Крымские хроники бандитского периода 2 глава

В ЯЛТЕ
Ну, приперся в Ялту уже к обеду, жара, толпы отдыхающего люда, поехал к гостинице “Ялта”, сунулся было в райские двери, но швейк грудью встал, выпер обратно на солнцепек. Вообще-то упакован я неплохо, вот только челюсть распухшая подкачала, сильно подпортила мою внешность скандинавского полубога, но швейк пропускал только полных и законченных богов. “В бюро пропусков, в бюро пропусков!”
В бюро пропусков фамилии Инессы, конечно, не обнаружили - она же у итальяшки своего живет в номере, законспирировалась, а как макаронника зовут -  напрочь не помню.
Пошел искать ее на пляж. Спустился по гулкому и темному тоннелю к слепящей бирюзовизне моря, прошелся по топчанным рядам - нет ее. Гляжу - две  милые девочки-модельки сбрызнуты веснушками и морской водой, как морковки на рынке для товарного вида, загорают без лифчиков. Интересно вблизи посмотреть. Подсел.
- Здравствуйте, - говорю, - вы откуда такие? Из Уфы? К вам в Уфу уфо не
залетали?
Они медленно и надменно  переглянулись. Скривились.
- Мы не из Уфы, молодой человек.
- Отлично! Значит, земляки. У меня к вам просьба - присмотрите за одежкой,
пока я пойду искупаюсь.
Они и слова вымолвить не успели, только глаза вытаращили, как я уже окунулся в Черное море: море вышло из берегов. Вылез - оно вошло обратно. Нюхнул подмышки и лишний раз убедился, что на пляжах наш народ по-прежнему массово занимается уринотерапией.
- Ну, что, девчонки, одежда на месте? - ощупал карманы, ахнул. - Тут же была
штука баксов! Вы куда смотрели?
Модные модельки на мгновенье остолбенели. Та, что постарше, сфокусировали очи на моей распухшей челюсти.  Резко ощерилась, заорала базарным козлетоном:
- Какие баксы, ты шо, парень?! Шо ты туфту гонишь в натуре? Лорка, пойди
позови Влада! Прицепился, мудак...
- Да ладно вам, я пошутил... - знали бы они, КТО с ними так просто, по
человечески, с неземной добротой балагурит!
- Давай вали отсюда со своими приколами, пока тебя самого тут не прикололи,
понял?! – и оскал на милом девичьем личике обнажился самый  что ни на есть зверский.
- Ну, раз шуток не понимаете, примите один совет: деички, у вас такие
агрессивные сиськи, что я посоветовал бы надевать на них намордники, а то ведь так и бросаются... в глаза.
- Хамишь? Ну ладно! Тебе щас объяснят!
И точно - из бара появился их Влад с красным, как у Деда Мороза обгорелым носом. С первого взгляда на него мое заднепроходное отверстие стало закрываться, как бутон розы перед ночным сном. У парня одна только шея была как у меня нога в ее верхней трети. И на шее той болталась связка бубликов. Лишь ретировавшись на противоположный конец пляжа, я понял, что то была не связка папуасских бубликов, а златая цепь.
  Тьфу, блин, пошутил, называется! Эх, совсем люди озверели! Юмора не понимают! Оглянулся кругом и душа моя уязвлена стала. Добрые девушки с чувством юмора, ау, где вы? Где вы, неприступные чистые красавицы, ждущие только меня одного? Одни ****и вокруг, и это возбужденное солнце, которое пялится сверху в женские раздевалки похотливым пылающим глазом, и море, которое в наглую лапает красоток, и я один - крайний на празднике жизни.
Пошел поближе к выходу из тоннеля, лег в тени на топчанчик.  Инесска обязательно появится, она свою дозу никому не отдаст, даже если это доза радиации. И точно - минут через сорок  появилась. Жара спала, интуристовская публика после обеда потянулась на пляж, и среди них - звезда эротик-шоу “Пикант-пикник” и по совместительству - моя бывшая жена Инесса Гоморина. Я сзади подкрался, прохрипел что-то вроде:
- Гражданочка, это не вас я видел в 1918 году на заводе Михельсона с
револьвером в руке?
Она  величаво обернулась, на мгновение окаменела, потом просияла:
- Жека, здоровского! Ты откуда?  Вот сюрприз! Ат-тлично, молодчик, что
приехал! Кла-асс!
В общем, выдала запрограммированную “Оду к радости”, но я-то ее знаю, как залупленную, вижу - рада мне, как чирью в причинном месте. А рядом итальяшка  ее черномазый в бермудах до кривых узловатых колен, волосы густо набриолинены,  очки снял, глаза на меня оливковые таращит.
- Инезилья, спроси своего Леонардо да Винчи, можно мне у вас в номере
пожить?
Я боялся, что она  глазами выдавит стекла солнцезащитных очков.
- Ты что, Репецкий, сбесился? - и что-то нежное лопочет своему грозно
набычившемуся хахалю, объясняет что-то про меня. Я решил сразу взять быка за рога:
- Чао, Челентано! Мир-дружба! Мы с тобой молочные братья - одну бабу ебли!
Он так недоверчиво заулыбался, потом вдруг схватил мою длань, затряс. Я удивленно посмотрел на Инеску.
- Я сказала, что ты - мой брат, - скромно пояснила она. - А пожить у нас в номере можно только на коврике у кровати.
Н-да, за рога-то я его взял, да рога оказались надувными, вспучило их жировыми шишками за ушами, а у меня в руках - вялые кожаные чехлы. Только отпустил - рога опять надулись, грозно так! Тут Инка разглядела мой травмированный подбородок:
- Ой! Что у тебя с лицом? Опять что-то случилось?
- Долго рассказывать... Пойдем,  где-нибудь кости бросим.
- Нет проблем! - и пошла, циркуль хренов, ножищи переставлять. Это не
женщина, а уэллсовский марсианин на ходулях. Пускает из очей тепловые лучи, испекает мужиков, а потом в корзину щупальцем складывает. Нет, серьезно, видели, как на стадионах по команде лес рук волнами взлетает и опадает? Вот так и члены у мужиков, когда она мимо проходит.
Спустились к раздевалкам, Инесска разделась. Тут даже мне, человеку раскованному и провозглашающему полное и всяческое раскрепощение, захотелось отползти в сторону и зарыться в гальку. Хотите знать, какой у нее оказалася купальник? Представьте себе бельевую веревку с нижним бельем, теперь белье снимите, вместо лифчика оставьте прищепки, а вместо плавок - ту самую веревку, вот вам и ее купальник, Сзади вообще ничего, шпагатик такой, глубоко утонувший между ягодиц – было, кстати, между чем тонуть!. Идем в поисках свободного места. Мужики поротно падают с топчанов и разбиваются насмерть о гальку.
- Нэсси, - шепчу,-  что-то ты, мать, растолстела, из купальника выкипаешь.
Она подбоченилась, цедит сквозь белоснежный оскал на коричневой морде:
- Сколько раз просила  не называть меня “Нэсси”! - а сама из-под очков на
живот свой, впалый, как шезлонг, косится. Я вообще подозреваю, что она живет на планете Земля только для того, чтобы раз в году на один месяц приезжать на элитный пляж и канканить меж топчанов под очумелыми взглядами самцов. Для этого и итальяшке продаться не жалко, и целый год потеть в шейпинге, и на солнце жариться до одури, - ишь, вся как колготкой коричневой обтянута, лошадь гнедая! Гарцует по пляжу, как по подиуму, вымещает свои комплексы несостоявшейся манекенщицы. Бесит она меня своей самовлюбленностью до одури! Я приперся с разбитой харей, а ей по барабану! “Жека, случилось что-то?” - и тут же забыла обо мне, изгибается, через плечо, на жопу свою заглядывается.
Ладно, разместились на топчанах. Я белый весь, среди загорелой публики, как голый на базаре. Итальяшка ее потный олифой покрашен для приличия: развалился, руки за голову, обнажил подмышки, мохнатые, как эполеты. Судя по этим эполетам, он там у себя в Италии - генерал-губернатор! Инесска между тем натиралась маслом для загара, что очень напоминало соло ее стриптиз-шоу в баре “Гольфстрим”.
- Вас не натереть?
- Потри себе кое-что.
Хамит!
- Слышь, Инесска, - гляжу ей в пах, - а чо у тебя из-под этой веревочки волосы
не торчат?
- А я их сбрила, Женя, - просто отвечает Инесса. - Я их сбрила станком
“Жиллет”.
Тут я себя по лбу хлопнул - вот оно, объяснение, простое, как энцефаллограмма!
- Теперь понятно,  - говорю. - А то смотрю: веревочка тонкая такая, а чуб из под
нее не торчит. Хотя нет – смотри, щетинка пробивается. Ты чего небритая сегодня? Итальяшке своему можешь щечки поцарапать.
Инесса изобразила мимикой русскую пословицу “ну что с дурака взять, кроме анализа?”.
Все вокруг загорелые, один я - неприлично белый. Что ж, буду вести себя  соответственно высокой миссии белого человека - буду загорать! Лег и только сейчас почувствовал, как я нечеловечески устал. Растекся себе по топчану, а это, ребята, не топчан, а гриль в четыре шпаги: сверху солнце печет, ветерок трепещет, словно ты облит спиртом, подожжен и по тебе гуляют голубые языки пламени.
Дремлю. Ситуация, в общем-то, инфернальная. В небе сияет чудовищный ядерный реактор, в просторечьи - Солнце, под ним  я, рядом - моя бывшая жена, а в настоящее время валютная путана Инесса Гоморина со своим иностранным хахалем. Морду намазала жирным маслом для загара, отсвечивает. Глаза закрыл – а на внутреннем алом бархате век плывет золотая маска ее лица, этакая Нефертити. Вы знаете, что Нефертити – это глагол в повелительном наклонении? Обозначает, что не надо особо финтить, форсить, фыркать и выкидывать фортели! ****ь! Неужели я еще люблю эту женщину, эту продажную тварь? Да нет, просто плывет по сетчатке раскаленный оттиск ее рожи – изгиб скул, разрез глаз. Блещет!
Понять-то ее можно, она красавица, ей надо было “блистать”, но блистать было практически негде. Поэтому наверное и согласилась выступать в эротик-шоу, ей надо быть всегда в центре восхищенного внимания, страсть как хотелось “привлечь к себе любовь пространства”. “Гольфстрим» был первой ласточкой кооперативного движения и на фоне засранных столовок общепита смотрелся бриллиантом. Огромный полуподвальный зал с камином, вся в блестках огней барная стойка, биллиард, а вечером нечто невиданное для постсоветсткого пространства – эротик-шоу «Пикант-пикник»! Девчонок на лето привозили из харьковской балетной школы, либидинозного в них было маловато – сухопарые безгрудые балеруньи, но на безрыбьи и на них клевали, как бешеные, к нам стояла очередь, а когда мы ввели финальный номер, в которой я уломал выступить молоденькую Инесску – голую и в чадре для инкогнито! - в паре с чудовищно толстой Мэри Сулеймановой по кличке «Тумба», фурор был необычайный!  Мы тогда не хило придумали: при входе в “Гольфстрим” на ночное шоу две очаровательные девушки обыскивают мужчин, двое стройных юношей - дам, причем делалось это синхронно, так что спутник, оплетенный двусмысленными женскими касаниями, не успевал даже возмутиться тем, что его подругу обихаживают посторонние купидоны. Потому шоу и называлось “Пикант-пикник”, утонченная эротичность должна была пронизывать все, вплоть до афродизийных кушаний и кокетливых передничков полуобнаженных официанток. Писк меню – десерт «Оргазм»: вздыбленный банан с двумя шариками мороженного, а на головке банана – облачко аэрозольных сливок в виде эякуляции. Бандюки угорали! Закажут закусок, водки, мяса, а в конце ржут - да, и *** принесите! Или посылают в виде презента дамам за соседние столики с тонким намеком. И маякуют издали – мол, лижите, лекайте, и угорают и тащатся, идиоты! А тетки если велись, то лизали на банане спущенку и этим давали знак, что можно знакомиться.
