До Победы оставалось 30 дней

                Я открыл глаза и увидел себя стоящим посередине большого сельского двора. Хотя нет! Слово «сельское»  к тому, что я видел, явно не подходило. Меня окружали добротные хозяйственные постройки, и как-то все вокруг аккуратно, на местах, не по-русски, хотя идет война… Война! Слово всколыхнуло. Пробудило. Пришло понимание того, что происходит, где я и что со мной.

Да, действительно идет война. Великая Отечественная война. Сейчас апрель 1945 года. Прекрасное весеннее утро, и я даже знаю, что до Победы осталось ровно 30 дней. Еще я понимаю, что мне все это снится! Мне, Вдовину Сергею Александровичу, 1962 года рождения и реально живущему в 2010 году. То есть уже даже в другом веке!

Ну и дела! Любопытное ощущение. Понимаешь, что видишь сон. И в то же время, до чего же все вокруг по-настоящему….

В доме скрипнула дверь, и на крыльцо вышел парень. Лейтенант, вернее сказать, лейтенантик, уж больно молоденький. Глядя на него, я подумал: «Знакомое лицо! Где-то я его раньше видел, но где?» А парень шагнул во двор под утреннее солнце. Прищурился, глядя на него, на солнце, с довольной улыбкой, потом сморщил конопатый нос и неожиданно громко чихнул!
- От, ешкин кот! – засмеялся он, довольный собой. У парня явно было хорошее настроение.
Я же смотрел на него, можно сказать, разинув рот. Ну, точно где-то видел! Средний рост, немного сутулая фигура, русый волос, улыбка – все такое знакомое! А парнишка, не замечая меня, расправил двумя пальцами гимнастерку под ремнем, глянул одобрительно на свои новые лейтенантские погоны и пошел к крайнему сараю. У сарая сел на небольшую пачку сложенных друг на друга бревен. Достал из планшета бумагу, карандаш и стал писать письмо.

Меня кольнула мысль, что бревна лежат как-то ненадежно. Мысль царапнула и тут же ушла. Любопытно было наблюдать. Письмо пишет… Интересно! А я, не заглядывая в листок, уже знаю, о чем и что пишет!

«Здравствуй, мама! Здравствуйте, папа и братишка! Я надеюсь, все уже дома. Вернулись из своих госпиталей. Хорошо, что  живы! А дальше…, вместе мы справимся! Войне скоро конец…» У карандаша сломался стержень. Парнишка недовольно поморщился и полез в карман за ножом.
- Да, скоро кончится! Скоро, - сказал я вслух, а сам, дурачась, поводил у парня перед глазами рукой. Тот – ноль внимания. Не видит!
- Тридцать  дней до Победы осталось! - крикнул я ему прямо в ухо и громко засмеялся.- Тридцать дней!

 Мне было хорошо и радостно оттого, что происходит. Нет, ну до чего же знакомая рожица!
Парнишка замер. Прислушался. Оглянулся по сторонам. Меня не видит, пожал плечами:
- Надо же, - забормотал он, подстрагивая карандаш. – Будто шепнул кто! – Опять огляделся. - Почудилось, что ли? Тридцать дней! – хмыкнул и продолжил писать: «… война заканчивается. Отец и брат успели повоевать, а мне, видимо, не придется. Не повезло. Немцев вижу только пленных…»

 И тут из-за угла сарая прямо на нас вышел немец. Еще моложе моего лейтенанта, лет четырнадцати-пятнадцати, не больше. Форма на нем мешком, не по росту, какой-то весь скукоженный, жалкий, но в руке у него  карабин, и он  направил его на моего лейтенанта. В упор!

 Время замедлилось, стало вязким. Размылись очертания предметов, даже звуки исчезли, остался лишь нервно подрагивающий ствол карабина… побелевший от напряжения палец на курке… ощущение беды… И гулкий стук сердца…

Казалось, это будет продолжаться вечность, но наконец-то ствол карабина качнулся вниз, помедлил секунду и стал уверенно опускаться. Время опять обрело свой нормальный ход.
- Фу! Ну, ты и напугал меня! Ешкин кот! – Мой лейтенант провел рукавом по вспотевшему лбу.  Вот и молодец! – улыбнулся он немцу открыто и радостно.
- Жить надо! Жить! Хватит воевать. - Лейтенант стал подниматься, но получилось это у него как-то неловко. Под ногами что-то шевельнулось, хрустнуло, бревна стали разъезжаться… Мой парнишка, пытаясь удержать равновесие, взмахнул руками, качнулся в сторону немца и… тот выстрелил. Выстрелил, наверное, сам того не ожидая.

Во мне все обмерло. Обдало жаром. Как так? Что происходит? Зачем? Я видел, как лейтенант, так и не удержав равновесия, падает на землю. Потом, прижимая обе руки к животу, пытается подняться. В левой руке у него по-прежнему листок письма. Он словно закрывает им рану. Потом раскрывает ладони, на них кровь. Кровь на них и на письме.

Время остановилось…. Медленно-медленно он поднял голову и посмотрел,  прямо на меня.
Глаза! Господи! Глаза этого парнишки! В них удивление,  непонимание,  испуг. Боль! Боль разлилась и затопила. Захватила, наполнила все вокруг. Меня обожгло, скрутило этой болью, но я удержался на ногах, устоял и, не имея возможности помочь, лишь смотрел оторопело, как мой пацан потихоньку, бережно опускается на землю.
- Мама! – выдохнул он и сжался в комок. - Мамочка! Как больно!

Меня тряхнуло, пронзило ознобом. Я у-з-н-а-л! Да ведь это же я?! Я! Вот откуда ощущение, что мы с ним знакомы! Это же я! Это я сейчас умираю! Это меня убили в том далеком сорок пятом!

Господи! Да что же происходит? Да как же это? Господи! Верни время назад. Назад хоть на пять минут! Верни, пожалуйста, Господи! Я же взрослый мужик, мне почти пятьдесят! Я сам воевал, Афган прошел! Я что-нибудь придумаю, сделаю - спасу…! Верни в-р-е-м-я!

Прости меня, Господи! Ты давал  шанс, а я не понял! Не сумел…Прости меня, парень…Прости…

Как больно, мама…

До Победы оставалось тридцать дней…