Крымские хроники бандитского периода 9 глава

ДАЛИС И РЕПЕЦКИЙ
Меня ломало идти к неведомому специалисту по связям с небесами, но еще больше не хотелось нарушать данное Чугунку обещание. Конечно, одно дело, если пророк вещает из Тибета, с Гималаев, если его книги привозят в глянцевых обложках из далеких стран, и совсем другое дело, когда он - твой сосед, учился в сельскохозяйственной академии и издает брошюрки на серой туалетной бумаге за счет неведомых спонсоров.
К двум часам я все же приехал на конечную остановку третьего троллейбуса, и нашел переулок Конечный. Странное название. И номер - первый.
Было тепло, тихо, солнечно. Постучал в зеленую металлическую калитку, но никто не поспешил открывать. Вспомнил, что Чугунок говорил потянуть на себя калитку, мол, Далис никогда ее не закрывает. И действительно - петли скреплялись тонкой веточкой, я потянул - калитка и открылась. Длинная тропинка из бетонных плит уходила через густой сад к белеющему в глубине низенькому дому.
- Эй! - крикнул я. - Есть тут кто?
Тишина. А вдруг там собаки? Хотя, если б они там были, уже бы выскочили с лаем. Я осторожно пошел к дому, полюбовавшись по дороге обалденным раскидистым инжиром, усыпанным черно-сизыми жирными плодами.
Перед домом на маленькой площадке под навесом, стоял  старый длинный стол со стульями и табуретками, за ним виднелся прокопченный мангал и колонка с краном. Под краном стоял эмалированный таз, полный грязной посуды. От крана тянулся, уходя в сад резиновыми извивами, черный  поливальный шланг, перетянутый в нескольких местах проволокой. Из тоненьких дырочек били струйки, как из шприца перед уколом. Густо заросший виноградом навес с созревшими красными, фиолетовыми и иссиня-сизыми кистями, кидал на землю и на изрезанный голубоватый пластик стола разлапистую, пошевеливающуюся тень. Сидящая на деревянном рассохшемся стуле трехцветная кошка приоткрыла глаза, равнодушно посмотрела на меня поперечными зелеными зрачками, не узрела ничего любопытного или съедобного и вновь задремала. Под ногой что-то противно плямкнуло. Я мнительно осмотрел подошву - фиолетовая кашица с изумрудными зернышками. Потрескавшийся цемент  вокруг дома был усеян лепешечками раздавленного инжира. Я пошаркал, очищая подошву, спугнул рой мух с тазика со скисшей кошачьей кашей. Их зуд только подчеркнул глубокую тишину. Никого. Я громко прокашлялся. В доме послышался шум и в открытых дверях, из-под развешанных вязанок сладкого лука вынырнул… библейский патриарх. Библейский вид ему придавала длинная, до середины груди, пушистая курчавая, как у ассирийских ашшурбанипалов, черная борода. За бородой, правда, скрывалось моложавое лицо, закрытое огромными роговыми  очками с толстыми затемненными стеклами. Одет патриарх был в спортивные брюки и белую майку с глубоким вырезом, открывающим смуглую грудь, тоже покрытую курчавыми волосами, на которых лежал большой деревянный крест. Вышитая странным орнаментом лента перетягивала по лбу его пышные, мелко вьющиеся волосы.
- Здравствуйте, - сказал он странным, чуть гнусавым голосом и поднял в знак
приветствия короткопалую руку открытой ладонью ко мне. Я заметил, что пальцы перевивали многочисленные перстни с кристаллами, один очень крупный, с серебряной адамовой головой. – Вы - Евгений. Я сейчас освобожусь. Посидите здесь, пожалуйста.
И снова скрылся в своей неказистой мазанке. Я сел на шатающийся голенастый стульчик в пятнах известки и птичьего помета. Экзотический вид хозяина показался мне шутовским. Сколько их, однако, развелось - экстрасенсов, колдунов и знахарей с бородами и крестами. Так и подмывало наплевать на все и уйти, тем более что похмелье перешло в потную фазу обессиливающего отупения.
Спустя минут пятнадцать хозяин вышел с толстой, раскрасневшейся женщиной, она благоговейно поцеловала ему руку, он перекрестил ее и отправил по тропе к выходу с напутствием «С Богом в добрый час». Женщина прошла мимо меня в совершенной прострации, судорожно сжимая в руке комок бумаги. Меня эта сцена почему-то сильно раздражила. Задурил голову бабе, небось, деньги слупил немалые, да еще руки подставляет для поцелуев. Я вообще презирал всех этих шарлатанов - новоявленных экстрасенсов-дуремаров!
- Здравствуйте еще раз, - сказал Далис, жестом приглашая в дом.
Он усадил меня в маленькой полутемной комнатке к старому столику, заваленному божественными книгами и бумажными иконками. Я брезгливо озирал захламленное пространство, проваленные половицы, закопченную печку, груды пыльных книг. Да и запах стоял затхлый, с привкусом паленого. Так от чертей пахнет - серой!
- Вы крещеный?
- Что-о?! - я с озлоблением среагировал на его неожиданный вопрос. Далис меж
тем растопил на спичке кончик тонкой церковной свечки и прилепил ее к днищу перевернутого керамического горшочка. Днище было все в наплывах воска.
- Ну, крещенный.
- Свечи принесли?
- Нет, - я возмутился. - Никто же не говорил.
- А чего вы такой напряженный, Евгений? Я не кусаюсь.
- Я не напряженный.
- Я же чувствую вибрации. Успокойтесь.
Что он лепит горбатого? Какие вибрации? Что за дурацкая манера компостировать мозги?
- Так. Скажите для начала дату и год рождения.
Я сказал. Далис записал все на листочке в школьной тетради, заляпанной там и сям воском. Пока он писал, я с саркастическим интересом разглядывал его склонившееся над столом лицо. Желтоватая лоснящаяся кожа высокого лба, раскидистые густо-черные брови, длинный тонкий нос с пористыми крыльями, жидкие монгольские усики по краям вывернутого, словно запекшегося рта, ассирийская в мелких колечках блестящая борода по грудь, толстые запястья в густых черных волосах. И на фалангах пальцев густая поросль завивает странные, с рунами и иероглифами перстни. Что они все в магов играют, балахоны понацепили, перстни с оберегами, как будто какой-то там знак или камень могут реально помочь в беде. А все - чтоб мозги глупцам засрать. Зачем я сюда пришел?
- Вы рассказывайте, рассказывайте свои проблемы, - сказал он, делая какие-то
вычисления с датами моего рождения.
- Да какие проблемы...
- Нет проблем?
- Почка побаливает...- нехотя выдавил я.
- Правая.
- Нет, левая. (Ни черта не видит, электросенс!)
- Правая у вас гораздо сильнее забита, вся в черном иле. В левую отдает, - бросил
он этак небрежно, ничуть не стушевавшись. Закончил вычисления на бумаге, поощрительно покачал огромной головой.  - Так, у нас крылышки.
- В смысле? - мне немного польстило, что у меня крылышки откуда-то взялись.
- Две семерки. Вы практически ангел. - И он вдруг широко улыбнулся мне,
показав белые и крупные, как подушечки «Орбита», зубы. Прямо вспышка, а не улыбка. Аж в лицо толкнуло. Стоп! Какие семерки? Какой ангел? Хотя приятно. Льстит, охмуряет.
- Я сказал, проблемы рассказывайте. Почка - не проблема. Это лампочка. Знаете,
как на карте города в полиции загорается лампочка, если банк грабят. Вас грабят, а вы - почка!
- Это я должен рассказывать? - демонстрируя скепсис, ухмыльнулся я. – Ведь вы
у нас экстрасенс, вот и расскажите мне все про меня, чтоб я поверил.
- Я не экстрасенс, - сказал он. - И не собираюсь вас ни в чем убеждать.
- А кто же вы? Посланник Всевышнего? Или мессия? Ну, так расскажите про
меня всю правду, если это так. А если не знаете ничего, так нечего и лапшу на уши вешить, корчить из себя духа святага!
Я попытался было встать, чтобы с гыгыканьем удалиться из этого убогого затхлого домика и навсегда расстаться с его странным хозяином, но был просто отшвырнут вторжением в мое лицевое пространство его стремительно приблизившегося лица - в глаза мне прянули его яростно расширенные черные солнца зрачков, заломленные в замахе орлиные крылья бровей, клюв  носа с гневно раздутыми ноздрями, вывернутые в оскале толстые губы. Из его лица, яростно маша крыльями, в лицо мне летела огромная хищная птица, грозящая вот-вот вцепиться в зрачки.
- Над чем глумишься, глупец?! - проклекотала птица и взмах ее крыльев опахнул
мое лицо жаром. - Хочешь узнать правду о себе? Правда в том, что ты - умираешь!
- Что... почему? - отшатнувшись, пробормотал я ошарашено.
- Ты умираешь! - Прошипела птица и тут же отпрянула от моего лица. Далис
сидел напротив, такой же, как прежде, слегка насупленный, серьезный. Я сглотнул. Тряхнул головой от наваждения. Страшно хотелось курить. И стольник «Древнекиевской» не был бы лишним. 
- Курить можно?
- Нет.
- Фу, вы меня ошарашили...- я прокашлялся, понемногу приходя в себя. Что за
дурацкие шуточки! «Ты умираешь!» Да все мы мало-помалу умираем, тоже мне новость раскрыл! На повышенных тонах я потребовал объяснений. - Что значит, что я умираю?
- А вот что. - Спокойным голосом, как ни в чем не бывало, начал Далис. – У вас
заблокированы связи с Духовным миром, с информационным полем, отсюда творческое бессилие. Вы отказались от своего предназначения. Точнее в этом вам помогли «темные» через любимую вами женщину. Они заблокировали почти все ваши духовные каналы и всосали в воронку чувственных страстей. Физическое ваше тело «забито» темной энергетикой, пропитано, как губкой, той субстанцией, которую в народе зовут порчей. Каналы засорены, энергия не циркулирует, отсюда постоянная слабость, бессилие, энергетика упала до критической отметки. Вы пьете, курите, не заботитесь о своем теле, никого не любите, ненавидите весь мир, душа ваша не выполняет предназначенную ей миссию и вот-вот откажется от вас...
- Как откажется?! - недоуменно перебил я.
- Вы ее сами распяли. Душа ваша умирает на кресте. Как Христос. А вы, как тот
римский солдат, только и делаете, что втыкаете ей под ребра копье. Механизм самоуничтожения уже включен. Вы будете спиваться, болеть, чахнуть и умрете скорее всего от рака пищевода. Не исключен и рак толстой кишки.
Я вспомнил свои страшные изжоги после перепоев, когда горела вся слизистая от горла до пупка и явственно, всем существом осознал, что Далис прав.
Я ужаснулся. Я ужаснулся в буквальном смысле. Волосы по всему телу встали
дыбом, отчего кожа покрылась крупными, как просо, пупырышками, горячей испариной окатило голову и спину, в животе стало едко-кисло, промежность свело спазмой.