Но долго выдерживать стиль, конечно, не получилось: бандиты хамили, обыскивать себя не давали, лапали танцовщиц. В Инессу втюрился знаменитый Зюзя. Танец у нее был по нынешним временам даже чопорный: так, топлесс в прозрачных покрывалах и в чадре, – сераль, мол, и гарем, ориентальные мотивы. На нее многие ходили - посмотреть на ее знаменитые дыньки. У нее была самая красивая грудь, какую я когда-нибудь видел в жизни. Плавная - вот точное определение! Атласная, гладкая, как мелованная бумага, она одинаково ровно вытекала из всех точек - сверху от ключиц, из подмышек снизу вверх плавными закруглениями - все собиралось в один слепящий фокус сморщенного от возбуждения, мокрого от слюны соска... А главное, главное – у нее на сиськах была прозрачная, просто-таки виноградная кожа. Ребята, я вас прошу, тех, кто сейчас читает, возьмите гроздь винограда, ну на рынок сходите, в самом деле! Взяли? Посмотрите сквозь виноградину на солнце, лучше сорт «кардинал» или «дамские пальчики». Видите? Так и у нее там все светилось – розоватое с голубым, плотное, гладкое, прохладное, сами сиськи упругие, просто резиновые, а у основания, там, где переходят в тело, - горячие, нежные, так и плавают…  Бр-р! Инесска, я осиротел без твоих сисочек! Тварь!
Да, о чем бишь я? Так вот, Зюзя на нее “запал”, стал домогаться, устраивать дебоши, ломиться в раздевалку. Пришлось идти к Чугунку, я его знавал еще по университетским временам, когда он был секретарем комитета комсомола и одновременно самым крутым фарцовщиком. Несколько лет мы не встречались – перемены были разительны: из суетливого торгаша наш секретарь превратился в надменного, спокойного, как море, и утомленного, как солнце, босса. Исчезла нервическая худоба, лицо туго налилось жирком, как-то стушевались вывернутые, сквозящие, как дула двустволки, ноздри, на пальце засверкал трехкаратник, ну, и, соответственно, весь антураж поражал: огромные офисные апартаменты, гориллы-охранники, засасывающие, как трясина, ковры. Чугунок перекосился, когда узнал, что Инесса танцует в стриптизе.
- И ты позволяешь своей жене раздеваться перед барыгами?
- Стриптиз такое же искусство, как пантомима, Дмитрий Иванович.
- Заведи себе вышибал.
- Кто может вышибить Зюзю? А я ведь исправно плачу за охрану общественного
порядка.
- Ладно, я с ним поговорю.
- И еще он бьет посуду. Напьется и колотит бокалы. А это между прочим
чешское стекло.
- Он не платит за бой?
- Платит. Но скоро клиентам придется пить из граненных стаканов.
- Ладно, я скажу. Но предупреждаю - ты делаешь ошибку.
- Какую?
- Узнаешь. Иди.
Свою ошибку я понял очень скоро. Бандитам быстро наскучило, что нельзя трахать девиц из “Пикант-пикника” и бить посуду, и они ушли туда, где это было можно. Вслед за ними потянулись путаны. За путанами ушли серьезные клиенты, им без девочек было скучно. Бар очень быстро потерял клиентуру. Вечерами в зале было пусто, соответственно опустели и наши кошельки. Я даже ездил к бригадирше путан, знаменитой «Царь-жопе» Любаше, в гостиницу “Астория”, где она снимала люкс-апартамент. Опухшая с перепоя, она  что-то хрипела и обещала, но ****и так и не вернулись. “Гольфстрим” начал замерзать.
Я крутился изо всех сил, изворачивался Лаокооном, мотался по стране, покупая и перепродавая, чтоб только купить ей флакончик французских супердухов  (су-пердухов!) или блузон понаворочанней, а в результате? Ну, прилетел однажды ночью, такси схватил, чемоданы со шмотками загрузил, примчался, ключик вставил в замочную скважину...
Нет, Господь явно дал маху со скоростью света. Я в том смысле, что для человека скорость света слишком велика. Вошел я домой, щелкнул выключателем, и этот самый свет со страшенной скоростью в триста тысяч километров в секунду распространился по комнате в шестнадцать квадратных метров! Ну, распространялся бы свет со скоростью фаэтона, а не фотона, и всем было бы приятно. И те голубки на кровати успели бы приодеться, надеть благожелательные маски на искаженные похотью рыла. Но тут, пардон, триста же тысяч километров. В секунду! Вспорхнули они, ах, крылышками забили, ангелочки в белых, блин, простынях. Инесска впереди, а за ней соперник прячется в наперник.
Пока хахаль ее не успел очухаться, я этак аккуратно подступил к нему и по сопатке - хрясть! Хрясть! Еблысь! ***к со всей дури!!!!! До кровавых соплей! Чтоб сопатка сопела алыми пузырями! ****ь, носовую перегородку, хрящик этот ему выдернул двумя пальцами, пидарасу позорному! А потом по тому месту, которым бес грешил! Мыском ботинка! Острым, как… как что? Как утюг! Стоп, это уже было, у Вознесенского. «Ботинок, острый, как утюг». Короче, плющу плюсны на ногах. Она вопит и в угол намеревается втереться. Заподлицо со стенкой. Стать чем-то вроде узора на обоях. Чувствую - убью! Размажу по паркету. Выгнал парня пнями из квартиры, как был голого, а ее только пальцами за рыло взял и сжал со всей дури, так она только забулькала в губы перековерканные, глаза матюком, сиськами трясет, у-у, противно! И тогда я ее за волосы сгреб, поставил раком…
У-уй!! Вай! З-зараза! Притащила в купальной шапочке воды и вылила на мои худые чресла. Я взвился, схватил ее за руку, она корчится надо мной от смеха, “ой, мы описались”, груди ее - шлеп-шлеп - друг о друга надо мной с размаху. Еле увернулся, попал бы между - каюк, сплющила бы. Весь пляж на нее пялится, а ей того и надо!  Стала в третью позицию, потянулась “к солнцу, к радостной юности...”. А я сижу - облитый, как обычно.
Наконец Инесске надоело принимать позы из журнала “Пентхауз”, приняла позу из журнала “Работница” - села рядом со мной на корточки.
- Ну, - бодренько так, - можешь рассказывать! Что на этот раз случилось? Что это
у тебя морду лица перекосило? Не можете без меня жить тихо-спокойно?
- Инесска, - говорю, - милая, отчего же? Отлично жили! Играли в пинг-понг.
Целыми днями.
- Да?
- Ага. Играли, знаешь ли, в пинг-понг. Куриными, заметь, яйцами. Одно
неудобство – больше одного удара не сделаешь. Через неделю спохватились –
город-то остался без яиц. Потом доперли - мы ж, дурни, играли яйцами всмятку! Тут же сварили вкрутую, и игра пошла вовсю!
- Так, дежурная  шутка юмора прозвучала, можешь переходить к сути.
- Слышь, а Микеланджело-то твой, Антониони с бодуна заснул, кажись. Так
может, пока он спит, можно  на тебе поерзать?
- Чиво-о-о?!
- Ну, в смысле поелозить. А? Как насчет вялого секса с прежневременной
эякуляцией?
Она кулак свернула:
- Женька, ща в лоб как грохну!
- За чи-то? Мы же биологические существа, должны обмениваться генной
информацией... И чего это он спит? Не выдерживает по ночам русской страсти?
- Репецкий, ты здесь только десять минут, а уже  затрахал меня насмерть! Я уже
от твоих прибауток дурацких отвыкнуть успела.
- Привыкай, я за тобой приехал.
- Чиво-о?
- Ты хорошо сидишь? Прими устойчивую позу  и слушай внимательно. На
“Гольфстрим” позавчера было совершено нападение. Разгромили дотла. Мы практически разорены.
Челюсть ее так и отвалилась. Но это ничего, хуже, когда отваливается нос.  Она медленно снимает очки, в которых я отражаюсь во всей своей болезненной белизне, и остолбенело смотрит на меня своими марсианскими излучателями. Снова фильтры  надела. Осмысливает. Я вообще полагаю, что она, как истинная женщина, мыслит не головным, а костным мозгом. И пока мысль, в муках рожденная ее выдающимся копчиком, проползет в перистальтических потугах по позвоночнику до гулкого черепа, проходит обычно секунд шестьсот-семьсот. Соснуть можно. Моргнуть раз двести. Меж тем я пристроился к ее зеркальным окулярам, обнажил великолепные зубы: а не прилипла ли к ним семечная лузга (в соседнем вагоне семечки ели, а я как раз высовывался по ходу поезда).
- Как? - наконец выдавила она. - Кто?
- Инесса, милая, прошу тебя, говори сложносочиненными фразами.
- Кто напал-то? Это наезд, что ли?  Ущерб большой?
- Да разбили все вдребезги, вот и весь ущерб. Вломилась толпа в масках с
прутами железными, стали все крушить, я залупился - на каком, мол, основании? - мне замандячили в челюсть, да так, что я до сих пор не могу жевать. Представь, завтрак, обед и ужин мне жевали попутчики по купе, все бы ничего, но ведь они сглатывали добрую половину трапезы.
Тут она взъярилась.
- Репецкий, еб твою мать, ты можешь рассказать по-человечески, что произошло!
Не забывай, что бар не только твой, но и  наполовину мой!
- Вот твою половину и расколошматили.
Она прошипела, как кобра, величиной с трубопровод Уренгой-Помары-Ужгород:
- Ты, Женечка, оставался на хозяйстве, ты за все и ответишь! Кто это был?
Бандюки? Хулиганы?
- Химчистка.
- Какая еще химчистка?
- Та самая. На, почитай.
Инесса взяла смятую бумажку. На четвертушке листа было напечано шрифтом старой пишущей машинки с выпрыгивающей вверх буквой “т”. «Предписание. Талибан закрыть. Это последнее предупреждение. Химчистка”
- Это та самая «Химчистка»? Блин! Какой талибан? Что они имеют в виду?
- Откуда я знаю, - пожал я плечами, хотя прекрасно знал, о чем идет речь.
Талибами звали «Радикальных студентов» во главе с Серегой Лезовым, а они у нас тусовались с утра до вечера в баре. Но если я скажу Инессе об этом, разорется, как пожарная сирена, мол, «я предупреждала, эти твои студенты голоштанные до добра не доведут и т.д.»
- Это ксерокопия. Где оригинал?
- В ментовке, приобщен к делу.
- Так милиция ищет? - обрадовалась она.
- Ты знаешь, как она ищет, - хмыкнул я, закуривая и морщась от боли в челюсти.-
Ищут пожарные, ищет милиция...
- А у Шрама был?
- Я же тебе говорю, бандиты сами в шоке, обещали разобраться, но на них я
тоже не надеюсь. Ты же знаешь, им теперь не до разборок, они уже заделались предпринимателями, сменили спортивные штаны на костюмы от Версаче, цепи переплавили, заделались бизнесменами. До нас им дела нет. Реально нам никто не поможет.
Инесса задумалась, покусала перламутровые губы.
- Так. Надо идти к Чугунку! Шрам сявка, надо поговорить с самим. Ремонт
большой требуется?
- Да восстановить-то бар можно, но ведь эта дурацкая “Химчистка” требует
закрыть лавочку. Не исключено, что они снова все разобьют, да еще нам кости переломают. А сидеть с обрезом под стойкой я не собираюсь.
