духов.
 
        Среди экзотических праздников есть день защиты гражданских прав гомосексуалистов которых проходит во всех крупных городах Германии, а в Берлине проходит   парад любви.
         В такие дни люди пили много пива и вина. Пьянели, конечно, но откровенно пьяных, валяющихся на улице людей Вероника не видела.
         Вероника с тоской вспоминала праздники в России: пьяные лица, пьяные компании, иногда групповые драки. И как всегда – ни одного милиционера на улице. Они как будто вымирали в это время.

        Однажды в будний день Вероника шла домой мимо кирхи и услышала звуки органа. Войдя внутрь, она  увидела людей, сидящих на деревянных лавках и слушающих живую музыку – на органе играла женщина в синем платье. Вероника тихо присела с краю  и просидела целый час. Орган был очень большой, его величественные серебристые трубы возвышались над ним на 5 метров. У него был грандиозный, гулкий  звук, он подчинял своей воле.   Эхо токкаты и фуги ре минор охватывало Веронику со всех сторон и начинало звучать внутри нее. Из головы мгновенно вылетели все мысли, тело начало гудеть в тон органу, казалось, что внутри Вероники тоже есть серебристые   вибрирующие трубы, а звук опьяняет, как хорошее вино.
          Произведения сменяли друг друга: Гендель, Бах, Моцарт, – их объявляла  ведущая  концерта. Перед Вероникой пронеслись  годы ее юности и то горькое время, когда она боролась за сына,     слезы то появлялись на глазах, то высыхали, она забыла о времени и  делах.
          С этого времени Вероника часто приходила в кирху и слушала концерты, она влюбилась в орган и уже не представляла себе жизни без классической музыки. Мэтт был удивлен, что до приезда в Германию Вероника не понимала и никогда не слушала классическую музыку. «Мне негде было ее слушать, и некогда, долгие годы я просто выживала»,- сказала Вероника.   
Они  стали приходить в кирху  вдвоем, после концерта   шли молча, обнявшись,  долго гуляли. Им не нужно было слов, все было ясно без них: жизнь многогранна и прекрасна,  каждый  много испытал  и стал сильной интересной личностью. Когда говорят, что люди настроены на одну волну, это  про Мэтта и Нику. Много  раз бывало: она только подумает о чем-то, а Мэтт  это произносит. Поначалу этому  «единомыслию» Вероника поражалась.  Потом привыкла, но по-прежнему удивлялась  его   мудрости, умению схватывать суть вопроса. Какого бы то ни было: ситуации, человека, книги...Вероника с Мэттом была самой собой, собой лучшей, естественной и открытой, как никогда. Откровенно высказывала свои мысли и чувства и знала, что всегда найдет теплый отклик и понимание. Этого она не могла позволить себе с русским мужем, а вот смогла с немцем.
Мэтт был для нее примером, он делал ее лучше, умнее, она тянулась за ним, как росток за солнцем. То, что судьба   подарила им друг друга  именно в зрелом возрасте, было благом. Неизвестно, как бы они распорядились этим благом 10-15 лет назад, когда были молодыми и незрелыми.  Чувства переполняли их, они стали понимать друг друга без слов - по взгляду, по вздоху. Это было воплощением мечты о том, чтобы «без слова сказаться душой было можно…». Они часто вместе пили кофе и молчали, а иногда не могли наговориться. Вероника благодарила Бога за эту встречу, она знала, что так будет, чувствовала.
Только для полного счастья ей не хватало сына. Она часто видела сны, где сын был маленьким и ни разу – взрослым.  После них она молилась и просила Бога о встрече с сыном. Это случится через несколько лет. Судьба подарит ей   эту   встречу, и  подарит еще одного ребенка – их с Мэтью дочь.   А пока Вероника купается в любви к Мите и не может надышаться этим воздухом- воздухом счастья, и надежды на встречи – самые главные встречи в своей жизни!





