Глава 25. Белое платье и Атос

Глава 24. «Малыш, прости. Я тебя никогда не забуду». http://www.proza.ru/2012/01/06/1911

Мария Дмитриевна как обычно разбирала письма и подготавливала папку с входящими документами за каждый день. Она зарегистрировала письмо из округа, открыла конверт и прочла его. Письмо из округа было подписано полковником, он практически возмущался
работой начальника склада Виктора Викторовича, в письме  были указаны исходящий и входящий регистрационные номера с датой.
   Она показала письмо Аньке и спросила:
— Что делать будем?
— Я его не видела и не читала. Вы мне это письмо не показывали, — ответила спокой-но Анька.
       Мария Дмитриевна отнесла начальнику две папки с письмами, входящими и исходящими, и вернулась в кабинет.
    После обеда начальник открыл дверь кабинета, где работали Мария и Анька, и  крайне недовольным тоном сказал Аньке:
— Пойдём ко мне.
     Анька пошла следом за начальником, он сел за свой стол, Анька закрыла дверь, и он её спросил:
— Ты что наделала?
— А что я сделала? — спросила Анька.
—Мария не давала тебе письмо? — заинтересовано спросил  начальник Аню.
— Какое?
— Да вот на, полюбуйся, — не со злобой, а с обидой в голосе произнёс Виктор Викторович.
Анька взяла письмо, прочла, словно в первый раз его видит, и сказала начальнику:
— Вы же в курсе всего происходящего.
— Почему ты меня не предупредила? Я же подписал то письмо, не глядя, а ты его отправила.
— Извините, пожалуйста меня.  Если бы я предупредила, Вы бы не подписали.
— Получается, я сам на себя и на своих подчинённых жалуюсь в округ. И что теперь?
— Работать. Я думаю, все теперь всё будут делать вовремя по вашему приказу, — успокаивала начальника Анна Александровна.
      На следующий день он собрал совещание, сделал хорошую взбучку. Каждому по отдельности и всем вместе, в том числе непосредственному Анькиному шефу Владиславу Николаевичу, за то, что он  не содействовал  работе. С этого момента к Аньке не то что приходили, а прибегали  для сверки все в точно указанный срок, отчёты она стала отправлять вовремя.

      Никаких изменений в жизни Аньки не намечалось.
Нина, Ириша и Анька вечерами по совету тёти Тани гуляли в центральном парке.
— Что дома сидите. По парку прогуляйтесь, там столько народу, может,  вас ждёт там ваша судьба.
    Аня и Нина были очень похожи фигурой, разница была в том, что Нина была ростом 175 см, а Анька — 150. Иришка была по сравнению с ними лакомым кусочком. По крайней мере, так сами девчата и думали, а Ириша вообще в этом была убеждена.
      В какой-то из вечеров всё было как всегда, по парку прошла странная троица девушек, в одну сторону, затем обратно. Наконец решили присесть на незанятую скамейку, а незанятые скамейки летними непоздними вечерами были большой редкостью.
      Они сидели и рассуждали, купить мороженое или нет, мороженое хочется, а вот в очереди стоять нет желания. К ним на скамейку сели две пары. Рядом была тоже скамейка, на ней сидели двое мужчин разного возраста и разной комплекции, они встали и куда-то пошли. Девчата пересели на эту скамейку, с неё обзор был лучше. Через некоторое время появились с купленным мороженым мужчины, которые ранее  сидели на этой скамейке. Старший из них предложил взять мороженое.
      Девчата не сразу согласились.
— Угощайтесь. Не стесняйтесь.
— Оплата за эту услугу не потребуется, —  вторил его товарищ.
     Ели мороженое и знакомились. Мужчины представились. Старшего, среднего роста, коренастого, звали Василий, того, кто был  моложе и  выше, звали Виктор. Они задавали вопросы девчатам, те на них отвечали. Потом  и девчата стали задавали вопросы мужчинам, те тоже на них отвечали.
    Василий был старше всех, ему было около 32 лет. Виктору было 27 лет. Работают они в речном порту. Василий, как поняли девчата, начальник Виктора. Но почему-то они жили вместе, и один другого называл «шеф», другой называл  своего товарища «подшефный». Мужчины расспрашивали,  кем работают девчата, те без принуждения рассказали, что  входит в обязанности каждой по должности. Иришка не переставала кокетничать, продолжала бесконечно строить глазки, опускала голову, подёргивала плечиками, словно её кто-то заставил так себя вести за троих.