- Что же мне делать? - пробормотал я. Изнутри поднималась страшное желание
поклонения. Хотелось ввериться ему полностью, лишь бы спас, вразумил. Я подавил в себе это рабское поползновение. Выпрямился. Повторил твердо.
- Что же можно сделать? Я не хочу умирать от рака в подворотне.
- Измените свою жизнь.
- Но как?! Как?!
- Просто. – Далис улыбнулся и повторил. - Просто. Как учил Христос. И обретете
жизнь вечную.
- Это что - не убий, не возжелай жены ближнего и вола его?
- Да. Вола - в особенности.
Я понял, что он смеется.
- Вы шутите?
- Нет. Поймите, Женя, ваша ситуация очень серьезна. Я скажу вам больше, хотя
и не следовало бы. - Он замялся, прислушался к себе, покачал крупной головой. - Нет, нельзя вам говорить.
- Что нельзя? - возопил я. - Скажите!
- Нельзя.
- Но почему? Пожалуйста, скажите.
- Мои слова могут быть невольным программированием, нельзя вам этого
говорить.
Я взмолился.
- Скажите, ради Бога, что еще мне грозит!
- Хорошо. - Неожиданно согласился он. - Может, это будет и контр-
программированием. Женя, если вы умрете так, как я вам предсказал, душа ваша пойдет в космический мусор, и вы исчезнете вообще.
- То есть как! - возмутился я. - Душа же бессмертна!
- Не совсем, - соболезнующе сказал он. - Это как жемчужина. Да, песчинка
внутри сохранится, но мерцающие, прекрасные наслоения, заработанные Женей Репецким за многие воплощения, будут разрушены. А песчинка вновь вернется в мир минералов и вновь начнет эволюцию. Будете вы, Евгений - как по батюшке? - Александрович валяться камушком, - слабая улыбка встопорщила его редкие монгольские усики, - на пыльных тропинках далеких планет.
- Нет, - сказал я. - Я так не хочу.
- Тогда бросайте пить, полюбите людей и начинайте творить.
После долгого молчания я выдавил из себя, переборов гордыню.
- Помогите мне.
После такого же продолжительного молчания Далис очень серьезно сказал:
- Запомните, вы сами попросили о помощи. А теперь рассказывайте.
- Но... а что я еще должен сказать?
- Все. Все самое сокровенное, неприятное, постыдное. То, что и является
истинной причиной физических болезней. Почки я лечу побочно, главное полевую структуру излечить.
- Какую полевую структуру? Душу?
Он улыбнулся.
- Душу лечить не надо. Разве Бога лечат? Тонкие тела надо врачевать – эфирное,
астральное, ментальное. Раньше для этого церкви были, люди ходили, исповедовались. Это как сходить мусор выкинуть. А теперь все в себе носят. Контейнер мусорный у вас уже переполнен. До предела. Давайте ваш мусор мне. Я его сожгу. Я работаю мусоросжигающим заводиком. Не тряситесь так над вашим мусором, отдавайте.
Я молчал, не зная, что говорить. Не хватало мне еще исповедоваться странному бородачу, в халупе на окраине города. Ни тебе гула церковных песнопений, ни блеска ризы. Я все никак не мог расслабиться, сознание было заблокировано.
- Вы помните свой первый оргазм? - неожиданно спросил он.
- Что? – изумился я.
- Оргазм.
Я пожал плечами - что за странный вопрос! Порылся в памяти, процедил сквозь зубы.
- Ну, помню.
- Вы, наверное, помните, что до этого вы никогда не испытывали такого
потрясающего ощущения, хотя и прожили уже на свете тринадцать лет. (Откуда он знает, что в тринадцать? Хотя, в среднем, все в этом возрасте...) Вспомнили. А вам не приходило в голову, что организм припас для вас еще немало открытий такого плана?
- Какого плана?
- Я имею в виду, что ваш организм способен преподнести еще много сюрпризов.
Вы открыли в себе только несколько начальных умений. Пора переходить к высшим.
- Что вы имеете в виду?
- Все вы понимаете, не притворяйтесь. Посидите тихонько.
Он прикрыл глаза, сосредоточился, лицо стало как у слепого.
- Н-да, - наконец сказал он после долгого внюхивания. - В почке он и сидит.
Рожи корчит. Рожки мне показал. И вам рожками колет, когда боли.
- Кто? Черт?
- Да, - просто согласился он. - Чертик. - Опять приподнял палец – дескать,
помолчи. Снова стал «смотреть меня на тонком плане». - Пьете много. Каждый день. Злобствуете, раздражаетесь. Часто раздражаетесь, что очень плохо: привлекаете тучи астральных паразитов. Отсюда воспаление пищевода, аденома простаты в начальной стадии, поджелудочная подгуляла, в левой почке камень, правая забита - осадок густой стоит. Как только походите, он взбалтывается, отдает в левую почку. Сердце никогда не болело?
- Нет.
- Странно. Вижу микроинфаркт. Зашлакованность организма на шестьдесят
процентов. Ладно. Будем чистить. Так, снимайте обувь и ложитесь на живот на диван. Рубашку тоже снимите. Часы снимите. Вы не возражаете, если я позову ассистентку?
Я пожал плечами, мне уже было все равно, все и так шло помимо моей воли. Лег на старый заскрипевший диван, застеленный дерюжкой. Слушал, как в маленькой прихожей хозяин приказал какой-то Ханум поставить воск на огонь и приготовить мази. Далис вошел, поставил горшочек со свечкой на серванте у меня в головах, приблизился, засучивая рукава и растирая в ладонях какую-то мазь. Под конец быстро и резко потер ими, разогревая, и взялся за мои плечи. Жесткие ладони излучали сильный жар. Под их массирующими движениями я стал расслабляться, все сильнее растекаясь по дивану. Щека вдавилась в грубую материю, глаза сами собой закрылись.
- Не сдерживайте себя! Захочется плакать - плачьте, захочется смеяться –
хохочите! Не держите ничего в себе. Так, ладони расцепите и ноги разведите, не закрывайтесь!
- Ой! – заорал я, выгибаясь дугой - Далис острием локтя, вминая его изо всей
силы в мясо, повел по позвоночнику от шеи по умащенной спине до самого крестца.
- Терпи, казак! - пропыхтел он, второй раз втыкая в меня костлявый локоть и
ведя им, как плугом, вдоль позвоночника. Я снова заорал. Было невыносимо больно и в то же время щекотно, щекотно до хохота. Совершенно не ожидая этого от себя, я принялся хохотать между вскриками боли. Меня бил какой-то истерический дурацкий смех. Все стало просто, спокойно, да и боль на поверку оказалась какой-то приятной, тягучей, я чувствовал, что она идет на пользу.
- Прочищаю каналы, терпи. - весело сказал над ухом Далис. Локоть удалился,
шокотерапия сменилась легкими поглаживаниями. - Так. Переворачивайся, друг любезный, на спину.
Перевернулся. В спине отдало после его нажимов. Он сел рядом на табуретку, взял мою левую руку, принялся сильно массировать мизинец и ложбину между суставами мизинца и безымянного пальца. Приказал.
- Дыши! Дыши, чего замер!
Я послушно вздохнул, раз, другой. Задышал глубоко, протяжно. Пальцы стало покалывать, затем обе ладони мои охватил сильный зуд, еще мгновение и ладони просто загудели, так меня трясло только когда воткнул лом в силовой кабель. Напряжение было никак не меньше сотни вольт. Тут же схватило ноги. Представьте, что у вас затекли ноги после сна в неудобном положение, усильте ощущение раз в десять, и вы получите мое состояние. Область тока прокатилась по животу, захватила пятнами грудь, свела конвульсией губы. В ту же секунду пальцы на обеих руках стянуло в птичьи когтистые лапы. Я попытался разжать пальцы, но ничего не получилось. По животу побежали сильные, балла в четыре, спазматические волны, словно кто-то из самого паха, плыл к горлу стилем баттерфляй. И главное, главное - все это происходило совершенно против моей воли! Какое-то живое существо выныривало из меня!
- Если начнет тошнить, не сдерживайся, сказал Далис, - тазик рядом. Хочешь
сплюнуть?
Я повел головой из стороны в сторону, еле промычал сведенными судорогой губами.
- Нет, н-не хочу. Что это? Что сс-со м-м-мной?
- Выгоняем твоего чертика. Так, повторяй за мной. «Одержатель, я люблю тебя.
Спасибо, что ты был со мной. Теперь я отпускаю тебя на все четыре стороны с миром и любовью!»
Заплетающимся языком, еле разлепляя зудящие губы, я повторил за ним заклинание.
- Говори! Говори! - подбодрил меня Далис. Приказал. - Выкрикивай! Громче! Из
низа живота, от мужского начала! Изгоняй его всей силой воли!
Тут уж я заорал изо всех сил.
- Одержатель, блин! Я люблю тебя! Спасибо, что ты был со мной!
- Не ругай его. - Поправил Далис.
- Теперь я отпускаю тебя на все четыре стороны!
- ... с миром и любовью... - подсказал Далис.
С миром и любовью! - выкрикнул я. Далис взял иконку, поднес к моему изголовью, забормотал полушепотом: «Николай-угодник, ты и в поле, ты и в доме, ты разрушаешь горы и дробишь камни... изгони из раба Божьего Владимира...
- Евгения! - поправил я.
- Тьфу, черт! - в сердцах выругался Далис. - Владимир пробивается через ментал!
- и тут же перешел на меня. - Из раба Божьего Евгения все нечистое!
Я между тем продолжал выпроваживать неведомого одержателя из организма выкрикивание заговора. Пока ничего не помогало - меня продолжало трясти сильным током.
- Хочешь сплюнуть? - снова спросил Далис. Я опять отрицательно повел
головой.
- А чего хочется?
Внезапно, неожиданно для самого себя я прошепелявил.
- Крест дайсе. В руку.
Далис принес большой металлический крест, вложил в мою сведенную зудящей судорогой руку. Глотка совершенно пересохла от выкрикивания изгоняющего заклинания.
- Сил уже нет. - Прохрипел я. - Помолитесь за меня.
- Читай «Отче наш»! - приказал Далис. Я чувствовал себя в реанимации на
операционном столе, когда хирург в отчаянии применяет последнее средство - электрошоковую стимуляцию сердца.
- Я слов не знаю... - прошептал я, на чем свет кляня себя в душе за то, что
вляпался в такую передрягу.
- Повторяй за мной! - приказал Далис. - Отче наш...
- Отче наш, - выдохнул я.
Голова пухла и пульсировала, гудение, вибрации и спазмы в пальцах и мышечном прессе усилились еще больше. Волосы мои, должно быть, стояли дыбом. Мне казалось, что я на электрическом одре и приговорен к смертной казни. Даже мелькнула мысль, а не подсоединен ли чертов диван к электросети через реостат?
- Да что же это такое?! - простонал я. - Сил нет...
- Читай «Отце наш»! Еще! - рявкнул Далис.