Глава XXIV. Берлинская стена
После возведения Берлинской стены в 1961 году Потсдам, расположенный к юго-западу от Берлина, оказался на границе с Западным Берлином. Это не только отрезало его от Западного Берлина, но и увеличило в 2 раза время в пути до Восточного Берлина. Мост Глинике через Хафель соединил город с Западным Берлином и оказался в центре событий, связанных с обменом шпионами между Западом и Востоком во времена холодной войны.  Мэтту в то время было 9 лет, и он помнил, как строилась Стена и он с друзьями бегал смотреть, как она быстро вырастает. Все эти годы восточные немцы, оказавшиеся в изоляции от мирового сообщества   возмущались закоснелостью политической системы страны, насаждаемой «старшим братом» из Москвы. Но все разговоры происходили «на кухнях». Первые признаки недовольства стали заметны уже в 1985 году с приходом к власти в Советском Союзе Михаила Горбачева.
В то время как в странах Восточной Европы и в первую очередь в СССР в политический лексикон прочно входили такие понятия, как перестройка, демократизация и гласность, в ГДР и думать было запрещено о каких либо "подвижках" в политических и партийных структурах.
Любые печатные материалы, поступавшие из СССР, правительство ГДР было вынуждено или подвергать строжайшей цензуре или вообще запрещать. Естественно это не проходило незамеченным у народа страны. Своеобразным предвестником событий 1989 года послужила данная евангелической церковью диссидентам возможность публиковать свои материалы в газетах, принадлежащих церкви.
Протест  против политического курса правящей верхушки выражался в массовых демонстрациях, митингах и шествиях. Их волна буквально захлестнула страну в сентябре - ноябре. Кризис   правительства ГДР разразился в конце лета. Он был вызван возмущением жителей страны ограничениями прав человека в ГДР. Одним из проявлений ограничений был практический запрет гражданам ГДР выезжать на Запад, в частности, в ФРГ. В начале мая Венгрия открыла границу с Австрией. Это не прошло незамеченным: тысячи людей ринулись через Венгрию в Австрию, а затем в ФРГ.
В конце июля неофициальная статистика зафиксировала безвизовой выезд 150 граждан ГДР, к середине августа поток увеличился до 1600 челове, а к концу сентября количество уехавших составило 25000 . Еще тысячи и тысячи, не желавших возвращаться в ГДР оставались и в Варшаве; они обращались в посольство ФРГ с просьбой предоставить им политическое убежище. Посольства не могли отказывать гражданам ГДР - хотя бы потому, что правительство Г.Коля не желало отступать от позиции, выражавшейся в том, что любой гражданин ГДР имеет право на получение гражданства ФРГ. Посольство ФРГ обязано было оказать поддержку любому обратившемуся в него гражданину ГДР. В октябре 1989 года число выехавших составило 200 тысяч.
     Вечером 9 ноября   года бургомистр Берлина Гюнтер Шабовски объявил по телевидению об открытии пропускных пунктов на границе с Западным Берлином. Тысячи ликующих людей тут же начали штурмовать стену, которая через несколько дней была почти целиком разрушена и разобрана на сувениры.         
     9 ноября вообще почти мистическая дата в германской истории ХХ века. В 1918 году в этот день был свергнут кайзер и Германия была провозглашена республикой. В такой же день 1938 года по всей стране разыгралась кровавая драма устроенных нацистами еврейских погромов, когда ночное небо городов озарялось пламенем подожженных синагог. И вот 9 ноября 1989 года! 
       Стопятидесятипятикилометровая бетонная стена, оборудованная хитроумными ловушками и самострелами, просуществовала 28 лет, два месяца и 27 дней, и была самым известным символом холодной войны и "железного занавеса".
          При попытке пересечь ее в западном направлении были убиты, по разным данным, от 125 до 1245 человек. Первый из них погиб уже через 11 дней после сооружения стены, последний - 6 февраля 1986 года.
 
          Много позже в архивах министерства государственной безопасности ГДР был обнаружен приказ от 1 октября 1973 года, предписывавший стрелять на поражение по всем беглецам, включая детей. 

