Крымские хроники бандитского периода 7 глава

КОНЦЕРТ
Грохочущая музыкальная коробочка фойе Зеленого театра сплошь обклеена афишами разрекламированного концерта «Восставшие из ада». Самые «мирные» анонсы звучали так: «Безбашенное рубилово крейзанутых виртуозов», «Глючное долбилово обсаженных сатанюг» ну и так далее. Я еле узнала Женьку на плакате, с которого озаренный адским пламенем рокер в черной бандане тычет пальцем зрителю в самую душу, как на знаменитом бигборде «Ты записался добровольцем?» Только текст другой: «А тебя вставило?!»
В первом отделении выступали самые модные крымские группы - «Цианистый калий» (ЦК) из Бахчисарая, севастопольские «Волнорез» и «Гегемон», «Цимус» и «Талисман» из Евпатории, ВИА Академии МВД Украины «Понятые», панк- группа «Воды отошли», и две столичные группы «Фаэтон» и «Мертвая вода».
Я приехала к концу выступления «Гегемона». Зал был уже заведен, а надо сказать, что Зеленый театр в парке Шевченко рассчитан на полторы тысячи человек. И он был полон.
Стоял дикий свист. Обкурившиеся пэтэушники, поддатые студенты, «отвязанные» рокеры, прыщавые, дерганые подростки, вульгарно накрашенные девочки на огромных, чудовищно толстых платформах. И эти полторы тысячи человек бушевали, вопили, свистели. Уши заложило. Я пробралась за боковую кулису. Еретик с «Обозревателя-плюс» вел концерт и как раз объявлял выступление «Цианистого калия». Наслышанные об их привычках вонять в зал, первые ряды шарахнулись. Но Еретик со смехом успокоил зрителей. Сказал, что перед выходом на сцену группу обыскали и изъяли газовые баллончики. Лидер «ЦК» губастый и вихрастый Максим Харитонов начал что-то мяукать в микрофон под нестройное бренчание струнных инструментов. То ли он имитировал наркома, то ли на самом деле вышел ширнутый, гнусавил что-то себе под нос под примитивный ритм ударных:
Мне все до лампочки, до лампочки, до лампочки...
Толпа веселилась сама по себе, пока он там блеял в микрофон под свой знаменитый припев «халулай-халулай-халулай», наконец Максим прокричал на прощание: «Спасибо, мы пришли к вам с миром!» Зал проводил их одобрительным свистом.
Еретик выбежал к микрофону с сигаретой, держа ее за спиной, собрался было что-то прокричать, как вдруг у заднего бокового прохода возникла заваруха, толпа закачалась, замелькали руки-ноги, сыпануло женским визгом, в драку кинулись омоновцы, мятеж быстро подавили.
- Наша бравая милиция наводит порядок среди молодежи, - прокомментировал
Еретик, затягиваясь на сцене и демонстрируя полную отвязанность. - С нами, безоружными, справиться, конечно, легко. Черти, давайте не давать им повода показывать, какие они крутые! Все равно мы знаем, что самые главные - это мы! Мы - новые, ни разу не надеванные, мы открываем этот мир, загаженный предыдущими поколениями. А поэтому можно и нужно пробовать все! Нет запретов! Взрослые папы и мамы запрещают нам пробовать вино и курить сигареты, а сами дымят, как паровозы и хлещут водяру. Они запрещают нам поздно приходить домой и дружить с девочками. Знаете этот, как мальчик подсмотрел ночью за родителями в постели и озадаченно так себе говорит: «И после этого они запрещают мне ковыряться в носу!»  (Хохот в зале, восторженный рев). Оу-йес, черти! Сейчас настало время попробовать «Мертвую воду». Стихийное бедствие, торнадо под названием «Мертвая вода» дождалось своего часа! Встречайте!
Но особого вопля восторга представление не вызвало. Кто такая «Мертвая вода»? Новое поколение краем уха слышало что-то о гремевшей когда-то группе, но и только. Сердце мое сжалось. Женька вышел в джинсах и майке с гитарой наперевес, степенно подошел к микрофону. Валера-Изверг в солдатской шапке с красной звездой и в шинели на голое тело прошел к ударной установке, Лезов вышел из другого края кулис с бас-гитарой, Валент в тельняшке стал за «Корг».
- Хай, пипл! - прокричал Репей в зал. Зал ответил свистом. – Начнем разминку
с шуточной песенки. «Кинг-Конг»!
- Й-е-е-э!! - ответил зал. Репей начал в своей обычной манере - что-то среднее
между вокалом, речитативом и рэпом. Темно-синий свет залил сцену, замигали-закружились разноцветные прожектора, Валера-Изверг рассыпал дробь, к припеву поднял руки над головой и заколотил этими своими дубинками крест-накрест, призывая толпу к беснованию.
Кинг-Конг играет в пинг-понг,
Кинг-Конг играет в пинг-понг...
запрыгал припев по залу целлулоидным шариком. Толпа включилась, пол задрожал, полторы тысячи подростков в едином ритме стали подпрыгивать и выбрасывать руки вверх. Синие, красные, белые круги прожекторов хороводом закружились по бурлящей толпе. Репей не стал сразу доводить толпу до пароксизма, в полсилы спел второй куплет, народ слегка притих, и к моменту второго «забойного» припева Женька опустил микрофон к ширинке джинсов и в наступившей тишине с визгом принялся открывать и закрывать звонкий зиппер - вверх-вниз, вверх-вниз, повизгивание разнеслось по всему залу, девки первыми заголосили, и тут грянул ожидаемый всеми, привязчивый, как загар на ялтинском пляже, припев:
Кинг-Конг играет в пинг-понг,
Кинг-Конг играет в пинг-понг!
В этот раз Репей вскинул руку вверх, сделал пальцами «козу» и в такт припеву принялся бодать небо. И вся толпа вскинула руки и с криками принялась бодать тысячью «коз» воздух над головой. Там и сям телки полезли в экстазе на плечи спутникам, постаскивали с себя майки, закрутили ими над головой, как флагами, голые прелести только подлили масла в огонь массового экстаза. По сцене пустили дым, сверху посыпались искры, как от электросварки. Изверг размеренным биением ножного большого барабана слил в единый ритм дергание зала и припева. «Кинг-Конг» прошел с бешеным успехом!
- А теперь вспомним молодость. «Держать!» - объявил Репей.
Это был его старый забойный хит, но подростковая аудитория его не знала. В абсолютной тишине Женька начал:
Колышущая штанга...
Из зала крик крик - «Держать!»
Порывистей мустанга,
ленивее моржа.
Держать! - (вдавило плечи),
Держать! - (да что я, шут?!),
Держать! - и рукоплещут
за то, что я - держу!
В минуту жизни трудную
шатается душа,
одну молитву чудную
твержу - «Держать! Держать!»
Как с каменным упорством
атланты держат дом,
набычились, уперлись,
не ведая о том,
что время их раздавит,
что им Сизиф сродни,
что держит дом фундамент,
а вовсе не они!
Тут Репей крикнул в зал: «А теперь все вместе!»
- Держать! - он вскинул вверх микрофоном на штативе, как штангу, зашатался
под страшной тяжестью. - Вдавило плечи... - взмахнул рукой и зал нестройно закричал:
- Держать!
А Репей - им - в муке страшного упрека, воплем: «Да что я, шут?»
Зал уже уверенней - хором: «Держать!»
Репей: «И рукоплещут
за то, что я - держу!» - Гулко в микрофон, - «Молодцы!» - и тут же следующий куплет:
Но если дрогну все же
и вес моей тоски
Пройдет, как дрожь, по коже
и сплющит позвонки,
хочу, чтобы спокойно
ты произнесла:
«Держись, любимый, стой на
своем и стой достойно,
я знаю - ты не слаб».
Вместе и!
Зал - нестройно: Держать!
Репей истеричным визгом распаляя толпу: «Вдавило плечи!!» - тычет микрофон на длинном штативе прямо в потную толпу и та отвечает ответным импульсом истерики:
Держать!!
Репей - воплем в диссонирующий визг микрофона: «Да что я, шут?!»
Толпа - рев - в протянутый микрофон: Держа-а-ать!!
Репей: И рукоплещут
за то, что я держу-у-у-у!»
И тут действительно раздались аплодисменты, молодняк хлопал, высоко подняв руки над головой, и вскоре весь зал ритмично заколотил, как пингвины ластами. Но Репей мгновенно смел пену аплодисментов и в притихший зал прошептал то, что не раз шептал мне, что было напрямую посвящено именно мне (да и вообще вся эта песня посвящена мне!!).
Мы выйдем невесомо
смотреть, как город спит,
и как пылит поземка,
пылая, словно спирт.
Я вынесу все боли,
от лжи и до ножа,
но лишь тебя не волен,
не волен удержать...
Долгая пауза и вдруг резкий, бьющий по ушам и нервам, потрясающий вопль до мурашек по коже и дрожи в душе:
Держа-а-ать!!!
И все. И долгая тишина.
Зал взорвался. В этот момент замигал стробоскоп, и в его молнийном слепящем мерцании фигура Женьки начала двоиться, троиться, он словно бы поплыл вверх в порыве вознесения, и зал взревел диким оглушающим ором! Сердце мое колотилось, дыхание перехватило, слезы залили глаза, сквозь них сполохи цветомузыки и стробоскопа слились в проникающее до центра мозга северное сияние, ритм бешено молотящего на ударных, обезумевшего, впавшего в транс Валеры-Изверга доводил толпу до исступления, а Женька поднимал всех за собой - вверх-вверх-вверх - казалось, вот-вот оторвешься и воспаришь... или рухнешь в истерику, конвульсии, вопящую падучую, уши оглохли, от мощнейших усилителей содрогалась грудная клетка, вибрировали легкие, трахея и бронхи. Состояние близкое к оргазму, катарсису  и белой горячке обуяло зал... Мне стало страшно. Что случилось с Женькой? Он словно возродился! Он опять властвовал над толпой, опять руководил этой стихией, людское море колыхалось в такт его повелений, он тыкал в зал «козой» и зал отвечал ему сотнями «коз», он водил руками над головой и все они водили руками с сотнями зажженных зажигалок и раскачивались в гипнотическом трансе, как водоросли в такт колыханиям морской толщи. Женька мог бы раздвинуть их, как Моисей - воды морские, взметнуть и опрокинуть куда угодно. Неужели он прав и я действительно закрепостила его и лишила таланта? А теперь, без меня, он снова воскрес к своему «великому» творчеству? Значит, я действительно виновата во всем, он – талант, а я – чуть не погубившая его стерва! Это открытие убило меня. Я стала продираться сквозь толпу к выходу. Оболваненный, обкуренный, поддатый молодняк дико «тащился» в страшном грохоте и ритме.