Сведенными судорогой, каучуковыми губами я начал вылепливать слова молитвы. Далис что-то делал, но я уже ничего не видел вокруг. Перед глазами плавали сполохи ярко-голубого цвета с алой пульсирующей каймой. Я бормотал и бормотал слова молитвы и вдруг заметил, что говорю не «Отче», а Отец! Я остановился на этой мысли и стал ее всячески обдумывать. Внезапно я понял (мне было это даровано, как откровение), что обращаюсь к своему истинному Отцу. Он совсем не страшно далекий, нет, Он близкий и родной. Он один может мне помочь! Он - мой любящий Отец, которого я давно не видел и по которому страшно истосковался. Ощущение внезапно обретенного сыновства (которое не передается на словах и переживается как чудо) накатило горячей волной, охватило все мое естество, словно ко мне, могучий, подступил океан, приподнял меня, наполнил  и выплеснулся наружу слезами. Все расплылось, глаза запекло. И сразу стало легче, словно сбросили напряжение на несколько порядков. Вскоре ноги полностью освободились, стали пустыми и холодными, успокоилась и облегчилась грудная клетка, но ладони, особенно пальцы на левой руке скрюченно гудели под сильным внутренним током.
- Не отпускает! Вот упорный! - чертыхнулся Далис. - Сегодня весь не уйдет.
Рожки останутся и копытца. Ладно, посмотрим на него.
Далис застелил мне грудь вафельным полотенцем, взял металлический тазик с холодной водой, поставил мне на грудь, принес с кухни скворчащую закопченную кастрюльку и стал лить из нее кипящий воск в тазик. Зашипело. Я опасался, что меня обожжет брызгами. Обошлось. После выливания воскаи мне отпустило и пульсирующую голову, холодная испарина покрыла лоб. Весь я был холодный, пустой, совершенно обессилевший.
- Не холодно? - спросил Далис.
- Нет.
- Тогда полежи сколько надо, резко не вставай, не торопись. Больше торопиться
некуда.
Он вышел. Я остался один, в холодной прострации, чувствуя  только покалывающие ладони и холод влажного лба. Так лежал в невесомости, лелея и смакуя драгоценное чувство, осенившее меня. Я чувствовал себя блудным сыном у ног Отца. Рембрандт, блин. Было легко и приятно, хотелось плакать. Слезы стояли в запрокинутых глазах, искажая беленый потолок и сильно запыленную желтую люстру в форме тюльпана. Странно, никогда не страдал религиозными экстазами. Но и не пробирало меня так никогда. Это был какой-то духовный оргазм. Такого я никогда не переживал. Никогда.
Минут через двадцать собрался с силами, сел, спустил на деревянный крашеный пол ноги. Ощущение было как после долгой болезни, типа дизентерии. Тихонько вышел в прихожую. Через разбитое и заклеенное скотчем оконце увидел, что Далис беседует с каким-то мужчиной во дворе, смеется и угощает его инжиром. В руках мужчина держал ноутбук. Я сел за его столик, просмотрел брошюры. Он вошел, поднял брови.
- Как самочувствие?
- Да-а. - Только и сказал я, качая головой. - Никогда бы не поверил, если бы кто
то мне это рассказал. Это что, экзорцизм был?
- Да. Бытовой такой. Ты еще хорошо отделался. Бывает, страдальцы так скачут,
чуть по потолку не ходят! И несет их изо всех дырок. Понос со рвотой не хочешь?
- Не хочу. - чистосердечно признался я. И еще в одном признался. – Вы знаете, я
вам не верил. И идти не хотел.
- Идти не хотел не ты, а одержатель. Он же чует, когда попросят за порог. Так,
давай на него посмотрим.
Далис взял тазик с затвердевшим плоским воском, слил в раковину остатки воды, вывернул содержимое на газету. Изнанка представляла собой изображение коралловых рифов в миниатюре, бахромчатые морские гребешки,  в центре вздымались на тонких ножках семь или восемь высоких грибов.
- Вот он, твой Змей Горыныч о двенадцати головах! - показал на поганки Далис. -
Пара голов еще в тебе осталась, потом придешь, изгоним. - свернул газету с восковым натюрмортом, скатал в большой ком, вручил его мне.
- Сколько я вам должен? - только и нашелся я.
- Десять гривней.
- Сколько? - удивился я.
- Десять. А что тебя удивляет?
- Да вроде немного...
- Больше мне не надо. - он усмехнулся, пояснил. – Я за лечение вообще деньги
не брал. Так все болячки стали ко мне цепляться. Пришлось брать. А что такое «десять»? Единичка и ноль. Начало и конец. Так. С этого момента в течение трех дней не раздражаться. Ни под каким предлогом. Твой одержатель будет бродить вокруг в надежде, что при раздражении приоткроется хоть самая маленькая щелка в ауре и ему можно будет проскользнуть на старое насиженное место. Поэтому он будет создавать ситуации, когда тебя атакуют, оскорбляют, всячески вызывают на ответное раздражение. Потому - держись! Сцепи зубы и держись. Второе: ни в коем случае никому ни под каким предлогом ничего не давай из рук в руки. Ни жене, ни сыну, ни любимому другу. Пусть твоя мать лежит на одре, не давай ей сам стакана воды. Пусть передадут другие. Это очень важно. Затем. Третье. Сейчас поезжай в церковь. В Богоявленскую не ходи, она очень загрязнена, астрально. Иди в Покровскую, ее только что открыли, она на реставрации, поэтому ее еще не загадили. Купи там свечей. Езжай домой. Перед тем, как войти в дом, перекрестись три раза и прочитай «Отче наш». Вошел, перекрестился еще раз. Зажигаешь свечу и на каждую стенку и на каждый выступ квартиры три раза читаешь «Отче наш». Смотри внимательно. Где закоптит или сильно затрещит, там сжигает всякую нечисть. Так обойти всю квартиру. Да, твои накопления. - он кивнул на ком с воском. - Езжай к Салгиру, кинь в воду по течению, ни в коем случае не смотри, куда его повлечет вода. Отворачивайся и скажи через плечо: «Куда вода, туда и беда и все невзгоды». Запомнил? Все манипуляции очень простые, но обязательные. Ну, как себя чувствуешь? Лучше?
- Опустошенно.
- Облегченно. - укоризненно поправил он. - Идти-то сможешь?
- Конечно. - я встал. Чуть не пошатнулся от слабости. Руки все еще слабо
гудели, ноги были ватные. Тело - пустое. Сухой кокон после вылета бабочки. Словно меня с постоянными заботами, мыслями, болями, страстями, ежедневными утренними похмельями и вечерними пьянками, ревностью, страданиями, страстями, творческими муками, страхами и радостями - не стало. Мне стало страшновато. А что если этот одержатель и был моей истинной сутью, моим вдохновителем, волшебным даймоном? Что, если без него я не смогу больше написать ни строчки? Что если не смогу защищаться без него в этом агрессивном мире?
Шел к машине и с каждым шагом обалдело сознавал, что жизнь переменилась. Точнее переменился я. Это было сродни смерти. Или рождению. Кончился целый этап жизни длиной в тридцать пять лет. Эту новую, еще пустую, как квартира перед новосельем, жизнь я не знал. Я не знал ее, но отчетливо помнил, что страстно домогался, хотел этой пустоты, легкости и чистоты, независимости от рабства «дурных привычек», хотел именно мещанского, примитивного, как детство, «здорового образа жизни», в точности и именно так, как пропагандировал журнал «Физкультура и спорт», хотел спокойной, теплой любви, нежности, спокойствия, творчества. И сколько раз пытался бросить пить, но водоворот снова  и снова засасывал в грязную горловину кухонной раковины. И водоворот этот назывался «одержатель». И сегодня его из меня изгнали. Как солитера. Неужели это сбылось? Неужели я смогу начать НОВУЮ жизнь?
Но что же все-таки происходит? Такое ощущение, словно попал в роман, и Кто-то его стремительно пишет. Меня прямо-таки несет и вращает. Жил себе, варился в собственном соку, годы шли в болотном вязком хлюпанье, и вдруг все завертелось и понеслось: развод, разгром «Гольфстрима», Слава, Лезов, новый взлет «Мертвой воды». Откуда ни возьмись выпрыгнул, как чертик из коробочки, Чугунок, я попадаю сначала на массажный стол грудастой Розы, потом на скрипящий диван Далиса, чьи-то руки вертят меня, мнут и вылепливают что-то новое и мне неведомое. «Я чувствую рук твоих жар...»
Господи, Отец, спасибо Тебе! Слезы внезапно нахлынули на глаза, я оперся о машину, спрятал голову в изгибе локтя. По серой пыльной дверце побежали дорожки слез. Я плакал, сотрясаясь всем телом, изгоняя со слезами благодарности все наболевшее, надрывное, тоскливое и темное, весь гной, скопившийся во мне за долгие мутные годы.
«От имени медиков шестой горбольницы объявил голодовку Геннадий Первухин, терапевт, ярый поклонник лечебного голодания, уринотерапии и парадоксального дыхания по Стрельниковой. Мне все равно голодать, объяснил он, так лучше поголодаю в виде забастовки за права трудящихся».
«Крымский обозреватель» 2 августа 1998 г.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА МАРУСИ РУСИНОВОЙ
(Орфография оригинала сохранена)
19 сентября 1998 г. Светка дала переписать спец. разговорник. Сказала выучить на память, чтоб поддерживать разговоры с клиентами.
«Вы хотели со мной познакомиться поближе. Так вот Вам!!! Люди со мной знакомятся в самых разных ситуациях, но чаще всего это случается так. Готова выдать все по полной программе. Иду я по улице и вдруг меня кто-то окликает.
- Простите, девушка, а...
- Спичек нет, сигарет нет, который час не знаю, мы с вами ни где не встречались, погода действительно прекрасная и вообще я спишу.
- Ну хотя бы как вас зовут?
- Меня не зовут, я сама прихожу.
- А почему вы во всем черном? Это что ваш любимый цвет?
- Если я вам скажу, какой мой любимый цвет вы просто от меня шарахнетесь.
- Что вы делаете сегодня вечером?
- Все!
- Ну, например!
- Обучаю французскому языку.
- О, простите, с кем мы сегодня спим?
- Это очень дорого стоит.
- Ну все же сколько, вы мне кажется вообще не имеете ни какой цены.
- Правильно, если вещь не имеет цены, значит она бесценна. Делайте же ставку, вдруг не прогадаете.
- А вдруг вы мне не понравитесь?
- Кому я не нравлюсь, у того дурной вкус!
- Дело не во вкусе, дело во мне.
- А?? Вы из серии «чего-то хочется, а кого не знаю!»
- Нет, я просто не пойму, что меня к вам влечет.
- Кто счастья своего не понял, пусть остается дураком.
20 сент. 1998 г. Кошмар! Просто кошмар! Ну и что? Нормально себя чуствую. Во-первых, он не пьяный был и не зажимал так больно, как наши пацаны. Вообще не разговаривал, после похвалил. Светка меня в сауну привезла, к мальчикам. Я так трусила. Они добрые оказались, угостили, дали рыбы и пива. Да, первый сказал, что я красивая и свежая. И чтоб еще приходила. Я думала, он один будет, а их набежало! А Светку отправили. Она им не понравилась Она злится, что меня выбирают. А разве я виновата, что красивей ее? Они про нее сказали, что она Мерлин Мурло!
