Серёжка

Молога – самая лучшая в мире река. Серёжка это точно знает. Он помнит её с того времени, когда ему ещё  и года не было. Папа тогда с дядей Васей – мужем тёти Зины - смолили и конопатили  лодку на берегу, а Серёжка смотрел, как взрослые что-то обсуждают и перемещаются туда-сюда, на их спокойные лица, на дым, стелющийся вниз по реке, на костёр, над которым в большом ведре варилось что-то черное и булькающее. Папа обещал, что Серёжка будет сегодня капитаном, который первым опробует корабль после ремонта. Поэтому он не хныкал, и не мешал взрослым, а терпеливо ждал, когда наступит самый главный момент, ради которого папа и дядя Вася так стараются.

Мама потом говорила, что Серёжа не может помнить этот день. Да как же не может, если он помнит всё до деталей, будто это происходит прямо сейчас?.. - Вот папа, закончив работу, бросает в костёр большую, испачканную чёрным, палку, на конце которой примотана в виде кисти какая-то тряпка. Этой штукой папа поочерёдно с дядей Васей долго красили дно лодки тем самым, что варилось и булькало в ведре,  до тех пор, пока днище тоже не стало всё чёрным, без единого светлого пятнышка. Странно, но эта чернота сделала лодку очень нарядной, как будто она, и правда, теперь уже не лодка, а корабль, который оделся в праздничный костюм в честь первого плавания, и всем сразу стало ясно, что вот-вот наступит самое главное.

А до этого взрослые долго обстукивали лодку деревянными молотками, ударяя по каким-то странным плоским палочкам. Серёжка догадался, что это для того, чтобы тугие, специальным образом скрученные, тряпочки затолкались в щели между досок, чтобы лодка не пропускала воду.

Работа шла долго. Баба Шура, тогда ещё живая, несколько раз выходила на берег и ругалась с папой и дядей Васей из-за Серёжки – боялась, что он простудится или шлёпнется  куда-нибудь, потому что за ним никто не смотрит. В конце концов, она взяла Серёжку на руки и унесла в избу.

Поначалу Серёжка не возражал против такого оборота событий. Да и баба Шура знала всякие присказки и секреты, которыми так легко запутать маленьких. Вот и сейчас, она усадила внука за стол на папино место у окна, и положила перед ним удивительную, любимую Серёжкину игрушку – маленький металлический гараж с незаметной кнопочкой сбоку. Когда нажимаешь на эту кнопочку, то ворота гаража распахиваются и из гаража выезжает малюсенькая машинка, у которой всё-всё разрисовано, как настоящее. У неё даже есть прозрачные стёкла, и видно, что внутри сидит усатый дяденька-шофёр в шофёрской, коричневой куртке. И совершенно ясно, что поездка ему предстоит нешуточная, а по очень важному делу.

Такой игрушки ни у кого нет. Говорят, что дядя Вася привёз её с войны, прямо из Германии. Так-то у дяди Васи и свои дети есть. Но, наверное, они уже наигрались. И поэтому никто не возражал, когда за очередным застольем расчувствовавшийся дядя Вася, ни с того, ни с сего, вдруг позвал своего младшего – Валерку - и велел принести игрушку немедля, и чтобы Валерка сам подарил её Серёжке - своему новому двоюродному братику, в честь знакомства.

Валерка расстался с немецким гаражом легко, даже в шутку потрепал братика за нос и убежал опять куда-то по своим делам. Конечно, у него ещё было много всякой интересной всячины, потому что это не город,  а  деревня – тут у каждого мальчишки свой сарай есть, куда можно столько всего разного напихать... Впрочем, если честно, то, как уже потом выяснил Серёжка, деревенские мальчики особо и не играются в магазинные игрушки. Их игрушки серьёзнее и в магазинах не продаются. Они уже с детства начинают играть как-то по-взрослому, без шуток. Даже когда в войнушку – пулькой могут так залепить, что и рубашка порвётся… А уж если «в плен» возьмут… - то пытка крапивой, чтобы выведать секрет, будет самой невинной и лёгкой…

Но Серёжка – городской, да к тому же ещё совсем кроха. И баба Шура знает, что делает. Минут пять Серёжка усердно колесил с дядей-шофёром по столу в его малюсенькой машинке, преодолевая поломки и другие дорожные неприятности. Но после пяти минут, он понял, что его обманули, и громкий рёв вернул бабу Шуру из идиллии в реальность. Про капитана она, конечно, знать не могла – это была Серёжина и папина тайна, но настойчивое и пронзительное, как сирена воздушной тревоги «А-па!!!..» помогло бабе Шуре найти единственно верное решение – Серёжка вновь сидел на берегу, на прежнем месте. А папа с дядей Васей уже осматривали покрашенную лодку.