КИНГ-КОНГ ИГРАЕТ В ПИНГ-ПОНГ
- Какую первую помощь вы оказали потерпевшему?
- Сонную артерию прощупал – бах! –  а он без сознания.
- Он потерял сознание до или после прощупывания?
- Во время, ну.
- Долго щупали?
- Минуты три, ну.
- Обеими руками щупал?
- Обеими, а как же! Он же вырывался, ну!
После концерта я сидел в гримуборной, потный и обессиленный. Давно не брал я залы. Это, действительно, как штангу вырвать и удержать! «Держать!» была хитом 1989 года. Давно это было. Не удержал я Инессу. Не по Сеньке штанга. Не по Хулио сомбреро.
И пока я этак меланхолично предавался воспоминаниям о прекрасной юности, хлипкая фанерная дверь отлетела в сторону и хрястнула по стене от чудовищного по силе тычка и в комнатенку ввалился самум. Нечто огромное, минотавроподобное сграбастало меня лапищей за горло и выдернуло из кресла.
- Об-бидел-ё! - проревело вторжение, опаляя лицо огнедышащим выхлопом. – Не
играю я в пинг-понг-ё!
- Не п-понял...- еле прошипел я сдавленным горлом, тщетно извиваясь в могучей
длани. Мелькнуло в голове, что плод моей фантазии - король джунглей Кинг-Конг - каким-то невероятным образом материализовался и пришел требовать сатисфакции. И точно! Он проревел, угнетая обоняние пивным скисшим духом:
- Косяк ты упорол, парень! Кинг-Конг я-ё! Понял-ё? Обидел ты меня! – он
тряханул меня за горло, показывая, как сильно я его обидел. - Не играю я в твой долбанный пинг-понг! За базар ответишь-ё! - и он швырнул меня обратно в кресло.
- Я не имел в виду никого конкретно, - сквозь надсадный кашель попытался
оправдаться я. – Это про гориллу из фильма...
- Я - горилла?!-ё! - возмущенно взревело нависшее надо мной чудовище и
вновь потянулось лапами к горлу. - Ты чё в натуре? - тут его порыв остановила мощная отрыжка, каковой он и сотряс фанерные стеночки гримуборной. Отрыжечный рев с перекатами и руладами очень напоминал боевой клич исполинской гориллы из знаменитого фильма.
- Да я вас впервые вижу! Откуда мне знать, что вас кличут Кинг-Конг.
- Кинг-Конг - король джунглей, пол? А ты его в пинг-понг играешь!
Надсмехаешься, да? Ответишь-ё, предупреждаю!
Чудовищные персты сминают мне плечо, поднимают вверх, я болтаюсь на ключицах, как плащ на вешалке, глаза лезут на лоб от боли, пытаюсь крикнуть «помогите!», как вдруг дверь распахивается и с хохотом в комнату вваливает Чугунок с бритоголовыми телохранителями, ржущий рыжий и ражий Зюзя, за ним мелькает скопческое личико Лащенкова, радостный Лезов с открытым в экстазе ртом, обалдевший Изверг, какие-то расфуфыренные девки, тут же напускающие в конуру волну крепчайшего аромата духов и дезодорантов, монструозная лапа отпускает меня и я брякаюсь в кресло.
- Испугался-ё? – орет Чугунок и в восторге многократно щелкает пальцами
правой руки. Помню я за ним эту привычку. Правда, никакого повода для особенной радости я что-то не наблюдал. Но, видимо, это щелкание пальцами в его кругу приобрело иное значение. Откуда ни возьмись, сзади Чугунка возникло роскошное кресло алого сафьяна с высокой резной спинкой и подлокотниками в форме львиных лап. Наверно, из театрального реквизита, подумал я.
- Что, Женя, не рассчитывал встретиться с героем песни? – сквозь затихающий
смех спросил Чугунок, закидывая в кресле ногу за ногу и с иронией наблюдая, как я растираю дико ноющее плечо. – Это, в натуре, самый типичный Кинг-Конг. Услышал про себя песню, решил навестить автора, ха-ха... Ему за падло в теннис... тьфу, в этот... пинг-понг играть...
- Он в пинг-понг чужими бошками играет, - пояснил Зюзя, с грохотом сгребая с
подзеркального столика на пол театральную мишуру и усаживаясь боком. Он коротко остригся и смотрелся фантастически: шишковатый череп в ярко-оранжевой ермолке рыжих волос, безумные глаза болотного цвета с белыми заедами в углах, вмятая переносица, растресканные губы, долговязый, узкоплечий, мосластый, - чудом попавший в двадцатый век викинг-берсерк.
- Ну, давай выпьем! - сказал Чугунок. В его чуть отведенной назад руке
материализовался хрустальный фужер, тут же из-за высокой спинки кресла выплыл официант в черном фраке с бабочкой и зеркальным пробором. На серебряном подносе в его руке искрились хрустальной насечкой и бегущими вверх пузырьками фужеры с шампанским.
- Выпьем за твой успех, Евгений! - продолжил Чугунок, слегка наклонив в мою
сторону фужер. - За твою реанимацию!
- За воскрешение! - поддакнул Лащенков.
- Воскрешение - это когда из мертвых, - наставительно пояснил Чугунок. – А
Женя у нас был в коме... в летаргическом сне...
Сияющий Лащенков, Зюзя, Лезов, кокетливые телки с хлопающими ресницами и хлюпающими декольте лезут чокаться, плещут пеной мне на колени, звон катится по убогой гримерной.
- Ты знаешь, - говорит Чугунок, пригубив бокал, и все благоговейно замолкают.
– Когда ты приходил ко мне, ты просил за свой бар, я смотрел на тебя и поражался. Что рынок делает с людьми! Репей, сам Репей, наша легенда, и чем он стал? Репецкий заделался барыгой. Торгашом! Певец продал талант за гроши. Ты приезжал ко мне. Ты просил меня заступиться. Ты говорил, что Зюзя бьет посуду. Теперь он не бьет посуду, я его попросил. Ты стал от этого счастливее? А твоя жена? Она танцевала голой, в стриптизе, перед ничтожными людьми, за двадцать копеек. Фу, как некрасиво. Какая капитуляция перед чистоганом! Духовная смерть. И вот сейчас ты воскрес. Мы приложили много усилий, чтобы воскресить тебя. Ты, может быть, и не догадываешься, но я принял в тебе участие. Ты думаешь, это Слава на тебя наезжал? В смысле - пытался тебя вернуть на сцену? Нет, это я. Запомни, в Крыму ничего не делается без моего ведома, - тут он сделал многозначительную паузу, буровя меня взором. Отхлебнул шампанского. -  Я не забыл старого друга. Я протянул тебе руку. Не надо за меня пить. Твой ответный тост должен быть за бригаду реаниматоров, - взгляд с помаванием бровей в сторону Лащенкова. Ох, как угодливо склонился Слава, уронив вдоль щек жидкую прическу, как осторожно прикоснулся кромкой своего бокала с чугунковскому фужеру.
Вдруг у окна что-то с грохотом упало, девки взвизгнули, телохранители дернулись, прикрывая Чугунка, Зюзя сунул руку за борт куртки, все взгляды вперились в виновника шума - Кинг-Конг усаживался на подоконник и сорвал гардину. Теперь он ошалело сдирал с себя тяжелый бордовый бархат.
- Шо ты там все рушишь! – гаркнул Зюзя.
- Опять он! - крикнула одна девка. - Тогда у меня пианино раздавил, теперь...
- Так дайте ему стул.
- Под ним все стулья разваливаются.
- Та тут занавесочка-ё! - извиняясь пыхтел неуклюжий исполин.
- А ведь ты стукач, Кинг-Конг,- сказал Чугунок.
- Ты шо, Дмитрий Иваныч?.. - испуганно переспросил громила, да так и
замер в нелепой драпировке, как Нерон перед горящим Римом.
- Я говорю - стукач ты! - истерично крикнул Чугунок и вонзил в него
указательный палец. Бриллиант брызнул искрами по каморке. Нехорошее молчание мгновенно скопилось в комнате, как статическое электричество. «Бультерьеры» Чугунка сделали стойку и придвинулись к потенциальной жертве. Жертва растерянно озиралась, невнятно шепча: «Ты шо, Дима... Дмитрий Иваныч, ты шо?» Страшная пауза тянулась невероятно долго. Чугунок буравил великана бешеными круглыми глазами, ноздри его раздулись и зияли в пол-лица. Внезапно он заорал:
- Терпилам стучишь по бошкам? Ну, отвечай!
- Не, никогда не стучал... -  потерянно пролопотал Кинг-Конг. Лицо его в миг
залоснилось от пота. Видно было, что он дико боится своего босса.
- Ты вопрос слушай! Терпилам, говорю, стучишь по тыкве?
- А? Терпилам? – тут до громилы дошло. - А! Стучу! – облегченно загыгыкал
он. – По тыкве это… стучу!
- Значит - стукач! – торжествующе заорал Чугунок и защелкал в восторге
пальцами. Все дружно заржали. - У вас в музыке это называется «ударник», - прокричал мне Чугунок через громоподобный хохот братвы. Зюзя что-то кричал в мобильный телефон. Официант разливал шампанское.