          Около 75 тысяч человек были осуждены за попытку побега.  О попытках людей перебраться из Восточной Германии в Западную нелегальным путем был снят хороший фильм «Туннель», в котором рассказывается о том, как молодые люди, которые не хотели мириться с железным занавесом, вручную прорыли туннель под пустующим зданием на восточной стороне в западную зону и ночами переводили людей в Западный Берлин. Этот фильм невозможно было смотреть без душевного волнения.
На вторую ночь, 10 ноября, никто не спал. Вероника с Мэттом и друзьями не могли усидеть дома. Они решили проехать на машине к пропускному посту «Чарли» (пропускной пункт между Западным и Восточным Берлином).   
Они были уверены, что их эйфория — ничто по сравнению с той, что испытывают толпы людей, собравшихся у стены. Оказалось, нет. Они ехали по опустевшему Восточному Берлину, видели перед собой освещенные Бранденбургские ворота, но не было слышно возгласов ликования. Не было видно бурно веселящегося народа, в толпе было много пьяных, люди карабкались с западной стороны на стену, а ведь всего неделю назад это могло стоить им жизни. Забравшись, начинали растерянно озираться, явно не зная, что делать дальше. Ведь на гэдээровской стороне стояли полицейские. Хотя в темноте лица нельзя было разглядеть, в фигурах чувствовалось крайнее напряжение.         
         Народу на стене становилось все больше, полицейских стали осыпать оскорблениями, следом полетели пустые бутылки. Неожиданно какой-то парень спрыгнул на пограничную полосу. Полицейские его тут же повязали и выдворили обратно. Через минуту сцена повторилась, а дальше люди уже стали сыпаться вниз как горох. Был момент, когда казалось, что полицейские начнут стрелять.  Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы хоть у одного военного  сдали нервы. К счастью, агрессия вылилась не на полицейских, а на стену. Люди принялись крушить ее, используя все, что попадалось под руку. По стене колотили неизвестно откуда взявшимися кувалдами, кусками арматуры, чтобы  выплеснуть свою ненависть.
Друзья увидели растерянных, нерадостных людей. Берлинцы словно очутились в безвоздушном пространстве. Законы перестали действовать, и никто не знал, чем все это может закончиться. Отсюда и такая противоречивость чувств, охвативших людей: счастье, тревога, полная растерянность..., потому, что   граница между свободой и анархией оказалась гораздо более зыбкой, чем  хотелось бы думать. Если вакуум, возникший в результате кончины старого порядка, немедленно чем-то не заполнить, свобода неизбежно обернется анархией и хаосом.
 В Берлине этого не случилось только потому, что восточные немцы точно знали, чем заполнить образовавшуюся пустоту: на смену ГДР должен был прийти благополучный Запад, который они видели по телевизору, поэтому за ночь тысячи восточных немцев перебрались на Запад, поскольку боялись, что границу могут в любую минуту закрыть. Но Мэтт, Семен и Виктор, именно поэтому, приняли решение не пересекать границу. У всех   здесь, в Восточной Германии,  были дети, дома. Никто не хотел проблем. Утром они   вернулись, Мэтт   с Семеном ушли в госпиталь, Саша с Виктором уехали к себе.   Позже им рассказали, что  в небольшом торговом центре неподалеку от Курфюрстендамм люди спали прямо на полу, какой-то мужчина прилег у входа в магазин электроники, уютно завернувшись в американский флаг.                Утром толпы гэдээровцев — их легко было узнать по характерным нейлоновым курткам — стали осаждать «Макдоналдс» рядом с «Банхоф-Цоо». В городе выстроились огромные очереди за так называемыми «приветственными деньгами», которые выдавались восточным немцам, приезжавшим в ФРГ. Канцлер Гельмут Коль, проявив недюжинный тактический талант и прозорливость, распорядился предельно упростить процедуру выдачи этих небольших сумм. Он боялся, что тысячи восточных немцев, оказавшись без гроша в кармане перед витринами шикарных западных магазинов, озвереют — и начнутся погромы.
     В это же самое время произошли большие перемены в Польше, Болгарии, Чехословакии. В августе 1988 года   в Польше  начались забастовки. Был выбран парламент, в котором коммунисты получили меньшинство, хотя по всем договоренностям должны были получить большинство.