«Ну, вот и слава богу!..» - выдохнул дядя Вася, и папа подошел к костру, чтобы бросить в него ту самую испачканную большую палку с тряпичным набалдашником.  Потом дядя Вася ушёл позвать соседей, чтобы помогли спустить лодку на воду. А папа присел рядом с Серёжей и сказал: «Что, заждался, сына? – Сейчас, подожди ещё немножко…»

А Серёжка и не торопится никуда. Он ещё никогда не видел, как лодка умеет одеваться в праздничный, строгий морской костюм и превращаться в корабль, которому обязательно нужен капитан, чтобы проверить, всё ли правильно. И все действия взрослых наполнены каким-то таинственным, неизвестным ему смыслом, который он впитывает со всем вниманием, на какое только способен.

Но всё равно, видимо, мама не совсем неправа, когда говорит, что Серёжа не может помнить тот день. Потому что, как лодка очутилась на воде, он не помнит. Не помнит, приходили соседи помогать дяде Васе или нет; не помнит, куда подевался костёр, да и вообще все, кроме папы.

А помнит, что уже вечерело. Дальний берег скрыли сумерки и пар, поднимающийся от воды. В тёмно-синем небе загорались первые звёзды. Откуда-то появилась курточка и шапка, потому что от реки тянуло вечерней прохладой, а трава казалась посеребренной от мерцающей тусклым светом росы. И было тихо-тихо. Лишь где-то невдалеке стрекотали сверчки, да изредка что-то тихонько плескалось в покрытой лёгким туманом воде, да пару раз над головой невидимые птицы быстро прошелестели взмахом крыла. А ещё, помнится, со спины, донесся голос бабы Шуры, она сердито окрикнула папу и громко потребовала: «Володька! Сколько можно? А ну, давайте домой быстро! Ребёнка застудишь!..» Её окрик тонул в ватной тишине вечера, и казался нереальным, как из другого мира. Этот мир светился желтоватым окошком на фоне чёрнеющего контура избы. Папа крикнул в ответ: «Скоро придём! Готовьте самовар, чай пить будем!..»

И потом, подхватив Серёжу на руки, спросил утвердительно: «Ну, что, испробуем корабль?..»
Серёжка молчал, потому что ему было немножко страшно, ведь он никогда не испробовал корабли, и боялся, вдруг он что-то не так сделает, и что-нибудь сломается или пойдёт неправильно.

Но папа уже уверенно шагал к мосткам, вдоль которых была пришвартована длиннющая, сегодня днём починенная папой и дядей Васей, лодка.
Мостки скрипнули под ногами, и было слышно, как по воде побежали легкие волны, которые тихонько ударялись об лодку и воздух наполнился частыми и гулкими шлепками, как если бы лодка уже поплыла.

Папа посадил Серёжу на самое дальнее место, потому что там у лодки руль, а капитан всегда должен быть у руля, а сам вернулся по мосткам  к носу лодки, отвязал её от пристани и придерживая за борт,  медленно начал катать её взад и вперёд вдоль мостков.
Папа катал Серёжу осторожно, чтобы не испугать. Ведь когда нос лодки оказывался у самого края мостков, то берег был уже совсем далёким. Да и папа на мостках тоже оказывался на подозрительно большом расстоянии. И черная полоса воды, которая отделяла Серёжку от берега, совсем не казалась ему безопасной. Но, прокатившись туда-сюда пару раз, Серёжка быстро освоился и уже подгонял отца своим звонким «Исё!»

Папа работал и запыхавшимся, громким голосом задавал деловые вопросы:
- Капитан! Как там руль, в норме?
- Исё! – так же по-деловому рапортовал капитан.
- Капитан! Даём волну?
- Исё!.. – и лодка ускорялась к берегу,  выгоняя на него шелестящие о песок волны.

Они бы ещё долго испробовали лодку, но с берега вновь раздался рассерженный голос бабы Шуры: «Володька! Я вот сейчас избу запру, и ночуйте на улице, черти!..»

Испытания пришлось быстренько прекратить.  Папа вновь привязал лодку к мосткам, объявил благодарность капитану, подхватил его на руки и понёс домой. А капитан, удобно расположившись на груди отца, смотрел на исчезающий в темноте берег и слушал затихающие шлепки волн речки Мологи, всё ещё играющейся с бортом причаленной лодки.

Откуда он знал, что речку зовут Молога, Серёжка не помнил. Наверное, он  знал это всегда…