Закатная машинка

- Ты надо мной смеешься?
- Нет, я серьезно! Мне нужна закатная машинка.
- Это как в рассказах Брэдбэри или  Желязны? Крутишь ручку, и солнце садится?
- Скорее, крутишь ручку, и закатываешь помидоры в банку. Мне тут один волшебный рецепт перепал...
Я цинично заржал и показал Милке ценник. На нем крупно, рубленым шрифтом, значилось: «ЗакаТОЧная машинка. 124 рубля 00 копеек».
- Учи, кулинар, название инвентаря!
- Можно подумать, можно подумать! – жена с деланной обидой наморщила нос. – А будешь дразниться, помидоров не дам. Понял?
- Ну и ладно! – ответил я, толкая тележку мимо бесконечной шеренги разноцветных ведер и тазиков. Едва ли не треть полок хозяйственного отдела гипермаркета занимала пластиковая утварь. Наверное, в середине лета, она пользовалась каким-то особым спросом. – Я в них все равно не верю.
- А в огурцы с кабачками?
- Тоже, если их собирается консервировать моя жена. Ты же никогда не делала заготовок.
- Самое время начинать. Старость на носу, а я ни закатной, ни закаточной машинки даже в руках не держала.
Зато я не просто держал – я себя ею чувствовал. Потому что нарисовал за минувшую неделю целых четыре заката. И все морские. Мой новый клиент – маленькое, но гордое издательство – запустило серию романтических новелл для девочек пубертатного возраста. Форзац каждой из книг полагалось  украшать закатом. Вот я и корпел, как раб на плантации.
По плану, мне нужно было сдать на этой недели последнюю, пятую по счету, работу.  Вернувшись из вояжа по магазинам, я тут же плюхнулся за компьютер и открыл незаконченный рисунок. Оранжевое, как гигантский апельсин, солнце, золотая дорожка на воде, силуэт парусного судна – все атрибуты правильного антуража присутствовали в избытке. Оставалось довести картинку до ума, и дело можно считать обстряпанным.   
-  Вить, ты «кота Да Винчи» берешь? – Мила вошла в комнату и сунула мне под нос любимую футболку с полосатым «витрувианским» котярой, вписанным в круг и квадрат. 
- Беру, - кивнул я и попытался продолжить работу.
- А зеленые шорты?
- Тоже.
- А  ветровку?
Вот ведь собаки китайские! Пытаться ваять морские пейзажи накануне поездки к морю все равно, что давиться яичным порошком, глядя, как жариться глазунья. Перечислив жене весь состав моей части багажа, я снова уставился в закат.
Но дело не шло. Мысли уже были там, в Абхазии.
Один из моих старых друзей – Миша Губанов – приобрел на полученное от бабки наследство домик в Пицунде и позвал всю нашу честную компанию  помочь ему уговорить годовой запас чачи. К домику прилагалось что-то вроде допотопного катера, а к катеру – обещание вкусить прелести рыбалки в открытом море. Посему завтра с утра мы стартовали на трех машинах в страну синих гор и мохнатых коров.
- Витька, а ракетки для бадминтона паковать?
- Да пакуй уже, Мил,  что хочешь! Только поработать дай!
Жена ушла обиженная. Я же понял, что пора завязывать с самоизнасилованием. Поэтому быстренько придал рисунку иллюзию товарного вида и скинул привьюху заказчику. Заодно еще и ссыль на полноразмерную версию. Можно спорить на что угодно, по возвращению получу по шапке за такую халтуру. Хотя, если честно, старайся, не старайся – халтура останется халтурой. Очередной поделкой не с целью искусства, а только ради поддержания штанов на достойной высоте. Форзацы, обложки под копирку, корпоративные календари и открытки к Новому году - негры в поле, а закатные машинки у станка.
- Ну и хрен! – глубокомысленно изрек я, обращаясь к электронному адресу издательства.
Выключил компьютер и пошел паковать ракетки.
***
Абхазия встретила нас лохматыми облаками. Они паслись над цепочкой акварельных вершин, мандариновыми рощами и густо-зелеными лугами вдоль дороги.