Я сидел как оплеванный. Мало того, что этот урод подослал ко мне своего былинного богатыря-дебила и напугал до смерти (как ноет ключица-ё!), так еще и припомнил, как я обращался к нему за помощью, и жену мою приплел (и это при Зюзе, бли-и-и-н!). Так и Зюзю-то он специально привел, чтоб меня унизить, знал о наших сварах! Я поднял свой фужер.
- Что ж, я тоже хочу выпить. За тебя, Дима! Я наблюдал, как ты рос и не раз
поражался, неужели это наш секретарь комсомольской организации, правда, исключенный за фарцовку и валютные махинации... неужели, говорю, Дима Чугунков, с которым мы не раз пили дешевый портвейн в общаге, стал таким большим боссом. Что делает с людьми рынок! - передразнил я его. - За тебя, Дима!
Чугунок уставился на меня стылым, наливающимся яростью взглядом. Ноздри его опять раздулись и заняли пол хорькового лица. Дикая злоба засквозила из них. Я, честно говоря, похолодел. «Опять косяк упорол!»- подумал я на их неандертальском диалекте. Внезапно Чугунок взялся обеими руками за подлокотники, рывком встал, приказал Кинг-Конгу, щелкнув на меня пальцами:
- Привезешь ко мне в Мятное. Через сорок минут.
Резко вышел. За ним гурьбой вывалились подручные. Последним вышел, сделав большие глаза, Лезов. И вновь тишина в комнате. Из угла шевельнулась туша Кинг-Конга, подняла бутылку шампанского, запрокинула, допивая остатки из горлышка. Буркнула мне.
- Собирайся-ё! До Мятого пилить полчаса не меньше.

БЕСПЕРДЕЛ
История восхождения Дмитрия Чугункова к вершинам криминальной власти достойна пера Марио Пьюзо, а я в силу ограниченности таланта изложу его curriculum vitae в телеграфном стиле.
Дмитрий Чугунков, в просторечии Дима-Чугунок, ничем особенным не выделялся из разношерстного племени фарцовщиков, валютчиков и спекулянтов, которые и составили в свое время экономические дрожжи горбачевского кооперативного движения. Кроме одного качества - у Чугунка был лисий нюх на все новое. И пока на первых порах торгово-валютная братия презрительно браковала   «Закон о кооперативах» («не хер делать - светиться перед Конторой, не успеешь зарегистрироваться, так они по этим спискам всех и повяжут тепленькими»), Дима Чугунков уже зарегистрировал  первый  кооператив Крымской столицы. Он открыл первый частный бар на паях с Чабаном - мастером гиревого спорта, уже тогда державшим свору вышибал и хулиганов. Бар назвали «Чуча» в память о знаменитой песне 60-х годов и по начальным слогам двух имен (отсюда и первоначальная кличка чугунковских бойцов - чучела). Бар вскоре стал центровым, там тусовались «крутые», заключались сделки,  авторитеты «перетирали» свои проблемы, в задних комнатах шла игра по-крупному, верткий, цепкий, злобный, как хорек, быстро соображающий Дима стремительно расширял кругозор, учился макроэкономике, как говорится, «на марше». Первые его аферы поражали размахом. Вскоре после начала кооперативного движения Чугунок подмял под себя всю торговлю тогда редкими и дорогущими компьютерами. Неожиданно в электросети города стали происходить странные вещи: неожиданно прыгало напряжение, жесткие диски горели, терялись базы данных. В газетах по странному совпадению тут же появились объявления о продаже источников бесперебойного питания. Не стоит и говорить, что перед скачками напряжения в сети большая партия источников была завезена фирмой Чугунка и навар составил многие сотни процентов. Совершенно культовую аферу Чугунок прокрутил сразу после прихода к власти в Захолуйске его ставленика мэра Ободова. Горсовет неожиданно принимает решение о запрете въезда в городскую черту автомобилей без катализаторов для очистки выхлопных газов. Решение это объяснялось заботой об экологии и здоровье захолуйцев. Гаишники устраивали настоящие облавы на очумевших автолюбителей, наполняя городской бюджет потоком штрафных денег. Обезумевшие автолюбители кинулись по автомагазинам и – о чудо! – на чугунковских автостанциях оказались в наличии нужные катализаторы, адаптированные к нашим условиям, вдобавок с установкой и сервисным обслуживанием. Правда, стоимость кусалась, но куда ж денешься? Операция принесла чудовищные барыши. Делиться ими с тупым напарником было обидно.
Чабан между тем «накачивал мышцы», набирал силу, рекрутируя по спортзалам все новых и новых бойцов, подминая под себя рынки, точки, фарцовщиков, наперсточников, барсеточников, зарождающихся челноков и кооператоров. Но его рост был чисто количественным, тогда как Чугунок мощными ментальными рывками, как из глубины морской толщи, поднимался все выше и выше, к ослепительному солнцу финансовых махинаций. Звероподобному Чабану все эти заскоки были чужды, он не хотел вкладывать деньги в сомнительные операции, в какие-то трастовые общества и финансовые пирамиды, требовавшие на первых порах огромной рекламной раскрутки и расходов. Кроме того, он считал себя главным, а худого юркого Чугунка рассматривал в качестве то ли бухгалтера, то ли мальчика на побегушках. Конфликт между ними был неизбежен, и разрешился он знаменитой «бойней в баре «Чуча», когда киллер в маске расстрелял из автомата Чабана и четырех его ближайших подручных. Это, так называемое «резонансное» дело, так и не было раскрыто по одной простой причине: как я уже говорил, Чугунок обладал колоссальным нюхом на все новое, он первым почуял «таяние айсберга» - начало разложения и распада спецорганов. Умирающее государство пачками выбрасывало на улицу кагебешников, спецназовцев, контрразведчиков, и для этих людей оргструктура чабановской мафии напоминала в лучшем случае иерархию каннибальского племени периода заката.
Брат Дмитрия, Сергей Чугунков, служил в контрразведке Черноморского флота, через него Чугунок завел обширные знакомства в оперативных кругах, с его помощью он и совершил расстрельный переворот в баре «Чуча», после которого от названия остался только первый слог «Чу». «Ча» скорбно лежал в гробу, над которым «Чу» со слезами на глазах поклялся найти и покарать убийц.
Организация совершила очередной качественный  скачок, в нее влились кадровые офицеры контрразведки флота, которые и составили костяк знаменитой «Чугунки». Конечно, на всеобщем виду маячили клоунские фигуры бритоголовых и золотоцепых «качков», их  уже тогда звали в народе «чугуны», «чугунина», но за ними стояли вышколенные, прошедшие огонь и воду профессионалы.
Третье, что гениально учуял Дмитрий, ставший уже  не только финансовым, но и криминальным «авторитетом», была необходимость идти во власть. Его отговаривали недальновидные «братаны» и «братилы», опять призывали не светиться, брать пример с настоящих воров в законе, которые руководили своими подпольными империями из  подпольных «схронов». Чугунок потому и стал авторитетом, что никого не слушал, кроме себя. Он ясно понимал - без политической «крыши» они не выживут. Вот почему однажды глубокой ночью он подкатил на шестисотом мерседесе к загородному дому набирающего силу крымского политика Станислава Сергеевича Аристова, смиренно попросил аудиенции и проговорил с ним полночи. Наутро они вместе поехали в церковь, где Чугунок принял крещение от новоявленного крестного отца. Результатом стало стремительное увеличение рядов Партии подъема и процветания Крыма - ПППК. Произошла историческая смычка бандитской «братвы», разбогатевших кооператоров и предпринимателей и чиновничьей братии, состоящей в основном из агрессивно-озлобленных, жаждущих власти и денег молодых политиков комсомольской закалки. Новая волна должна была смести старые управленческие кадры - всех этих безынициативных, просидевших всю жизнь на бюджетной «игле», не способных самостоятельно заработать живую копейку «красных директоров»,  безвольных, не умеющих вести реальную политическую борьбу секретарей разномастных обкомов и горкомов.
Это и случилось в одну прекрасную крымскую летнюю ночь. Этой ночью крымские города были захвачены бандитами.
Нет, гикающие и воющие махновские тачанки не врывались в предместья, зарево пожаров не озаряло микрорайоны, не шли повальные обыски и аресты с конфискацией всего мало-мальски ценного имущества. Всего этого не было. Просто прошли выборы в местные органы власти.
Города были с бордюров до крыш оклеены листовками с честными бандитскими рожами, и рожи эти убористым шрифтом клятвенно обещали, гадом буду, улучшить жизнь народу. Старую власть всячески дискредитировали: так, через зятя Президента Вадима Грифцова, который баллотировался от Полуострова в Верховную Раду Украины и сблокировался на выборах со стремительно набирающей рейтинг и силу  ПППК, были урезаны лимиты на электроэнергию для Полуострова, отчего веерные отключения микрорайонов просто бесили обывателей; все каналы местного и кабельного телевидения безостановочно транслировали рекламный ролик Партии Прогресса и Процветания Полуострова - под музыку “дважды два четыре, дважды два четыре, это всем известно в целом мире”, шли кадры неистового трибуна Аристова, вздымающихся новостроек в стиле Днепрогэса и бодрый текст диктора “Запомните - четыре П! Это Просто как дважды два! Это Путь к Победе, Подъему и Процветанию!”. Вдобавок лето выдалось самое засушливое за последнее столетие, водохранилища пересохли, водопровод не работал, воду развозили по микрорайонам цистернами, и казалось, что хуже уже быть не может. Народ гурьбой повалил голосовать за новую партию, обещавшую молочные реки и кисельные берега. В отдаленных сельских районах на избирательные участки внаглую подвозились фуры с дармовой водкой, обеспечивая невиданную массовость голосования. И вот - триумф, Победа!