- Ты что, испугался?
- Не зли меня. Ты умотаешь в Италию, а я к Илизарову.
- А ну-ка, дай, - она снова взяла из моих рук записку мифической «Химчистки». –
Тебе не кажется странным стиль послания?
- А что в нем странного?
- Тебе ничего не напоминает? Ну да, конечно, ты сидел бухал в баре, пока я
утрясала все дела с налоговой, эсэсовцами и пожарниками. Так вот, они тогда нам выписали кучу  п р е д п и с а н и й.
- Ты хочешь сказать, что наш бар разгромили пожарники? За невыполнение их
предписаний? Я что-то багров и брандспойнтов не видел.
- Нет, сам стиль... Они ничего не требуют, не объясняют, просто предписывают,
так?
- Ну?
- Значит, писал человек откуда-то оттуда, из органов. Их манера. И пишущая
машинка – древняя, что типично для нищей милиции.
- Да ты практически Шерлок Холмс! Но за что? Что мы этим органам сделали?
- Так найди их и спроси!
- А вот это придется сделать тебе.
Инесса вперилась в меня взглядом Медузы Горгоны. Я поддался – окаменел. Она тут же расколдовала меня очередным воплем.
- Я? Ты в своем уме?!
- Слышь, мать, с последним своим обедом я расстался вчера утром,  пойдем-ка
в какой-нибудь бар, перекусим ножку у стула. И там я тебе все растолкую.
Мы устроились в “Рыбацком стане”, я заказал уху, пиво и шашлык из осетрины. Инесса пообедала веточкой петрушки и ломтиком лимона. Пока она не совсем осоловела от пищи, я подсунул ей еще одну бумажку. Пил ледяное пиво и смотрел, как она читает.
«
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- У меня проблема.
- Слушаю вас.
- Я вхожу в одну молодежную подпольную организацию.
- Так, интересно.
- Мы создавались для борьбы с мафией.
- Ого!
- Да. Но дело в том, что мы сами превращаемся в мафию.
- Вот как? И в чем это выражается?
- Ну, мы наезжаем на всякие там бандитские точки, бары, наказываем за плохое поведение всяких там “новых украинцев”. Знаете “Грааль”, что обворовал этих... пенсионеров?
- Вкладчиков?
- Да, вкладчиков. Мы с ним разобрались.
- С “Граалем”?
- Нет, с хозяином. Он же деньги вернул... народу...
- Так вы такие Робин Гуды. Как ваша организация называется?
- Не важно. Икс!
- Сколько вам лет?
- Ну а какая... ну, семнадцать...
- И чего вы хотите от телевидения?
- Я хочу остановить ребят, мы идем к терроризму. Это плохо кончится.
- Да, тема серьезная. Хорошо, давайте встретимся.
- Да, давайте в субботу, в три часа возле “танка”.
- Как я вас узнаю?
- Я сам вас узнаю. Пока”.
Инесса подняла на меня свои зеленоватые, цвета болотной тины, глаза.
- Ну, и что это такое?
- Это беседа Марика Меламеда по горячей линии. Молодежка “Чуда-юда” дала
прямой телефон, по которому могут обратиться комплексующие подростки и всяческие вьюноши со своими проблемами. Ну, звонили всякие сопляки, кто клей нюхает, кто влюблен в Машу Распутину. Все разговоры записывались на студийный магнитофон.
- Ну и какое это имеет отношение к нашему случаю? - Инесса бросила листок
на стол, и он спланировал мне в уху. - Подросток духарится, хочет привлечь внимание, возомнил себя борцом с мафией.
- Икс!
- Что - икс?
- Это не икс! Это “Хэ”! Химчистка! Завтра, в субботу, Меламед встречается с
этим юным гоблином, мы его засечем и вычислим их организацию!
- Ну и отлично! Что ты так на меня смотришь?
- Тебе надо пойти вместе с Мариком, охмурить юношу и выведать всю
подноготную про их организацию. Адреса, явки, пароли. После чего мы их отвалтузим. Надаем тумаков.
- Что-о?! – Инесса мимикой изобразила песню «Вставай, страна огромная!». – Я
должна все бросить и мчаться в сраный Захолуйск, чтобы с каким-то школьником  разыгрывать из себя Мату Хари? Да ты спятил! Пойди к Вите Шраму, пусть они его скрутят и вытрясут информацию...
- Знаешь, есть такая местность – Эстремадура? Так вот, эстрема – значит
экстремальная. Это про тебя.
- Что про меня?
- А то! Во-первых, Меламед никогда не позволит, чтобы подростка, пришедшего
к нему на “стрелку”, повязали. Разорется, ты же его знаешь, истерика! Они собираются сделать про этого хлопчика большую политическую передачу и подверстать все под выборную кампанию. Во-вторых, как ты докажешь, что он из “Химчистки”? Отдать пацана бандитам только на том основании, что он активист октябрятской “звездочки”? Не знал я, что ты такая маниакально жестокая!
Инесса фыркнула и встала. Пляжный ресторан тем и хорош, что в нем можно сидеть в купальных костюмах. Теперь она опять развернула передо мной все свои всхолмления.
- Ну, - сказал я, сглатывая слюну. - Как ты относишься к моему предложению?
- Равнобедренно! - отрезала она и в качестве иллюстрации повела бронзовыми
бедрами. Качнула, как языком в колоколе. Пространство вокруг загудело. Я содрогнулся, окружающие зашатались, маковки на церквях похилилися.

Буржуазной идеологии - бой!
ВЯЧЕСЛАВ ЛАЩЕНКОВ

«МЕРТВАЯ ИЛИ ЖИВАЯ ВОДА?»
«Ася стояла посередине подвала. Зачем-то прижимала к груди носовой платок. Сейчас этот влажный комочек был девушке единственной защитой. Тусклый свет выплескивался на рваную раскладушку, ящики, заплеванный пол. И дверь. Но между дверью и Асей - группа парней. Очень спокойных, даже деловитых молодых людей. Высокий, с лысеющим теменем и с длинными на затылке прядями говорил:
- Представьте, что перед вами коммунистка. Я покажу вам, как надо с ними
обращаться. Сейчас она будет делать все, что мы прикажем.
Ася видела только его глаза, как странно они посветлели и как появилось в них нечто, о чем нельзя рассказать словами. Они были страшнее, чем глаза убийцы.
Тогда высокий ударил первый раз. Удар ослепил девушку. Ася начала терять сознание, остались только слова высокого: «Бить надо так, чтобы не оставалось следов». Холодные пальцы сомкнулись на горле девушки. Ася снова начала терять сознание. На миг ей показалось, что свастика, намалеванная на стене, ожила и тянется к ней черными паучьими лапами».
…Закончилось очередное заседание Крымского рок-клуба «Зодиак». Вторая и основная часть отдана выступлению местного рок-ансамбля «Мертвая вода». Потом было обсуждение. Жаркое и сумбурное. Больше всех говорил лидер рок-группы Евгений Репецкий. Он очень говорлив, этот высокий, лысеющий на темени, человек.
В рок-манифесте этой группы, в песне «Лыжню!» напрямую говорится о том, что идущие впереди первопроходцы социализма должны «уступить лыжню» напирающей сзади, жарко дышащей в затылок молодежи.
Не распускайте нюни,
Мы спасем страну!
Воют нервы-струны,
эй, дорогу юным!
Лыж-ню! Лыж-ню!
И весь подростковый зал подхватывает этот дикий вопль-припев: «Лыж-ню! Ух-эх!», причем движения лыжника, отталкивающегося палками, при многократном повторении начинают напоминать похабный жест. Уж чего-чего, а похабщины Евгений Репецкий не чурается! Достаточно послушать припев следующей «песенки» - «Психуем!»  Повторите с десяток раз это словечко, и вам все станет ясно с нормативной лексикой автора. Но вернемся к нашей «лыжне». Кого же нагоняет в таком двусмысленном ритме (отталкиваясь воображаемыми палками) рок-группа «Мертвая вода»?  (названьице-то каково! Прямо-таки гитлеровская «Мертвая голова») У кого она угрожающе требует уступить лыжню? Да у них же, у ветеранов Революции и Великой Отечественной войны, у тех, кто защищал Родину, кровью своей оплатил Победу. Именно их Е. Репецкий спешит столкнуть с лыжни - на обочину жизни, в кювет! Проехаться по живым, да так, чтобы кости хрустнули!
И это все, тысячекратно усиленное, преподносится юному слушателю в присутствии редактора молодежных программ Крымского телевидения С. Дьякова, члена партии, руководителя литературного объединения им. А. Грина при Крымском госуниверситете, члена Союза Писателей СССР В. Трегубова. Их не смущала разнузданная атмосфера, царившая в зале,  их не коробили грубые эротические намеки в «номерах», которые откалывали «артисты» на сцене. Апофеоз непотребства - надувание на сцене презервативов при исполнении композиции «СПИД». Очевидно, новоявленные музыканты специально создавали в зале атмосферу вакханалии, разнузданности, потакания агрессивным импульсам подростковой толпы, когда можно то, что всеми разумными людьми считается табу.
При обсуждении выступления на импровизированном музринге Е. Репецкий не скрывал того, что такая атмосфера создается умышленно, ибо концерт – это, якобы, мгновение карнавала, который во все века отличался разнузданностью, нарушением всех моральных запретов, когда менялся верх и низ, рабы становились господами и т.д. и т.п. При этом Е. Репецкий, студент филологического факультета Крымского университета, обильно цитировал М. Бахтина «Смеховая культура Средневековья». Имя М. Бахтина всеми уважаемо, но не надо его подверстывать к сомнительным упражнениям в софистике! Социальный пар выпускался карнавалом в классовом обществе. Достаточно подойти к тезе Е. Репецкого с марксистских позиций, как сразу становится ясно, что категории Средневековья не приложимы к социалистическому обществу! У нас, к сведению Е. Репецкого, эксплуатация человека человеком ликвидирована с 1917 года! Таким образом, пар, а также душу живу, ни из кого выпускать не требуется.
Второе обоснование разнузданности (члены группы катаются по полу, визжат, харкаются, оскорбляют зал, делают непристойные жесты) состоит в том, что в нашем народе якобы еще живет духовное крепостное право. И его надо разрушить. До какого кощунства надой дойти, чтобы говорить это на 72 году существования Советской власти! Вы вдумайтесь только! По мнению Репецкого и иже с ним, крепостное право в СССР, оказывается, еще существует! Да это открытие в исторической науке! И где оно гнездится, это крепостное право? В душах советских людей! Тех самых людей, которые отдали 20 миллионов жизней, чтобы спасти от истинного порабощения всю Европу!
Я оживил бы Сталина с братией,
чтобы отправить в камеру пыток,
я бы привлек октябрят-следопытов
к участию в этом мероприятии!
Не буду говорить о некрофильстве этих строк. Репецкий мечтает привлечь к пыткам детей!  Вот что самое опасное! Он обладает известностью и влиянием в подростковой среде, этот молодой человек с лысеющим теменем и демоническим, как ему кажется, взглядом. Его тлетворное влияние разлагает молодежь, ведет ее к псевдораскрепощению, от которого не далеко и до преступлений и наркомании. Вот только один пример, до чего доводят выступления группы «Мертвая вода». Юрий Л., ученик 8-ой школы, после концерта отказался кричать «Хайль Женя!» и в драке с фанатами Репецкого получил тяжелое повреждение глаза. Милицией зарегистрированы случаи употребления наркотиков среди поклонников рок-группы, сексуальная распущенность. Другой юноша, ученик 40-ой школы, пришел после концерта домой, пропитал полотенце какой-то химической гадостью, накрыл лицо и заснул. Сейчас он в тяжелом состоянии в больнице. Дело может закончиться полным слабоумием. Музыка новоявленных музыкантов из «Мертвой воды» - такая же химическая отрава для юных мозгов их слушателей. Какое отношение к жизни может сформироваться в неокрепших умах подростков и юношей после прослушивания основополагающей, я бы сказал, мировоззренческой композиции Е. Репецкого «Душа».