     Жеманясь, она сказала:
— Я медсестра. Если вдруг понадоблюсь, могу помочь уколами.
— Это не проблема, я тоже уколы могу делать, в мединституте учился до флота, там это и пригодилось, — без удивления и пафоса ответил ей Василий.
     Виктор и Василий рассказали, что почти каждый вечер здесь бывают и уже один раз видели эту троицу. Если хотят девчата, то они их могут найти всегда здесь, в парке,
примерно на этом месте.
       Сидели до позднего вечера, уходить никому не хотелось, уже танцы заканчивались, поднялись со скамейки и отправились через главный выход к ближайшей остановке.
        Василий из борсетки достал листок бумаги и ручку, написал номер своего телефона и дал маленький листочек Ане со словами:
— Мало ли что в жизни бывает, вдруг пригодится. Звони. Помогу.
       Он нанял такси, заплатил водителю. Виктор и Василий по-дружески пожали девчатам руки, посадили их в такси, сами остались на этой остановке.

     Анька часто заходила в комиссионный магазин, больше половины своих платьев она сдала сюда. Потому что сами платья и их фасон делали её ещё менее солидной, чем она
есть. Ей было 24 года, а в этих платьях она была подросток  подростком.
        На трикотажной фабрике она заказала себе два костюма, свитера. В комиссионном магазине Анька тоже кое-что прикупила. Одно белое платье: юбка солнце- клёш, верхняя часть платья имела кокетку, рукава —что-то типа фонарика, вдоль кокетки спереди и со спины, на рукавах, а также по подолу были оборки шириной не более 4 сантиметров, и у этого платья был, конечно же, пояс. Ткань  платья по качеству была как ткань, из которой шили комбинации для женщин в советское время.
    Она в нём была в гостях у Ларисы Николаевны, которая ей по-доброму и мягко сказала:
— Аня, это самое лучшее, что я на тебе видела.
     Лариса Николаевна была золовкой Зои, Татьяны и Веры. Она же была крёстной Ольги, сестры Ани.
     Бывать у Ларисы Николаевны было очень приятно.
      Всё у неё было, как говорится, чинно, спокойно, как-то  по-благородному. Анька всегда это связывала с происхождением и с воспитанием. Лариса Николаевна была потомком небогатой дворянской семьи, мать умерла, когда  ей было лет пять, отца репрессировали, там он вскоре и умер. Её воспитывала тётка, которая была актрисой местного городского театра. У Ларисы Николаевны была ещё одна дальняя родственница, Анна Павловна, очень богомольный человек, родной брат которой когда-то  служил в церкви.
     Лариса Николаевна никогда не давала советов.
     Как-то выслушав Аньку — они сидели друг против друга за круглым столом, — она спросила:
— Аня, ты просто выговориться хочешь или тебе нужен совет?
— Да я не знаю, — Аня была обескуражена этим вопросом, потому что её мать Зоя Михайловна со своими сёстрами не только  никого не слушали, но и не желали слушать, зато советы давали по всякому поводу и без него.
— Понимаешь, Аня, воду и совет дают людям, если они в этом нуждаются. У кого нет жажды, тот  предложенную воду  пить не станет.
    Эти слова Анька запомнила на всю жизнь, они ей так запали в душу, что она старалась, и, нужно сказать, небезуспешно, никому не давать советы. Правда, иногда были на этом поприще у Аньки проколы, словно за язык кто-то дёргал. 
     Поскольку Аня домой с работы уходила вовремя и   крайне редко минут на 30 раньше, Владислав Николаевич   её просил:
— Скажи Юле, что солдат сбежал, я приду домой поздно.
   Иной раз он велел передать жене, что начальника ждать надо, или что проверку ждут, или что партия груза важного пришла, или что отправлять нужно срочно какой-то груз.  Вообще причин он придумывал много. Но самая главная причина была в соседней части, там, где когда-то служил Павел. Тамара поступила на работу примерно в мае, и у неё с Владиславом Николаевичем сразу же начались встречи. Она была молодой пухленькой разведённой женщиной, её ребенком занималась её мать. У Тамары была напарница по работе и времяпровождению — Наташа. Обе работали до этого места в каком-то магазине продавцами и дружили  меж собой давно. Наташа и Тамара приходили в часть, где работала Анька, под видом того, чтобы она связала им кофты или спицами, или крючком.