Узнав, что он избран, новоиспеченный мэр Захолуйска Лев Кузьмич Ободов встал и торжественно и даже истово принимал поздравления и поцелуи от полупьяной братвы.  Было около пяти часов утра, в прокуренном баре “Чуча” вырубили гремевшую всю ночь музыку, будущие замы мэра побросали  карты и лобызались со своим выдвиженцем.
Но когда, шатаясь, подвалил с бокалом вихрастый рыжий Зюзя и полез тыкаться заляпанной коричневыми веснушками мятой боксерской переносицей в лицо новоиспеченному городскому голове, да еще проорал в свойственной ему манере уличного хулигана  “Лева! Поздравляю, блин, ты в дамках!”, как произошло нечто странное и неожиданное. Мэр выпрямился еще более, принял царственную осанку, поднял перед конопатым лицом Зюзи указательный палец и внушительно вымолвил:
- Не Лева, а Лев Кузьмич!
Все замерли, а онемевший  Зюзя так и остался стоять с открытым ртом, в не в силах уразуметь пьяными, отбитыми в боксе мозгами, “за шо его в натуре лажают”.  Тот, кого они крутыми плечами только что протолкнули в руководящее кресло, из собутыльника и кореша на глазах превращался в зазнавшегося лоха, кидал какую-то непонятную понтяру.
- Ты шо, в натуре, Лева...- заревел было Зюзя, зверски коверкая и без того
безбожно искомканную матерью Природой физиономию, но Чугунок сделал пальчиком кружок, сверкнул его знаменитый бриллиант в три с половиной карата, и телохранители  тут  же уволокли Зюзю от греха подальше. Чугунок лучше своего “быка” понимал правоту нового мэра - Ободу предстояло играть короля, не след с ним обращаться как с шестеркой.
- Лев Кузьмич,- громко, чтобы слышали все, сказал он,- примите мои самые
искренние поздравления. И сразу отовсюду - Лев Кузьмич, Лев Кузьмич! Исчезли Витьки и Сашки, Шрамы, Зюзи и Косые с золотыми цепями на бугайских шеях. По исполкомовским коридорам степенно зашагали Александры Михайловичи и Вячеславы Борисовичи, вместо цепей  заблистали в павлиних галстуках гигантские золотые  заколки, из рукавов костюмов от Хьюго Босса засверкали бриллиантами  запонки, на которые при желании можно было запирать гаражи. Что с того, что в чиновных кабинетах “бойцы” по прежнему играли в “дурака” и трахали секретарш на столах? Они университетов не кончали, к власти шли через спортзалы и зоны, и вовсе не  для того, чтобы принимать жалобщиков и выбивать мазут для городских котельных. К власти они рвались совсем для другого. Вскоре после выборов гулко грянул стартовый пистолет приватизации в Крыму.
Чугунок единственный не поддался  победной эйфории, царившей в стане бандитов после победы, хотя повод был - еще бы, они захватили ключевые города, они расставляли повсюду своих людей, они диктовали свою волю ментовке и налоговой! Этих, правда, назначал Киев, но работали-то они на нашей территории. ”Это как в КПСС, - говаривал, посмеиваясь, Чугунок, - ты можешь быть хоть секретарем обкома, но на учете состоишь в первичной парторганизации!” Себя он, со свойственным ему чувством юмора, назначил председателем городской комиссии по правопорядку и законности и любил вызывать для отчета начальников всяких там ментовских управлений.
Братва молилась на Чугунка. Авторитет его сиял в недосягаемой вышине. “Пока моя чуйка работает, - говорил он, хлопая указательным пальцем по короткому вздернутому носу с глубоко вырезанными ноздрями, - до той поры мы “при делах” и в полной безопасности”.
И вот этой-то своей знаменитой “чуйкой” он и уловил в очередной раз глобальные тревожащие признаки: государство крепчало. Студнеообразное и аморфное после провозглашения независимости оно, подобно начинающему “качку” из худенького подростка мало-помалу превращалось в перевитого толстенными мускулами монстра, обрастало законами и постановлениями, ощетинивалось “Беркутами” и “Кобрами”, невиданную силу набирали таможенный комитет, налоговая администрация и МВД, отовсюду лезли какие-то контролирующие органы, всякие там надзоры и комитеты по защите прав потребителя, разнообразные Госстандарты, без сертификатов которых становилось, например, невозможным завозить продукты питания или электрооборудование для сети чугунковских супермаркетов. На глазах вырастал, чудовищно бугрясь,  воистину бессмертный и самый страшный монстр из всех мировых мафий - бюрократия.
Пока что  их “наезды” удавалось “гасить”, благо власть на местах была схвачена сверху донизу. Но Киев косо смотрел на мятежный и потенциально сепаратистский Полуостров, рейды республиканских ревизоров временами наводили серьезную изжогу. Необходим был очередной качественный скачок. Необходимо было превращаться в респектабельных бизнесменов - раз. И приходить к власти на уровне государстве - два!
Эти лозунги он обнародовал на очередной сходке “авторитетов” в ресторане “Золотой лотос” осенью 96 года. Все одобрительно закивали. И амбал Шрам, и истеричный Косой, и отмороженный, с ухватками уличного хулигана Зюзя, - все считали себя “крутыми” бизнесменами. “А шо, точки объехал, “капусту” наскирдовал, налоговую загасил, навар - выше крыши. Короли! Либо наедешь на какого-нибудь барыгу, в долю упадешь на контракт, он отстегивает. Короли!”
- На меня, слышь, налоговая наехала, я какой-то ДСП не заплатил, хотели
штрафануть, так я козу эту из налоговой на уши поставил и…
- НДС, Зюзя, НДС ты не заплатил!
- Так я и говорю, Дмитрий Иванович, а чего его платить зазря?
Зазря бандиты ничего не отдавали. Их вхождение в бизнес вылилось еще в больший беспредел против предпринимателей. Если раньше магазины да киоски платили рэкетирам определенную дань за охрану, то теперь они должны бли уступать долю в уставном фонде своих предприятий. Шрам, например, согнал всех частников в Союз предпринимателей и лично возглавил его, что выражалось в обязанности каждого члена Союза уступить председателю половину уставного фонда своих предприятий. Более того, могучий российский капитал, пытающийся поучаствовать в приватизаации на Полуострове, натыкался на тех же добрых молодцев с пятидесятипроцентной рогатиной. “Только через нас”, - говорили “чугунки” россиянам. “Лучше через ваш труп”, - решили россияне.
На головокружительных вершинах мирового финансового Олимпа, где-то в районе горнолыжного курорта Давоса в одной из дискуссий три минуты были уделены и полуострову.
- Ставят рогатки, обнаглели до крайности, - сказал один из серьезных мужчин.
- Да, мне тоже жаловались, - сказал председательствующий, кряжистый
джентльмен с квадратным лицом и густыми бровями.
- Блохи думают, что скачут на собаке, - образно поддакнул молодой
длиннолицый человек с рыжими волосами в золотых очках.
- Пора собаке встряхнуться, - заключил кряжистый.
Все, больше внимания подобной мелочевке заоблачные люди уделить не могли, у них были проблемы поглобальнее.
А Чугунок вдруг учуял странное охлаждение к себе со стороны закадычного партнера Вадима Грифцова. Зять Президента, которому они сильно помогли при выборах в Верховную Раду, вдруг стал стремительно отдаляться, по телефону отделывался общими фразами, избегал личных встреч.
Это встревожило. Прокачав по своим каналам ситуацию, Чугунок узнал, что его группировку “списали”, что их  считают отработанным паром, политическими  трупами.
- Но мы, ****ь, живые! - шваркнул он рукой по столу. - Полуостров наш!
Эйфория вседозволенности, иллюзия всевластия нашатырем ударила в нюх и отбила “чуйку”. Чугунок решил выступить против Вадима, а значит и против самого Президента.
Чудовищным тиранозавром, потрескивая кастаньетами наспинных гребней, шевельнулось государство.

ЧУГУНОК И РЕПЕЙ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
- Добрый вечер, дорогие радиослушатели программы «Оборзеватель-плюс». С вами снова ваши любимые и обожаемые диджеи Еретик и Изувер!  Кстати, Еретик, объясни радиослушателем, почему ты взял такой псевдоним, а то они звонят и недоумевают...
- Добрейший всем сентябрьский вечерок от вашего неистового Еретика. Почему именно Еретик? Да потому что я все подвергаю сомнению, ничего не принимаю на веру. Я считаю, что в мире нет ничего неприкасаемого...
- Кроме говна!
- А все в мире - говно...
- Кроме мочи! Ха-ха-ха! Как вы понимаете, это такая тонкая шутка!
- Кстати, Изувер, а почему ты прозвал себя таким страшным именем-кликухой?
- Да потому, что я во всем изуверился!
- Как! Ты ни во что не веришь?
- До последнего времени верил в российский рубль. А он взял и рухнул! Верил в Россию, а оказалось, что это не могучее государство, а эстрадно-банковская тусовка. Рухнули банки, лопнули дутые пузыри российской эстрады, которых ширяли финансовыми шприцами богатенькие папы Карло. Нет, теперь я окончательный Изувер!
- Ну, тогда давай послушаем на прощанием последнюю, надеемся, вещь одного их таких дутых пузырей российской попсы - Лены Зосимовой. Итак, «Хрустальные слезы»…
Я не разобрал в темноте марку машины, но это было что-то большое  и роскошное, с глубокими кожаными сиденьями и тонированными стеклами. Водительская панель горела, как Багдад под американской бомбежкой, освещая сполохами бесформенное дегенеративное лицо Кинг-Конга. Он гнал под сто пятьдесят и лишь слегка сбросил скорость перед постом ГАИ на выезде из города.
За городом на пустынной темной трассе Кинг-Конг неожидано завязал со мной беседу.
- Слышь, парень, - сказал он, лениво крутя баранку одним пальцем, - я вижу ты
лох конченый, понятий не знаешь. Я тебе по дружбе скажу, ты ж меня в песне вывел. Запомни, авторитета трогать нельзя. Ни словами, ни тем более пальцами. Ни-ни! И бабу его не то что трогать, ты с ней разговаривать права не имеешь, понял?