     Во времена СССР Болгария была наиболее близкой Москве. Ходили разговоры о превращении ее в шестнадцатую союзную республику. Возникла поговорка: "Курица не птица, Болгария - не заграница". Произошла отставка Т.Живкова. Болгарская компартия была переименована в социалистическую, провозглашены многопартийность и либеральные свободы.
 
      28 ноября генеральный секретарь ЦК Компартии Чехословакии  Милош Якеш покинул свой пост, его сменил считавшийся либералом Карел Урбанек.
29 ноября парламент Чехословакии отменил статью конституции о руководящей роли компартии.
       Звонили родители Мэтта из ФРГ, рассказывали, как жители Западного Берлина приветствуют людей из Восточной Германии в момент пересечения Checkpoint Charlie, спрашивали об их планах.
Вероника с тревогой смотрела на Мэтта, ожидая, что   он все-таки решится на переезд в ФРГ, к своим родителям. Но Мэтт, горячо обсуждавший все события, происходящие в стране, с Семеном, ничего не говорил о переезде. Своим родителям сказал, что его профессия лечить людей, а не заниматься политикой. Все, что происходит, не может оставить его равнодушным, но бросать  свой дом, срываться с нажитого места      он даже и не думает. Хотя, очень хотелось бы чаще видеться и быть по-настоящему свободным человеком.
1 Наступил 1990 год. В соответствии с решением Народной палаты, официально ГДР присоединилась к ФРГ 3 октября 1990 года. Произошло событие, которое многие немцы считали   делом далёкого будущего - Германия стала единой.
         Наиболее точными эпитетами, отражающими темпы процесса объединения, будут, пожалуй, следующие: спонтанный, молниеносный, непредсказуемый ,бурный.   Среди основных факторов, благодаря которым это присоединение стало возможно, называются факторы внутренние и внешние. Внешний фактор - это позиция СССР, будь она в данном вопросе иной, то возможность столь скоропалительного и по историческим меркам мгновенного присоединения одной страны к другой была бы, по мнению многих историков исключена. Внутренним фактором является кризис в самой ГДР, с фатальной неизбежностью предопределивший аншлюс ГДР к ФРГ.   
       Сразу же после вступления в силу договора  о создании Экономического, Социального и Валютного союза с ФРГ, уже 1 июля, у банков, сберегательных касс, а также почтовых отделений выстроились огромные, бесконечные очереди: люди стремились поменять деньги. Открытия центрального банка Потсдама ждали  тысячи человек. Hа улицах царило по-настоящему праздничное настроение: люди отмечали обмен денег шампанским и вином, а водители автотранспорта отметили это знаменательное событие единым дружным гудком. Мэтт с Вероникой тоже были  в банке и смогли поменять все свои деньги на новую валюту.
-Теперь мы сможем, когда захотим, увидеться с моими родителями,- радовался Мэтт,  - а они смогут в любое время приехать к нам.
- Давно уже пора нам познакомиться, а не общаться по телефону,- сказала Вероника.
Вскоре раздался телефонный  звонок, и родители Мэтта сообщили о дне приезда. Мэтт сказал, что они остановятся в гостинице, но Вероника даже слушать не захотела. «А зачем у нас три комнаты для гостей на втором этаже?» -спросила Вероника, -они нас совсем не стеснят, и потом, я должна показать свекрови –какая я хозяйка». Мэтт не нашел аргументов для возражений.
Вероника вычистила дом до блеска, Мэтт помогал, как мог. Долго думала, что же приготовить к обеду. Хотелось бы приготовить русские традиционные блюда и удивить родителей. Но,   выбирая между пельменями, блинами, котлетами и борщом, Вероника все- же решила не рисковать в первый день и   приготовила очень популярное у восточных немцев национальное польское блюдо Бигош (бигос) из тушеной квашеной и свежей белокочанной капусты с добавлением разных видов мяса, копченостей и грибов, из новых блюд  -  салат из рукколы и желе из языка, а на десерт испекла   традиционный штрудель со свежими вишнями. Мэтт купил какое-то особенное вино в красивой квадратной бутылке.