Сверху лохматые облака, снизу лохматые овцы. Полная гармония.
Вид из машины был таким завершенным, что меня кольнуло ощущением дежа вю. Наверное, в одном из фотобанков я находил похожие картинки. Визуальное узнавание – профессиональная болезнь художников и дизайнеров.
- Михыч! Михыч! – радостно завизжала Милка, тыча пальцем в человека прямо по курсу.
Он стоял на краю дороги. Огромный, как маяк, и рыжий, как соседский котэ. Я сбросил скорость и причалил к обочине. Ребята выстроились за мной в цепочку: Пашка с девочками на ниссане и Потап на опельке неопределенной масти – корпус красный, передние крылья и капот – голубые. Нормальная такая компания свободных художников на пленере.
- Приветствую вас, други мои! – Прогудел Губанов, заключая каждого по очереди в объятья. – Мангал пылает, хавчик на мази, Нинка вертится, как електроеж. Сейчас направо, потом минут пять по буеракам, и мы в моей летней резиденции.
Миша пришел встречать нас пешком, поэтому назад ехал в нашей с Милкой ниве.
- Зажали, как вошь пинцетом, - прокряхтел он, еле втиснувшись в пространство между спинкой переднего сиденья и бардачком. – Не вздохнуть, не пёрнуть!
- Фу, Миша! Что за юмор! – возмутилась жена.
- Анальный, заинька, самый что ни на есть анальный, - хохотнул здоровяк. – Ну-с,  дети цивилизации, сегодня вечерком по плану рыбалка. Завтра - озеро Рица. Там один мой кореш кафеху держит – обещал форели со скидкой нажарить. А в субботу можно в Афон махнуть. У меня с администрацией бартер – я им рекламный проспект, они мне халявные экскурсии в пещеру.
В этом заключался суть Миши Губанова. На каждом туристическом объекте бартер, в каждом кафе – кореш.  Мы с ним были как Толстый и Тонкий,  как Астерикс и Обеликс, как Весельчак У и Крыс, как Ниро Вульф и Арчи Гудвин. И дело касалось не только комплекции. Он работал в свое удовольствие – я пахал, как создатель деревянных мальчиков, он сибаритствовал  - я латал дыры, он обзаводился друзьями – я искал клиентов, он творил  - я штамповал халтурки. Другими словами, Мишка давно жил, а я все готовился и никак не мог начать.
- Это от безответственности, - гудел Губанов за пивом после баньки на своей даче. – Халатно ты, Витька, со временем обращаешься. Надо каждую минуту проживать так, шоб за ушами трещало! Понимаешь?
- Да иди ты! – традиционно обижался я, - Пока мы тут с тобой прохлаждаемся, у меня от клиентского мата телефон плавиться. Поживешь тут! Одним календарь, другим многостраничный буклет к выставке подавай. Заела халтура!
- Воооот! Халтура! А надо, Вить, к  любой фигне, как Леонардо, наш, Да Винчи к своей Мадонне относится. Никогда ведь не знаешь, с чем в веках останешься.
- Да уж. Не бай бог с многостраничным буклетом…
Летняя резиденция Миши оказалась именно такой, как я ее себе представлял. Одноэтажный дом из белого кирпича, утопающий по маковку в мандариновых деревьях. Плюс увитая виноградом терраса с накрытым столом.
- Давайте, давайте, руки мойте и садитесь, - суетилась Нина, Мишина жена, пока мы глазели на Губановские хоромы. – Хачапур горячий. Только что из пекарни принесла. Шашлык минут через двадцать будет. Мальчики, ухаживайте за дамами, винца, чачи кому, плесните…
Нинка была тоже частью Мишкиной устроенности. Маленькая, крепкая с простецкими чертами лица. Я когда ее первый раз увидел, даже растерялся – неужто наш рыжий художник не мог себе кого посимпатичнее подыскать. Да вот хотя бы, как Мила. Но после первого застолья с участием табуретки-Нинки я внезапно узрел ее талант. И заключался он не в кулинарных способностях или неуемной заботе о муже, нет. Это был талант уюта. Способность превращать любую дыру в норку, пьянку – в посиделки, треп – в крепкую беседу. Эх, Миха, завидовать тебе стыдно, не завидовать – невозможно.