    У Владислава Николаевича в своей части тоже был друг и соратник, лейтенант Ис-маилов, из Казани. Он закончил какой-то вуз, но всё равно именно таким образом его отправили служить в армию. Основной задачей его службы была воспитательная рабо-та в части и что-то ещё. Но в армии ему потом так понравилось служить, что он подал рапорт на продление срока службы. У Исмаилова был «Москвич», вот они весёлой четвёркой и проводили время, так они и  устраивали и наряды, и разнаряды. Их жёны ни о чём не догадывались.
        Начальник склада Виктор Викторович тоже время не терял. Как только он обустроил свою семью на новом месте проживания, со спокойной совестью тоже служил на   работе и у своей любовницы.
       Зато ни Анька, ни Мария Дмитриевна не могли отлучиться с рабочего места ни на один час.
       Проще говоря, с приходом мая в части, кроме солдат и дежурного прапорщика или офицера, никого не было, все дружно служили на втором фронте.
       Более того, все требовали, чтобы и Анька, и Мария Дмитриевна ни одного дня не пропусками и не брали в летний период не только отпуска, но и больничные листы. Потому что, по словам начальника этой маленькой части Виктора Викторовича, «если нет наших доблестных женщин на месте, значит, часть бездействует, и склады не работают».
       Анька, к великому своему сожалению, должна была  выполнять просьбы своего непосредственного начальника Владислава Николаевича. И выполняла. То есть лгала его жене. И ей это изрядно надоело.
    Правда, Владислав Николаевич в конце августа получил двухкомнатную квартиру.
     У Зинаиды Романовны Анька прожила не больше пяти недель, и, когда у неё появилась возможность уйти, она ушла, но куда?
      Татьяна Михайловна с Олегом и Вера Михайловна с Анжелой собирались поехать в Алма-Ату всего-то на две недели. Только тётя Таня то ли не догадалась, то ли не хотела, но своего пса Атоса не оставила соседке и ключи от квартиры тоже не хотела никому давать. Анька оказалась вдруг нужной, так как может и за домом посмотреть, и огород полить, и пса выгуливать хотя бы утром и вечером.
   Аня перебралась со своими пожитками к тёте Тане и с большим рвением и энтузиазмом прибралась в доме, у неё на кухонном столе не было ни то, что кружек, даже ложки. Потому что ей нравилось, чтобы стол был чист: ни сахарницы, ни блюдца, ни бока-лов, по её понятиям, на столе не должно быть.
         Дом у Татьяны был разделён на три квартиры. Одна квартира имела свой вход, а две других — Татьянина и ещё одной семьи — имели общие крыльцо, сени, кладовку. Соседка Любовь, проходя мимо открытой двери, не раз замечала перемены у соседей. Любовь Семёновна была ровесницей Татьяны Михайловны, у неё было трое детей, старшая дочь Лиля, Сергей и оболтус - лгун Женька. Любовь  была высокой, крупной, хорошо сложённой женщиной. Она  была родом с Украины, но всю свою жизнь прожила в Казахстане и в этом доме, а в последнее время стала прихожанкой в секте баптистов.
      Анька позвонила Василию, сказала ему, что завтра  может взять после работы или Ирину, или Нину и вечером можно гулять на набережной до позднего часа, подруги могут остаться ночевать, есть место, где спать. Но Василий  ответил: «Пока никого не приглашай, там разберёмся».
    Василий с Виктором пришли в квартиру к тёте Тане.
    Анька предложила позвать Иришу.
— Не надо её, она какая-то неестественная, слишком жеманная, — сказал Виктор.
— Кокетливая и непонятная, даже неприятная, — продолжил Василий.
    Анька сидела на диване, против неё на другой стороне комнаты по обе стороны журнального столика сидели Василий и Виктор.  Кто-то постучал и сказал:
— Молодая хозяйка! Пройти можно?
— Заходите, тётя Люба. Заходите.
— Молодец, порядок у тебя. На кухне за много лет такого порядка я не видела,  — произносила соседка, проходя через кухню и маленькую комнату.    Она остановилась в проёме дверей в той комнате, где сидела Анька с гостями, и произнесла,  словно удивилась, — А-а,  так у тебя гости.
       Поздоровались. Соседка им хвалила хозяйку, потом говорит:
— Ань, да ты что? Сидишь, у тебя кругом такая чистота, а тут прямо перед твоим носом, посреди паласа, ты посмотри что, — Любовь указала рукой.