- А если я трону этого вашего авторитета, что будет?
Кинг-Конг так выпученно покосился на меня, что я сразу понял всю дикость
своей «залепухи». Дальше ехали молча.
Вокруг Захолуйска находится множество маленьких поселков с самыми  ласкательными названиями - Чистенькое, Уютное, Радостное, Счастливое. Как будто из другой жизни, из другой страны. Мятное лежало в десятке километров от южнобережной трассы, перед въездом в Большеканьонский заповедник, где во времена оно охотились Брежневы и Сусловы. Поэтому когда Кинг-Конг проехал через капитальный пропускной пункт с камуфлированными охранниками, прожекторами и автоматическими воротами, я решил, что мы въехали в заповедник. И ошибся. Мы въехали во владения Чугунка. Долго петляли по хорошо асфальтированной дороге, выхватывая фарами выгоревшие, в бурой траве холмы. Когда поднялись на вершину одного из холмов, фары высветили вдали кромку леса и две пятиэтажки под высоким звездным небом. Стандартные городские пятиэтажки. Проезжая мимо, я разглядел перед ними с десяток иномарок и джипов. За домами свернули к лесу, проехали еще один контрольный пункт и через широкую просеку подкатили к двухэтажному особняку.
Я был разочарован. Ожидал этакого дворца в стиле Гарун Аль-Рашидова. Да и архитектура не поражала: здание напоминало огромный дот с узкими, в ладонь шириной, вертикальными окнами-бойницами. Кинг-Конг буркнул «жди», вышел, оставив дверцу открытой, и пошел к ярко освещенному крыльцу. Я с интересом озирался. Вот оно, «Вольфшанце» крымского бандбомонда. Странно, но ни одной машины рядом не было. Наверно, Чугунок еще не вернулся, подумал я. Кинг-Конг махнул мне лапой, дескать, вали сюда.
На входе в дом меня встретил... сам Шакил О’Нил! Ростом, по крайней мере, невероятно раскачанный гигант-негр очень походил на звезду американского профессионального баскетбола. И пока черный Гулливер обводил меня по контуру металлоискателем, я, задрав голову, сравнивал его с Кинг-Конгом. Негр был выше на полторы головы! Я видел много западных боевиков с невероятными качками и шварценнегерами, но все они выглядели бы дошкольниками рядом с чугунковским Шакилом.
С крыльца попали в огромный зал, рассеянно освещенный множеством врезанных в потолок галогенок. Это напомнило холл гостиницы «Ялта», особенно тем,  что в центре находились многочисленные лифты. В кожаных креслах в холле развалилось еще несколько крупногабаритных и широкоформатных парней. Да, эти ребята во главе с Шакилом произвели на меня сильное впечатление. Но куда, черт возьми, ведут эти лифты? На второй этаж? Ну и ленивец Чугунок!
Шакил меж тем отсек Кинг-Конга, дистанционным пультом открыл ярко  освещенную музыкальную шкатулку лифта и жестом пригласил меня во внутрь. Я вошел, оглянулся, - за мной никто не следовал. Створки закрылись. И... все. Лифт стоял на месте. Прождав сколько-то секунд, я стал нажимать на многочисленные кнопки на панели управления. Никакой реакции. Когда я в сердцах в десятый раз ткнул в какую-то кнопку, двери слегка завибрировали и расползлись в стороны. Я ожидал увидеть тот же холл со здоровяками из клуба «Безмозглый бицепс», но не тут-то было. Передо мной открылось огромное, черное пространство, смутно освещенное светом аварийных светильников. Значит, лифт все-таки куда-то меня привез. Просто ехал так плавно, что я, тундра, этого не заметил. Чтоб меня не приняли за окончательного идиота, из лифта я осторожно вышел. Дверцы бесшумно закрылись за спиной и стало темно. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я разглядел, что передо мной колеблется голубоватое сияние. Вдруг вдали открылась дверь, впуская поток света, маленькая фигурка стремительно вышла оттуда, повертела головой в капюшоне и пошла вдоль стены,  сердито колотя ладонью по выключателям. Яркий свет залил огромный, прямо-таки невероятных размеров крытый стадион. Прямо перед моими ногами пронзительной голубизной засиял олимпийского типа бассейн, посвеченный подводными прожекторами. То есть размерами он был не менее двадцати пяти метров в длину и  не меньше двадцати в ширину. Или мне так помстилось в полумраке? Маленькая фигурка, закончив включать свет, повернулась ко мне, и я узнал Чугунка. Он был в белоснежном банном халате с красной окантовкой карманов и в шлепанцах. Халат этот он тут же сбросил на кафель, показав узкие плечи, безволосую впалую грудь, полный животик и набухший свисающий член, будто только что кого-то оттрахал, прошлепал по кафелю и прыгнул в воду. Подплыл ко мне, длинно сплюнул струю воды.
- Чего стоишь? - спросил, тяжело дыша, погружая распаренное лицо в воду и
булькая. – Топай вон туда, там сауна. Грейся. Я сейчас поплаваю и приду.
И пока я шел к сауне, крикнул мне в спину, колыхнув гулкое эхо:
- Там это... простыни, тапки, халаты, бери не стесняйся.
Сауна была по размерам под стать стадиону. Я потыкался, не зная, куда идти, побродил ко комнатам, забрел в бар. За стойкой привскочил молодой человек в белоснежной рубашке и красном жилете с черной бабочкой.
- Слышь, друг, - обрадовался я. - Я тут в первый раз, Где тут у вас парилка?
- Пойдемте, пойдемте, - он стремительно заскользил передо мной, провел по
будуарам, распахнул какие-то шкапчики карельской березы, достал полотенца, простыни, показал, где находятся халаты, банные тапочки и шапочки для купания, препроводил к дверям сауны. Поклонился и ретировался задом. Я разделся, потоптался на холодном красном мраморе с орнаментальным декором, пошел в сауну. Она оказалась, напротив, маленькой и уютной, обшитой белым деревом. Вкусно пахло разогретыми травами. Сухой жар обволок тело. Я залез на верхнюю полку и стал греться. Хотя, честно говоря, было не до расслаблений, было не по себе от этого странного визита к товарищу студенческой юности, ставшему местным Аль Капоне. 
- Ну, что, освоился? – Чугунок вошел с деревянной бадьей, набулькал в нее пива
накапал настоев из разнокалиберных пузырьков, зачерпнул медным чеканным ковшом, пообещал деловито:
- Сейчас обалдеешь! - и плесканул на каменку. Густой, пахучий дух докатился
до меня, обволок мятным жаром и еще каким-то вкусным запахом. Поры тут же открылись, пот мелким бисером проступил по телу.
- Помнишь, Евгений, ходили мы в городскую?
В городскую сауну мы ходили вместе всего несколько раз и страшно давно, но я с готовностью подтвердил:
- Помню, конечно.
- Тут получше будет, а? - спросил он.
- Сюда вход дороже.
- Эт верно! - хмыкнул Чугунок, усаживаясь рядом. Замолчали, сосредоточенно
потея. Когда степень раскаленности организма достигла апогея, я спросил:
- В бассейн нырнуть можно?
- Иди за мной.
Проходя через зал отдыха, Чугунок кивнул на маленький бассейн  рядом с душами.
- Там вода со льдом, если хочешь.
- В следующий раз.
Нырнули, поплыли в сапфировой неге. Я лег на спину, закрыл глаза, невесомо повис между небом и землей. Хотя кой черт небом? Где тут небо? Вообще, где я?
- Дима! - я взбултыхнулся, переворачиваясь со спины на живот. - А где я
собственно нахожусь?
- На уровне моря, - серьезно ответил Чугунок, подплывая. Хохотнул, видя
написанное на моем лице недоумение. Поощрил. - Спрашивай, я сегодня добрый, отвечу.
- Ну, там, куда мы приехали, не может поместиться такой спортзал с
бассейном, - начал я делать гипотетические построения. - Отчетливо помню, что приехали мы к большому, но не громадному дому. Лифт еще какой-то дефектный, никуда не ехал. И вдруг - бэнц! - открывается в пятом измерении, какие-то невероятные пространства... Может, он меня в Америку привез? Может, тут тоннель прорыт сквозь землю? Негры какие-то дежурят...
Чугунок захохотал, довольный произведенным эффектом, пульсируя раскосыми глубокими ноздрями. Я догадывался, что ему хотелось похвастаться поместьем, и слегка подыграл, изображая пораженное недоумение, хотя и в самом деле не мог поверить, что все это громадьё находится...
- Правильно, под землей. - сказал Чугунок, подплывая к бортику. – Ты думал, у
меня дом в два этажа? Ха-ха! Мы, знаешь, сейчас на каком этаже? На минус пятом! - и снова захохотал, удовлетворенный моими выпученными глазами. - Мой дом - моя крепость! Аджимушкай! Хрен сюда проникнешь. В случае тревоги лифты блокируются, и добрые дяди из МВД обнаружат под ними только железобетонные плиты, способные выдержать ядерный удар. Так строятся ракетные шахты стратегического назначения. А ты думал! Ладно, пошли париться.
После нескольких заходов и ныряния в ледяную купель, он поманил меня за собой  и заговорщицки подмигнул. Провел в одну из многочисленных комнат, толкнул к кожаной высокой кушетке.
- Ложись.
Я заполз на холодную коричневую кожу, поднял голову: из-за ширмы-гармошки вышла высокая девушка с рыжими мелко вющимися волосами, заплетенными в две толстые короткие косичики в одном коротеньком белом халатике медсестры, выпукло натянутом на груди и бедрах. У нее был вид перезрелой школьницы.
- Это Роза, - представил Чугунок. - «Мисс бюст-94» города-героя Севастополя.
Розочка, сделайте юноше массаж по первой категории. - Предупредил меня. - Только без рук! - подмигнул и вышел.