- Ну что, Паш, как твое агентство? Слышала, вы крекеров ведете? – Нинка уже вовсю дирижировала застольным разговором.
- Ведем, - Мальцев тут же расправил узкие плечи, заблестел глазами и потянулся за бутылкой с чачей, - Новый бренд сейчас разрабатываем. К зиме запустим.
Все мы - Паша, Потап, Михыч и я - сдружились лет десять назад, во время работы в одном заскорузлом издательстве. Я и Губанов числились там иллюстраторами, парни – версталами. Не так давно Паша организовал свое рекламное агентство. Меня звал арт-директором. Но я посчитал доходы-расходы и решил, что в свободных художниках ходить выгоднее. Хотя дела у Мальцева быстро пошли в гору. Не отнимешь.
- Потап, а как там ваш журнал? Жив еще?
- Скорее жив, чем что-то другое. – Потап, задумчивый увалень, работал старшим дизайнером в глянцевом ежемесячнике. Кажется, последнее время, приятель сетовал на задержки зарплаты. - Только у инвесторов на этот счет другое мнение…
Пока Нинка не дошла до меня, я решил наведаться в санузел. На сакраментальный вопрос: «А есть ли в этом раю туалет?», Губанов с гордостью ответил: «В доме! Все, как у взрослых!»  Поэтому я нырнул в прохладную сумрачность прихожей  и отправился на поиски уборной.
Из обшитого «вагонкой» коридора  вело несколько дверей. Я дернул одну – закрыто, другую – комната. Маленькая с огромным, затененным виноградной лозой окном. Хотел уже идти дальше, но замешкался. Судя по всему, помещение служило Мишке рабочим кабинетом. В углу, у окна, обнаружился стол с массивным монитором. Рядом плоский принтер. Я перешагнул через порог, чтобы посмотреть, какой техникой пользуется приятель, и замер, уставившись в то, что лежало на столе.
Веер цветных распечаток. Прямоугольные рисунки, уменьшенные почти в два раза, чтобы уместить их на А4. Но уменьшай, не уменьшай, а родные форзацы я всегда узнаю. Морские закаты для нимфеток. Нет, не мои, другие. Но очень похожие. Те же пропорции,  паруса на горизонте, чайки, силуэты черных гор, кучевые облака. Мы с Мишей явно получили одно ТЗ.
- Эй, туалет дальше! – голос друга за спиной заставил вздрогнуть.
- Да я тут… забрел случайно… - Даже не знаю, откуда взялась эта робость. Мишка, чай, не Синяя Борода – ни в какие тайные комнаты входа не ограничивал. – Слушай, ты что, тоже с «АкваСоном» работаешь? Ну, в смысле, с издательством?
Губанов задумчиво посмотрел на меня, поскреб лохматую щеку и, наконец, кивнул.
- Есть немного. Работаю.
- Сколько же у них книжек в серии? – удивился я.
- Да не мало.
Я снова перевел взгляд на распечатки. Сдвинул верхние и обнаружил несколько других, со звездным небом.
- Ого! А это для мальчиков – любителей космических одиссей?
- Наверное. Мне не докладывали.
Губанов держался как-то уж слишком настороженно. Когда я вышел из комнаты, он даже вздохнул с облегчением. Или мне так только показалось. Черт его разберет этого Михыча. Может, просто расстроился, что у нас общий клиент. Губанов всегда по отношению ко мне занимал позицию старшего брата, а тут – на тебе, в одном болоте копошимся.
***
Мишино корыто гордо именовалось «Сухумом». Это оказалась старая посудина оранжевого цвета. Она жрала солярку ведрами, воняла, как солдатские портянки, и ревела на ходу так, что общаться можно было только жестами. Миша держал свой «Сухум» в самопальном доке ближайшего пансионата и в счет арендной платы иногда устраивал морские прогулки для постояльцев.
Как и было обещано, Губанов вывез нас  в открытое море. Каменная гряда, которая поначалу тянулась по правому борту, растаяла позади. В мире остались только мы, оранжевый «Сухум», раскаленная болванка предзакатного солнца и море.
