Мой дед Петр Данилович и бабушка Татьяна Фроловна

МОЙ ДЕД ПЕТР ДАНИЛОВИЧ И БАБУШКА ТАТЬЯНА ФРОЛОВНА.

Отрывок из мемуарного повествования «Ты, маменька, ты приласкай меня!».


Как поезд
Идет через поле пустое,
Так горе
Сквозь сердце
Находит путь

Исикава Такубоку.

Как я уже рассказывал, мой дед Петр Данилович имел кузницу в селе Чудиново и работал там. И, как хороший кузнец, был очень уважаемым человеком в округе. Но чем-то эта работа напоминает мне работу сантехника в наши дни, когда люди расплачиваются за услуги спиртным. Вот так и мой дед привык к этому зелью. Как рассказывала моя бабушка Татьяна, дед уже не мог жить без спиртного и стал уносить из дома вещи: полотенца, инструмент и т. п. И с заработком в кузнице появились проблемы. И помощи по хозяйству, особенно необходимой на полевых работах, от деда уже трудно было дождаться.

Дед, это для меня он дед, а тогда он был мужчина в самой силе. Так появились в семье все те несчастья, связанные с пьянством, дело доходило уже до голода. Но раньше мужчина, муж, в семье всегда был уважаемым человеком, хозяином, его слово всегда было последним.

Как рассказывала бабушка, когда обстоятельства стали совсем уже не выносимыми, встала она перед мужем на колени и говорит: «Петя, нарожали мы с тобой детей, шестерых, мал мала меньше, а ведь скоро по миру побираться пойдем. В доме ни крошки хлеба нет, одну репу едим. Как сена накосить, как поле убрать – одной мне не сладить. А ты все пьянствуешь и пьянствуешь. Прошу тебя, образумься, детей наших пожалей!».

И затем бабушка поклонилась в ноги своему мужу, до самой земли.

Наверное, мой дед уже и сам понимал, что беда в семье – по его вине. Наверное, он любил и уважал свою жену, бабушку мою нельзя было не уважать, я расскажу о ней чуть ниже. Да и детей ведь жалко, он мог представить, как они ходят по окрестным деревням и по селам Чудиново и Великорецкое, стоят на паперти, побираются. Наверное, он принял мучительное для себя решение, но и мужественное: теперь он сам встал на колени, перед иконами в красном углу избы помолился и дал Богу клятву: «Ни разу в жизни не возьму больше в рот спиртное, ни при каких обстоятельствах!». И клятву свою перед Богом он сдержал, до самой своей смерти он не нарушил ее, не выпил ни одной рюмки спиртного. Опять появились в доме покой и достаток.

Если рассуждать, не сопереживая, то эта бытовая сцена выглядит несколько патриархально. Но я всегда испытывал радостное чувство гордости за моих бабушку и дедушку, которые так просто и мудро решили эту драматическую проблему. Почему сейчас в подобных ситуациях такого не встретишь!

Только в молодости я больше гордился мужеством и силой воли деда. Но и то считал, что дедом двигал в большей степени страх перед Богом за нарушение клятвы.

Но с возрастом и жизненным опытом стал понимать, что дело не только в страхе. Вернее, страх не в том, что дал клятву, и не выполнил ее. А страх вернуться к богонеугодному образу жизни.  Когда ради спиртного отрекаешься от главного источника умиротворения и радости в душе – семьи и родного дома, любимых детей и жены.

Кроме того, я стал понимать, что гордиться нужно больше не дедом, а мудростью бабушки Татьяны Фроловны, которая нашла, может быть, единственное правильное решение, сохранившее и родной дом, и теплоту, и счастье семьи.

*****

Бабушка, бабушка моя, тогда ты и предположить не могла, что новое несчастье ожидает тебя! Но до него еще несколько лет, и придет оно совсем с неожиданной стороны.

Жизнь в детской семье моей мамы наладилась, дети учились в школе в селе Великорецкое, все дружно вели хозяйство, хоть и не богато, но в доме был достаток. И была в хозяйстве всеми любимая лошадка, опора семьи, которую мама моя часто вспоминала.

Но пришла Ленинская революция, а с ней во многие семьи – пришли и несчастья. Для моих родных такое несчастье возникло из-за передела земли. Земляные угодья в Артюшичах между хозяйствами Петра Даниловича и соседа Афанасия Петровича были после революции поделены «по едокам», в результате часть земли Афанасия Петровича перешла к моему деду.

Бабушка Татьяна почувствовала возможную беду и просила своего мужа отказаться от передела земли. «К добру это не приведет»,- упрашивала она Петра Даниловича. Но мой дед не поддался на уговоры и землю взял. Афанасий Петрович затаил смертельную обиду. Да она и не таилась, обида возникла и постоянно стала «висеть» между соседями.

В те смутные времена в окрестных лесах скрывались от советской власти, как их называли тогда, дезертиры. Многие мирные жители знали эти места, нарытые там землянки, да и молодые мужики-дезертиры не очень таились, часто приходили в соседние деревни на вечерки, где веселилась молодежь. Дезертиры, как правило, были вооружены, ходили с пистолетами. Их боялись и не выдавали, да еще молодой советской власти было и не до них.