- Вы такая юная, в каком классе вы учитесь?
- Я не учусь, я преподаю.
- Я кажется понял, мне с вами хочется поговорить о любви к ближнему.
- Любовь это глупость которую придумали чтоб не расплачиваться.
- Нет, любить друг друга это не смотреть друг на друга, а смотреть в одну сторону.
- Любовь это речка, где проплывают два сердечка.
- Чем больше познаешь человека, тем больше нравятся собаки.
- Что вы сказали?
- Это не вам. Кстати, вам никада не плевали в душу?
- Кажется, у нас разговор не клеится.
- Да, действительно, мне уже с вами скучно, мне с вами спать хочется.
- Да вы правы я тоже хочу спать.
- Спят вдвоем. По одному отдыхают.
22 сентября. Видела бывшую Женечки – копия Алики Смеховой, только мясистее. С парнем была – копия Кирилл из Иванушек, только худее и загорелый, как мексиканцы из сериалов. А этот, из сауны, злой такой – копия третий Иванушка, новенький, что вместо Игорька Сорина взяли (такой же противный). А Женечка мне все кого-то напоминал, а сейчас поняла – Максим Покровский из «Ноги», только Женечка красивее и взрослее. В общем, у них больше похожи только родинки на лице. Нет, на кого же все же Женечка похож, ума не приложу! Не успокоюсь, пока не вспомню! Певицу видела в клипе одном, такой макияж крутой! Губы черным накрашены и язык черный, а в языке – сережка. Такая надвиганная! Может и мне вставить в язык сережку? А как они разговаривают тогда? Шепелявят наверно, как Карасик Иркин. А у меня уже получается ходить как у модели. Ноги надо скрещивать при хотьбе и взгляд делать таким, будто клея нанюхалась. И гордой надо быть! Гордой! Тогда прям как у модели. Показать Ирухе, пусть оценит со стороны. А «Натали» пишет, что родинки на лице - счастливая и веселая натура.
- И все-таки вы прекрасны, как бог (иня).
- Да, вы тоже. Правда, не Венера, но что-то венерическое в вас есть.
- Хоть вы и прелесть, все же вы ****ь.
- Что ****ь то правда, а что ебусь то - сплетни.
- Не боитесь что-нибудь зацепить?
- Боюсь чем-нибудь наградить.
- И много у вас болезней?
- Клиптомания и девичья.
- Это что такое?
- Клиптомания - это значит: что вижу - то беру, а девичья - это кому дала забыла.
- Да,  все болезни от нервов.
- Только венерические от удовольствия.
- Я не хочу вас так просто сегодня отпускать!
- Короче, time is money.
- Где вы так хорошо научились говорить по-английски?
- В постели.
- А что англичане в постели только разговаривают?
- Когда случается и разговаривают тоже.

26 сент. Меня постоянно заказывают. Светка не работает, а забирает себе почти все, говорит - надо дать «крыше». Я ей не верю.
29 сент. - Обязательно пользоваться призервативом!!!
- Любовь - это костер, кот. тухнет если не бросить палку.
- Любовь кончается там, где начинается разум.
- Вы сегодня несговорчивы, поищу другую.
- Любить иных - тяжелый крест!
- Что будете курить? Филипп Беломорис?
- Нет, Беломор-кэнел.
- Что вы будете пить водку или вино?
- И пиво тоже.
- Вы идете как летите.
- Я лечу на крылышках от «Олвейз-плюс».
- Вы каким станком бреетесь?
- Жиллет - лучше для мужчины нет.
- Реклама врет. Миньет - лучше для мужчины нет.
- Какой танец вы предпочитаете?
- Менуэт.
Кстати, снова видела ту певицу по телику. Губы черным обведены и язык покрашен черным. Поет - рот нарочно раскрывает широко, так прикольно! Может, мне в язык сережку вставить? В мочке носа я привыкла уже, не мешает даже. Фазы сексуального экстаза. Фаза возбуждения. Это начальный период сексуального цикла. Он характеризуется набуханием генитальных органов по мере того как к ним приливает кровь. У мужчин это происходит очень быстро, а вот у женщин – гораздо медленнее. Вы поймете, что ваша партнерша готова, если возбуждение проявит себя набуханием клитора и вагинальных губ, кот. обычно сопровождается обильным выделением смазки. Фаза оргазма (?) Оргазм выражается в интенсивных мышечных сокращениях в области таза и вокруг влагалища. Таких сокращений может быть от 3 до 15. Вот!! Если мужчина не оказывает женщине ласки после оргазма, то это говорит о том, что между партнерами отсутствуют истинные чувства! Вот, Женечка как кончит, никогда меня не ласкает. И в губы никогда вообще не целует. А мне так хочется чтобы в губы. Его сильный упругий член неторопливо продвигался в глубины ее лона. Анжелика больше не выпускала эту лукавую плоть из себя и остро чувствовала, как медленно зреет в ней энергия вулканического брожения. В тот момент, когда горячий гейзер наконец ожил, всплески его раскаленной лавы слились с той судорожной волной, что прокатилась по ее телу, и она испытала нечто такое, что никогда прежде она не испытывала.
- Мужчина, пойдемте со мной. У меня сегодня праздник.
- Какой?
- У меня красный день в календаре. Кто не понимает, тому объясню - у меня
месячные.
- Хорошо, что не вековые. Так мамонты вымерли. Так ваше сердце занято?
- Мое сердце не вагонный сортир, чтоб его кто-то занимал!
- Ваш любимый герой Винни-пух?
- Нет, Мэри в попинс.
- Вы любите путешествовать?
- Да, через Роттердам на Попенгаген.
7 октября. Ой, сегодня опять видела бывшую жену Женечки, очень похожа на Алику Смехову, такой  же шнобель! Я это кажыца писала. И не любит он ее нисколечки! Она ходит с парнем тем, что на Кирилла из «Иванушек» похож, только  брюнет и худой, потому что моложе и волосы так, хвостиком зачесаны. А у меня уже получается ходить, как у топ-модели! Надо просто ноги скрещивать при хотьбе и взгляд делать туманный. Прикольно так!
10 октября. Светка все забирает, а мне нечего на выезд надеть!!! А сама купила джинсы «Рока Бароко» с золотой вышивкой! Такие наворочанные! Я не знаю, просто умру если себе не куплю! А как купишь, она денег не дает, все себе загребает! Говорит, зачем тебе надвиганный прикид, там все равно сразу раздевают, и смеется! Вот буду без нее работать!
14 окт. Избили. Светка и Максим. Она держала. Надо «крышу» найти. Только другую. Эх, если бы Женечка был моей «крышей»! Не дай бог он узнает.
15 окт. Светка приехала, сказала, чтоб не сердилась и не была дурой. И чтоб учила english. Она меня хочет подписать летом на круизы, у нее в Ялте на набке все схвачено, говорит! А потом в Турцию повезет. А я english со школы терпеть не могу!
- I don’t know - я не знаю
- is impossible - не возможно
- how much? – сколько
- do you want have walk with mi? - хочешь прогуляться
- I want have super with you -  я хочу ужинать с тобой
- Are you tired of mi? - ты устал от меня?
- be afraid - бояться. Not - не бояться
- never mind - не важно, пустяк.
- need - потребность
- I love you - я люблю тебя
- I don’t like you - я не люблю тебя
- Where shall I meet you? -  где мы с вами встретимся? Shall - образует будущую форму.
- mouth - рот
- in – в
- nice – приятный
21 октября 1998 г. Что было! В гости к Женечке пришел парень из сауны! Самый гадкий из всех, который щипался и издевался, крутил соски и говорил, что ловит по радио «Обозреватель-плюс». Я поняла! Он похож на этого третьего из «иванушек», который вместо Игорька Сорина, такой же мерзкий! Женечка с лица изменился. Почему-то полез мне в трусы, когда тот ушел. Неужели этот гад рассказал про меня?
26.окт. 98 г. Вызвали в сауну. Светка позвонила, срочно! Я не успела даже привезти себя в порядок. А в сауне этот третий Иванушка, один. Приказал раздеться и расспрашивал про Женечку. Как он любит, чтоб ему делали в постели. А сам одетый. Потом заставил сделать ему миньет и не заплатил. И смеялся, и Женечке приветы передавал. Вот гад! Как я со Светкой ращитаюсь?
… Я читал это чудовищный в своей глупой нелепости документ и стервенел! Стервенел с полчаса, рожи корчил от отвращения, потом остыл. Сел пиво пить, дождался, когда она заявится.
Маруся впорхнула радостная, что-то защебетала, завращалась по комнате, как волчок.
- Я тут твой школьный дневник проверил, - сказал я.
- Ты не смотри на алгебру, меня математицька знаешь как ненавидит!
- А что, с алгеброй проблемы?
- Да я ницё в ней не понимаю.
- А ну покажи язык! Что это? Сережку вставила. Зачем? Шепелявишь, как
старуха!
- Да я есе не привыкла. Тебе сто, не нравится?
- А при минете не мешает, Муся? В сауне-то, а?
Она замерла в пируете, сильно покраснела.
- Чего замолчала? В сауну к мужикам ездишь? Отвечай, не молчи!
Маруся стала, как кол проглотила.
- Ездишь или нет? – заорал я, потрясая ее дневником.
- Я не езу, меня пливозят, - деревянно сказала она.
- Вот как! - Я посмотрел на нее в полном очумении, шепотом закричал.- Ты что,
Муся, проституткой работаешь?
Она сделала каменную мордочку, но глаза ужасно моргали, губки поджимались и дрожали, было видно, что подступают слезы.
- Любовь – это придумали, стобы не расплациваться, - наконец нашлась она.
- Пошла вон, дура! - гаркнул я.
Маруся посидела немного, встала, пошла к дверям. Обернулась, не знала, что сказать. Мысленно, наверно, пробежала по страницам своей записной книжки. Там всегда находилась мудрость на все случаи жизни. Наконец нашла, хрипло сказала:
- Кто сястья своего не понял, пусть остается дураком! Вот! - и выбежала из
комнаты, не закрыв дверь. Я рванулся за ней, швырнул ранец вслед с матом и проклятиями, грохнул дверью. Срочно к венерологу! В срочнейшем порядке!
Сидел, курил, пил пиво. Остыл. «Любовь - это речка, где проплывают два сердечка». Господи, она же всего лишь маленькая, глупенькая девочка, с маленьким мозгом, закомпостированным массовой культурой, но, в сущности, хорошая и добрая, жаждущая и любви и семейного счастья, а жизнь ее засосала в смрадное болото - за что? Ну - карма, ну - отрабатывает нам неведомые грехи из прошлых жизней, но разве это оправдывает всю подлость земного бытия? Стоп, я тоже хорош! Выгнал ее, как кошку. Оскорбился - оказалась саунной проституткой по вызову. И получилось это у нее, судя по дневнику, как-то само собой, чуть ли не бессознательно. Ну, позвонила какая-то там Светка, ну пошла с ней в сауну, ну заработала денег. Стала так зарабатывать. Как животное, как кошка, без угрызений. Она почти и не человек, так - существо. Но я-то, самосознающий, совестливый тонкоорганизованный индивид, как я поступил? Выгнал. Не помог, не спас. И теперь пойдет по рукам, увезут ее в Турцию, продадут в бордель, будут трахать всем мусульманским обрезанным кагалом, аборты, водка, наркота, смерть. И не она дрянь, она почти что и не соображает, что делает. Я - дрянь! Потому что могу это осознать. Вот в чем проблема! И самая большая гадость в том, что, осознавая все это, я не бегу ее спасать, не беру на себя эту ношу. Немного пококетничал с совестью, да и отряхнулся, как собака из воды!