Ей по нраву огни и потопы,
что бы с телом там ни случись -
ей забавно рулить сквозь толпы
велосипедным рулем ключиц.

Так от радости слишком сильной
Сердце лопается, как от горя, -
те же хлопоты с рванью носильной
для души, соглядатайки горней!
Вот оказывается в чем философское кредо автора: душа всего лишь "соглядатайка" земной жизни, ей все равно, от чего переживать - от радости или от горя, лишь бы посильнее да поострее. Душа, оказывается, любит «огни и потопы», несчастья и страдания других людей являются таким же предметом «забавы» для созерцающей «божественную комедию» земной жизни души Е. Репецкого. У переживания как такового нет знака «плюс» или «минус», любое переживание - забава для путешествующей туристки-души. Вот только смаковать Е. Репецкий предпочитает почему-то страдания других, «посторонних», по определению Камю, людей, а ведь теория только тогда истинна, когда ее носитель и автор испытывает ее в полной мере на самом себе! Этот экзистенциальный «бином Ньютона» доказал нам еще Ф. Достоевский.
А теперь мы подошли к самому главному. И самому страшному. Какими бы шокирующими ни показались нам деяния крымской рок-группы «Мертвая вода», они являются ни чем иным, как повторением задов западной рок-музыки сатанинской направленности. Практически все члены рок-групп Запада являются членами «церкви Сатаны». Элис Купер вспоминает: «Несколько лет тому назад я посетил сеанс спиритизма, на котором Норман Бакли умолял дух откликнуться. В конце концов дух появился и заговорил со мной. Он обещал мне и моей музыкальной группе славу, власть над миром в рок-музыке и неслыханное богатство. Единственное, что потребовал от меня, - это отдать ему мое тело. В обмен на обладание моим телом я стал известен во всем мире. Для того, чтобы достичь этого, я принял имя, которым он представился во время сеанса. Так Винсент Фунньер получил псевдоним Элис Купер – имя ведьмы, сожженной ровно век назад. Мик Джаггер из группы «Роллинг Стоунз» считал себя воплощением Люцифера. Названия его песен «Симпатия к дьяволу», «Их сатанинским величием», «Заклинания моего брата демона» – это только подтверждают. Джон Леннон признался Тони Шеридану: «Я знаю, что у «Битлз» будет успех, как ни у одной группы до нас. Я знаю это потому, что ради этого успеха я продал свою душу сатане». Оззи Осборн из группы «Блэк саббат» признается, что сочиняет музыку только в трансовом состоянии, в которое входит всеми доступными оккультными способами – начиная с «черной мессы» и кончая человеческими жертвоприношениями. Элтон Джон заявил однажды, что все его песни написаны на языке колдовства.
А что же наш лысеющий с темени рок-мессия? Конечно же, он и в этом не оригинален. Сцена во время его выступлений украшена сатанинской символикой – звездами, перевернутыми православными крестами,  инфернальными спецэффектами – дымом и молниями, которые с успехом заменяет пульсирующий, вгоняющий публику в транс стробоскоп. Пятиконечная звезда – это символ самого Люцифера, как, впрочем, и поднятые вверх тысячи молодых рук с дьявольским «крестным знамением» – «козой». Выставленные вверх указательный палец и мизинец являются знаком «роготого», «козла», самого сатаны. Тысячи молодых людей, повторяющие вслед за Репецким этот жест,  не подозревая об этом, крестятся и молятся Сатане, Люциферу! И какие страшные человеческие жертвы приносятся на этих концертах «музыки преисподней»! В 1965 г. на концерте «Битлз» в США было убито и задавлено 100 человек, в 1981 г. на концерте «Зе Ху» убито 11, ранены 42 человека и так далее и тому подобное. Чудовищная гекатомба была принесена Люциферу на фестивале рока в Мельбурне – более 1000 раненных!
Не надо думать, что сатанизм ограничен только рок-сценой. Нет, это огромная многомиллиардная индустрия, охватившая весь земной шар! Джон Тодд, посвященный в высшие оккультные круги «Иллюминатов» («Совет 13»), называет его организацией Люцифера, которая стремится к установлению мирового господства любыми, я подчеркиваю, любыми средствами.
Ибо свет даруя миру,
Все несущие огонь –
Часто лишь ориентиры
Для москитов и погонь.
Как вы думаете, откуда эти строки? Да оттуда же, из песни Репецкого «Несущие свет». А вы знаете, что имя Люцифер означает на латыни? «Несущий свет»! Вот кого воспевает наш рокер. А точнее сам себя и воспевает, ведь он сам – инкарнация Люцифера! Вот кто, оказывается, несет свет в массы! Вот какой «люциферчик» объявился в нашем городе! Оболванить людей, зомбировать молодежь, развратить, подтолкнуть к наркотикам и насилию – вот его главная задача! Он извращает все, к чему прикоснется. Даже русский фольклор исказил-испохабил. «Мертвая вода» - откуда такое название? Во всем виноват, оказывается, народный фольклор! В русских народных сказках ворон сначала сбрызгивает мертвого богатыря мертвой, а уж потом живой водой. И вот Е. Репецкий кропит направо и налево своей мертвой водой подростковую аудиторию, нисколько не задумываясь о том, что живой-то воды у него в запасе и нет! И хорошо бы об этом задумались и его доверчивые слушатели!» «Крымский комсомолец»
26 сентября 1987 г.

АСТРАЛЬНЫЙ КАРАТЭК СЛАВА ЛАЩЕНКОВ
А проснулся я в своей конуре оттого, что хмель прошел, и сквозь сонную муть в сознание настойчиво ломились разнообразные боли: во-первых, болела челюсть, во-вторых, ныли ребра, изуродованные ухабами старого великодановского дивана (я подозреваю, что диван он смастерил из списанного гинекологического кресла), в-третьих, пульсировала голова, в-четвертых, рот переполняла едкая клейкая масса. Не знаю почему, но за ночь во рту скопляется плевок редкой ядовитости: однажды я плюнул им на фибровый чемодан и оставил пятно как от ожога.  Когда-нибудь я совершу покушение на президента Украины: просто плюну ему в харю утренним плевком. От имени народа.
Долго лежал, решая рутинную проблему солипсиста-алкоголика, создавать ли мир открытием глаз или оставить его в вечном (от слова «веки»), мутном, не проявленном небытии. Потом все-таки решил, что в этом мире у меня еще есть недоделанные дела, отворил очи и сотворил мироздание.
Мироздание получилось довольно хреновое – под стать творцу. Очам предстала безрадостная картина захламленной берлоги. Прямо перед лицом стояло продавленное кресло, полное интимного белья, как-то: дырявых носков, трусов а ля рюс, несвежих маек и колготок, далее виднелся журнальный столик с холостяцким натюрмортом кисти Петрова-Водкина: в центре натюрморта возвышалась трехлитровая банка с мутной жидкостью на дне. При повторном взгляде на банку вспомнилась и причина жуткой головной боли: под конец вечера Гек притащил самогон. Это оказалась такая неописуемая гадость, что для того, чтобы ее занюхать, приходилось ездить в привокзальный сортир! Так и ездили весь вечер на ж-д вокзал после каждой рюмки.
У противоположной стены громоздились колонки и аппаратура в лианах проводов. Если бы я хоть раз включил их на полную мощность, общагу бы разнесло как от ядерного взрыва. За колонками в соседней комнате Киркоров громогласно обращался к любимой с совершенно невыполнимой просьбой - «глазами умными в глаза мне посмотри!». В такие моменты я всегда вспоминал японскую культуру домостроения: у них комнатки отделены друг от друга такими бумажными стеночками, так что если сосед слишком шумит, его всегда можно просто проткнуть через тонкую перепонку самурайским мечом, не вылезая, к примеру, из постели и не нарушая чужое прайвэси. Вот почему японцы такие тихие и постоянно кланяются друг другу. И вот почему мы такие крикливые и не чураемся общаться друг с другом стуком молотка по батарее парового отопления.
 К тому же здание общаги строилось в самый разгар перестройки и потому полностью соответствовало нормативам гласности. В ту, уже далекую эпоху, наука и образование еще кое-как финансировались, выплачивались стипендии и обогревались общежития. Затем грянула «незалэжнисть» с полагающейся по статусу нищетой, общагу никто не мог содержать, половину корпуса взял в аренду Великоданов, посдавал подвалы под склады, а комнаты под офисы и летние пансионаты, остальная жилплощадь распределялась по горисполкомовским очередям как малосемейка, в общагу вселялись молодые, только из деревни, милиционеры, переведенные из других городов комитетчики, какие-то строители и пожарники, и вскоре из студенческой общаги образовалась огромная воронья слободка, огромный пирог-слойка, нафаршированный острым студенческим  соусом бешамель.
Вот и я после развода снял у Великоданова пустующую комнатенку и как бы вернулся во времена студенческой юности.
Странно, но после возвращения отношения с общагой у меня не сложились. Она не желала более переносить молодецкие забавы. Кран на кухне возненавидел меня! Сколько раз среди ночи вставал я с бодуна припасть воспаленным нутром к вожделенному соску, а кран, сволочь, неожиданно харкал  в лицо изо всей своей водопроводной мочи и долго и радостно после этого квохтал и клекотал. За что он меня не любит? (Дурик, кран плюется, потому что воду отключают! Твоя б. жена)
 Почему мой унитаз никак не хочет закрываться самостоятельно и приходится со спущенными до колен трусами, в раскоряку, снимать с него тяжелую фаянсовую крышку и затыкать ненасытную утробу вручную, чтоб было чем смыть следующую порцию фекалий?
Стоп! Откуда в кресле колготки? Я побродил глазами вокруг себя и обнаружил рядом на диване возле стенки длинный, закутанный в простыню сверток. Контурно обрисованные бедра говорили о том, что сверток - противоположного пола. Да и торчащие наружу русые длинные волосы это только подтверждали. Но кто это?
Так, вчера возвращался домой по проспекту Намагарова, вечером. Там всегда стоят стоп-модели, дешевые автомобильные проститутки. Бывают даже африканские шоколадки из мединститута. На этом пятачке любили притормозить захолуйские бизнесмены перед возвращением домой после трудового дня. «В рот и жопу - не измена», как говорит Гектозавр, да и расценки - самые божеские: минет за рулем с битьем головы о ручку передач - десять гривней. Неужели я снял путану? Хоть убей, не помню.
Осторожно отвел от лица незнакомки белую измятую чадру простыни. Вечная утренняя цитата из классики: «Гюльчатай, открой личико!» Нет, это не была красотка-мулатка.
Вчера вечером, как обычно, возле общаги на скамейке с юными подружками дежурила Маруся, моя верная фанатка, совсем еще девочка, длинноногая, тонкая, худая, с острыми исцарапанными коленками, достаточно симпатичная, чтобы не вызвать отвращения, и недостаточно красивая, чтобы быть горделивой и избалованной. Ее семья жила как раз подо мной, ниже этажом, и около года назад я проявил мужество при пожаре – в комнату снизу повалил такой густой и вонючий дым, что пришлось спуститься к соседям и затарабанить в хлипкую дверь. Открыла перепуганная, кашляющая девчушка, дурочка курила на балконе и подожгла ватный матрац на засаленной тахте папы-алкоголика. Она поливала пожар горючими слезами, умоляла ничего не говорить родителям, «а то мама убьет» и была уже в полуотравленном состоянии. Дышать у них кроме угарного газа было уже нечем, я отвел ее к себе домой, вернулся и пятью ведрами воды превратил папино ложе в некое подобие торфяного болота после пожара. Когда же вернулся в свою халупу, то застал юную пироманку за прослушиванием моего последнего альбома.