Розочка мило улыбнулась, выкатила столик на колесиках с флакончиками, маслами и кремами, принесла сверкающую шаечку, влила туда немного кипятка, капнула шампунь, в руках у нее появился самый настоящий банный веник из дубовых веток, она запарила его в этой шаечке и стала медленно взбивать веником шампунь. Подошла ко мне. Видимо, разглядела мою напряженность.
- Расслабьтесь, мужчина, - промурлыкала довольно низким баском, - и не
бойтесь, я не кусаюсь.
Я в тон ей прокурлыкал в ответ, что, мол, вовсе ничего и не боюсь, кроме спида и краснухи, опустил голову щекой на кушетку и приготовился ко всему.
Горячая, нежнейшая, пышная охапка мыльного веника опустилась на лопатки, заскользила вдоль хребта, остановилась на сократившихся ягодицах, сделала несколько круговых движений, удалилась, нырнула в тазик за новой порцией мыльной пены, вновь вернулась на мое тело, прошлась по ногам, защекотала подошвы, вновь побежала вверх, растекаясь непередаваемой негой по всему телу. Я начал таять. «Будь что будет», - сказал я сам себе, выдохнул, расслабил мышцы и анус. Пальцы Розы умело промассировали воротниковую зону, плечи, спину. Пена стала остывать, она снова зачерпнула веником густой горячей массы из шаечки, умастила все тело. Тут я почувствовал, как что-то большое, упругое и гладкое заскользило по моим лопаткам и позвоночнику, нажим был таким широким и тугим, что я невольно приподнял голову и обернулся через плечо. Глаза мои столкнулись близко-близко с ее черными, густо подкрашенными глазищами: она стояла голая, склонившись надо мной, и делала массаж полными налитыми грудями четвертого размера. Все также бесстыже глядя мне в глаза, нимфа оперлась руками о противоположный край кушетки, образовав надо мной арку фигурной холеной плоти, и принялась водить по моей спине тяжелыми овальными сиськами с острыми боесосками. Сквозь сметану мыльной пены я чувствовал всей словно прозревшей спиной, как бегут по коже эти затвердевшие соски. Кровь бросилась в голову, лицо и некоторые другие части тела. Ладонь Розы легко втиснулась между моих ног, развела их в стороны, груди ее заскользили вниз, расплющились о мои ягодицы и принялись их массировать круговыми, плотными движениями.
Я слышал о таком массаже, где-то его делают в массовом порядке в Юго-Восточной Азии, но в Крыму этот вид эротических утех распространен пока еще не был. Что ж, я в полной мере прочувствовал его на себе. Рекомендую всем! Я думал, что в области секса ничего нового мне уже не откроется, и ошибался! Когда все мои члены, кроме одного, полностью растаяли, Роза перевернула меня на спину,  груди ее сладостно, еле касаясь, пробежались по животу, задержались на  моей груди, своими твердыми от возбуждения сосками она искала мои, пена хлюпала, остывала и лопалась, стягивая кожу. Заметив это, Роза взяла тазик, попробовала рукой и вылила всю его горячую  пенную массу мне в пах. Груди ее тоже скользнули туда,  она пощекотала ноготками сморщенную от возбуждения мошонку и направила изнывающий от напряжения член в глубокую ложбину бюста, плотно стиснула его там и начала двигаться. Не стоит и говорить, что долго я не выдержал, изогнулся дугой и получил невероятный, просто-таки ядерный оргазм!
Дождавшись, пока я приду в себя, Роза помогла мне встать, томно улыбаясь отвела в душ, собственноручно обмыла, закуталась в простынку, помахала рукой «бай-бай!». У меня едва хватило сил махнуть ей в ответ. Колени дрожали, пошатывало.
Чугунок ждал в комнате отдыха - небольшом холле со шкурами, оленьими рогами и горящим камином. Одна стена оформлена в виде гиганстского аквариума с коралловыми рифами и прекрасными, медленно помавающими плавниками дискусами и скаляриями. На деревянном, этаком толстовском, опрощенном столе стояла столь же немудрящая закусь - серебряные ведерки с красной и черной икрой, лососина, семга, дымящееся блюдо раков, пересыпанных свежей зеленью. Давешний официант принес кружки разливного пива.
- «Славутич», - сказал Чугунок. - Рекомендую. Лучшее украинское пиво. Я,
слышь, бутылочное пить перестал. Там консерванты, они какие-то женские гормоны содержат, начинает грудь расти и, соответственно, уменьшаться член.
Я залпом высосал кружку ледяного вкуснейшего пива, откинулся в изнеможении. Я уже не задавал себе дурацких вопросов, что значит этот визит, почему вдруг я оказался в подземной пещере Али-бабы и не вынесут ли меня отсюда вперед ногами. Если тебя насилуют, гласит народная мудрость, расслабься и получи наслаждение. Тем более, что для получения оного были созданы все условия.
- Шо, оргазм сымитировал, ха-ха? – Хохотнул Чугунок, видя мою расслабуху. –
Это называется «в терку». Между сисек. Модно щас. Спид же повсюду. – Попил пива, выбрал рака покрупнее. - Очканул давеча? - спросил, хрустя красным панцирем огромного рака. На белоснежный халат капали желтые капли сока.
- Когда?
- Когда нахамил мне при всех? Кто тебя за язык тянул? Вспомнил, что я был
секретарем комсомольской организации. Зачем? Все начинали с горшка в детсаде. Горбачев вон комбайнером был. Ты при всех базарил, вот в чем беда. По понятиям, я должен был тебе надавать по ушам, больно! - звучно, длинно соснул клешню.
- А ты теперь живешь по понятиям? - спросил я. Он поморщился, вопрос
проигнорировал.
- Ладно, считай проехали. Ты артист, богема. Блаженный. Еще пива? Ешь раков!
У меня один кореш, из этих... из мусульман, раков ненавидит, они мертвечину едят. А я обожаю. Ты, наверно, спрашиваешь себя, чего это Чугунок меня к себе привез? А не спрашиваешь себя, нет ли у меня тут подземного кладбища, ха-ха? Не, не ссы, тут я не хороню. За падло. Короче. Я решил вот что - мы тебя повесим.
Я поперхнулся клешней. Чугунок безумными глазами вперился мне в переносицу. «Дошутился.» - мелькнуло в голове. И еще - «Он сумасшедший.»
- Повесим тебя, как вывеску. Будешь возглавлять наших талибов. А ты что
подумал? – и захохотал, запрокидывая глубоко вырезанные пульсирующие от смеха ноздри. - Не бойся, шучу. Мы так решили. Тут создается такой предвыборный блок молодежный. Назовем «Надежда». Или «Будущее Крыма». Молодые христиане, бойскауты разные, либералы, «радикальные студенты». Под эгидой Партии прогресса и процветания Крыма. Оргвопросами занимаются знающие люди, тоже, кстати, бывшие комсомольцы! Отличная была школа управления! Жаль - разрушили! Но я все равно управляю братвой теми методами, что наработал в комсомоле. Это я с тобой так расслабился, сижу по-человечески. А с ними я - дуче! Воспитываю, как партия учила. Думаешь, страхом? Ерунда! Клешни обломать не самое умное дело, - для иллюстрации хрустнул заусенчатыми клешнями очередного рака, смачно их обсосал. -  Воспитательная работа, друг Женя, вот что главное! Тотальный контроль, школа молодого бойца, постоянные зачеты, отчеты, докладные, вызовы на бюро, моральный кодекс строителя капитализма, постоянные взъёбки, награждения переходящими «Мерседесами» и именными маузерами, а как ты думал? Я в них вселяюсь, в своих бойцов, вот сюда, - он похлопал себя по виску пальцем, - мой пацан что-то делает, а сам себя спрашивает, а что Чугунок скажет? Ему кажется, что я за каждым шагом слежу. Где-то так оно и есть. Камеры слежения, «жучки», контрразведка. Я и про тебя все знаю. Все. Спрашивай, зачем я тебя пригласил сюда!
- Ну, зачем?
- Ты мне нужен. Я не многим людям говорил такие слова в жизни. Учти. –
Щелкнул пальцами. Материализовался официант, подал на подносе две фарфоровые полоскательницы  с теплой водой и плавающими дольками лимона. Чугунок помыл руки, вытер полотенцем.
- Можно убрать? - тихо спросил официант, подавая сигареты и поднося
зажигалку. Чугунок кивнул, глубоко затянувшись, выпустил струю, дождался, когда лакей удалится, наставил на меня горящую «мальборину».
- Вот этот молодежный блок ты и будешь возглавлять. Не бойся, чисто по
парадному. Всю работу за тебя будут делать другие. Ты будешь только вывеской. Твое имя знает молодежь. Мы тебя раскрутим по новой, станешь суперзвездой, сейчас среди наших последняя феня иметь свою суперзвезду, чтоб пела, когда скажут. Вот и ты будешь, а всех делов-то - в нужный момент, когда я тебе скажу, выйти и прокричать два-три призыва. Объяснить молодняку, за кого голосовать. Вот и все. Кто молодежь проиграет, тот проиграет будущее. У нас сильное молодежное крыло. Калюжного знаешь? Тоже поэт, секретарь ЦК нашей партии в Керчи. Есть неплохой лидер молодых бизнесменов из Евпатории, Миша Лемешко. В Феодосии слабовато, там Тигран, ну ты его не знаешь... Короче, тебе надо сплотить своей... как это Лащенок говорит?... харимзей... во! харимзей всю эту шатию-братию. Сергей Лезов будет твоим замом от «талибов».
- Каких талибов?
- Ну, талибы - это же по-афганистански значит «студенты». Если они там власть
захватили, почему здесь не могут? Я их финансирую. «Радикальные студенты» - наша главная надежда в столице. Козырная карта. В России шахтеры есть, а у нас студенты в Крыму, понял?
Я пожал плечами, дескать, уразумел, хотя прямой связи между шахтерами в России и студентами в Крыму не усматривал. Может, общее - что те и другие что-то грызут, одни гранит науки, другие уголь и сухари?