      Анька нагнулась над указанным местом и в один миг вся вспыхнула, как фонарь, и заплакала:
— Да я же не вижу. У меня очки минус 2, нужно минус 4. Цвет у паласа точно такой же, как у того, что оставил Атос, я не заметила, не видела.
      Мужики стали успокаивать её:
— Ну ладно, ты же объяснила ситуацию.
— Это дело поправимое, не бери в голову.
      Аня направилась за бумагой, чтобы убрать то, из-за чего она ревела, в это время  Любовь Семёновна ещё на минуту задержалась и тихо произнесла:
— Вы, ребята, Аньку не обижайте, у неё очень тяжёлые отношения с тёткой. Ну, вы, надеюсь, поняли, о чём я? Всего хорошего. До свидания.
    Этот вечер провели в парке втроём. На следующий вечер Василий встретил Аньку у назначенного места, и они пошли  в сторону грузового порта, к жилым домам. В одном из домов и жил Виктор, у него временно проживал Василий. Мужики показывали ей удочки и как дети радовались тому,  что Анька молча слушает. Показали несколько фотографий, они рассказывали, как недавно участвовали в каком-то соревновании на воде. Потом Василий попросил Виктора показать свои изделия. Виктор занимался резьбой по дереву и выжиганием рисунков. Анька сказала, что её отец тоже этим увлекается и она когда-то пыталась подражать отцу.
   Виктор показал несколько лобзиков и резцов для работы по дереву и спросил Анну, словно экзаменовал её:
— Каким как пользоваться?
     Анька посмотрела инструмент, сказала, что у отца было два вот таких резца, показала, какие.
— У нас в посёлке не было возможности такие вещи достать, так что отец вырезал многое  хирургическим  скальпелем.

       Через три дня заболел пёс. Анька бесконечно носила на руках заболевшего Атоса. Ночью  спала с ним, чтобы его согреть, он  на глазах уменьшался в размерах  и постоянно трясся, отказывался от воды и еды, но жидкости в виде пены из пасти много вытекало. Анька боялась, что если собака не выживет, то за него тётя Таня её уничтожит. Она жаловалась на ситуацию с Атосом соседке Любови Семёновне, та только плечами пожимала.
     Тогда Анька позвонила Василию, он выслушал её и сказал:
— Скорее всего, это чумка, собачья чума. Купи пенициллин. Ему нужны уколы, глав-ное, чтобы было не поздно.
— Но я не умею делать уколы, — произнесла  в трубку Анька.
— Я приду.
     Он пришёл. Аня  уже прокипятила шприцы,   так как Василий ей сказал по телефону, но какими они, Анька и Василий, оказались идиотами.
    В квартиру Василий отказался заходить. Анька вынесла пса на крыльцо.
     Василий осмотрел пса и сказал:
— Думаю, что поздно, у него уже обезвоживание. Он сегодня умрёт. Но давай попробуем, неси шприц и пенициллин, только на чудо не надейся, поздно.
      Почти в это же время  пришли  на крыльцо сыновья соседки и другие дети, что играли во дворе. Анька в руках с уменьшенным в размере Атосом, Василий со шприцем — и вокруг них детвора.  Атосу сделали укол, он не скулил. Анна и Василий сидели на  крыльце, они ждали результата. Результат был — не сразу,  ни в один миг, а где-то через час Атос испустил дух, умер.  Анька принесла лопату, выбрали место в огороде, Василий  закопал пса, дети соседей были постоянно рядом с ними.
     Аня боялась за последствия. Но в чём она была виновата? И как это можно объяснить вечно кричащей и никого не слышащей Татьяне Михайловне?
    У Аньки никогда в жизни не было однообразия и покоя, к которому она недосягаемо стремилась. Но самое главное было впереди.
   
    Анька боялась идти домой: сегодня, пока она на работе, тётя Таня с Олегом должны вернуться с поездки. Она шла в  дом тётки как на смерть.
     Не успела Анька переступить через порог, на неё накинулась зарёванная Татьяна Михайловна:
— Тварь ты неблагодарная, что ты сделала с моим Атосиком?
— Он болел, у него чумка была.
— Какая чумка? К тебе приходил какой-то мужик, и вы ему уколы делали, убивали моего Атоса какой-то отравой.
— Какой отравой? Ты думаешь, что ты говоришь? Пенициллин мы ему делали, — тоже кричала Анька.
— Пенициллин они ему делали. А что он тогда умер?
— Да говорю тебе — чумка у него была, чумка!
— Не знаю я никакой чумки. Пса моего нет. Сволочь.
