Фанфик про Токио Хотел - записки Тома

Мой дом
Я довольно долго бродил по узкому коридору, открывая одну дверь за другой, но никак не мог найти своего брата. Он как будто сквозь землю провалился.
Дотошный запах сигарет еще чувствовался в комнате моего отца. И редко проветриваемое помещение как-то сразу напомнило мне дедушкин дом, со старой мебелью и истертыми, пожелтевшими обоями. Казалась бы мимолетное воспоминание, но на лице сразу появилась едва уловимая улыбка. Оказывается, ассоциации бывают и такими…
Исчерпав свой лимит пребывания в деревне, я сразу же засобирался уезжать. Но одно меня удерживало в этом доме несбытных мечт - я до сих пор не сумел поговорить с Биллом. Он как будто нарочно избегал серьезного разговора, временами даже вел себя как обиженный подросток. И мне, конечно, не доставляло удовольствия, выслушивать его истерики. Но что поделать, это был мой братский долг, мое обещание матери перед отъездом из Магдебурга. И я просто никак не мог отказаться от него.
К вечеру я все-таки застал Билла в столовой. В это время он, кажется, ужинал, не то обедал, а может и завтракал. Во всяком случае, я не собирался читать ему нотации о здоровом образе жизни. Он слишком взрослый для этого, да и мнение старшего брата, по-моему, парня совсем не интересует.
-Привет, - слегка улыбнулся я, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
-Чего надо? – буркнул он.
«Ну, хоть что-то», - подумал я.
-Извини, конечно, что отвлекаю тебя от приема пищи, но разреши спросить…
-Том! Разговаривай нормально, ладно.
-А я что делаю?
Недоумение застыло на моем лице.
-Да ну тебя, - отмахнулся он. – Давай быстрей выкладывай, чего ты хотел у меня спросить и вали!
-Что это за слова «выкладывай», «вали»? Ты же хороший мальчик, а не какой-нибудь оборванец.
Билл по-женски закатил глаза, и сразу же вывалил на меня целый ряд претензий, который я, будучи еще в Берлине, не стал бы даже слушать:
-Правильно папа говорил, ты зажравшийся жлоб! Ничего не видишь, кроме этой своей работы и культурного поведения. Элита, блин. А, знаешь, мне плевать на тебя и на твое культурное поведение! Я говорю и делаю то, что я хочу! Понятно?
-Абсолютно, - удостоверил его я. – Но только заруби себе на носу, братишка, я уеду отсюда только с тобой. И никакими провокациями ты меня не испугаешь.
Я не желал дальше продолжать этот разговор, который постепенно переходил в «разбор полетов». И я в этом разборе по участи случая оказывался проигравшим.
Только сейчас я стал понимать, как сильно Билл похож на Симону; те же раскосые глаза, которые в ярости, порой, обжигали мне сердце, тот же сладковатый голос, который Билл старательно прятал, почему-то так сильно боясь моего умиления.
Поднявшись на второй этаж, я еще пару минут искал свою комнату. Столько однотипных дверей и проходов, что голова чуть не закружилась. Наверное, отцовский дом уже изжил свой срок вдвое. Не одно поколение нашей семьи вырастило это поместье, и теперь, казалось бы, оно вышло на заслуженный отдых. Но Билл буквально вдохнул в эту рухлядь жизнь, хоть тускнеющий, но все, же лучик света и свежести. Местами среди антиквариатного хлама виднелись руки мастера; картины, живые, написанные акварелью, цветы, вазы, небольшие сувениры с разных городов. В общем, если Билл за, что-то брался, то он доводил это дело до конца. И даже этот старый, прогнивший насквозь дом он сумел превратить в уютное гнездышко для небольшой семьи; себя и отца.
Наконец-то я оказался в своей почивальне. Не думал, что спустя семь лет здесь ничего не изменится. Однако обстановка уже не так сильно угнетала, как раньше. Наверное, сказывался возраст и непринужденность, с которой я осмысливал свое пребывание здесь, в Лойтше.

Мама – что-то общее.
Проснувшись рано утром, я быстро надел спортивную форму, обулся и вышел во двор. Погода была прекрасная, правда солнце светило не так ярко как обычно. Пробежав несколько кругов вокруг поместья, я решил сбавить темп и пройтись пешком. За столько лет я так и не сумел забыть, как много боли принесло мне это место. Может, для простого обывателя оно не покажется столь гнусным, каким я считал его, будучи подростком, накануне своего отъезда в Берлин. Но для того мальчика с дредами Лойтше навсегда останется нежелательной страницей его биографии.
Свернув возле веранды с цветами, я вышел в огромный по здешним меркам сад. Плакучие ивы, высаженные вдоль дорожки к фонтану, не смотрелись так уж мрачно, как описывал дядя Йозеф. А сам фонтан выглядел довольно мило, не смотря даже на свой солидный возраст и долгую историю.
Я как-то невольно улыбнулся, услышав знакомое шарканье, и сразу подумал о Билле.
И столь же знакомый голос не опроверг моих предположений:
-Ты так долго уже бегаешь. Не проголодался еще?
-Вчера ты не проявлял такой заботы, - повернувшись к нему, ответил я.
С лица Билла, к моему удивлению, сошла былая неприступность, и я вновь увидел перед собой родного, до безумия любимого мною брата.