      Они встретили родителей на вокзале. Вероника очень волновалась, и когда из вагона вышла солидная пара – красивый высокий, моложавый мужчина и, под стать ему женщина в очках, Вероника  по-русски поцеловала родителей Мэтта в обе щеки    и вручила  фрау  Гертруде красивый букет. Они привезли их в свой дом и, после небольшого отдыха,  сели за стол.
      Первым поднял бокал отец и сказал: «Мэтью, хочу сказать, что мы с мамой очень часто мечтали о таком семейном обеде, но даже не надеялись, что ты созреешь для семейной жизни до 40 лет.  Тем более ты удивил нас, когда сообщил, что строишь дом, а жениться собираешься на русской девушке. Ну а теперь, когда мы увидели очаровательную Нику, ваш красивый дом  и твои счастливые глаза, мы спокойны за тебя и твое будущее». Фрау Гертруда всплакнула от счастья и обняла Веронику «Девочка моя -, сказала она,- ты не поверишь, но я  плачу второй раз в жизни. Первый раз я плакала, когда  Мэтью объявил нам, что вместе с Семеном идет защищать Израиль – от горя, а сейчас плачу от счастья. Вы прекрасная пара, я уверена, что вы будете счастливы».
     Родители пробыли в Потсдаме пять дней. Перед отъездом Вероника все-таки накормила их и Мэтта блинами, и сделала их   с разнообразными   начинками: сметаной, медом, икрой, рыбой и грибами. Когда все сели за стол, Вероника сказала, что  когда-то славяне верили, что, съедая румяный горячий блин, который символизировал солнце, они наполняются божественной энергией, силой и здоровьем, которых должно хватить на весь предстоящий год, чего и пожелала родителям и Мэтту.
      Родители с удовольствием наелись блинов и обещали приехать   на их венчание в декабре.
 
          Вскоре Мэтт купил книгу Владимира Буковского о падении Берлинской стены. Они с Вероникой с интересом прочитали в ней:  «…Это никак не было для нас неожиданностью. Было понятно, что Горбачев со своей перестройкой не может многого добиться на Западе, если эту стену не уберет. Тем более, что примерно за год до того президент Рейган воззвал к нему: "Господин Горбачев, уберите эту стену", - сказал он, выступая в Берлине. И в общем было понятно,
что этот вызов надо принимать.

     Я думаю, в Кремле и так понимали, что без решения вопроса о Германии им улучшения отношений не добиться, и вряд ли поверят в искренность всей их перестройки и гласности, если они этого не сделают. Было несколько вещей, которые им надо было сделать: убрать войска из Афганистана, отпустить Сахарова и политзаключенных, пересмотреть свою политику в психиатрии, которая вызывала большой протест на Западе, и убрать Берлинскую стену.       Всё это они и сделали постепенно.

     Удивительно было другое в этом. Мы смотрели всё это по телевидению и понимали, что что-то пошло не так.   Потому что, конечно, советские открыли бы границу в Берлине, но они ввели бы визовый режим, они бы всё это отрегулировали. Как выяснилось много позже, так оно и было. Была ошибка, в результате которой об открытии прохода в Западную Германию объявили по телевидению на сутки раньше, чем было надо. Это была чистая ошибка одного из членов восточногерманского Политбюро. И в результате толпа хлынула и снесла все преграды, а вместе с этими преградами и ГДР. Что нам было понятно: если будет бесконтрольный проезд из одной Германии в другую, то ГДР не останется.

        Ну, в общем всё шло довольно хорошо. 89 год, затем 91, который прикончил Советский Союз - всё довольно хорошо шло. Конечно, далеко не всё мы могли заранее предвидеть. Скажем, августовский путч 91 года был немножечко неожиданным. И не совсем было понятно, кто это делает - сам Горбачов делает это, только дистанцируется от исполнителей, или действительно, они это по собственной инициативе делали... вот это было не совсем нам понятно. Но что эти события неизбежны, что рухнет коммунизм, что кончится Советский Союз, мы это все понимали.