Автоматически поддерживая вопросами разговор, я судорожно искал отговорку, чтобы отказаться от чугунковского предложения и, кажется, нашел таковую.
- Знаешь, Дмитрий Иванович, конечно, спасибо тебе за соль-хлеб и ласку,
спасибо и за предложение. Классное предложение. Но я не могу его принять.
Он среагировал мгновенно, метнул в меня яростный взгляд (эк, как отвык он от возражений!), даже привстал:
- Это еще почему? - прошипел угрожающе. - Торгуешься? Чего хочешь? Бабок?
«Мерседес» в губной помаде фанаток?
- Было это у меня все.
- Так чего тебе?! Говори, я все могу.
- То, что я хочу, никто не сможет дать.
- Да говори ты, я сегодня добрый, все дам.
Он весь так и лоснился от сознания собственного всемогущества. Глупец, разве
вернет он мне Инессу, молодость, вдохновение. Ну, раскрутят они меня, сделают рекламу, старые песни запустят по радио – ну и что?   
- Дима, - сказал я, - ты, конечно, могучий человек сейчас и многое можешь. Но…
- Что но?
- Да не пишется мне! Ни хрена не пишется! Кроме одной ноты!
- Какой ноты?
- Ноты бля!
- Почему не пишется? – деловито, как на планерке, спросил он.
- Не знаю, - я развел руками. - Наверное, связь с небом обрезало.
- Но как это - раньше писалось, теперь почему-то не пишется?
- Уже года три ничего не написал.
- Подожди, ничего не пойму. Ты же вроде альбом новый издал.
- Альбом-то новый, а песни все старые. «Держать!», «Кинг-Конг», «Властелин
пластилиновых сердец» - это же все написано в студенческие годы. А как пустился в рыночные отношения с жизнью, тут все и обрезало. Связь с небесами закрыта. Я тебе больше скажу - как женился, все! Инесска мне перекрыла все каналы, все на себе замкнула, хотела заполучить меня целиком, только в свое личное пользование, понимаешь? Даже мешала специально. Вот я сяду пописать-побренчать, она мне на колени, бумажки все вырвет, лезет, «я, мол, твоя жена, удели мне внимание!» Так раз, другой, третий, а потом сажусь после скандала и ничего в голову не идет. Все, Дима, исписался я.
Чугунок хмыкнул, озадаченно покрутил головой. Видно, ему было в диковину, что дело может застопорится из-за причин эфемерного характера. Вдохновение, понимаешь, закончилось!
- Ты вот что, - сказал он задумчиво. - У меня по связям с космосом есть один
человек. Он замолвит Там, - поднял кверху указательный палец, - за тебя словечко. Погоди. - Поднялся, взял телефон и почему-то вышел в другую комнату. Я внутренне саркастически хохотнул. Ну и ну! Чугунок вообще спятил - думает, что мафии подвластно все, даже талант и вдохновение. «Комсомольцы» и космос! Мафия, блин, бессмертна и вездесующа!
Чугунок вернулся довольный, кинул мобильник в кресло, показал мне пальцами колечко, подмигнул - дескать, все окей!
- Завтра в три часа подъедешь по этому адресу, спросишь Далиса. Со здоровьем
все в порядке, проблем нет?
- Да так... Почка вот левая барахлит.
- Он поможет, он все лечит, в том числе половое и творческое бессилие.
- Погоди, это какой Далис? Тот, что основал новую церковь? Как ее? Светлую
церковь Бога...
- Церковь Божественного Света. Да, это он. Только что вернулся в наш родной
город. Ездил по приходам церкви по всему бывшему Союзу. Большой человек. Это я тебе говорю. Очень большой. Он меня от двух покушений увел. В будущем видит, как в телевизоре программу «Время». Говорит однажды: «Иваныч, такого-то числа вот тут тебя будут ждать двое стрелков с автоматами, на развилке.» Ну, я и подогнал им грузовик.
- Как это?
- В лепешку - как!
- Так там точно были киллеры?
- Нет, моя теща с тестем! - обижено выкринул Чугунок. -  Два марамоя. Лежали
так – всмятку у мотоцикла.
Я изобразил обалдение.
- Но ты уверен, что они на тебя покушались?
- Нет, ****ь, на тещу мою! - хлопнул в сердцах по колену Чугунок. - Ну ты и
вопросики задаешь? Я что тебе, чмо болотное? При них два автомата было, потом прокачали – они из группировки... Ладно, тебе это не интересно.
- Ничего себе!
- Это что! Однажды опаздываю на самолет, лечу в Москву, стрелка...ну, встреча
очень важная. А я у Далиса. Он говорит: «Не волнуйся, Иваныч, самолет без тебя не улетит. Можешь не торопиться.» Ну, примчались мы в аэропорт, и что ты думаешь? Задержка самолета по техническим причинам!
- А может просто совпадение?
- Фома ты неверующий, ёб твою мать! - В сердцах выругался Чугунок. –
Автоматы – совпадение, самолет - совпадение. Короче, завтра чтоб был там! Он тебе промоет твои каналы. По связям с космосом! И будешь ты моей козырной картой. Песни будут, слава, деньги. Все будет. А взамен от тебя требуется одно: в нужный момент выйти и кинуть клич. Все на баррикады, ха-ха! Нет, ты будешь не тузом. Козырные тузы в Киеве и Москве сидят. А ты будешь валетом. И кличка тебе будет «Валет». Понял? Ну, что сидишь сомневаешься? Евгений, - он привскочил, запахнул халат, зашагал по коврам, устилающим мраморный пол. - Планы у нас грандиозные. Для себя - у меня все уже есть. Все! Захочу - куплю остров в океане и жить там буду с телками ушастыми. Но я хочу другого. Мне больно видеть, в какой разрухе Крым. Мы должны жить, как в арабских эмиратах! А мы живем в нищете! На тебя налоговая наезжала? И что они делали? Штрафовали и все. А моим бойцам ты платишь, зато они тебе порядок обеспечивают, безопасность. А нас называют организованной преступностью. Так кто у нас организованная преступность - наше ****ское государство, которое только грабит и насилует, или мы, которые обеспечивают безопасность? Хватит, надо убирать этих козлов! Я, я сделаю из Крыма рай на земле. Уже есть проработанные планы, ТЭО подготовлены, уже АО зарегистрировано. Знаешь, как называется? «Ойкумена»! А? Как тебе?
- О.о.о или лтд?
- Огого! -  весело прокричал Чугунок. - Какая «Ойкумена лимитед?», ты что?
Вселенная бесконечна! Смотри. Ливадийский дворец превращаем в мировое казино. Казино «Царское», как тебе? Гляди, чьи там яхты причаливают в порту Ялта? - он приложил ладонь козырьком к бровям, всматриваясь в воображаемую даль. - Ба, да это же Стефания, принцесса Монако! А за ней на белоснежной шхуне с бриллиантовыми заклепками? Эмир Брунея! А там кто? Жаль, принцессу Диану завалили, а так бы и она приехала. Первая ставка - миллион долларов! Ставлю я, этот черт из Брунея и какой-нибудь наркобарон из Колумбии! Бах! Я выиграл! Или проиграл, хер с ним, что такое лимон баксов? Казино будет приносить такие суммы за полночи работы. Воздвигаем три суперотеля класса «Хилтон», называем «Сталин», «Черчилль» и «Рузвельт». Открываем казино «Президентское». Где? Да на даче Горбачева в Форосе! Едем туда. Открывает двери швейцар - кто? Сам Горби! Не веришь? Я с ним уже договорился, что смеешься? Или он будет генеральным крупье работать, там посмотрим. А? Как тебе? Генеральный крупье, ха-ха?  Через пару лет Крым превращается во второй Лас-Вегас. В заповеднике - огромный «Диснейленд», на Ай-Петри лыжный курорт мирового уровня. А кто Лас-Вегас основал? Мафиози, в пустыне! Сейчас это пуп земли! Пробиваем через горы туннель Симферополь - Ялта. Двадцать минут и ты из аэропорта на море. Аэропорт, конечно, перестраивается, превосходя размерами Орли,  «Шарль де Голль» и «Шереметьево-2» вместе взятые. Носит скромное имя «Чугунковский». Инвестиционные потоки устремляются в Крым. Полуостров переживает невиданные экономический бум, как и предсказывает ПППК, то есть Партия - вслушайся! - прогресса и процветания Крыма. Ты верь! Илюмжинов построил же Нью-Васюки! Время сейчас такое - что хочешь можно достичь! Ну, как тебе мой план-кинжал?
Я внешне невозмутимо, но с внутренней иронией слушал разглагольствования Чугунка про игорные «Нью-Васюки» и вдруг поймал себя на мысли, что верю ему. Этот может. Почему бы и нет? Достаточно посмотреть на циклопические подземные хоромы, которые он воздвиг в центре сейсмически опасного полуострова.
- Мне мешают, со мной борются. Эти гниды, депутаты, ментовские чины
поганые, - у Чугунка губы зазмеились в судороге злобы, пальцы сами собой сложились в «козу». - У них кругозор, как у крота. Чуть что выходит за рамки их мизерного мирка, кричат -  организованная преступность! Антикриминальную коалицию в парламенте организовали. Козлы! Они губят Крым, Украину, всю страну, весь народ, удушили налогами, дебильными законами. На Украине смертность далеко превосходит рождаемость. Демографическая катастрофа! Если мы победим на этих выборах, я перекопаю перешеек и превращу Крым в остров! Не пущу ни одного марамоя из Киева. Ведь летом тут пасутся отары налоговых инспекторов со всей Украины. И штрафуют, штрафуют, штрафуют! Потому что ничего другого делать не умеют. Высасывают последние соки. Ко мне пришли в «Виват». «У вас просроченный йогурт». Мне доложили. Я к ним Зюзю послал. Срали тем йогуртом всю дорогу до своей Хацепетовки. Это Охрим прислал, я знаю. Копает, гондон! Охрима знаешь, начальника наших мусоров? Слышал, как он выражается? Я его по телеку смотрю, как смехопанораму. А на комиссии на законности что он мычит, ты бы послушал! Ё, что мне рассказали недавно! У него в сортире рядом с рулоном туалетной бумаги висят ножницы. Он клинически жаден - вырезает ножницами мазок, а остальное снова идет в дело. Экономит бумагу, понимаешь?