- А ничего эти, как их, Ляля с Дашей. Или Маша с Катей? – мечтательно изрек Губанов, отхлебнув из баклажки мандаринового сока. Из-за обильной мякоти  грязно-желтый напиток в прозрачной таре казался мохнатым. – Козырные девахи.
Наши супружницы остались на берегу, и мы с Мишкой, сидя на разогретом солнцем железе, без зазрения совести любовались полуголыми девицами. Теми, что привез с собой Паша. То ли журналистками, то ли менеджерами по рекламе. Девицы, повизгивая, скакали вокруг мужиков, пока те увлеченно тягали спиннингами верткую серебристую мелочь.
- Глядишь, уху сегодня еще поедим, - разрешил я себе помечтать вслух.
Двигатель уже минут двадцать молчал, и мы беззвучно дрейфовали по золотым волнам. Эх, красота, мать твою!  Море, солнце, девки, фрегат на горизонте… Фрегат?
Я прищурился.
Ажурный силуэт появился в поле зрения, словно ниоткуда. Еще минуту назад все было чисто, и вдруг, экс-брэк-фэкс – на фоне пылающего неба плывет корабль из сказок Грина.
- Киношники, - бросил Михыч, поглаживая волосатое пузо. – Уже месяц чего-то про пиратов снимают, вот и гоняют туда-сюда свою декорацию.
Но меня возбудило не само судно. Нет! Сердце припустило вскачь от картины в целом. Корабль, зависшее над морем солнце, языки охровых, алых и лиловых облаков – все это я уже видел. Не просто видел! Я сам же это и нарисовал. Несколько дней назад. Для маленького, но гордого издательства. Первая картинка из пяти вышла действительно удачной. Я даже сделал ее заставкой рабочего стола.
Ошибки быть не могло. Сходство казалось абсолютным. Или нет?  До полного совпадения  не хватало малости.
- Миш, считай меня психом, но сейчас тут появится воздушный шар!
Секунда, другая, и справа на небе возникла точка.
- Ой, смотрите! – закричала то ли Катя, то ли Маша. – Аэростат! Красотища какая!
Подруга поддержала ее радостными воплями, а я почувствовал, что покрываюсь холодным потом.
И стремительно трезвею.
- Дыши глубже. Все нормально. Крыша на месте, - Михыч присел рядом со мной на корточки и пощелкал пальцами перед моим носом. – Ну? Оклемался. Смотри теперь.
Я глянул через Мишкино плечо на черноморский закат. Все, иллюзия рассеялась. Аэростат подлетел гораздо ближе, чем на моем рисунке, корабль переместился левее, а узор облаков смазался и потерял живописную рельефность.
- Показалось что ли? – с надеждой спросил я.
- Неа. Все ты правильно увидел, - Губанов вернулся на свое место, и снова отхлебнул сока. – Хорошая вещь, - кивнул он на пластиковую баклажку. – От абстинентного синдрома самое то.
- Миш, - жалобно потянул я. – Что это было? Скажи.
Тот глубоко вздохнул и отставил бутылку.
- Года полтора назад я сотрудничал с рекламной конторой. Ничего особенного – судя по сайту, заштатное агентство без претензий.  Гнал для него открытки потоком. Среди них была одна: небо над горами, на небе облака, в облаках два просвета. Вытянутые, как кошачьи глаза. Сквозь просветы солнце бьет. Красиво. И страшно. Кажется, что дьявол смотрит на мир, - Миша начал рассеянно расчесывать пятерней бороду. – Даже не знаю, напечатали эту картинку или нет – уж больно жуткая вышла.  Хотя принять приняли. Даже копеечку заплатили. Все чин по чину. А потом мы с Нинкой в Карпаты на недельку поехали. Помнишь, наверное, я тебе рассказывал. И вот там, под вечер, я свою открытку и увидел. На небе. Все, как у меня: облака, просветы, солнце, глаза дьявола, ниже горная гряда. Каждый камешек, каждый зубчик совпал. Хотя я, вот те крест, в Карпатах ни разу в жизни не бывал. И фотографий из тех мест никогда  не видел.
