Субъективная социология о жизни и смерти общества

На духовном уровне советский строй обрушил именно избыток материализма, победившего в актуальных ценностях большинства. Полученная на краткий момент свобода была воспринята нами как свобода  «прибарахлиться». Но, как только мы обратились в эту сторону, мы решительно стали другими, и явственно заняли в ходе Мироздания то место, которого оказались достойны – место мелких и малоприятных существ, значительно отличающихся от наших выгодных представлений о себе как «субъектах жизни». Мы уже превратились в каких-то тараканов, и продолжаем мельчать.
Мы и сегодня идем «зарабатывать», вместо того чтобы задуматься о своем достоинстве и судьбах. А между тем понятие «заработка» почти потеряло свой смысл.
Мы уже не замечаем, что заработки становятся все меньше, и они все менее гарантированы. Мы прячем головы в песок, заползаем в свою нору и старательно не воспринимаем того, что происходит снаружи нее.
У Киплинга есть жутковатый рассказ о «городе мертвых» в Индии, которые пережили клиническую смерть, но умерли социально. Их отвергли. Они живут в норах в песчаном кратере вокруг колодца, изгнанные из своих общин и отовсюду. Но страшнее всего то, что они умерли и друг для друга. Не видя друг в друге людей, тем самым они совершают душевное самоубийство. Это предельный распад социальности.
Мы сегодня становимся похожи на них. Гибель страны 20 лет назад стала для нас клинической смертью, из которой вышли не все. Но большинство все-таки вышли и обнаружили себя в зазеркалье. Общество, из которого оказался изгнан каждый – «Общество наоборот». Общество, где благополучие и успех определяется движением не к центру, а от центра.
Насколько мы примем это, согласимся с этим, настолько мы сами убьем себя. И даже имен от нас не останется…