-Ты, наверное, и забыл какой сегодня день… - опустил голову он.
-Нет, Билл, я все помню, - подошел к нему я. – Действительно, я уже нагулял аппетит. Пойдем?
-А я приготовил твою любимую рыбную запеканку, - с гордостью заявил он.
-У меня уже слюнки потекли….
Тот день на самом деле был особенным; прошло семь лет со дня смерти матери. Уже позже я узнал, что каждый год в этот самый день Билл готовит обед на четырех человек, хотя почти каждый год сидит за столом один. Для отца четвертое августа перестало существовать вовсе. К сожалению, он так и не сумел отойти после такой утраты.
Пройдя в гостиную, я сразу понял, что Билл постарался на славу; большой, длинный стол был полностью заставлен всевозможными блюдами, приготовление которых занимало уйму времени. А все свои рецепты Билл держал в глубочайшей тайне.
Однажды, Тете Мария, жена дядя Йозефа, попробовав рыбную запеканку Билла, была настолько поражена столь изысканным вкусом это хитроумного блюда, что горела любопытством узнать способ его приготовления, но Билл даже перед ней не сжалился. Держа на лице нескромную улыбку, он ответил категорично «нет!».
Прошел, наверное, целый час, прежде чем мы снова заговорили. Вот раньше нам вовсе не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Наверное, с годами братская связь слабеет…
Первым разговор начал Билл, при этом в его голосе так и читалась напряженность:
-Ты ведь скоро уезжаешь?
Он тревожно отвел взгляд от моего лица, хотя прежде так нарочито разглядывал его.
-С чего ты взял?
-А как же эта твоя работа? – с не подходящей к его характеру ненавистью выговорил он.
-А ты так и не избавился от привычки отвечать вопросом на вопрос, - вздохнул я. – Все  важные дела я отложил, а мелкими исками занимается Луиза. Она, между прочим, тоже хороший адвокат. Всегда помогает мне, если я сильно перегружен. Даже, порой, подумываю включить ее в совет директоров. Но это на тот случай, если меня назначать генеральным, а мое место освободится. Планы, конечно, наполеоновские, но, я думаю, мы с Луизой справимся.
-Ты так говоришь, будто я знаю эту твою Луизу.
-Я просто думал, что тебе будет интересно узнать хоть что-то о моей новой жизни.
-Том! – всплеснул руками Билл. – Тебе всего двадцать пять, а ты разговариваешь, как шестидесятилетний сноб. Я, конечно, рад, что тебе так повезло в жизни. Но просто….
Билл тяжело вздохнул.
-Что просто?
-Я думал, что ты приехал, потому что сожалеешь.
-Сожалею?! – недоумевающее посмотрел на него я. – Но о чем? Разве я перед тобой провинился?
-А думаешь, что ты белый и пушистый?! – вскрикнул он. – Тебя не было здесь семь лет со дня смерти матери. И вот глядите-ка заявился такой весь успешный, богатый.
-А знаешь, почему я уехал? – не сдержался я.
-Ну, почему?
-Да, потому что с вами невозможно жить! – накипевшая злость вырвалась наружу. – Один – все состояние промотал на казино и выпивку, другой – постоянно истерил из-за своей никчемности.
-А мама? – укоризненно посмотрел на меня Билл. – Мама то в чем перед тобой провинилась?!
-Мама? – повторил я. – Ни в чем….
Я опустился на стул. Мне стало так стыдно за свои слова, что все внутри просто пылало.
-Вот-вот, - проговорил Билл. – Ты просто эгоист, самый настоящий эгоист. Все для тебя плохие, один только ты ангелочек.
Билл тоже опустился на стул, тяжело вздохнул и продолжил:
-Уезжай лучше отсюда, братец. Семь лет как-то без тебя жили и еще проживем.
-А ты? – уже отчаявшись, спросил я.
Мой брат внезапно замолчал, вероятно, он тогда обдумывал, что ему ответить. В этом был весь Билл; он так не любил меня огорчать, хотя это получалось у него с завидной периодичностью; он так ненавидел ссоры, хотя скандалил из-за каждого пустяка; он обладал чуткой душой художника, но при этом не скупился в выражениях.
Пятиминутное раздумье подошло к концу, и брат порадовал меня своим голосом:
-А я поеду с тобой, но только при условии, если ты оплатишь для папы курс лечения у психотерапевта и наймешь ему частную медсестру.
-Поедешь? – переспросил я. – Ты не обманываешь меня?
Я не верил своим ушам; мир будто перевернулся подо мной, а я как старый маразматик все кивал и кивал проносящемуся мгновению.
-Зачем мне это? – ответил он. – Так ты согласен?
Стоило ли спрашивать – ты согласен? Ведь брат отлично знал, что когда то я, клянувшись ему в преданности, обещал всю жизнь исполнять любую его прихоть, вступать в любую авантюру.
-Для тебя все, что угодно, Билли, - улыбнулся я, осознав свой триумф. – Все, что угодно! – Его взгляд в ту минуту, наверное, надолго сохранится у меня в памяти.
Он смотрел на меня гордо, величаво, но в ту, же секунду со страхом и настороженностью. Он улыбался, но в душе зверски рыдал и плакал…