Увидишь взглядом оттаявшим,
как лес в октябре рябит
по желтым кустам опадающим
россыпями рябин.
Как хрупко и невесомо,
такой же, как ты, ничей,
высохший, цвета солнца,
падает лист в ручей.
Как схватывает под утро
спазмою счастья и горя
наледью перламутровой
родниковое горло.
«Это чиё? Ваше? Не может быть! Ваще! Отпадная вещь! А вы сейчас выступаете? – щебетала юная поджигательница, активно роясь в моих старых афишах и кассетах. Я дал ей дослушать альбом до конца и даже подарил кассету. С тех пор Маруся заделалась моей фанаткой и постоянно напрашивалась в гости, тем более что родители ее выразили мне слезную благодарность за спасение скарба и дочери. Я терпел ее от скуки, как кошку, время от времени  допуская к телу, не в скабрезном, конечно, смысле: просто девчонка убирала в моей берлоге, готовила какую-никакую закусь, щебетала о чем-то несовершеннолетнем, в основном о группе «Спейс герл», «На-на» и Владе Сташевском, просила поставить что-нибудь мое, а когда начинала притираться утлой подростковой грудью, я отправлял ее к папе с мамой, не обращая внимания на отчаянные взгляды и накрашенные по случаю визита ко мне губки.
А, вспомнил! Вчера пришли Лезов с Гектозавром с какими-то молодыми сосками с филфака, мы крепко выпили, Маруся готовила закуски, убирала со стола, потом приперся Великоданов с коньяком-клопомором, рассказал, как размещал цирк лилипутов. Умора! Мест не хватало и он уложил их поперек по семь человек на кровать. Потом Гек сбегал за самогоном, потом... Я посмотрел на столик. Так и есть. Поверх бутылок лежал лист белой бумаги. Я протянул руку и взял его вздрагивающими пальцами.
«Я, Маруся Русинова, вступая в эмоцианально-половую связь с Е. Репецким, отдаю себе отчет в том, что выше указаный Е. Репецкий является не годяем и подлецом, в чем я и предуведомлена.» Дата и подпись.
Господи, ну и шутки шутит среднее образование! «Эмоцианально-половая связь!» Зачем я продиктовал вчера эту ересь, как будто подобный «страховой полис», послушно выписанный ее крупным детским почерком с заваливающимися направо и вниз строчками, мог в дальнейшем избавить меня от мук совести?!
Неужели я ее трахнул? Эмоци-анально? Не помню. В упор. Помню теплый мякиш маленьких грудей, мокрый, неумело и оттого преувеличенно сильно целующий в засос рот, помню, отрывался, чтоб набрать воздуха, пресная кожа, боязливые прикосновения ее ледяных пальцев, а дальше сон, забытье... Как там? «Не годяй и подлец?..»
- Маруся, подъем! - бодро промычал я и пошел умываться.
В туалете в зеркальце над раковиной отразилось оплывшее после пивного путча, затекшее тяжелыми парафиновыми складками лицо мало знакомого мне субъекта. Судя по этому лицу, его владелец принадлежал к обществу «Харя Кришны» и был родом из Мордовии. Внутренне я был все еще молодой, веселый, ясноликий, а у этого, в зеркале, голова протерлась на сгибах, ажурно полопались сосудики на щеках, глаза обрюзгли и обвисли в подглазных мешочках, фактурою напоминающих непредвзятому наблюдателю мошонку. Я вяло поприветствовал своего визави и  попытался почистить зубы. Тюбик тоже был чем-то похож на меня: выжат и опустошен  рыночными реформами. Однако Первый закон Репецкого гласит: «Из любого, самого выдавленного тюбика, всегда можно извлечь еще толику пасты для чистки зубов».
Маруся все еще спала, когда я вернулся из туалета. Женщины вообще стремительно борзеют, как только из домработниц превращаются в любовниц или супружниц. Как будто пенис является волшебной палочкой и сам факт его введения вовнутрь является мистическим актом превращения Золушки в Хозяйку Медной горы. Я сел рядом и стал потихоньку, но настойчиво, преодолевая сонное сопротивление, вылупливать ее из простыни, как вареное яйцо из скорлупы.  Ну, вот, заделался еще и родителем. Глупо спрашивать, трахнул ли я ее. Конечно, скажет да. «Вставай, соня!» Она села, сонная, горячая, забросила тонкие руки мне на шею.
- Слушай, тебя родичи не ищут?
- Не-а. Они меня никогда не ищут.
- Арбуз будешь?
Она утвердительно угукнула.
Вовремя я вспомнил, что в холодильнике со вчерашнего мерзло пол-арбуза, каковые я и извлек в целях борьбы с бодуньей. Знаете ли вы, что похмелье бывает мужского и женского рода, причем бодунья гораздо свирепее бодуна?
М-м-м... кайф! Вы замечали, что арбузная мякоть тает между языком и нёбом, как снег? По мере поступления ледяной сладкой жидкости в организм, мозги прояснялись и я вспомнил, что вчера, после возвращения из Ялты, меня ждало на автоответчике приглашение капитана Каркова зайти в УВД к десяти ноль-ноль по поводу драки в «Гольфстриме». Я взглянул на часы, было начало десятого. Для такого раннего выезда требовалась еда посущественней, чем арбуз, иначе бодунья чисто из женской вредности может так выразительно дыхнуть на инспектора, что я лишусь последних из оставшихся нам конституционных прав гражданина Украины. Гаишиники у нас совсем токсикоманами стали: повысыпают с утра на улицу, тормозят всех подряд и требуют дыхнуть им в ноздри. Надышутся и ходят целый день, как пьяные.
Пришлось опять брести на кухню, готовить дежурное блюдо. Наколол о край сковородки скорлупу и долго смотрел, как прозрачная медуза сырого яйца превращается в бело-желтую шкворчащую глазунью. Однояйцовая яичница похожа на ясное летнее небо. А многояйцовая - на делириум тременс: восход тысяч солнц в воспаленном алкоголем сознании.
Жрать не хотелось, с самого пробуждения  преследовало мерзкое ощущение, что я режусь виртуальными ножами, бритвами, лезвиями, - губы, руки, мякоть бедер, - аж промежность сжимается в сладостной спазме! Опять темээску поймал!   (ТМС - тревожно-мнительное состояние. - Прим. мед.) И снилось что-то страшное, а что - вспомнить не могу. Почему так погано-то? Ну, конечно, - чего лукавить! - Инесску увидел с итальяшкой, опять рану разбередил. Зачем? Зачем ездил-то к ней? А затем, чтобы вырвать ее из сицилийских объятий и хотя бы на день-другой привезти сюда, чтоб знать, что хотя бы эти дни она не с ним, что никто ее не трахает, гадину!
Ну-с, заложил за обе щеки по пластине «Орбита», за неимением дезодоранта выстрелил под обе мышки из газового пистолета, пошел на свидание с судьбой.
Мое старенькое триста пятое «Пежо» стояло под  общагой в длинном ряду безгаражных машин. Помню, года полтора назад на вокзале цыганка пристала - давай погадаю. Ну, кинул ей гривну: «Скажи, - говорю, - куплю я в этом месяце машину или нет?» Она на мою гривну с таким презрением посмотрела, сплюнула и говорит: «Яхонтовый мой, будешь ездить на собственной жопе! А ты, - кричит Инессе, - будешь ездить на собственной ****е!» Ну, я подумал, что она нахамила из-за малого гонорара и большого гонора, а через неделю подворачивается «корыто» в отличном состоянии, мужик на деньги попал и срочно продавал свое «Пежо». Четырехдверная, дизель, цвет мокрый асфальт, немного градом побита, но всего-то за две штуки баксов. Купил, еду, радуюсь. «Пежо», «Пежо», «Пежо». Ба, да я еду на собственном Пе - жо. Жо - пе. Вот и не верь после этого предсказаниям! А Инесса вскорости купила себе беленький «фольксваген-поло» и ездит теперь на фолькс-вагине, то есть и тут предсказание сбылось! Я после ходил по вокзалу, искал ту цыганку, чтоб еще на секс-темы погадала, но она как в воду канула.
Ну, конечно! Крыша, как осенними листьями, засыпана презервативами, завязанными в узелок. Наверно, завязывают на память. В общаге мода такая - трахаться на балконах и сдавать генофонд прохожим.
В салоне жарко, душно, осень теплая, солнце раскалило машину - аж руль горячий, я сразу испариной  покрылся - вчерашнее пиво пошло наружу, почки не успевают выводить обычным путем. Нацепил черные очки, разгладил языком жвачки по подкове челюсти по методу Репецкого. Суть метода в том, чтобы жвачки не жевать, а просто держать за щеками, и в случае надобности смотреть на инспектора этаким барсуком. А на жевание они кидаются, как караси на червя. Ладно, вырулил на проспект 51-ой армии, включил радио, естественно на Славином канале 100,8 и покатил в центр города к милиции.
«... Прекрасная погода и я, Еретик, со своим компаньоном и отвязным корешем Изувером продолжаю вещать и всячески зомбировать ваше сознание. Сейчас послушаем настоящую поп-стар нашей эстрады Аллу Борисовну Пугачеву!
- Погоди, Еретик, а знаешь ты, что такое «поп-стар»?
- Суперзвезда.
- А вот и нет. Поп-стар означает просто старая ... попа! Итак, поет поп-стар нашей эстрады Алла Пугачева!
Загремел последний хит Пугачевой «Позови меня с собой...»
Я ехал под орущую музыку, выставив локоть в окно, любовался осенним лазоревым Захолуйском. На перекрестке проспекта 51-ой Армии и Севастопольского шоссе обогнал огромный красный мусороуборочный комбайн, больше похожий на пусковую установку баллистической ракеты «СС-18», известной на Западе под именем Сатана. Это наш новый мэр Ободов после победы на выборах первым делом закупил в Германии мусороуборочную технику. Помню, мусорщики тогда враз заделались самой крутой профессией. Когда они ехали на запятках своих «СС-18» в оранжевой униформе со светоотражающими вставками на рукавах и коленях, в черных очках и длинных кепи, их ошибочно принимали за спецагентов национальной безопасности. От них шарахались даже бандиты.
- А теперь очередная загадка, – продолжал токовать в эфире Изувер, - назовите певицу, которая самой своей фамилией требует, чтоб ее повалили. Сами знаете куда. Алло?
- Это Таисия Повалий.
- Потрясно! Гениально! – в ненатуральном восхищении загалдели говоруны «Обозревателя плюс».
Эти треклятые диджеи полоскали меня в каждой передаче, высмеивали мой новый альбом и крутили самую заунывную вещь, «Медузу». Слава им дал задание и они доканывали меня вовсю. Правда, пока что трепачи упражнялись на далеких и потому безответных звездах российской эстрады. Свернул на Руданского, опустил козырек от слепящего солнца. Вдоль дороги на всех столбах висели бандиты. В виде предвыборных плакатов и листовок. Красным кумачом наискось горели лозунги зятя Президента Вадима Грифцова. Он шел  на выборы под лозунгом «Слово и дело», совершенно не подозревая, что повторяет любимую присказку Малюты Скуратова. Голубые транспаранты с эмблемой ПППК - полуостров, обрамленный в сердце, - окрасили город в цвет неестественной сексуальной ориентации. Такого же цвета было и небо над головой, только на западе громоздились иссиня-белые кучевые облака, предвещая послеобеденный дождь. В Захолуйске так часто бывает: до обеда солнце, после обеда освежающий ливень, часто с невероятной грозой, а к вечеру - опять солнце, теплынь.