— Я тоже не знала ничего про чумку, собачью чуму.
— Да что ты мне рассказываешь? Какая чума, где он её мог найти? Чуму твою?
— Я не знала, что у него чумка. Спала с ним две ночи, из его пасти выходила  пена, он мог и меня заразить, — пыталась Анька хоть что-то объяснить, — вот флаконы пенициллина. Он на улице, наверное, что-то сгрыз.
— Что ты думаешь, я поверю твоим флаконам? Приготовила их заранее и суёшь теперь.
— Да как ты можешь так говорить и думать? Я всегда любила и люблю всех кошек и собак больше, чем людей. Зачем мне надо было убивать Атоса?
— Да потому, что ты меня ненавидишь, ты мне из мести сделала это.
— Да не убивала я твоего пса, я пыталась его спасти, — прокричала с плачем Анька. — Да почему ты мне не веришь?! И зачем мне тебе так мстить?
— Убийца. Дети видели, как вы его убивали. Уколы ему делали. Я знаю, где вы его закопали. Изверги.
— Мне что, этого мужика привести?
— Попробуй только, я вас уничтожу, — со злобой произнесла Татьяна.
   Анька вышла из дома и отправилась к Нине, там и осталась ночевать — как обычно, валетом на одной кровати.    Нина теперь жила в другой квартире под общежитие со студентками-практикантками.
   
    Аня  всё равно деваться некуда, потому и оставалась у Татьяны проживать дальше. Только по воскресеньям встречалась в парке с Василием, иной раз с ней была Нина. Татьяна начала делать заготовки на зиму, Анька ей помогала, ни та, ни другая больше эту тему не обсуждали. Однако очень скоро Татьяна принесла щенка той же породы — болонка — и назвала его Портосом. Зато была другая тема для воспитания Аньки.
— Ты что думаешь, этому мужику ты нужна?
— Поживём — увидим.
— «Поживём — увидим». У него явно семья есть. Вот  его жена тебе рожу хорошо по-гладит.
— Да развелись они. Он живёт у коллеги, тоже разведённого, от которого жена ушла к его лучшему другу.
— Да что ты всем веришь. Слушай побольше эти сказки. Они тебе, мужики, знаешь, что наплетут! Они все, как выйдут за порог дома, сразу же все холостые.
— Да, я верю.
— А я нет. И если б знала адрес его жены, я ей бы сообщила о тебе.
— Сообщи, она в парке работает, музыкант она, в администрации парка её знают. Иди.
— А тебя предупредила. Прекрати. Ясно?
— Так ты его не видела и такое говоришь?
— А я его и не желаю видеть.
     Анька старалась выполнять все поручения своей тётки. И чем больше она старалась, тем больше её этим раздражала. Аня  постоянно рассказывала Василию почти все под-робности проживания с тёткой, а  Василий и сам не мог ничего предложить ей. Свою квартиру он оставил жене и дочери, а другую ещё неизвестно когда получит.
     Василей относился к Аньке как к младшей сестре, поэтому всё как-то само собой у них утихло, даже не начинаясь.
    Анна потом много лет спустя  сказала как-то своей матери:
— Вы три сестры, и такие странные. По-вашему, всё только так должно быть у всех, как вы думаете, или придумываете, но  не иначе.  Нормальная мать и тётка не отговаривала бы меня, а постаралась помочь, поговорить, посоветовала бы снять квартиру, пожить вместе. Что, собственно, мне через полгода и сказала Лариса Николаевна. Он мне не врал. Он был разведён, а  женился вторично  уже через год после нашего знакомства, на моей ровеснице, стал проживать у неё, в квартире её родителей, с овдовевшей тёщей. Он не переставал уважать меня как человека и через пять, и через десять лет.
   
 
       Анька не верила в знакомства на улице. Но один парень с зеленоватыми глазами шёл за ней до дома Татьяны. Она вошла во двор, он тоже вошёл за ней и спросил у соседей, кто она такая. Стал вечерами  ждать у дома и просил её с ним по набережной прогуляться.
    Татьяне это стало известно, и она посоветовала Анне:
— Да иди поговори с человеком, выслушай его.