          То, что дальше происходило, было уже совсем не так, как мы хотели. Мы-то предполагали, что по окончании коммунистического режима, 73 года уничтожавшего наши народы, будет суд над ними. Будет суд, наподобие Нюрнбергского, в Москве, где все их преступления будут вскрыты, опубликованы, и где будет вынесен вердикт по поводу коммунистической системы. С полным анализом того, как она произошла, что мы, люди, сделали не так, в результате чего она могла возникнуть. Вот этого ничего не произошло. Отсюда и все несчастья.

           ...Если бы всё было, как мы предлагали, был бы суд над коммунистической системой, наподобие Нюрнбергского, всё пошло бы иначе. Были бы процессы люстрации, номенклатуру убрали бы с позиций власти, и развитие было бы совсем иным. Поскольку этого не сделали, и засевшая везде номенклатура не дала этого сделать, всё пошло совсем не так. В результате не возникло ни демократии, ни рыночной экономики».

Глава XXV.  Венчание

          Проводив родителей, Мэтт с Вероникой долго гуляли и   Вероника простудилась, потому что надела легкие туфли. Вечером она почувствовала недомогание. Поднялась температура, появился озноб. Дальше Вероника смутно помнила, как Мэтт поил ее, раздевал, одевал. Впервые в Германии Вероника так серьезно заболела. Появился кашель, хрипы в бронхах. Это мучительное состояние длилось две недели. Оказалось, что у нее  бронхит. Мэтт сам делал ей инъекции антибиотиков, готовил отвары трав, поил горячим молоком с медом. Кашель был   мучительным,  иногда Вероника кашляла часами, а Мэтт сидел рядом и причитал, как старая сиделка: «О! майн гот, майн гот!». Уже через день   у Вероники  от кашля болел живот, ребра, грудная клетка. Вероника, напившись горячего молока, ложилась, рядом с ней ложился Мэтт. Она прижималась к нему, горячему, как печка, спиной и блаженно засыпала. 
      В конце концов, они сообща победили болезнь. И, когда  Вероника почувствовала себя совсем хорошо, Мэтт устроил праздничный ужин - красиво накрыл стол, зажег свечи. Приготовил Веронике ванну, набросав в воду лепестки роз. После того, как они сели за стол – достал маленькую коробочку. В ней оказалась золотая брошка в виде розы на длинном стебле. Вероника взяла в руки брошку, и заплакала. Мэтт бросился ее утешать. Он не мог понять причины этих слез. Потом, уже успокоившись, поужинав, они разговаривали, шутили и дурачились. Во время болезни Вероники они не были близки и, обняв ее, Мэтт сказал: «Простой немецкий парень хотел бы получить небольшую сатисфакцию за свои труды». Вероника ответила: «Размеры моей благодарности будут безграничны, в пределах разумного». Потом Мэтт часто вспоминал, как Вероника заплакала и говорил: «Русскую душу не  зря называют загадочной. Вместо смеха – слезы. Оказывается - от радости». Вероника добавляла: «И от страха, что эта сказка может кончиться».
17 сентября Веронике исполнялось 35 лет. Мэтт был на 3 года старше. До дня рождения они никак не могли подготовиться к венчанию и совместить два этих события, поэтому  решили день рождения отметить вдвоем в ресторане - так полюбившемся  им, на  Фридрихштрассе, в котором Вероника  с Мэттом были первый раз. Утром, еще с закрытыми  глазами, Вероника почувствовала божественный запах – на прикроватной тумбочке стоял букет роскошных белых роз и лежал красивый футляр. Она потянулась к футляру, но  Мэтт обнял ее сзади и повернул к себе. Он целовал ее так нежно, так страстно, что она забыла о футляре и розах… В футляре оказалось колье и серьги из изумрудов с фианитами.    Вероника смутно представляла себе их цену, но знала, что это очень дорого, она с обожанием посмотрела на Мэтью  и обняла его. Они поехали в магазин и купили ей вечернее платье изумрудного цвета  из бархата, а по дороге забрали из магазина «оптика» заказанные контактные линзы зеленого цвета. Сочетание зеленых глаз, каштановых волос Вероники с платьем и украшениями было ошеломляющим. Когда вечером она спустилась в холл к ожидавшему ее Мэтту, она выглядела как хрустальная рюмочка в красиво облегавшем фигуру платье, как бриллиант в дорогой оправе, достойный такого сопровождения  - Мэтт тоже был очень красив в темном смокинге и белоснежной рубашке, высокий, стройный, с густыми блестящими волосами соломенного цвета,  и сумасшедшими влюбленными глазами.