«А теперь реклама. «Биоэнерготерапевт-суггестолог Ольга излечит порчу, снимет венец безбрачия…
-     Еретик, а что такое вообще «биоэнерготерапевт-суггестолог»?
-     Это то же, что и проктолог, только ковыряется в душе.
- Послушай, что мы все музыку да рекламу, рекламу да музыку. Давай поиграем с нашими абба-жаемыми слушателями в какую-нибудь игру с призами.
- Давай! У меня, кстати, готов один вопросик. Итак, внимание! Загадка на логику. Слушайте внимательно. Какое орудие выбрал бы Фэ Киркоров, если бы захотел (чисто гипотетически) замочить свою жену. Приз – это самое орудие! Алло! Да, говорите!
- Киркоров замочил бы ее стойкой от микрофона.
- Неплохой выбор, совсем неплохой. Как вас зовут?
- Александр.
- Александр, вы откуда звоните?
- Из дома.
- А где ваш дом?
- Район ГРЭС.
- Хорошо, Александр, ваш ответ принимается. Но согласитесь, стойкой от микрофона мог бы замочить свою жену любой другой деятель славной эстрады, например, Кобзон или Леонтьев. А вот какое орудие присуще именно, именно Киркорову? Слушаем эфир.
На перекрестке 51-ой Армии и Кирова бродили пацаны с газетами и под красный светофор всучивали их водителям. Я купил «Крымский обозреватель». В рубрике «Крим-Крым» печатались горячие новости криминальной хроники. Глупо, но думал прочитать что-нибудь про нападение на «Гольфстрим» - дескать, преступление раскрыто, ведется следствие. Смешно, конечно. Ничего такого не было. Бросился в глаза крупный заголовок «Пропал еще один «Мавроди». «В Симферополе пропал директор страховой компании «Грааль» Алексей Крупин - последний раз его видели 2 сентября, когда он выходил из помещения фирмы. Во вторник его сын подал заявление об исчезновении отца. Эта компания является одним из самых крупных в Крыму должников перед вкладчиками. Скандал разразился около месяца назад после выхода в «КО» статьи В. Лащенкова «Грааль»? Врааль!». Толпы вкладчиков в панике бросились осаждать пункты приема вкладов по всему Крыму. Очередная финансовая пирамида рухнула и погребла под собой надежды тысяч обездоленных стариков и пенсионеров».
Крупина я знал. Да его знал весь город - он единственный ходил в огромной зеленой чалме с окладистой русой бородой до пупа и корчил из себя то ли йога, то ли гуру. И этой его внешности поверили - в «Грааль» люди понесли деньги, дескать, «факир» не обманет, он божественным занимается, ему не до махинаций, это он все для благотворительности и чуть ли не на постройку храма. Храм Крупин не построил, зато воздвиг крупнейшую в Крыму пирамиду. В этой пирамиде его, скорее всего, и похоронили. Как Хеопса.
- Алло!
- Да, говорите.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. Представьтесь, пожалуйста.
- Меня зовут Виталий и свою жену, то есть Киркорова, я бы замочил молотком.
- Почему именно молотком?
- Потому что Киркоров – молоток, а жена его – старая толстая перечница.
- Логично. Не могу отказать в логике Виталию. Ваш ответ засчитывается, однако конкурс продолжается. И вот почему! Молотков на нашей эстраде много, в группе «На-на» их целых четыре. И логично предположить, что они тоже мочат любимых молотками. Но что присуще именно Киркорову? Вслушайтесь в звучание фамилии и вам все станет ясно. Алло! Говорите, слушаем вас.
- Алле! Слышите меня? Киркоров долбанул бы ее киркой! Ну вы прикольные ребята…
- О, браво! Йес! Йес!
- Он сделал это! Наконец-то наш слушатель угадал! Приз – кирку Киркорова вы можете получить в редакции. А для вас, нашего победителя, звучит песня «Зайка моя».
Под «Зайку» я докатил до гостиницы «Москва». Диджеи-долбоебы опять начали
свою игру со слушателями, как вдруг в эфир ворвался возмущенный звонок какой-то женщины.
- Как вам не стыдно говорить такие пошлости в эфире? – возмущенно
дребезжал пожилой голос. - Ваши мочеполовые шуточки только развращают вкус молодежи!
- Станислав Ежи-Лец говорил: «Если у человека нет чувства юмора, у него
должно быть чувство, что у него нет чувства юмора».
- Эта злосчастная фраза Ежи-Леца уже оправдала в кавычках множество
невежд, как и вы, лишенных чувства юмора, точнее вместо чувства юмора у них пошлость и сальности. Феномен Фоменко стал знаковым для нашей эпохи! Постыдились бы! – возмущенная радиослушательница бросила трубку.
- Вот так, Еретик, - сокрушенно вздохнул Изувер, - старшее поколение не
одобряет наши приколы.
А я между тем приехал. При выходе из машины у мрачного параллелепипеда УВД столкнулся лицом к лицу с человеком, которого меньше всего хотел бы встретить. Слава Лащенков собственной персоной. Честно говоря, я в который раз неприятно поразился произошедшей с ним перемене. Куда делась себорейная гоголевская прическа, где кашлатый богемный свитер и потертые джинсы? Стильный мэн в дорогом костюме, стрижка «под горшок», модные очки «Стинг», сотовый телефон. И по этому сотовому телефону посреди улицы он что-то кому-то вещает, жуя, между прочим, мороженое. Увидел меня, приподнял пальчик - дескать, подожди, испустил в трубку еще несколько ценных указаний, отключился, дал пожать свою вялую волглую ладошку. Я с удивлением увидел на его безымянном пальце толстенную золотую печатку.
- Привет, - говорю, - продажным журналистам.
- Привет спекулянтам! - отвечает Слава.
- Сейчас это называется рыночной экономикой.
- А у нас - демократической прессой!
Я невольно рассмеялся. Сволочь, за словцом в карман не лезет.
- Молодец, - говорю, - отбрил,  не растерялся.
Слава меж тем роняет демонстративно бумажку из-под мороженого на тротуар и облизывает пальцы.  Я выразительно посмотрел на него.
- Гадишь? Есть такая привычка?
- В снятом виде, старичок, - невозмутимо парирует Слава. - Вижу – не понимаешь.
В философии есть такое понятие - «в снятом виде». Это не актуальное, а снятое противоречие. Вдумайся, я знаю, что мусорить неприлично. Я усвоил это с детства как культурный человек. Австралопитеки, составляющие в большинстве своем молодой украинский народ, мусорят по незнанию. Для них это так же естественно, как для Сашеньки Дзюбы отрыгнуться в прямом эфире. А я - о! - я знаю, что мусорить неприлично. И все-таки делаю это, переживая при этом муки совести и все такое. Остраненно. И отстранено. Ну, это философия, Станиславский, Кастанеда, Шри Ауробиндо. Тебе не понять. Короче, я мусорю в высшем смысле, в снятом, так сказать, виде, понял?
-    Остранено, отстранено и обсраненно. Понял-понял, ты идейный пачкун, да?
-    Женя, зачем же гадить в самую душу? - скорбно оскорбился Слава. - Ведь ты сам был поэтом (Сволочь! Был! Этак походя списал меня в тираж!), даже с философинкой, ты-то мог бы попытаться меня понять! Да, я многих людей обгадил, согласен. Но все это в снятом виде! Пойми! В том смысле, что я понимаю всю пагубность и низость своего поступка, страдаю от этого, но через страдание возвышаюсь над ним и как бы делаю его уже даже в шутку. В виде экзистенциальной игры. Ну, Сартр, Камю, Кьеркегаард, в общем, тебе не понять.
И охота ему выебываться с утра пораньше!
- Да уж куда нам! - сокрушился я. - Ты мне лучше скажи, зачем ты нацепил на
палец эту уродливую, пошлую гайку из желтого металла? Это тоже экзистанс?
Слава внимательно осмотрел печатку на пальце, вздохнул.
- Это волшебное кольцо. Долго объяснять. Короче, старичок, это тоже в снятом
виде. Я понимаю всю пошлость внешнего вида этого кольца, его, так сказать, безвкусицу. И ты это понимаешь. Но преодолей отвращение к безвкусице, стань выше нее, и это вульгарное кольцо станет твоим протестом против эстетствующей псевдоизысканности провинциальной интеллигенции, знаком твоего сближения с народом, эпатажем возвысившегося над своей средой свободного от навязываемых стереотипов творца. Согласись, что чрезмерная изысканность вкуса - тоже своеобразная безвкусица!
Несколько мгновений я постоял остолбенело, исполняя мимикой лица фразу из песни «глазами умными в глаза мне посмотри». Он что-то еще вещал, но я впал в какой-то ступор, совершенно не понимая, почему я стою на улице с этим противным мне человеком и что-то от него выслушиваю. Пошутить можно, как говорит Гектозавр, в меру разумности, но такие заморочки даже я с утра перевариваю с трудом.
Это Слава Лащенков, столп демократической прессы города Захолуйска. Вообще, словосочетание «Слава Лащенков» является в Захолуйске таким же устойчивым, как, скажем, «Слава КПСС», «Слава Зайцев» или «Слава Богу». В советские времена он был одним из штатных бультерьеров идеологического отдела обкома партии, специализировался на творческой интеллигенции, знал, куда вонзить клыки побольнее и как одним рыком усмирить диссидентствующую провинциальную тусовку. Я познакомился с ним после написанной скорпионьим пером статейки в «Крымском комсомольце» «Мертвая или живая вода» (см. выше). Поехал в редакцию попросту бить борзописцу морду. Но Слава уже тогда обладал необходимыми пасквилянту навыками конспиратора и удачно скрывался от многочисленных героев своих опусов. Когда я его все же прищучил на семинаре молодых литераторов Крыма при горкоме комсомола, где он вел секцию критики, злость моя улеглась, да и популярность рок-группы «Мертвая вода» после его статьи подскочила до небес, все о ней, то есть о статье, только и говорили. Поэтому вместо мордобоя я прочувствованно поблагодарил его за бесплатную рекламу и попросил писать еще. К тому же Слава оказался настолько плюгав, что для крутой разборки нужно было насылать на него разве что безногого чемпиона параолипийских игр по боксу. Прической Лащенков напоминал Гоголя, только что переболевшего тяжелой формой себореи, лобик имел выпуклый и хрупкий с трогательными голубыми жилками, зато глубоко утопленные под вышеуказанным лобиком глаза смотрели цепко и ехидно. И еще одно обстоятельство остановило меня от расправы: несмотря ни на что, именно он, Лащенков, при всей  ядовитости и идеологической трескотне попал статьей в мою настоящую болевую точку. Он один из всех понял меня по песне «о душе, соглядатайке горней». Он поставил верный диагноз моему тогдашнему мироощущению. Но для того, чтобы знать симптомы, надо самому переболеть той же болезнью. Эту тему мы бурно обсудили на вечерней попойке в общаге, после чего заделались если не друзьями, то приятелями. Слава поразил меня гармоничным сочетанием концентрированной мизантропии и беспринципности  с духовными поисками и обширными познаниями в эзотерике. Кроме того, он обладал кое-какими экстрасенсорными талантами, что и продемонстрировал наутро после попойки, сняв у меня ППС (постпохмельный синдром) без помощи пива, только пассами рук.
