сила

Сознание Петра, несколько неудовлетворенное коматозным состоянием, боролось с гибелью физического тела, имея под этим в качестве основания хотя бы то, что с приятной гладкой шалавой нежных отношений построить не случилось. Окаянный отросток, обвиняя оскотиневшегося остолопа, отдыхающего от обетов одиозным образом, отчаянно оживал, от одиночества осуждающе опадая. Страсть к жизни была настолько велика, что отросток существовал как бы отдельно от остального, чем вызывал ехидные усмешки молоденьких медсестер, а также поводы для диссертаций у многочисленных доцентов кафедры. Те из них, которые обладали схожим достоинством, утверждали, что мозг пациента жив, поскольку это именно он посылает импульсы отростку, и от этого отросток жив, в отличие от всего остального. А раз жив мозг, - говорили, - значит и все остальное со временем оживет. Женщины же, напротив, весьма сомневались в наличии у пациента мозга в принципе, именно на основании присутствия в наличии окаянного отростка. Женщины говорили, что то, что показывает томограф – не мозг, а ложный мозг, что-то наподобие многососковости, которая не мешает и не вредит, а отросток шевелится только потому, что у всех его обладателей он шевелится до тех пор, пока миокард способен гонять кровь по сосудам. Но и мужчины и женщины единогласно сходились в мнении, что пациента рано отключать от аппаратов, мужчины говорили, что это мозг, и это поднимало им самооценку, женщины же втайне надеялись на то, что больной оживет и, посредством своего чуда сделает счастливыми их всех. Правда, каждая считала, что ее лично, в единственном экземпляре, и от этого за Петром был грандиозно хороший уход. Великолепный. Петр же, болтаясь между адом и раем, видел обычные для ситуации картинки, в ходе чего решил, что когда оживет, начнет праведную жизнь. Однажды, обходя палаты интенсивной терапии, юная медицинская сестра, не имеющая научных званий, решила доставить себе удовольствие путем акта плотской любви с бессознательным пациентом. Хищнически проникнув под колпак барокамеры, девушка стала делать то, что иногда описывается не в научных трактатах, а в банальных мужских журналах, которые не были, сохрани Господь, прочитаны ни аспирантами, ни доцентами, ни даже академиками, ибо это ниже их достоинства. Вдруг, словно по волшебству, спертый воздух барокамеры сменился обычным воздухом, которым дышат все люди, и, вместе с нормальным воздухом, в барокамеру проник Бог, барокамеры ему показалось мало, он проник в мозг Петра, сказав, что надо жить. Петр встал и пошел, практически не замечая юной медсестры, присосавшейся к его отростку подобно пиявице ненасытной. Все кричали «Аллилуйя», ликовали, писали научные трактаты. Женский персонал клиники выстроился в очередь, но Петр уже решил жить праведно, а посему, вежливо поблагодарив юную медсестру, отправился к шалаве, на которой прерывались его прежние воспоминания, так как ей он обещал первой, а бог дал ему силу жить не для того, чтобы разбрасываться пустыми обещаниями.