ЧУГУНОК ПРИХОДИТ К ДОНАТЕ ПЕТРОВНЕ
- Петровна, есть дело на сто рублей.
- Дмитрий Иванович, золотой мой, для вас и за бесплатно сделаю, ибо дело ваше
правое.
- Хорошо отвечаешь. Деньгами не обижу. Дело такое: сеча у нас с одним хером
из УВД. Много он мне крови портит. А кровь моя не для того, чтоб ее портили всякие долбоебы.
- Поняла, серебряный мой, все поняла. Фотографию его мне надо бы. И вещь
какую личную.
- Фотку дам. Вещь? Надо подумать.
- Для крепости не вещь бы надо, а часть тела.
- Ты что, мать? Как я ему часть тела, ха-ха, откромсаю.
- Не так сказала, не так. Волосы его, или обрезки ногтей, вот что бы надо. Для
верности.
- Где я тебе возьму его волосы, он лысый почти! С лобка что ли надергаю.
- А что ты к Далису-то не обратился?
- Он такими делами не занимается. Это ты у меня по черной магии. И вот что – я
не хочу, чтоб он просто так загнулся, нет, пусть, сука, помучается, поняла? Да так, чтоб тени своей боялся.
- Есть одно средство, и-и, страшное. Сделать на самоубийство или порчу, дело не
сложное. А есть Дурга-заговор.
- Что за заговор?
- А это такой заговор, что вселится в него непреодолимое желание убить самое
дорогое себе существо.
- Интересно.
- Люди с ума сходят, натурально. Посмотрите, сколько отцов убивает своих
детей, сколько детей убивает своих матерей.
- Это что, все твоя работа?
- Что ты, что ты, золотой мой! – замахала в притворном ужасе Доната Петровна.-
Народ сейчас совсем с цепи сорвался, все магией стали заниматься. Вот и травят друг друга. Сосед соседа, служивый какой – начальника, если тот насолил ему по работе. Девушки привораживает, а если отобъют у нее паренька-то, бегут к бабке, порчу наводят, а то и сами книжек начитаются и колдуют. А того, дуры, не понимают, с какими силами дело имеют. Это же стихии! Разорвут-развеют! Одна у меня была, парня у нее увели. Сделай ему – ну, чтоб не стоял и все такое. Ладно, это дело не сложное. Только ее злоба разбирает и разбирает. Мало ей его импотенции. Сама занялась магией. Книжек накупила, нож освятила в церкви.
- Это как еще можно в церкви ножи святить?
- А она его спрятала под салфетку, вот когда яйца да пасхи святят. А такой нож
силу большую имеет. Ты его вставь в дверь острием вперед, ни один враг в твой дом не войдет. А если войдет, то плохо ему будет. Либо инфаркт получит, либо кондратий его схватит.
- Х, надо сделать такой мессер и для себя. Ну, а что та девка?
- А, ну вот. Стала сама колдовать-ворожевать. Я про то и не знала даже. Как-то
звонит мне, плачет. “Донаточка Петровна, простите меня, дуру!” Плачет, прям заливается. “Что случилось?” – говорю. И тут она мне рассказала. Стала она, значит, колдовать, и на нее как поперла нечистая сила, темные энергии, стихии. Так что она сделала, эта гадючка. “Простите, говорит, я на вас все эти энергии скинула”. А я чувствую, на меня что-то прет и прет, а оно вон откуда. Ну, спасибо тебе, говорю. Я-то их с себя смою, как душем, в землю уйдут, а ты-то вот с ними не справишься, дурочка ты дурочка. Я бы могла тебя спасти, да теперь не буду, раз ты меня так “отблагодарила”. Все, она с ума сошла. В Кащенке сейчас. Шизофрения.
- Народ конченный. Если тебе этого не дано, нечего лезть не в свое дело. У тебя в
роду, ты говорила, потомственные ведьмы.
- Пять колен.
- Вот тебе бабки, триста долларов. Сделай черту старому окорот. С гарантией. Не
сделаешь – отвечать будешь, поняла? У тебя, может, пять колен в роду, а я и тебя и сотни таких…- Чугунок с силой покрутил большим пальцем по столу, словно размазывал насекомое. – Поняла, к чему говорю? Если кто придет и будет просить на меня сделать, чтоб сообщила. И товаркам своим накажи. Кто рыпнется против меня, раздавлю. Вычислю и раздавлю.
- Дмитрий Иванович, вот те крест истинный, никогда против Вас руки бы не
подняла, и-и, разве можно! Вы же мой благодетель, и для Крыма всего заступник. Без вас Крым не устоит, истинно говорю. Я же вам защиту держу. Молюсь каждый день, ограждаю.
- Как это ты крестишься, а сама людей портишь конкретно? – усмехнулся
Чугунок.
- Одно другому не мешает. 

***
- Деда, давай татать, - залезала на колени полковника Охрименко Юлечка,
внучка любименькая. Дочка полковника рылом не вышла, такой же нос картошкой, как у отца, крутой характер, а гляди ты – забеременела от какого-то дурака, а от кого, наотрез оказалась отвечать. Как полковник не пытал, отвечала только – муж не нужен, а нужен ребеночек! По ее и вышло.
- Ну, давай почитаем. Какую сказку хочешь?
- Мишка каляпый.
- Это кто такой? Что за погоняло? Маш, - кричал полковник дочери на кухню, -
что это за сказка про мишку какого-то каляпого? Этот по какой статье проходил?
- Какой ты непонятливый, дед. Это сказка «Три медведя» про Мишку
косолапого.
- А, про Мишку косолапого, ну давай.
Начинали читать. Но Юлька впрямь как юла, долго усидеть не могла, бежала в свой угол с игрушками, приносила куклу.
- Как куклу зовут?
- Бабри.
- Бабри? Понял. А муж у нее, наверно, бобер, ха-ха.
- Ты у нее спроси, где она с Бабри сегодня гуляла, - советовала довольная дочь,
выходя из кухни и вытирая руки полотенцем.
- Ну, и где ты гуляла с Бабри? – спрашивал заинтригованный полковник.
- В пакре.
- Где?
- Ну, в пакре! – сердилась Юлька на непонятливого деда, - в пакре там…
- В парке, - подсказывала дочь, смеясь, - а на прошлой неделе мы были в цикре.
- То есть в цирке, - догадывался полковник, - ага!
- И едим вместо макарошек – камарошки, - смеялась дочь, - и чистим зубы
зубатой пастой.
- Ну, ты, Юлька, будешь литератором, - смеялся и дед, - какие фокусы со
словами производишь. Слышь, Машка, я и на работе стал говорить ее словечками, ей-богу. Ну, давай читать про мишку каляпого.
- Нядо, нядо, - сердилась Юлечка, - давай чатачь про кокозядого бабалея.
- Это еще что за чудище? – изумлялся дед.
- Кокозядый бабалей! Ба-ба-лей! – в такт слогам махала ручонкой на
непонятливого деда внучка и тащила сказу о кровожадном Бармалее. А полковник смотрел и изумлялся – да это же он сам так, по слогам рубя ладонью воздух, внушал подчиненным последовательность единственно правильных действий. Это же он сам вот так досконательно распределял, кто, что, когда и в какой последовательности будет делать. Вот Юла хотела писять, но дед не мог дать ей горшок, это было обязанность мамы, причем мать должна была усадить ребятенка спиной к своим ногам и дать обе руки – так, держась за мамины руки, Юлечка писала. Вот у нее полезли пузырями «солёпы»,  и только папа имел право взять розовое юлькино полотенце - «солёпае патенце» - (ни в коем случае никакое другое!) и высморкать драгоценные сопли. Если это пыталась сделать бабушка или мама, поднимался грандиозный скандал с катанием по полу и битьем затылком об ковер. Носочки должна была надевать мама, а сказки «чатачь» бабушка или в крайнем случае дед. Игрушки у нее тоже строились по ранжиру – кого баюкала, целовала, а кого и раздевала догола и выкручивала руки-ноги.
- Ты кого больше любишь Танечку или Бабри? – спрашивала бабушка.
- Бабри, - лепетала Юлька.
- Чего врешь, - смеялась мать, - а почему Бабри голая и голову задом наперед
повернута?
- Бабри делает рярядку! – пальчиком строго поясняла Юля, - ря-ряд-ку!
- А почему Таня не делает зарядку?
- Таня не делает рярядку.
- Почему?
- Таня кухня готовит амам.
- А! – понимающе крутил головой дед. Спрашивал. - А ты больше кого любишь,
лисичку или бегемотика?
- Гемотика, - шепотом отвечает внучка, и у полковника милиции
переворачивалось сердце от нежности. Няньчась с Юлечкой, он стал ловить себя на том, что в закосневшие милицейской рутиной мозги проникают непривычные мысли: например, мысль о том, что не все в мире делится на ментов и бандитов, или не совсем так: в мире есть менты (хорошие суровые дядьки) + бандиты (плохие суровые дядьки) + телки (за исключением матери, дочери и жены), а есть еще - маленькие дети. Вот это единственное чудо и оправдывало суровый и яростный мир, придавало смысл его тяжелой, изматывающе нервной работе.
И когда Чугунок стал угрожать внучке полковника Охрименко, он, эта бывшая фарцовская гнида, вы****ованный комитетом главарь доморощенной мафии, даже отдаленно не понимал, на что он замахивается. Чугунок думал, что речь идет о рядовом шантаже, а на самом деле он угрожал тому драгоценному и единственному, ради чего этот мир, в котором тяжело ворочался полковник Охрименко, мог существовать. И кто он был, Чугунок-то, кто! Приводили с валютой, извивался, лебезил, лез без мыла во все места, глист! И вдруг! Вдруг! ВДРУГ! Прошло каких-то несколько лет этой долбанной перестройки и в кабинет начальника приемника-распределителя Крымской столицы вошел располневший, наглый блатарь, в перстнях, заколках, в кожаном пальто до пят и заговорил с Охрименко как с шавкой, сверху вниз, в приказном порядке потребовал отпустить какого-то мазурика – что-о?! Ты! мне! сверху вниз, гнида?! Мне, потомственному менту, у которого в кулаке кровавым соком сочились самые крутые авторитеты, ты мне!.. Сцепились в ревущее кубло, клыки в клыки, и так уже пять лет катаются по столице, давя ребрами, локтями и коленями подчиненных и подведомственных. Охрименко уже успел стать начальником городской милиции, вот когда, казалось, дотянутся руки до Чугунка, а тот – прыг! – и в депутаты горсовета. И не просто в депутаты, а в председатели комиссии по соблюдению законности и борьбе с коррупцией! Подполковника Ивана Кулакова, начальника убойного отдела, ломом убили в подворотне, как только подобрался он к раскрытию резонансного расстрела в баре «Чуча». Чугунок сдал шестерок, те взяли все на себя, якобы личная месть. Какая там месть – заказ! А зама верного кто подставил, кто сдал его комиссии по коррупции? Сожрал Чугунок! А самого Охрименко кто в грязи катал мордой после разгона студенческой демонстрации? Ох, много накопилось у них счетов друг к  другу, ох, много! Охрименко твердо решил «заказать» Чугунка, этой мрази больше не было места на земле.