В дальнейшем у нас сложились довольно странные отношения, одно время мы тесно общались, я доминировал, давил статью и талантом, известностью и успехом, жалел его, снисходительно допускал к себе как одного из прихлебал околорепецкой тусовки, а он завидовал, хотя внешне скрывал это лестью и приятельским трепом, кружил вокруг этаким Сальери, выпрашивал новые стихи, восхищался, а потом я заметил, что он активно ухлестывает за Инессой, но значения этому не придал ввиду общей плюгавости претендента, а зря. У него была-таки довольно сильная энергетика и начитанность, ему удалось-таки засрать Инесске мозги, так что дело дошло до скандалов и разборок. Моя бесшабашная жена, смеясь, заявила, что мои подозрения беспочвенны, у нее никогда с таким шибздиком ничего не может быть, и вообще, ляпнула, у него пенис калибра колибри! Я на дыбы! Вот как? Откуда ты знаешь? Я предполагаю! На каком основании? На основании его конституции! Ах, ты значит уже подумывала о его пенисе? Тебя останавливает только его конституция? В общем, базар-вокзал - очередной скандал! Колибри я отфутболил, и Слава отошел на более удаленную орбиту. Стал вращаться где-то в перигее.
В дальнейшем я со снисходительным любопытством отслеживал его статьи и заметки, регистрируя неуклонный рост озлобленности и мастеровитости. Щелкопер и борзописец на глазах превращался в матерого мэтра и даже акулу шоу-бизнеса. Как говорили в нашей тусовке, заболел маститом, то есть стал маститым.
В первые же годы Перестройки Лащенков ушел из «Советского Крыма» и затеял издание желтого листка под гордым именем «Крымский обозреватель». Чем больше слабела компартия, тем сильнее наглел Славин листок, так что вскоре даже приобрел почетную кличку «Крымский оборзеватель». Народ так и спрашивал в киосках:
- «Оборзеватель» есть?
- Есть!
Листок пользовался завидным успехом. Это был гремучий коктейль из скандалов, сплетен, сенсаций, полупорнографических репортажей и скабрезных анекдотов. Деморализованные органы цензуры пытались было как-то урезонить щелкопера, но тут же поднимался крик о зажиме свободной прессы, и дряхлый идеологический спрут тут же втягивал щупальца. А Слава не останавливался ни перед чем, лишь бы шокировать читающую публику. Так, помню, например, репортаж со дня рождения бандерши ялтинских путан назывался «Хэппи ****и ту ю». Ему было попытались инкриминировать нецензурщину, но в следующем же номере Слава дал орфографическое пояснение, что ничего матерного он не подразумевал, ибо множ. число от слова «пи..да» будет «пи...ды», а не «пё..ды», а заголовок представляет собой русскую транскрипцию английского поздравительного слогана - «Happy birthday to you», переведенную чуть-чуть неправильно по вине младшего корректора. Захолуйск ржал!
Еще Слава изобрел кроссворды для идиотов, которые регулярно печатал в каждом номере своей газетенки. Там ответы были уже вписаны в клеточки кроссворда, но только очень бледно, и захолуйским знатокам оставалось просто послюнявить и обвести их чернильным карандашом. Как ни странно, кроссворды пользовались диким успехом, очевидно, ввиду общего идиотизма читающих масс.
Но главную славу Слава стяжал, конечно, на ниве очернительства родной коммунистической партии. Как он только не лягал, не разоблачал и не костерил бедных коммунистов! «Покайтесь, палачи, убийцы и душегубы, залившие кровью страну!» - вот один из самых примирительных призывов его к 7 ноября. Слава, как и десятки тысяч таких же прокурорствующих «демократов» усердно разваливал КПСС, не понимая, что партия - это на самом деле и есть государство! В результате Союз рухнул, империя раскололась. «Оборзеватель» вышел под огромной шапкой «Звиздец звезде!»
 В ту пору всех поголовно обуяла мания удельной самостийности. Какое-то время казалось, что Крым, играя на противоречиях между Москвой и Киевом, может добиться невиданной самостоятельности, стать огромным порто-франко, неким славянским Гонконгом. Поэтому Слава с таким энтузиазмом поддержал Чехлова на выборах первого президента Крыма. (см. статью В. Лащенкова «Диагноз - фантазмагорЕя».) Чехлов благополучно обосрался, на долгие годы похоронив идею крымской самостоятельности. После крушения Чехлова и чехловщины Слава, к тому времени уже раздутый манией величия, как монгольфьер, решил сам пойти в политику и баллотировался в мэры Захолуйска.
Да! Чуть не забыл! Он ведь организовал свой частный телеканал под тем же названием «Обозреватель», но за неимением съемочной аппаратуры крутил по вечерам только паршивые копии западных боевиков, а ночами - самую настоящую, дичайшую порнуху! Сейчас трудно поверить, но аморфное государство никак не прореагировало на эти трансляции, а Слава набрался такой наглости, что даже печатал в своем бульварном листке благодарственные письма ветеранов ВОВ, которым якобы порнография помогала коротать долгие часы бессонницы. Апофеозом стало письмо Героя Советского Союза Котомкина, в котором тот искренне благодарил В. Лащенкова за просветительство. «Жизнь уже кончается, - писал ветеран, - так бы  умер и не  узнал, что такое настоящая любовь. Спасибо В. Лащенкову!» Захолуйск ржал!
Слава активно использовал телеканал в своей пропагандистской кампании: долгими часами на экране стояла красная заставка «Просто Лащенков». Таким же лозунгом были оклеены все столбы, щиты, углы и другие выступающие части города. Например, прямо напротив нашего подъезда вся бетонная стенка гаражей была обклеена листовками кандидатов. Так вот – через полгода портреты всех других претендентов на кресло мэра выцвели до абсолютной белизны, Славин же лик тоже побледнел и истаял, но вот глаза… Два голых, угольно черных глаза на белой стене, они встречали нас с Инесской каждое утро пристальным, полным невысказанной угрозы взором. Мистика! Слава будто преследовал нас, внимательно отслеживал передвижения, иногда даже ехидно подмигивал. Я аж вздрагивал. Подходил поближе – нет, почудилось, либо капля дождя скатилась, либо бабочка вспорхнула. Я с ними иногда даже здоровался,  с глазами его неопалимыми.
В мэры «просто Лащенков» все равно не прошел, хотя и оттянул на себя значительную часть старческого электората. Победивший претендент, директор Крымэнерго Суханов, мужик крутой и суровый, церемониться с обливавшим его грязью Лащенковым  не стал и попросту прикрыл порнушный телеканал, да еще наслал по старой советской привычке ОБХСС (или как там оно сейчас называется?). Слава некоторое время скрывался, что придало его плюгавой головенке некоторый ореол мученичества. И что же? Неугомонный Лащенков тут же затеял... радиовещание! «Обозреватель-плюс» вскорости перекрыл по популярности даже «Европу-плюс», не говоря уж о всяких мелких подголосках вроде «Крымского радио». Диджеи Еретик и Изувер стали самыми популярными голосами захолуйского эфира, они язвительно и пошло хамили, беспардонно обливали всё и всех грязью и выпускали в стиле патрона скандальные репортажи и интервью.
Но тут со Славой произошла закономерная метаморфоза: с тем же рвением, с каким он топтал коммунистический режим, он обрушился на рыночную экономику и молодое украинское государство. И опять прослыл народным заступником, и опять к нему шли письма от обездоленных трудящихся! Сам заступник при этом обзавелся новенькой иномаркой, сотовым телефоном и золотой гайкой на пальце, так что будь Слава немного пораскачанней, его вполне можно было бы принять за рэкетира. Да и методы работы у него сделались рэкетирскими. Совсем недавно, как  только я выпустил свой первый за долгие годы молчания магнитофонный альбом, он позвонил мне и радостно сообщил, что «Обозреватель-плюс» является главным информационным спонсором крымского рок-фестиваля «Крэмми» и предложил мне поучаствовать в грандиозном заключительном концерте. В качестве реликта. Я дал предварительное согласие, после чего он счел дружбу восстановленной и лично нагрянул ко мне в общагу и предложил стать моим менеджером, промуотером и носильщиком кошелька. Он заявил, что о.о.о «Обозреватель» отныне является генеральным продюсером не только «Крэмми», но и вообще всех попсовых гастролей в Крыму, от Киркорова до Распутиной, посему судьбы всех крымских звезд, зирок и метеоритов отныне напрямую зависят от него, Вячеслава Ионовича Лащенкова. Он сказал также, что не в восторге от моего нового альбома, - как бишь там? - ах, да, «Репейник», - но по старой памяти готов снизойти и заняться его раскруткой. Правда,  при этом как-то так получалось, что  взамен все права на этот альбом и последующие творения Е. Репецкого переходили к неугомонному «о.о.о Обозреватель».  Таковы нынешние правила. И их устанавливал не человеколюбивый В. И. Лащенков, а другие, вышестоящие структуры. Тут Слава многозначительно закатил к потолку глазки. В ответ я предложил ему переименовать его «о.о.о Обозреватель» в «Аргус л.т.д.», от недреманного ока которого не ускользает, очевидно, ни одно мало-мальски заметное в крымском регионе творческое волеизъявление, после чего вежливо отправил мецената-стяжателя в сексуальный пешеходный тур, то бишь послал на ***.
Я был тогда самонадеян и полон надежд на то, что меня еще не забыли и «Репейник» если не мгновенно, то хотя бы быстро разойдется. Слава возразил, что я не знаю нынешней молодежи, а она, молодежь, не знает меня, поэтому без его поддержки альбом потерпит полное «фетяско». Я повторил свое приглашение в ПСТ, на что Слава глубокомысленно заметил, почему-то по-латыни, «Tempora mutantur et nos mutamur in illis», что должно было означать, что он уже не тот и заставит себя уважать.
 Я не придал визиту особого значения, а зря. Спустя неделю в его «Оборзевателе» появилась статеечка о «Репейнике». Я знал, что глумиться Славик умеет, ожидал плевков и помоев, что должно было только подогреть интерес к моему творчеству у широких масс, но Слава и не подумал делать мне ругательную рекламу. С каким-то даже сочувствием, с глубоким сожалением он поведал читателю о деградации и вырождении таланта небезызвестного в достославные перестроечные времена барда, о глубочайшей провинциальности музыки и слов, вызывающей у слушателя «брезгливое сочувствие, какое испытываешь к здоровому парню, играющему на гитаре в подземном переходе. На нем бы пахать, а он жалостливо канючит всем известные слова, надеясь вышибить слезу и копейку у случайных прохожих». Далее «Репейник» назывался просто сорняком, выросшем в кювете у столбовой дороги современной эстрады.
По прочтении статьи осталось такое ощущение, словно меня саданули сапогом в область семенников. Да-а, Слава крепко поднаторел в искусстве размазывания людей по асфальту. Если бы он ругал альбом за цинизм, скабрезность выражений, эпатирующую смелость высказываний! Но он тихо пожалел меня и призвал слушателя не судить строго выжившего из моды, стиля и вкуса безголосого певца. Ту же линию подхватила и его радиостанция «Обозреватель-плюс», постоянно крутившая одну очень медленную композицию из «Репейника». Вещь была специфическая,  медитативная, вы ее, наверно, слышали, «Медуза», и, конечно, ее постоянное прокручивание могло навести тоску на кого угодно.
Гирлянду щупальцев кисейных
она волочит за собой
и слизью смазано кисельной
ее ажурное жабо.
Размеренный, глухой, бесстрастный,
держащий вековечный курс,
ты вырван с мясом из запястий,
упругий океанский пульс! и т.д.
Я позвонил на радио, поругался с Изувером и потребовал поставить хотя бы «Кинг-Конга», «Балладу о лифте» или «Властелина пластилиновых сердец»! В ответ эта сволочь еще и обосрала меня в прямом эфире, заявив, что они крутят лучшую песню, а все остальные вещи с альбома вообще полная туфта и фуфло. 