В ресторане  они весь  вечер  танцевали.  Все смотрели на них и  улыбались, всем было понятно, что они просто созданы друг для друга.  Мэтт, в соответствии с немецкой традицией, незаметно положил Веронике в бокал с шампанским  золотое кольцо с бриллиантом. Когда она захотела пригубить шампанское,  то увидела кольцо в бокале и у нее   от изумления расширились глаза. Мэтт сказал, что Вероника его жена перед людьми, а теперь он просит ее  стать его женой перед Богом.     Вероника торжественно согласилась. И они начали готовиться к венчанию.
День венчания они назначили на 20 декабря. Сообщили родителям Мэтта, родным Вероники и всем друзьям. Купили светло серый, тонкой шерсти, костюм для Мэтта, и светло-серый  костюм из атласа, отделанный кружевами ручной работы для Вероники. Хотя, по немецкой традиции, жених не должен видеть платья своей невесты до венчания,   наши молодожены были современными людьми, и Мэтт смотрел на примерки свадебных платьев   сквозь пальцы, и, когда Вероника вышла из примерочной в этом костюме  - с вышивкой, которая с плеч спускалась на лиф и рукава и узкой юбкой до середины колена,  он вскочил с диванчика, на котором сидел и пил кофе, и сказал: «Это то, что надо».
     Они купили кольца, пригласили пастора и заказали   украшения для  дома. После того, как их обвенчает пастор, вместе с гостями они поедут в ресторан, и там будут гулять до утра. Хотя это знаменательное событие должно было произойти в жизни Мэтта и Вероники впервые, они не волновались и смотрели на это как бы со стороны. Гораздо более взволнованными во время венчания выглядели родители и Соня с Семеном. А Мэтт с Вероникой не могли наглядеться друг на друга в своих новых нарядах, они были по настоящему счастливы.  Когда Вероника с Мэттом одели друг другу кольца и прозвучали последние слова пастора, молодые обнялись и так стояли некоторое время, не в силах разомкнуть объятия. Это было сильнее слов и клятв.  Приглашенный профессиональный фотограф сделал такие красивые фото, что их можно было  поместить в какой-нибудь журнал для рекламы свадебного обряда. Особенно нравилось Веронике фото, где они с Мэттом сидели: Вероника держала в руках  небольшой букет из роз редкого цвета: коричневых, как бы плюшевых, а Мэтт обнимал ее со спины. Оба улыбались.
          После венчания родители Мэтта останутся в их доме на неделю -  они взяли  отпуск   для встречи со своими друзьями, которых оставили здесь после переезда в Западную Германию, а Вероника с Мэттом поедут  в свадебное путешествие в Чехию. Эту поездку им подарили родители Мэтта. Близкие Вероники не приехали, никто не смог,   им не на что было ехать. Вероника обещала маме приехать после венчания  в Волгоград. Она с тяжелым сердцем думала об этой поездке. Она не была дома уже три года. Очень скучала по родным, часто думала о них и представляла, как они встретятся. Но мысли эти были не очень радостными.   
        Шел уже 1991 год, после прихода к власти в Союзе  М.С.Горбачева   жилось ее родным очень трудно. Не было элементарных вещей – мыла, пуговиц, ниток, была введена талонная система на продукты. Как сказал Уинстон Черчилль: "Капитализм - это неравное распределение блаженства, социализм - это равное распределение убожества".