    Анька два раза гуляла с ним по набережной. Он много говорил ей о том, что любит её, что будет всегда во всём ей помогать, что он будет много работать, лишь бы у неё было всё, что она пожелает. Если не будет хватать денег, они будут вечерами мыть где-нибудь пол, она может не мыть, он всё будет делать сам. Она просто будет присутствовать. Он не пьёт, не курит, тем более ему нельзя по состоянию здоровья. Он говорил, что купят машину и Анна должна будет сдавать экзамены на права, так как ему нельзя водить машину. Говорил, что хочет общих детей, непременно троих, как у его родителей. И чем больше он говорил, тем больше она понимала, что он больной, у него что-то с головой. Вот вроде он правильно рассуждает, и не просто правильно, а слишком пра-вильно, но что-то здесь не то. Анне  всё рассказывала  тётки.   Татьяна настойчиво ей советовала:
— Зовёт замуж, так выходи. Нельзя первому, кто позвал замуж, отказывать. Ты лучше потом разойдись.
— Мне кажется, у него что-то с головой.
— Да какая разница, выйдешь замуж, поживёшь и  разойдёшься, и делай всё, что захочешь.
— Зачем мне эти проблемы? Свяжешься, потом и не отделаешься от него.
     В один из дней к Татьяне приехала старшая сестра Вера Михайловна. Она тоже видела этого парня, когда Анька выдворила его со двора.
    Вера Михайловна чуть позже ей сказала:
— Анька, вы так с ним похожи.
— Ну и что из этого? — спросила Аня.
— Так, значит, это судьба, у вас глаза похожи, носы одинаковы. И у меня такое чувство, словно я его где-то видела, — продолжала говорить тётя Вера.
— Так вот и я говорю, зовёт — выходи, — высказалась Татьяна Михайловна.
— Да это внешние вещи, а вот как он слишком правильно рассуждает, это и настораживает, — ответила Аня.
     Аня пересказала Вере Михайловне все рассуждения этого парня.
     Тётя Вера призадумалась:
— Да, слишком правильно он говорит. Да так правильно, что ни один из нормальных мужиков такое и не говорит, да ещё в первый или третий день. А ты знаешь его имя, фамилию? Я схожу в психдиспансер, спрошу там у кого надо.
—  А я фамилию его не знаю.  Знаю только имя, и он мне говорил ещё адрес, приглашал к  себе, хотел с родителями познакомить.
     Позже Вера Михайловна навела справки там, где она проработала почти тридцать лет и ушла на пенсию. По имени и по адресу искали пациентов. И нашли: да, действительно, у парня были проблемы, он неоднократно лечился, проще говоря был тихопомешанным, как говорят в народе. О чём и сообщила Вера Михайловна своей племян-нице у себя дома  через неделю.
   
    Впереди у Аньки был впереди отпуск, она к нему подготовилась.  Купила туристическую путёвку в Ленинград, до отъезда осталось недели полторы.
    Ей до поездки хотелось уладить дела с прачечной, поэтому пришла сюда уже не первый раз, подала приёмщице квитанцию.
      Анька в стирку почти две недели назад сдавала свою простыню, пододеяльник и наволочку, потому что Татьяна не  позволяла разводить сырость и большую стирку: «Где хочешь, там и стирай своё постельное бельё. Мои кастрюли для парки белья и стиральную машину не смей брать». А где стирать?    Вот Анька и сдала их в прачечную. Она уже приходила второй раз, потому что её комплект постельного белья потеряли.  В пункте приёма-выдачи было двое молодых парней, кого-то или что-то ожидавших. Они от нечего делать наблюдали со  стороны и слушали, о чём говорит Анька и приёмщица.
— Мои вещи потерялись, мне сказали прийти позже. Вот я и пришла в назначенный день.
      Приёмщица взяла квитанцию и вышла.
     Один парень другому, глядя на Аньку, очень громко говорил — он хотел, чтобы она непременно слышала:
— Вот когда я женюсь, никогда не позволю своей жене в прачечную вещи сдавать.
— Ну да, конечно, что это ещё за дела. Дома надо стираться, — вторил ему друг.
    Анька  услышав это подумала: «Вас бы и ваших жён в мои условия, я бы хотела уви-деть, где и как стирать стали бы». Ей хотелось, как всегда, просто расплакаться от оче-редной несправедливости. Но она им ничего не сказала, более того, сделала вид, что не поняла, о чём они говорят. У них ещё будут жёны и тёщи, и у жён — свекрови, да мало ли что ещё может быть.
      Приёмщица вынесла бельё и сказала:
— Ваше не нашли, поэтому подобное по вашему описанию подобрали.

Глава 26. «Позорница, бесстыдница».. http://www.proza.ru/2012/01/06/1928