Лезов был в ужасе: он продюсировал выпуск альбома из кассы «Радикальных студентов», кассеты не расходились, мы несли огромные убытки, и если бы его студенческим сподвижникам потребовались бабки на очередную голодовку, то Серегиным претензиям на лидерство в их среде пришел бы конец. И скорее всего очень сильно пострадал бы не только авторитет, но весь внешний облик пламенного борца за права обучающейся молодежи. Студенты уже несколько раз доказывали, что ребята они не сопливые. Организация «Радикальных студентов» оформилась после разгона мирной студенческой демонстрации ОМОНом в ноябре прошлого года, они тогда вышли против чего-то там протестовать, требовали повышения стипендий и отставки президента. Ну, и поперлись к Верховному Совету Крыма. Поначалу все шло мирно, плакаты «Требуем повысить стипендии!» «Даешь закон о молодежи!», «В общаге нет воды и света, спасибо, Президент, за это!», «Молодежь - будущее страны!», «Студентам - бесплатный проезд!», горящие газеты, мегафоны, речевки-кричалки, а потом вдруг из задних рядов кто-то запустил бутылку, да так удачно, что раскроил череп одному из бойцов ОМОНа в оцеплении. ОМОНовцы разнервничались и поперли на толпу, студенты стали упираться, ну тут и загуляли по их головам и ребрам резиновые дубинки. Вся заварушка-то длилась всего минут пять, не больше. Но именно в эти пять минут откуда ни возьмись, как по мановению волшебной палочки, появилась Александра Викторовна Дзюба со съемочной группой! Засняла все в лучшем виде, и наутро весь Крым в многочисленных ракурсах наблюдал, как дюжие парни в камуфляже крошат дубинками и кулаками хрупких девчушек и высоколобых очкариков. Разразился грандиозный скандал, поснимали каких-то мелких майоров и почему-то того самого командира ОМОНа, которой-то и удержал своих озверевших бойцов от побоища.
Так вот, результатом пятиминутного междусобойчика ОМОНа со студентами стало появление организации «Радикальные студенты», во главе которой нежданно-негаданно стал мой закадычный дружбан и соратник по рок-группе «Мертвая вода» Сергей Лезов, по кличке Уксус. Он был у меня клавишником, неплохо лабал, были у него потуги на тексты, но Бог таланту не дал, и он достойно исполнял то, что писал я. Амбиции, однако, у Сереги были немерянные, все он рвался куда-то, все к чему-то стремился. Когда началась перестройка, а  за ней реформы и рынок, Уксус уехал из незалэжней Украины в Москву, дескать, здесь провинция и болото, а пробиваться надо там, в мировой столице. Обещал и меня выписать, как только устроится. Слухи о его деятельности докатывались глухие и противоречивые, то вроде играл в группе «Аттракцион», то свою бригаду учредил, что-то вроде «Змей Горыныч Лимитед», но опять же особого успеха не поимел, и вдруг после многих лет забвения вернулся в Захолуйск и - что вы думаете? - поступил в Университет! На первый курс филфака! Красавец, волнистые кудри до плеч, шлейф легенд и слухов, в Москве он якобы был любовником то ли Аллегровой, то ли Бори Моисеева, в общем, отблеск адова пламени на челе,  и т.д. и т.п. На вопрос, какого черта он поперся учиться на филфак, ответил, что и Стас Намин тоже окончил филологический, но я думаю, что пошел он туда из-за молоденьких девочек. Филфак кишмя кишел одухотворенными юными созданиями, среди которых Лезов плавал, как матерая щука в пруду с плотвичками. Он перетрахал все курсы, подготовительное отделение и женскую часть преподавательского состава. Бедные девчонки в массовом порядке делали аборты, потому что этой скотине было лень предохраняться или выдергивать свой член в момент извержения бесова семени. Его фанатка № 1 Рита Жабчик с обалденной фигурой и личиком, вполне соответствующим фамилии, сделала от своего кумира шесть абортов и посадила зрение до минус семи! Для того, чтобы узнать, сколько времени, она натягивала угол глаза и наводила резкость на циферблат наручных часов! А Сереге все по барабану! Как-то приперся ко мне с Ритулей и предложил воссоздать «Мертвую воду». Я ответил в том смысле, что в одну воду дважды не войдешь, даже в мертвую. Но Лезова не отговоришь, если он что втемяшил в голову.
- Жека, не в музыке суть. Программа иная. Высшая! Рождение партии из духа
музыки. Мы создадим партию! Да ты не морщись, ты слушай! Мы живем в новом мире, в условиях звериной рыночной конкуренции. Единственный способ пробиться в новом мире - стать кем-то в политике. Все деньги крутятся в политике, все связи - в политике, недаром бандиты полезли в депутаты! Но партии нужна харизматическая личность. Это ты!
- Я?
- Да, ты! Тебя помнят! Репей - легенда 80-х! Ты будешь председателем партии, а я
- секретарем. Тебе ничего не надо будет делать, просто сиди и надувай щеки.
- А, - понял я. - «Союз меча и орала». Только такая партия уже есть. Это Петрусь
со своими девочками. Партию меча исполняет сам Петрусь, а партию орала с надуванием щек – соответственно, курируемые им ****и.
- Можешь зубоскалить, но иного пути у нас нет. Я в Москве пообтирался,
понищенствовал! Там пробиться нереально, все занято. А вот Крым - это кайф! It's fun! Крым пуст. Мы станем первыми здесь, захватим эстраду, а с нею - умы молодежи, и отсюда скакнем в политику! Но для начала надо все реанимировать! Инессу и Ритку возьмем в подтанцовку, они телки длинноногие, гитара и клавиши есть, Гек неплохо лабает на басе, остается ударник. Кстати, а где Изверг? Я его еще после возвращения не видел!
- Это тебе повезло, что не видел. Валерка сидит на игле.
- Что, конкретно?
- До упора.
Валера Балюк, мой школьный товарищ и ударник рок-группы «Мертвая вода», кличку свою получил в седьмом классе, когда проходили «Старуху Изергиль» Горького. Он назвал рассказ «Старуха и изверги», все хохотали, а учительница литературы, Мария Федоровна, отсмеявшись, посадила его со словами «Сам ты изверг!»
И что вы думаете? Пухлый колобок Валера начал курить план, попробовал тяжелую наркоту, стал колоться, вытянулся вверх и высох до скелетоподобного состояния. Можно было подумать, что кличка, как порча, иссушила и переродила толстяка-весельчака, бодро колотящего по барабанам, в настоящего ночного изверга. Он мне иногда звонил, именно по ночам, и заплетающимся языком просил денюжку. Я не давал. Короче, ударника требовалось искать. А что касается политики, то я предложил для начала выпустить альбом, раскрутиться, а уж потом решать, лезть нам в нее или нет.
Магнитоальбом мы сделали. Продажа кассет шла туго, потом на горизонте замаячил  перекупщик Слава, которого я, как уже указывал, послал на три веселых буквы,  то есть в ПСТ, а через пару дней после его визита Лезов в ультимативном тоне потребовал принять предложение Лащенкова. Мы, дескать, попали на деньги, их надо вернуть в студенческий общак, иначе скандал, вылет из Универа и - прощай, надежды.
- С чего ты взял, что этот слизняк Лащенков поможет нам раскрутиться?
- Ты живешь вчерашним днем. Слава теперь - мощный босс крымского шоу-
бизнеса, за ним стоит сам Чугунок, они уже подмяли под себя весь летний гастрольный рынок. В Крыму на эстраде никто не может и пальцем шевельнуть без Славиного одобрения.
Самолюбие мое было уязвлено. Я обещал подумать. Лезов меж тем продолжал регулярно наезжать. Он уверял, что Слава - волшебник, и по мановению волшебной палочки восстановит славное имя «Мертвой воды» и ее лидера - знаменитого Репья! После чего я возглавлю вместе с ним политическое движение (как будто дело решенное!) «Радикальные студенты» и мы заделаемся крутыми воротилами, миллионерами и вообще хозяевами вселенной. На вопрос, зачем его сраным студентам сдался именно Е. Репецкий, он пояснил, что безродным студентам, дескать, нужна харизматическая личность, каковую они и понесут, яко хоругвь, на Зимний дворец в ближайшее кровавое воскресение. Я снова повторил, что он ошибается, что я не тот человек, который ему нужен: во-первых, Репья давно забыли, что доказывает провал нового альбома, во-вторых, моя личная жизнь рухнула и внутри я похож на выгоревшее дупло, в третьих, от политики одна изжога, и вообще «хозяев вселенной» регулярно отстреливают из нарезного оружия. Лезов с жаром возражал, что меня еще помнят, а альбом искусственно «опущен», но в любой момент Лащенков и «Мафия л.т.д.» могут его обалденно раскрутить, после чего я вспыхну на небосклоне, как праздничный салют. Я ответил, что с бандитами дела вести не буду, это все равно, что совать голову в пасть льву: укусить-то он, может, не укусит, но если даже случайно чихнет, головы не сносить.
- Они уже давно не бандиты! - заорал Лезов, - Они сейчас спикеры парламента,
мэры городов, крупнейшие бизнесмены и депутаты всех уровней! А ты просто трус, если боишься с ними сотрудничать!
- Так ты заодно с этим подонком Лащенковым?! - заорал я. - С мудаком,
который нас каждый день пинает ногами и ждет, когда же мы приползем лизать ему ручки?! Ты хоть понимаешь, что согласиться на его условия, значит, попасть в самое настоящее рабство?! И кто ты после этого? Иуда!
- Ты его всю жизнь держал за дерьмо, а теперь он стал боссом, вот тебе и завидно!
Ты нищий и неудачник, на таратайке ездишь, живешь в малосемейке, тебя жена бросила, я хочу тебя вытащить из дерьма, Слава хочет помочь, а ты из гонору упираешься!
- А не пошел бы ты на *** после таких слов?!
Разорались мы капитально. Нервы были на пределе, с Инесской шла сеча, альбом провалился, а тут еще лучший друг стакнулся с негодяями и внаглую вербовал в услужение Мамоне. Короче, посрались мы вкрутую, обоюдно отправили друг друга в пешеходные сексуальные туры, но в противоположных направлениях, и отбыли по выработанным маршрутам.
Спустя три дня на «Гольфстрим» совершается разбойное нападение. Конечно, первым делом я подумал на Лащенкова - значит, гаденыш уже такими методами пытается убедить меня пойти к нему в услужение.
Я поехал к Шраму, ведь точка была под их «крышей» и нанесенный ущерб касался и их. Я ожидал, что Шрам что-то знает о Славиных заморочках, и даже думал, что они совместно хотят подмять и заангажировать мой талант, но амбал сказался безмерно удивленным и пообещал разобраться: конфликтов у них ни с кем не было, и наезд на точку, находящуюся под их покровительством, мог обозначать только появление какой-то «левой» банды отморозков-любителей.
И вот на’ тебе, нечаянная встреча! Славик Лащенков собственной персоной! И еще эдак невинно интересуется, какие у меня дела в логове правоохранительных органов? Я вкратце излагаю эпопею с погромом «Гольфстрима», а сам пристально смотрю в его серые наглые глазки. Глазки эти имели крабью особенность прятаться под надбровными дугами до полного исчезновения. В этот раз они, напротив, очень натурально выпучились и выразили неподдельное изумление.
- Старик, об этом надо написать. Моя редакция теперь вот здесь. Специально
взял в аренду офис напротив УВД, чтоб писать репортажи с места событий, не отходя от рабочего места.
Я посмотрел вдоль Славиного указательного пальчика и увидел на старом фасаде ампирной двухэтажки сияющую заплату евроремонта. Жаба зависти невольно сдавила трахею. Растут люди! Чтобы отделаться, я пообещал Славе заглянуть к нему на новоселье и поспешил на свидание со следователем.


Рецензии