       Вероника отправила родным несколько посылок, составила целый список подарков, но все привезти она, конечно, не могла. Мэтт не мог поехать с ней, он и так отложил две операции из-за их поездки в Прагу, да и финансы у них уже пели романсы. Если бы не подарок родителей, они даже не смогли бы поехать в свадебное путешествие- это была роскошь для них. Однажды, когда Мэтт сидел, задумавшись, Вероника спросила его: «О чем ты думаешь?» Он ответил: «Как заработать много денег!». Вероника знала, что его друг Семен Фридман играет на бирже и зарабатывает приличные деньги. «Ты думаешь о бирже?» -спросила Вероника -Нет,   я не смогу, у меня нет такого аналитического ума, как у Семена. Я умею только лечить больных». Вероника чувствовала, что Мэтт что-то задумал, но даже представить не могла, что ему придется перенести. Но предотвратить Вероника ничего не могла. Да и сейчас было не до этих мыслей: ее закружила подготовка к венчанию, она была по-настоящему счастлива и не хотела думать ни о чем другом.
  В августе 1991 года Вероника услышала ошеломляющую новость о государственном перевороте в Союзе Советских Социалистических Республик, затеянный Янаевыми-Павловыми-Крючковыми, который с треском провалился.   Ум, честь и совесть нашей эпохи, она же — КПСС, ушла в небытие. Все каналы радио и телевидения говорили об одном и том же и показывали Красную площадь, на которой стояли танки. Вероника сидела у телевизора и говорила одну и ту же фразу: «Это невероятно, невероятно!». Она вспомнила, как совсем недавно  ее принимали в КПСС, нашла свой партийный билет, который теперь становился раритетом, опять смотрела телевизор  и  не могла поверить своим глазам. Когда шок немного прошел, у Вероники заныло сердце, она подумала о родных, которые были вынуждены жить в этом хаосе, в стране, где никто не мог бы с уверенностью сказать, что там будет завтра. А «завтра», то есть, всего через несколько месяцев, Союз Советских Социалистических Республик перестал существовать, а на свет родилась страна со своим исконным названием Россия.
         Вероника часто звонила домой, спрашивала, как они живут, что у них происходит.  Брат рассказал новый анекдот: «Теперь у них был очень популярен вопрос: «А где ты был девятнадцатого августа?» Светлое будущее, о неизбежности которого так долго говорили большевики, не наступило. Вероника вспомнила, что на стене их дома в Волгограде была надпись крупными буквами красной краской: «Это поколение советских людей будет жить при коммунизме». А что такое коммунизм, спрашивала маленькая Вероника. Ей отвечали: « Это труд по способностям, а  вознаграждение по потребностям». И опять было непонятно: значит можно работать мало, а получать много? А кому можно мало работать? На все эти вопросы она ответила себе, когда выросла. Мало работают партийные руководители, а имеют все, что хотят. Много работают рабочие, а получают только часть зарплаты. Часть у них забирают официально, в виде налогов, а часть просто недоплачивают. 
     Прошло восемь месяцев. Первого апреля 1992 года возобновилось движение электричек (S-Bahn) между Берлином и Потсдамом, и Вероника с Мэттом поехали в берлинские магазины  за покупками. После магазинов  зашли  в   кафе "Кранцлер" на улице Курфюрстендам, где Веронику с Мэттом  накормили  маленькими мясными кёнигсбергскими биточками и вкусными пирожными.
 Из Берлина они приехали, увешанные пакетами с обновками. Дома Мэтт еще раз примерил несколько кашемировых пуловеров с брюками свободного покроя, выбирая одежду на завтрашний день, а Вероника все свои обновки разложила на полках в огромном шкафу. Она не любила дома снова все примерять. Любую вещь она сразу ложила на только ей предназначенное место до того момента, когда она понадобится. Утром Вероника мгновенно решала, во что одеться,   глянув за окно и на термометр. Но в  этот раз Вероника не удержалась и примерила очень дорогие обновки: длинное светлое демисезонное пальто из шерсти альпака и такого же цвета сапоги из тонкой кожи на высоком каблуке. Приложив к лицу шарф, окрашенный в плавно переходящие друг в друга  волны: от светло-бежевого до золотисто-коричневого цветов,  она осталась очень довольна. Одежда стройнила ее и делала еще выше ростом. Осталось купить только сумку и перчатки в тон. Вероника решила, что они будут светло-коричневого цвета.