В тот день полковник Охрименко проснулся после сильного перепоя и первая
пришедшая в голову мысль, была мысль о безопасности внучки. Он обожал ее до безумия. Спроси его, готов умереть ради Юлечки? Не задумываясь ответил бы – готов. Юлечка была кусочком солнца в его злобной жизни. И угрозы Чугунка не были пустыми словами. Если ломать бандитов, то Юлечку надо прятать за тридевять земель. Угроза внучке постоянно крутилась в его голове. И в этот раз он представил, как чьи-то грубые пальцы схватят маленькую головку с белесыми волосиками, крутнут и - хрупнут позвоночки. Охрименко даже вздрогнул, так явственно предстала ему эта картина, увиденная словно в каком-то западном боевике. По телу аж морозные мурашки пробежали. И внезапно он понял, что эта угроза, так прочно засевшая в его голове, может осуществиться… его собственными руками. Ведь он вчера так нажрался, что ничего не помнит, ведь сам мог, отключив контроль, крутнуть внучке голову. Мог бы? Мог! Полковник вскочил на кровати, пробрался в комнату дочери, посмотрел на спящую Юлечку и трудно сглотнул. Фу-у, у полковника отлегло на душе. Приложил палец к губам в ответ на удивленно-заспанный взгляд дочери, перекрестил, ретировался задом. Он умывался, брился нго мир переменился. Сама кощунственная мысль о том, что он мог бы убить самое родное для себя существо, его страшно поразила. Как это? Это не укладывалось в голове. Это тревожило. И тревога эта нарастала весь день. На работе он был рассеян, угрюм. Каждые пять-десять минут перед мысленным взором преставала картина, как он берет головку внучки в руки и… скручивает рывком набок. Черт! Да что это прицепилось к нему? Что за наваждение! Почему он должен это сделать? Ну дурость же, явная! А вдруг, если напьюсь, то и сделаю? Ведь сколько случаев, сколько убийств немотивированных по пьяни-то происходит. Контроль снимается, и брат рубит брата, сын – мать, дочь – отца. Да такой бытовухи происходит по Крыму по семь-восемь случаев на день. Но наваждение не отставало, а делалось только сильнее, картинка ярче, импульс к убийству нарастал с каждыи часом. Охрименко не понимал, что происходит. Совершенно холодный, иррациональный голос приказывал ему пойти и убить свою собственную внучку.

ПЕТР БОРИСОВ
- Я проведу с тобой сеанс осознания. Ты должен вдумчиво отвечать на мои
вопросы. Ты не должен раздражаться. Все понял?
- Да. – кивнул Валька. Они с Петей сидели в комнате в общаге друг напротив
друга.
- Начнем. Ты правша или левша?
- Правша.
- Ты считаешь себя здоровым или больным?
- Здоровым.
- Ты верующий?
- Да.
- Как называется место с раскаленными сковородками и котлами?
- Ад.
- Нет, просто кухня.
- Ха-ха…
- Посмотри на меня – кто я?
- Ты – Петя.
- Посмотри на меня – кто я?
- Ты? Петя, ну!
- Посмотри на меня – кто я?
- Хорошо, сдаюсь. Как надо отвечать?
- Отвечать надо так: ты – мой наставник. Итак. Посмотри на меня – кто я?
- Ты, Петюня, мой наставник.
- Посмотри на меня – кто я?
- Я же сказал уже.
- Посмотри на меня – кто я?
- Ну, мой наставник.
- Ты мне сопротивляешься. Так осознание не получится.
- Почему ты решил, что я сопротивляюсь?
- Потому что тебе трудно ответить на мой вопрос. Ты должен отвечать не
задумываясь, легко и свободно. Ты внутренне не хочешь признавать меня наставником, поэтому и на вербальном уровне запинаешься. Итак, посмотри на меня – кто я?
- Ты мой наставник.
- Хорошо. Посмотри на меня – кто я?
- Ты – мой наставник.
- Отлично. Теперь ответь, кто ты?
- Валентин Снегов.
- Кто ты?
- Снегов Валька.
- Кто ты?
- М-м… я же сказал, меня зовут Валентин Снегов.
- Я не спрашивал, как зовут то существо, что сидит перед наставником. Ты
должен вдумываться в вопрос, лишь потом отвечать. Кто ты?
- Хорошо, скажи, как я должен отвечать?
- Ты должен отвечать – я ведомый моего наставника.
- Хорошо.
- Итак, кто ты?
- Я – ведомый моего наставника.
- Хорошо. Посмотри вокруг – где ты? Отдай себе отчет, что происходит здесь и
сейчас. Я, твой наставник, провожу с тобой сеанс осознания. Итак, кто я?
- Ты мой наставник.
- Где ты?
- В комнате.
- Где ты?
- В комнате общежития.
- Где ты?
- Ну, я не знаю, что ты от меня хочешь? Адрес тебе, что ли, сказать? Я не
понимаю твоих вопросов.
- Не раздражайся, пожалуйста. Ты не хочешь подумать, ты скользишь по
поверхности. Тебе же надо прорваться к реальности. Где ты?
- Комната общежития, город Захолуйск, Крым, Украина.
- Где ты?
- Я? Я – в маленькой, грязной комнатушке на планете Земля, материк Евразия!
- Что ты делаешь?
- Отвечаю на вопросы.
- Что ты делаешь?
- Отвечаю на дурацкие… прости. Я… отвечаю… на вопросы…неизвестного мне
существа…стоп, моего наставника в маленькой грязной комнатушке на планете Земля.
- Хорошо. Для начала неплохо. С другими приходится биться часами, чтобы они
хоть что-то осознали. Ты несомненно талантлив. Наделен даром. И очень быстро приближаешься к осознанию реальности.
- А если я спрошу: кто ты? Где ты? Что ты делаешь? Что ты мне ответишь?
- Если сказать, что я задаю бессмысленные вопросы неизвестному мне существу
в виртуальной реальности, называемой планетой Земля, то это будет сильным преувеличением, - сказал Петр и засмеялся.
Валька тоже засмеялся. Ему было приятно от похвалы. И еще он чувствовал, что
мироздание вокруг стало девственно свежим, словно он видел все это впервые. Странное, необычное, очень интересное ощущение. Он думал: «А, действительно, кто я такой? Откуда эти руки, эта голова, откуда эти люди вокруг?» Он вдруг понял, что попросту не знает ответов на эти вопросы. Мир был только что сотворен и не имел имен. Все эти дни он запоем читал книги Далиса и поражался невероятной информации об истинном устройстве мира. Петя Борисов, к которому Валька переселился сразу же после первого занятия в далисовском обществе духовной помощи сказал, что к сочинению готовиться не надо: во-первых, ты к этому готовился всю свою предыдщую жизнь и за два дня ничего уже не изменишь, а во-вторых, теперь ты ученик Далиса и для тебя не существует непреодолимых экзаменов. Петя был уже посвященным третьего уровня, знал и умел очень многое.
- Теперь я предлагаю провести тест под названием «Структура личности», -
сказал он после «сеанса осознания здесь и сейчас». - Тебе надо в письменном виде ответить на семь вопросов. Бери ручку и тетрадь. Эта тетрадь будет дневником твоего духовного роста. Но для начала расшифруем твою психическую структуру. Вот первый вопрос. «Напиши имена людей, которых ты ненавидешь и осуждаешь».
Валька пожал плечами, взял ручку.
- Осуждаю когда? – спросил он, - вообще по жизни, или за последние два-три
года?
- Напиши первые имена, спонтанно пришедшие тебе на ум. Не надо
задумываться, применяй метод автоматического письма.
Валька сосредоточился, усмехнулся. Написал «Лезов, Будя, завуч Ирина
Сергеевна», - вспомнил школьного притеснителя, написал «Скачок». Задумался. Казалось, больше врагов у него не было.
- Сюда можешь вписать и тех, кого ты критикуешь, порицаешь, любую
негативную в твоем понимании фигуру, - подсказал Вениамин.
Валька внезапно для самого себя написал «отец». В конце концов этот Петя не
родственник ему и отцу ничего не сообщит, а отец его доставал капитально и вызывал не просто протест или критику, а ярость и истерики. Авторитарный, жесткий, он нависал над Валькой всю жизнь, как снеговая лавина.
- Все, - сказал.
- Хорошо. – Петр поправил очки. – Пиши второй вопрос. Какие черты характера
перечисленных людей тебе наиболее неприятны.
В дверь поскреблись ноготками и у Вальки обварило сердце кипятком – так стучалась Василиска, Василек, крыска любимая.
- Да! – крикнул он.
Василиса вошла – яркая, свежая, сразу запахло сладкими духами.
- Мальчики-затворники, на улице прекрасная погода. Пойдем погуляем?
- Щас, только закончим, ладно?
- Чем мы тут занимаемся?
- Исследуем структуру моей личности. Садись. Хочешь чаю?
- Не откажусь. Петенька, угостите даму чаем.
- Так какой второй вопрос? – напомнил Валька после того, как Петр налил
Василисе стакан чая и она уселась у окна чаевничать.
- Какие черты характера перечисленных людей тебе наиболее неприятны.
Валька написал «Грубость, наглость, авторитаризм, лживость, предательство»,
подумал и добавил «Пьянство».
- Третий вопрос, - сказал Петя. – Опиши свое отношение к этим чертам
характера, противопоставив им свои, хорошие качества.
Валька написал «Доброта, скромность, честность, преданность дружбе, не
жадность».
- Четвертый вопрос. Перечисли людей, которыми ты восхищаешься. Не забудь
Учителя.
Тут уж Валька задумался надолго, явных кумиров у него не было. Хотя нет, почему же, он очень любил стихи молодого Вознесенского, восхищался ловкостью и мастерством  юморного Джеки Чана, ему нравился телеведущий Дибров – тем, что добился славы, делая любимое дело, еще… да, как же он забыл – Достоевский, Толстой! Далис, конечно! И… еще, пожалуй, отец! Вот странно – и порицаю его, и восхищаюсь – его решительностью, силой.
- Опишите черты их характеров, которыми вы восхищаетесь.
- Талант, сила, мастерство, воля, решительность, трудолюбивость.
- Опишите ваше отношение к этим чертам характера, противопоставив им свои
качества.
- Они – сильные, решительные, а я часто слабоволен, нерешителен, стеснителен,
ленив.
