И смех, и слезы

И смех, и слезы
                А. Анин               


Москва, 70-е годы двадцатого столетия. Лужники. Выступление Московского балета на льду. Половина ледовой арены  застелена ковролином, и на ней установлены кресла.

Проход  из вестибюля в  такой импровизированный партер проектировщиками Дворца спорта  предусмотрен не был,  и, чтобы попасть в него, нужно   сначала подняться на верхний ярус и уже потом  спуститься по ступенькам вниз.

   Представление  еще не началось, зал  заполнен только наполовину,  но разогрев публики идет уже полным ходом. Не приглашенными для этого случая артистами, а силами самих зрителей, за счет, так сказать, внутренних резервов.

Дело в том, что  - то ли  из-за чьей-то халатности, то ли средств не хватило -  участок льда как раз в том месте, где кончается лестница,  ковролином не застелили. Достигнув последней ступени, ничего не подозревающий зритель  смело шагает, как ему кажется, на твердую почву  и тут же  оказывается лежащим на льду. И  при каждом таком падении в зале раздается смех. Сначала сдержанный,   с каждым разом он  становится громче и  продолжительней. Публика   уже вошла в азарт и  ждет продолжения увлекательного зрелища, и как только на  лестнице  появляется очередная потенциальная  жертва,   все  взгляды неотступно следуют за ней. А  когда она оказывается на льду, раздается  взрыв хохота.  Некоторым несчастным удается устоять и  отделаться легким испугом, но многие уходят, прихрамывая или потирая ушибленное место.

Особенно долго и весело  смеялись, когда упала молодая парочка. Пока она спускалась, юноша придерживал свою подругу под руку, но  когда он наступил на лед и поехал, то не успел убрать свою руку и потянул девушку за собой.

Это был   самый эффектный номер разогревающей  программы.
Но вот  на верхней ступени лестницы появляется  элегантная дама. На вид  ей - несколько за семьдесят, но, несмотря на  возраст, выглядит  очень эффектно: роскошные  седые волосы, безупречная осанка,  одета хоть и не по-современному, но с большим вкусом. Легкая  загадочная  улыбка мерцает на просветленном лице, каждая  его морщинка излучает безмятежность, умиротворенность и одновременно благожелательность, добросердечие. Женщина  словно хочет сказать всем своим видом, что она желает людям добра, любви  и счастья.

Помогая себе грациозными движениями рук в длинных черных перчатках, она осторожно переступает со ступеньки на ступеньку,  неотвратимо приближаясь к роковому рубежу. 

  Публика затаила дыхание. И тут из глубины зала раздается истошное: «Остановите  ее!»

Кто-то из партера, пытаясь предотвратить  беду, бросился ей навстречу, но пока  он  продирался через колени сидящих зрителей, развязка уже наступила: женщина  лежала распростертой на льду.

Что-то похожее на стон волной прошло по залу, но этот возглас тут же потонул в очередном взрыве хохота.

Наверное,  смеялись  по инерции, но если это была инерция, то  инерция  недобрая,  глухая к чужой беде, тупая и безжалостная.