Был среди этих дезертиров и офицер Афанасий Петрович, Афоня, как называла его моя бабушка. Афоня скрывался в лесу вместе со своими братьями. И постоянно грозил, и многие это слышали, что убьет моего деда. Хозяйство Афанасия Петровича на хуторе вела его жена, как раньше было принято называть, – Афониха. Она снабжала дезертиров, своих родных, продуктами. И рассказывала о новостях на хуторе. Да и ночевали Афоня с братьями часто дома, никто их не караулил.

Однажды мой дед с бабушкой ездили на Чудиновскую мельницу и возвращались поздно. Обычно в старые времена деревни огораживали вокруг забором, а на дороге на въезде в деревню ставились ворота. Такое огораживание необходимо было, чтобы выпускать и не пасти скот, коров и лошадей в основном. Ворота такие и изгороди сохранились и в мое детское время, я помню, чтобы пройти деревню, нужно открыть и обязательно закрыть потом ворота, это выполнялось всеми неукоснительно. Изгородь и ворота ставились иногда довольно далеко от деревни, чтобы увеличить пастбище.

Очевидно, Афониха сбегала в лес и сообщила своему мужу, что сосед поехал на мельницу и возвращаться будет поздно. Афоня поджидал моего деда возле Артющинских ворот, которые располагались далеко от хутора. Он притаился в придорожных кустах, а, чтобы выполнить злодейское дело наверняка, переплел ворота ивовыми ветками.

Представляю, как он сидит в кустах, курит от волнения ( много окурков потом было обнаружено ) и вслушивается в темноту ночи. Еще не слышно скрипа тележных нагруженных колос и пофыркивания лошади. Еще можно передумать и не идти на злодейство, не сиротить шестерых детей. Но слишком тяжела обида на душе, сердце не может примириться, что чужой плуг будет вспахивать его землю. Да к этому же присоединяется злоба на революцию, которая выбила его из колеи размерной жизни и заставила жить в лесу и прятаться. Лишила воли и земли. Земля тогда лишней никогда не была.

В самый разгар перестройки, перехода от социализма к капитализму в России, ездил я в Великорецкое – половина полей не обработана, заросла сорняками, луга не кошены и зарастают лесом, не нужна стала земля, почему вдруг так стало! За два поколения людей при социализме выродился крестьянин, потеряла земля своего работника и защитника.

Переживая за детей, которые остались дома одни, бабушка, снарядив мужа с мельницы домой, побежала домой одна, короткой дорогой, лесной тропинкой. Это и спасло бабушкину жизнь. А дети не остались круглыми сиротами.

Подъехав к воротам, мой дед слез с телеги, чтобы открыть ворота. И стал расплетать ивовую завязку, ругаясь, наверное, про себя на чье-то хулиганство. Вот тут и стал стрелять Афоня в моего деда, пять пуль в голову, стрелял почти в упор. Бабушка долго потом хранила дедов картуз, с несколькими в нем дырками.

Услышав выстрелы и, наверное, предостерегающий или предсмертный крик мужа, а, может быть, что-то похожее на крик, бабушка все поняла о случившемся. И решила вначале бежать домой, убедиться, нет ли беды и дома, и живы ли дети. Убедившись, что дома беды не случилось, она приказала старшей дочери Дуне сидеть всем дома, никуда не выходить.

Бежать к мужу бабушка побоялась, или поняла нецелесообразность этого. Она побежала звать мужиков в ближайшую деревню, в Большие Барановы. Мужики боялись и соглашались с трудом.

Вот так не стало моего деда. Милицией были сделаны некоторые попытки найти убийцу. Но землянки, в которых жили «дезертиры», оказались уже пустыми и брошенными. Афониха вскоре продала дом. И они уехала куда-то всей семьей. Были слухи, что Афоню видели в Свердловске, но его не нашли. И убийца так и ушел от наказания.

Высказывалась версия, в которую я верю только частично, что мой дед, после того, как он покончил с пьянством, изменился и социально, вступил после революции в партию большевиков и был активным сторонником коллективизации в деревне и чуть ли не первым председателем колхоза.

Но по времени эти события не совпадают. Когда проводилась коллективизация, вряд ли жили в лесу «дезертиры», милиция в период коллективизации уже набрала силу. Но коммунистом, может быть, первым в округе, мой дед скорей всего был. Церковь отказалась отпевать деда, так как коммунисты считались безбожниками и атеистами.

Бабушка долго ходила и упрашивала попа, отпевание в конце концов провели, но тело в церковь не вносили, а, как мама рассказывала, отпевали не в церкви, а в ее притворе.

На сельской площади села Чудиново стоят и сейчас два обелиска: один большой с фамилиями земляков, погибших в Великую Отечественную войну, другой поменьше с тремя фамилиями, тоже земляков, погибших за советскую власть в революцию и гражданскую войну, в том числе и фамилия моего деда: Баранов Петр Данилович.