- Что же это было тогда? – я поежился.
Губанов не стал отвечать  – просто продолжил рассказ.
- Помню, домой приехал – весь интернет перелопатил. На форумах начал вопросы задавать, удочки забрасывать. А потом умные люди в личку адресок одного сайта скинули. Там такие, как мы с тобой, толкутся –  художники из разных стран. Русских порядком – почти каждый пятый. Больше только америкосов.
- Эти художники… они тоже, ну, видели свои работы в реале?
- Угу. Кто один, кто два, а кто три раза. Закаты, рассветы, туман над рекой, ночной город с высоты небоскреба, солончак после дождя, листопад в парке… Я смотрел эти рисунки. Знаешь, все на уровне. Ни одного проходного. В каждом что-то да есть. Иначе говоря, бездарям такую работу не поручают.
Компания на носу «Сухума» взорвалась хохотом. Парни успели забить на рыбалку и приступили к купанию девушек. Паша подхватил одну на руки и бросил в море. Из-под кормы немедленно донеслись причитания на тему акул и медуз. Потап прыгнул следом. Захотел почувствовать себя спасателем Малибу.
- Знаешь, что любопытно? – Михыч оторвал взгляд от плещущегося народа. – Все картинки под заказ нарисованы. Ни одной – для себя.
- «АкваСон»? – Я уже и сам догадался, что Губанов сегодня днем среагировал не иначе как на название издательства.
- Не только. На сайте список висит. В нем штук сто организаций. Рекламное агентство, что мне открытки заказывало, тоже есть.
Мы ненадолго замолчали. Моя картина мира отчаянно требовала переосмысления.
- Не поручают, значит, бездарям? – после паузы, спросил я.
- Неа, - Миша с хрустом потянулся.
- Неужто, у них ТАМ, - я мотнул головой в сторону закатных облаков, -  своих художников не хватает?
- Да кто его разберет. Возможно, ИМ тоже случается оптимизировать производство, и кое-какие работы приходится переводить на аутсорсинг.
Парни с девицами выбрались из воды и теперь сушились на носу «Сухума». Это было красиво. Медовое море, половинка, уходящего за горизонт солнца, и черные силуэты на фоне заката.
 Чертовски красиво!
- Да пусть переводят. Платили бы еще чуток побольше, - вздохнул я.
- Не могу не согласиться. – Губанов поднялся, кряхтя, и пошел заводить двигатель. – Все, ребята, баста! Темнеет. На берег пора!
***
Пять дней в Абхазии сделали лето. Лето, год и, похоже, целую жизнь. Много месяцев спустя они все еще сидели пьяной радостью в груди, ютились запахом мандариновых шкурок в одежде и щекотали в носу ощущением перманентного праздника. Я не сразу понял. Только когда снова взялся за рисование, вдруг обнаружил, что теперь каждое касание пером графического планшета наполнено смыслом. Словно меня приняли в проектную группу по сотворению мира за шесть дней. 
- Целых шесть банок! До Нового года протянем, -  гордо сказала жена, наблюдая, как я закручиваю последнюю крышку.
- Собираешься тянуть только на помидорах?
- Нет, хочу еще огурцы освоить.
Покончив  с крышкой, я поставил банку на подоконник в шеренгу таких же пузатых обещаний «праздника живота». Их блестящие бока отчего-то напомнили о мучавшем меня последнее время вопросе.
Зачем? 
Зачем ИМ, неведомым заказчикам, показывать нам, разбросанным по миру иллюстраторам, наши картины, воплощенные в реальность? Миллионы закатов и рассветов, триллионы возможных ракурсов, и только одна точка в пространстве и времени, когда художник способен увидеть свое творение. Увидеть, охренеть и преисполняться гордостью.
- Спасибо, солнце! – прервала мои размышления Милка, смачно чмокнув в подбородок. – Ты лучшая закатная машинка в мире!
И тут я понял.
Как зачем? Ради мотивации внештатных сотрудников.
А еще  ради того самого смысла, от которого трещит за ушами каждая прожитая минута.