- Последний вопрос. Как ты действуешь в критической ситуации?
Валька вспомнил, как потел и не дышал в присутствии Лезова, как тряслись руки
от страха. Стало ужасно стыдно, кровь опять бросилась в голову, стало жарко. Что делать? Писать правду? Стыдно, стыдно…
Петр словно прочитал его мысли.
- Пиши честно, - сказал он с ободряющей улыбкой, - в критических ситуациях
редко кто проявляет себя героем.
- «В критических ситуациях пугаюсь, руки дрожат, впадаю в панику, теряюсь. А
когда все пройдет, представляю, как бы геройски надо было ответить и что сделать», – написал Валька.
- Теперь давай посмотрим, – сказал Петр. - Ответы на первые два вопроса
показывают, какие отрицаемые субличности присутствуют в твоем психотипе. Надеюсь, для тебя не секрет, что психическая личность человека состоит из многих субличностей. В твоем случае наличествуют грубая и авторитарная субличность, субличность Иуды, субличность лжеца и субличность пьяницы. Вот она-то, эта субличность и напилась водки с Будницким в день твоего приезда, и устроила тебе встречу с Лезовым, как, впрочем, и со мной.
- Что такое «субличность»?
- Суб – по-латыни означает «под». Суб-марина. Под-личность. Структурная
составляющая твоей личности.
- Значит, это не я напился, а моя субличность? – засмеялся Валька.
- Да.
- А где же я сам?
- А ты – вон он! В ответах на третий вопрос ты написал – дай-ка листок –
«добрый, скромный, честный, не жадный, преданный дружбе». Это ты описал своего контролера. Контролер –  это субличность, которая контролирует твою жизнь через набор правил или заповедей, ценных и обязательных для тебя. Люди чаще всего отождествляют себя с контролером. Вот ты и есть такой – добрый, честный и т.д.
- Ой, а можно и меня проверить на эти субличности? – вскричала Василиса. – Я
иногда сама себя боюсь. Такие субличности вылезают – ого!
- Без проблем! – усмехнулся Петр. Валька заметил, как он оскользил взглядом
Василискину фигурку, словно обвел по контуру. Нравится Васька пацанам! И она – его девчонка! Его!
- А четвертый и пятый вопросы? – напомнил Валька.
- Это твои недоразвитые субличности. Читаем – Вознесенский, Джеки Чан,
Дибров, Толстой, Достоевский, Далис, отец. Далис должен быть на первом месте. Он – наш папамама... Так вот, все названные персонажи суть твои недоразвитые субличности. Потенциально ты можешь ими стать.
- Что, и Достоевским?
- Кем угодно. Но это будет шизофрения в острой стадии.
Валька и Василиса засмеялись.
- А седьмой вопрос – что это?
- Это действия твоего защитника-контролера в критических ситуациях.
- Постой, значит и Лезов – моя субличность?
- Да. Но так как это отрицаемая субличность, ты ее подавляешь, выдавливаешь из
своей психосферы, и неизбежно встречаешь во внешнем мире. Что внутри – то и снаружи. Таков закон. Видишь, ты – бог в своей психической вселенной, ибо ты создаешь субличности, которые в потенции могут стать личностями и, в свою очередь, расщепиться на новые личности. Примерно так же действует и наше высшее «Я». Оно создает свои собственные субличности, Далис называет их «души-аналоги». Эти субличности высшего «Я» создают в свою очередь души-аспекты, то есть сколки уже с аналогов, а не с оригинала, и, таким образом, целокупный рой душ осваивает проявленную вселенную, являясь всего лишь бликами и отражениями высшего «Я».
- Петя, какой вы умный! – воскликнула Василиса. – Прям голова идет кругом.
Пойдем лучше, Валечка, подышим свежим воздухом.

*  *  *
- Такой отсосняк, блин! – Жила пучит глаза, губы его вспухают и лопаются.
Ребята хохочут. Дебиловатое гыгыканье Кеся, хахаканье Кента, крики и рев сотоварищей кажутся Артему дикими, вульгарными. С чувством превосходства посматривает он на них. Сюда бы Инессу привести – все бы в осадок выпали. Немая сцена. Все в шоке. Вот бы с ней в зал прийти!

УЧРЕДИТЕЛЬНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
ПРЕДВЫБОРНОГО БЛОКА «БУДУЩЕЕ КРЫМА»
Когда Валька вошел, Лезов уже выступал с кафедры. Будницкий помахал сверху
рукой, показывая, что занял место. Весь зал, амфитеатром уходящий вверх, был забит до отказа. Густо пахло надышаным. Оратор стоял на кафедре и, чтобы оглядеть всю аудиторию, был вынужден  время от времени запрокидывать голову вверх.
-… какой же выход? Идти на выборы единым молодежным фронтом, создать свой предвыборный блок и победить! Нас окружает криминальное государство, оно ограбило стариков и старух, украло их сбережения, а теперь не платит даже жалкие пенсии, нам задерживают жалкие стипендии, сделали платными учебники, общежития в безобразном состоянии повсюду массовая безработица, нам уже сейчас на студенческой скамье, надо думать о будущем, о том, в какой мир мы выйдем, где будем искать работу. Для начала необходимо отделиться от этого ракового государства. В буквальном смысле. Мы должны ввести студенческое самоуправление, закрыть доступ в наш кампус барыгам и торгашам наркотой и водкой. Мы должны создать свое правительство, свои силы самообороны, короче - создать целый городок со своим производством, яслями и детсадами, да – и со своей полицией и со своим правительством. Это первое. Затем. Создаем свои кооперативы, собираем начальный капитал и начинаем производство. Есть очень много проектов. Мы можем их осуществлять все вместе и на благо всех. То есть назревает и создание своего банка. Автоматически возникают ясли и детсады, не секрет что многие наши девчонки уже мамы. Они в одиночку тянут этот воз, учатся и воспитывают детей. Мы поможем всем! Наши детсады и школы автоматически ведут к созданию своей начальной школы. Мы сами обучаем  своих детей, отрываем их от спившегося, развращенного, вымирающего предыдущего поколения. У нас будет новое, чистое поколение! Мы защитим наших детей от пьянчуг, наркодельцов, проституции, маньяков-насильников, всем этим гадам не будет места в нашем кампусе! Вводим сухой закон, а в идеале – повсеместно запрещаем и курение!
- Сухой закон? – крикнул кто-то из задних рядов.
- Да! – резко ответил Лезов.
- И запрет курения?
- Да!
- Так в Америке уже вводили!
Зал зашумел, раздался смех, протестующие выкрики. Студенческая вольница начинала бушевать, почуяв у самых губ уздечку. Шум нарастал, перерастая в какофонию. С первого ряда поднялся полный парень в костюме и галстуке, с бурсацкой, распадающейся по середине головы прической, с тончайшей бородкой и усами, шнурочком обрамляющей пунцовые губы и гладко выбритый подбородок. Весь его облик отдавал лощеностью бюрократа-профессионала. Поправив толстые очки, он поднял руку, властно обвел взглядом зал, дождался тишины.
- Коллеги, дайте мне одну минуту! Я Иван Мартаков, первый секретарь
молодежного крыла Партии прогресса и процветания Крыма. Сухой закон, о котором говорил Сергей Лезов, это частности. Захотите – примите, не захотите – откажитесь. Партия прогресса и процветания Крыма ставит вопрос шире, гораздо шире. Мы должны формировать активную государственную молодежную политику. Стоит вопрос о создании молодежного правительства Крыма. Кому, как не вам, быть там министрами? Вот почему, собственно говоря, мы рассматриваем, что студенчество должно объединиться в предвыборный блок и единым фронтом пойти на ближайшие выборы. Наш общественно-политический молодежный блок будет называться «Будущее Крыма». Он объединит все здоровые молодежные силы полуострова – от либералов, демократов до христианских консерваторов. Цель – возрождение Крыма, консолидация лучших сил молодежи ради реализации целей самой молодежи – то есть создание новых рабочих мест, целевой молодежной политики, развитие системы образования, улучшения состояния общежитий и выплаты стипендий. Главой молодежного политического блока мы предлагаем избрать всем вам известную личность. Этот человек вышел из ваших рядов, все эти годы своими песнями он выражал ваши духовные чаяния. Он известен как бескомпромиссный борец с косностью, самодурством бюрократии. Он – истинный бунтарь, он не побоится поднять свой голос в защиту молодежи Крыма! Хотите знать, кто это? Звезда первой величины полуострова, рок-динозавр, культовый бард – Евгений Репецкий! Наш РЕПЕЙ!
Зал заорал. Точнее заорали загодя подготовленные группы скандирования.
Подключились заранее приглашенные группы фанатов. Рев получился оглушающим. Репей со сжатыми над головой руками, приветствуя публику, выскочил к трибуне.
- Хай, пипл! Мира и счастья всем! Я – Репей! Это значит, что меня голыми
руками не возьмешь. А уж если я в кого вцеплюсь – хрен отцепишь. А вцеплюсь я в продажных политиков. Народ, я им жизни не дам, это я вам обещаю! Я буду стоять за вас, я сам прошел общаги, гонения, подпольные концерты. И теперь я хрен кому позволю наступить на горло нашей свободе! Вы со мной, люди?
Одобрительный рев в ответ.
- Репей! Репей!
- Спой что-нибудь!
- Женька, я здесь, привет!
- Лыжню Репью! – истерически просверлил воздух чей-то девичий крик.
- Репья в президенты! – заорал Будницкий с галерки и толкнул Вальку локтем в
бок – мол, кричи. Валька смеялся и слабо покрикивал «Давай!», «Любо!». Буза ему нравилась. Из разных концов зала тоже доносились выкрики в поддержку рок-певца и молодежного блока «Будущее Крыма». Лащенков вышел к трибуне, поднял руку, призывая к тишине.
- Итак, я выражу общее мнение, - сказал он, дождавшись, когда стихнут самые
активные «заводилы», - если скажу, что все делегаты учредительного собрания поддерживают идею создания молодежного блока «Будущее Крыма», как и то, что подавляющее большинство за то, чтобы лидером этого объединения стал Репецкий Евгений Александрович. Попрошу глав делегаций подойти к кафедре для подписания итогового документа. В зале началось движение. Старосты групп кричали из разных рядов, чтобы шли к ним, и махали подписными листами. В этот момент к микрофону прорвался невысокий паренек со смешным остроносым лицом.
- Ребята, - закричал он, – подождите! Что происходит? Мы не успели как следует
обсудить, а нас уже гонят подписывать какие-то документы. По-моему, это авантюра. К чему эта спешка? Мы даже не успели обсудить основные тезисы.
- Тезисы были розданы заранее, - возразил Лащенков.
- Поспешишь – людей насмешишь. Что делается в спешке, то плохо кончается.
- Кончается всегда хорошо! – заорал Гектозавр, вызвав хохот в зале.
- Не всегда, в том-то и загвоздка! – ответил паренек, и ответ его вроде бы не
смешной, был подан с такой мимикой и жестикуляцией, что зал захохотал еще пуще.