Я выпучил глаза в знак величайшего удивления.
- Да-да! - проорал Чугунок, вскакивая. Возбужденно забегал по залу. – Такие
дегенераты нами руководят. И государство дегенеративное! Обложили бизнесменов, как волков, флажками. Я в свои супермаркеты не могу по-нормальному завозить товары, их надо сертифицировать. Товары из Германии надо сертифицировать в сраной Украине, у нас стандарты «выще»! Приходится растамаживать по-черному! Но ведь душат, душат, уже к самому кадыку подобрались! А наш доблестный полкан,  начальник милиции, Охрименко? Редкостный дебил! По улицам не пройти, хулиганьё терроризирует население, а он под меня копает. Я создаю по-ря-док, я даю заработать деньги, я создаю рабочие места. Меня надо на руках носить! А менты ждут не дождутся, когда можно будет меня свалить и раздеребанить то, что я создал. Не дождутся, суки! Я их всех урою!
Походил по залу, трепеща ноздрями, тяжело дыша. Успокоился.
- Вот почему мне нужны все силы - самые талантливые, самые деловые, самые
смелые. Время грубой силы закончилось, пришла пора тотальной мобилизации талантов! А самый большой талант - это не дрейфить, брать жизнь полными жменями. Моих бойцов называют бандитами. Но они не разбойники с большой дороги. Это люди, которые не хотят прозябать. Они ничего не боятся. Они не будут покорными овцами, которых ведут на заклание. Да знаешь ли ты, что если бы Крым сейчас оккупировали бы немцы, то в партизаны пошли бы не Охрим с его мусорами, а мы! Мы бы боролись в подполье! Что, кстати, мы сейчас и делаем в какой-то степени. Потому что этот режим иначе как оккупационным назвать нельзя. Ну что, убедил я тебя?
- Убедил, - сказал я, совершенно осоловев от чугунковской парильни-
говорильни. Доверительный тон, совместное сидение голышом, несколько бокалов плотного пива, а может быть и ядерный оргазм, пережитый в горячем междусисьи роскошной Розы перебросили мое сознание в какое-то духарное, разухабистое состояние и я ничтоже сумняшеся вопросил:
- А подъемные дашь, Дмитрий Иваныч?
- Все будет профинансировано, не мучай мозги. - отмахнулся он.
- Нет, ты не понял, - нажимал я. - Лично мне можешь дать? - и нагличая, якобы в
шутку, проблеял. - Тысяч сто баксов.
- Ты в долг просишь? - насторожился Чугунок.
- Нет. В подарок.
Он посмотрел мне в переносицу прожигающим лазерным взором. Внезапно я снова обильно пропотел. Стало не по себе.
- У вас в долг возьми, - пояснил я, съезжая с темы, -  тут же включите счетчик и
за всю жизнь не разбашляешься. Я не знаю, ты сейчас, говорят, очень, очень крутой, вот я и подумал, может тебе будет приятно для старого друга совершить эдакое чудо-юдо.
- А ты нахал, - сказал он. - Это хорошо. Для политика. - Широко открыл рот и
раздельно по слогам рассмеялся мне в лицо: «к-ха, кха, кха!» - Чудеса, друг Евгений, я творю каждый день и пачками. Ведь если я подарю тебе просто так сто тысяч долларов это будет для тебя чудом?
- Еще каким! - с готовностью поддержал я его в благом намерении.
- Ну, хорошо, дам я тебе, - медленно сказал он и оценивающе смерил меня
взглядом с ног до головы. -  Не боишься?
- Чего бояться? - залихватски спросил я, замирая в предвкушении. - Даешь же по
доброй воле.
- Тебя же это чудо убьет!
- Почему? - страшно удивился я.
- Ты с такими деньгами не справишься. Миллиарды людей бродят по земле и
тужатся, хотят бабок накопать. А никогда у них не будет больше ста баксов. А у других, у таких, как я, миллионы, миллиарды баксов! Почему? Секрет открыть? Деньги – лишь выражение силы личности. У тебя нет силы на сто тысяч, они тебя испепелят. Это все равно что удержать в руках шаровую молнию. Или вот про Бога спрашивают,  чего это он людям не является? Показался бы - и все бы уверовали, не сомневались бы. Да у Него такая мощь излучения, что миллиарды солнц всех галактик - выходные! Явись Он - все был испепелились. Тут солнце наше бледное приблизь на пару сотен км, все сгорит к чертовой матери, а они Бога - ты вдумайся! - хотят увидеть. Смех! Чудо опасно, друг Евгений. А вот когда ты сам - понимаешь, сам! - заработаешь сто тысяч баксов, то твои силы будут уже таковы, что ты по-нормальному сможешь ими распорядиться.
- Да я бы и сейчас ими неплохо... - я плотоядно пошевелил пальцами.
- Убьют они тебя.
- Кто?
- Деньги.
- Почему?! Как деньги могут меня убить?
- Ну, к примеру, Зюзя узнает, приедет и заберет.
- Ну-у-у... - разочарованно прогудел я.
- А вот когда ты сам дойдешь до ста тысяч, значит и твои силенки выросли и
ты самого Зюзю отфутболишь. Молчи, не спорь. В отношении с Богом главное получить доступ. Зачем тебе сто тысяч баксов, если у тебя есть доступ ко мне? Напомни потом, я тебе визитку дам.
- Да у меня есть, спасибо. - сказал я разочарованно.
- Новую. Особую. Там телефоны в исполкоме, и здесь, в бункере. Так что денег в
руки не дам. Потом отмазывай вас. Дело проси любое, машину завтра подгонят, суточные получишь, а капитала не дам, сгоришь.
- Тогда есть у меня мечта, может, поможешь?
- Легко! – хмыкнул Чугунок, закуривая «мальборину».
- Есть у меня пьеса, еще со студенческих времен. Показывал ее разным
театральным деятелям, те кричат – гениально, класс, а ставят все ту же оскомину – Чехова с Радзинским.
- Так чего ты хочешь?
- Поставить хочу свою пьесу.
- Нет проблем. Поезжай завтра к Меламеду, с пьесой, он все исполнит в лучшем
виде.
- Ты что, заставишь его? Я так не хочу…
- Да не ссы, дам ему денег на постановку, Лащенок сделает промоушен, билеты
распространим среди солдат отдельного батальона внутренних войск, ха-ха,  будет полный зал, аншлаг и успех. Надеюсь, пьеса твоя не полное говно. А если не полное, то все будет джаз. Поедешь на гастроли. Сначала в Киев, потом в Москву, потом на какой-нибудь мировой фестиваль. Будешь вращаться в эмпиреях. Войдешь в богему. Николсону будешь автографы давать. Вот так это делается. В два притопа, три прихлопа. А ты как думал? Так и делается. Если б это мне надо, я бы это давно уже купил. Отарик, знаешь, кого купил? Пугачеву. Она у него поет на сходняках. Помнишь, как там? Песня про ученика волшебника. У него там одни обломы были. «Сделать хотел козу, - Чугунок поднял руку с отставленными указательным пальцем и мизинцем, боднул воздух над собой, - а получил грозу» или чего там? Не помню. Там припев - «Все может магия!» Ну, помнишь? Так вон Алла там поет – «Все может мафия!» Ха-ха, круто?! Что братва в этот момент творит, ты представить не можешь! Что, не веришь, что все так и будет? Да все звезды что российские, что украинские раскручены на наши бабки! Мне тебя поднять даже усилий не надо делать. А тебе кажется – чудо! Потому что ты – слабак, а я этот мир леплю сам. И тебя слеплю. И в этом твоя везуха. Думаешь, случайно, что мы вместе учились? Вот послушай, умную вещь скажу, только ты не обижайся, ха-ха... Помнишь, Христа распяли? Рядом кто висел? Разбойник. Руки по локоть в крови, всю жизнь резал стариков, женщин, детей, мук принес неисчислимо, короче - библейский Чикатило. И вот ему такая маза - оказался рядом с Исусом на кресте. Просто рядом. И попросил - Господи, вспомни и обо мне. И - раз! - оказался в раю. Сразу через ад перепрыгнул. Вот что блат делает! А тебе подавай сто тысяч, ха-ха! - он расхохотался своим отрывистым раздельным смехом.
Честно говоря, я опешил. Чугунок оказался не ограниченным бандитским мурлом, нет, мозги у него варили, причем бурно и совсем не в ту сторону, что у моих многочисленных знакомых – богемствующих мечтателей-алкоголиков и анемичных интеллектуалов-грязнуль. Хотя этих заумных историй из евангелия Чугунок мог, конечно, почерпнуть от того же Далиса, про которого так восторженно только что рассказывал.
- Это круто, - сказал я. - Прости, если спрошу, - ты сам это придумал?
- Про что?
- Про Христа.
- Ты думай, что говоришь! Это евангелие!
- Но трактовка-то твоя?
- Моя, чья же еще? 
Я молча поаплодировал. Дико хотелось льстить, благодарить, подлизываться. Кошмар, что деньги делают с людьми. Репей – и в слезах благодарности за милостыню. Ну и хер с ним! Лишь бы мечты сбывались! На прощание сказал, искренне сказал:
- Спасибо. Сам этот вечер был как настоящее чудо. И другое чудо – сегодня я
познакомился с совершенно необычным, удивительным человеком. Если бы этого человека узнал чисто с человеческой точки зрения весь Крым, мнение о нем бы переменилось на 360 градусов! В лучшую сторону.
Чугунок снисходительно хмыкнул, пожал протянутую руку, вдруг резко притянул меня к себе.
- 360 градусов, Евгений, это полный круг. Понял?