- Кто это? – спросил Валька у Будницкого
- Генка Кулапчин, наш капитан КВН. Всеобщий любимец и все такое.
- Нам навязывают какого-то музыканта-сатаниста. Неужели мы не сможем
выдвинуть из нашей среды настоящего лидера?
- Ты себя, что ли, имеешь в виду? А где ты был, когда мы с ОМОНом махались?
Ты голодал у Верховного Совета? Тебе бы хиханьки-хаханьки.
-     Клоун!
- Играй в свой КВН и не суй нос в серьезные дела.
- Трепло профессиональное!
- Долой!
Валька оглядел зал и заметил, что негодующе орут на Кулапчина все те же парни из «Радикальных студентов» - Гектозавр, Будницкий, Серый, Боб, Миша Пеликан.
- Вот вам первый результат вашего выбора! – ничуть не смутившись, закричал в
ответ Кулапчин. - Затыкают рот несогласным! Вы что, не видите, кто рвется к власти? Партия прогресса и процветания Крыма – это же партия бандитов, жирных котов, кто это не знает! Знаете, как расшифровывается ПППК? Передающийся половым путем кошмар!
Зал загоготал.
- Они нас нагибают и… передают свои идеи! Нас просто имеют! Кому вы
верите? Репей - подставная фигура, за ним стоит Лезов и его «радикалы»! А за ними – бандиты. Подумайте! Вы учиться хотите или сражаться с ОМОНом? Репей и Лезов так и будут водить вас на ОМОН, я таких людей знаю - типа «нас водила молодость в сабельный поход».
- У-у-у-у! – недовольно загудел зал.
- Стоп, стоп, стоп! – перекричал зал Иван Мартаков, вновь вставая из первого
ряда в самый критический момент. - При чем тут персоналии? Речь идет о создании предвыборного молодежного политического блока в поддержку реформ и демократии. Кого вы сами захотите, того и выберете. Если господин Кулапчин захочет баллотироваться и тащить на себе общественный воз, давайте выберем его.
В зале стал нарастать гомон, все спорили друг с другом и никто никого не слышал. Из задних рядов раздался резкий голос и Валька, обернувшись, узнал в поднявшемся над толпой долговязом парне, Гектозавра.
- Парни! Хватит сопли жевать! Кого вы слушаете? Кулапчин – профессиональное
трепло! Где он был, когда мы бились с ОМОНом? Давайте принимать решения! Давайте сами определять свою судьбу! Приведем общаги в порядок, добьемся, чтобы зимой топили, чтоб была горячая вода в душевых, чтоб мусор вывозили, чтоб белье меняли хотя бы раз в две  недели.
- Перекроем доступ в общежития торговцам наркотиками, всяким бомжарам
позорным! - заорал рядом с Валькой Будницкий.
- И гомикам вонючим! – поддержал его кто-то в другом конце аудитории. Все
засмеялись.
- Да, и гомикам! – гаркнул Гектозавр. – В этом сезоне, в абитуре, мы задержали и
вытурили целую банду гомосеков! Эти голубые под видом абитуриентов селятся в общежитиях и трахают молодняк. Кулапчин их яростно защищал. Гена, чего это так полюбил гомиков, а?
Хохот.
- Мы с ними разобрались! И разберемся со всеми остальными подонками!
- Вы посмотрите, во что превратили наши общежития! -  Это вертепы разврата!
Хлев злачных животных и то чище!
- Жвачных! – крикнули из зала.
- Что?
- Это места злачные, а животные жвачные, деревня!
- Тише! Дайте договорить!
- Университяне, у нас сформировалось боевое ядро, их кличут талибами за
стойкость в бою с ОМОНом. Короче, это наш авангард, самые лучшие наши ребята во главе с Сережей Лезовым. Это они отстояли поруганную честь наших девочек, добились справедливости.
- Их просто побили, честь-то тут при чем?
- Тихо!
- «Радикальные студенты» обеспечат порядок и дисциплину в общежитиях,
установят пропускной режим – строжайший! А то у нас творится черт знает что – драки…
- Внимание! – крикнул кто-то от дверей. - Нашу конференцию удостоил своим
посещением сам господин ректор!
Приветственный рев, смех, свист, аплодисменты вразнобой. Рэм Валентинович Куприянов прошел к трибуне, кивая львиной седой головой и жестами прося успокоиться.
- Дорогие ребята…- начал он, оглядывая разгоряченную аудиторию с широкой,
но несколько натянутой улыбкой.
- А девчата? – крикнул кто-то из первых рядов.
- Девчата не дорогие! – проорал Гектозавр. – Десять гривней всего!
- Дурак! – взвизгнула на него какая-то оскорбленная девчонка.
- Нет, вот козел! – поддержала подругу низким басом полная с усиками
брюнетка.
- Там где ты, Гектозавр, там пошлость! – возмущенно крикнула девушка из
первого ряда.
- А что я такого сказал? Обнародовал прейскурант! – разводил длинными
руками Гектозавр.
Шиканье, смех.
- Тихо! Заткните его!
- Тише вы, блин!
- Сказать дадите? – с отеческой улыбкой спросил Куприянов и сокрушенно
покачал головой, озирая волнующуюся зыбь зала. – Ребята и девчата, кто бы что ни говорил, а вы мне все дорогие, и, прежде всего потому, что дорого даетесь - за счет нервов и вот этого серого вещества, которое на вас щедро расходуется.  - Ректор постучал себя пальцем по виску. - Так примените же и вы это самое серое вещество. Давайте порассуждаем здраво. Давайте не доводить процесс демократизации до абсурда, до, извините, разброда и шатания. Посмотрите, что происходит. Идет тотальное развращение общества. Кто у нас председатель собрания? Кто так рьяно ратует за господина Репецкого? Да редактор же желтой газетенки господин Лащенков. Кто не знает его скандально известный «Обозреватель»? Как они пишут о негативных тенденциях? Прямо-таки смакуют их! «Обозреватель» просто-таки содержит рецепты употребления наркотиков. Или читаю другую статью – о проституции. Газета подробно расписывает, - что бы вы думали? - что надо делать проституткам, чтобы избежать наказания, подробно описываются уловки спекулянтов, валютных кидал и т.д. Это, извините, настоящие инструкции работникам разврата и обмана! Это не статьи, а подрывные инструкции. Писать об это нужно, но как! Ясно же, что без смакования сальных подробностей, без оживляжа, без развесистой клюквы. Газетенка, я ее иначе назвать не могу, «Обозреватель» является главным глашатаем полного и всяческого раскрепощения, доходящего до разнузданности. И очень симптоматично, что именно господин Лащенков проталкивает на пост лидера так называемого молодежного политблока Женю Репецкого. Многие из вас не помнят, чем был так славен Женя Репецкий, мой, между прочим, бывший студент. Может быть, он и неплохой исполнитель, но вспомните, какому направлению в поп-культуре он принадлежал! Он был первым в Крыму рок-сатанистом и поклонником Гитлера. Не все, может быть, помнят, а я напомню скандально известный концерт в день рождения Гитлера, который дал Репей на стадионе. И все тогда кончилось кровью…
- Это давно покоренные и оставленные по собственному желанию вершины! –
заорал Репей, вскакивая с места и тыча «козой» в ректора. – Вон, смотри, флаги развиваются на покоренных высотах! Ты остался в прошлом, там и сиди! Так что все  бэнц, старик! Ферштейн-зи?
Залу понравилось, как Репей осадил нелюбимого ректора, захохотали, захлопали.
Рэм Валентинович властно повел рукой, осаждая пену выкриков. – Очень симптоматично, что Репецкого поддерживают наши доморощенные «радикалы», а г-н Лезов даже назначается заместителем председателя этого блока. У меня есть данные о том, что Лезов и его так называемые соратники установили свои порядки в общежитиях, вымогают деньги у своих же товарищей, якобы на революционные мероприятия.
- Господин Куприянов, - закричал Лезов, поднимаясь из первого ряда, - мы
просто наводим элементарный порядок! По общежитиям гуляют наркотики. Зимой аудитории не отапливаются, в комнатах плюс десять, все мы там сидим в шапках и шубах. Стипендии не выплачиваются. Общаги вообще превратились в притоны. Им противостоит только оперотряд! А что вы сделали, чтобы навести порядок?
- Позвольте, господин Лезов, позвольте! Ваши радикальные студенты давно
прославились бузой хулиганства. Учиться никто из них не желает, а когда я пытаюсь отчислить кого-либо, ко мне поступают открытые угрозы стачек и голодовок. Это ваша политика, политика шантажа и угроз.
- Господа, господа! – к микрофону прорвался Лащенков. – Разрешите
процитировать кое-кого. Это уже было опубликовано в “Крымском обозревателе”, но сейчас хочу вам просто напомнить, что писал в своей записке министру образования Украины ваш ректор Рэм Куприянов. Цитирую. “Студенчество как дрожжевая бродящая субстанция общества должно обретаться в условиях строжайшего контроля и опеки. Рассадник смуты и гангренозной революционности, студенчество должно быть казармировано, введено в военизированные рамки и вымуштровано. Военная служба после третьего курса должна являться обязательной для всех, кроме особо успевающих и отличившихся в учении и общественной жизни, каковые по личному решению глав высших учебных заведений в качестве особого поощрения освобождаются от прохождения службы в рядах вооруженных сил”.
Зал негодующе загудел.
- Куприян, у тебя в мозгах изъян! – внезапно выкрикнул кто-то крякающим
голоском в установившейся было тишине.
- Где наши стипендии?! – нарочитым басом проревел Будницкий.
- Когда в общаге будет горячая вода?! – завопил из задних рядов истеричный
срывающийся голос. – Вшей нечем сполоснуть!
- Хватит толговать учебниками, господин Куплиянов! –  картавя кричала
девушка в очках с толстыми аквариумными линзами. 
- Взятки за поступление куда дел?!
Валька вертел головой и замечал, что оскорбительные выкрики раздавались из тех мест, где сидели активисты «талибов». Шум и выкрики нарастали. Ректор каменел красным лицом, нервно всей ладонью мял нижнюю часть лица.
- Долой!!
- Долой!!
- Ментам кто наших активистов выдавал?
- Почему исключили Забродина и Смирнова?
- Долой!
Куприянов не стал ждать, пока зал успокоится, обвел крикунов  пристальным взглядом поверх сползших на нос золотых очков, махнул рукой и сошел с кафедры.

КАК ВАЛЬКА ПРОВОЗИЛ ВАЛЮТУ В АНУСЕ
В двенадцать ночи, когда общага частично затихала, Валька прокрадывался на второй этаж к комнате Василисы, цокотел ногтями в дверь. У него был свой условный стук: два раза - три - снова два. Однажды – умора! – ошибся, простучал не то, открыла заспанная Ирка Волкова, во такие полтинники на Вальку! Она негра своего ждала, Малика, а там - Валька. Смеялись потом.
Василиса осторожно открыла, за руку втащила в затхлую темень комнаты, провела к своей кровати. Осторожно укладывались, скрипя пружинами. Озябший Валька приникал всем телом к раскаленному, будто только из печи, телу любимой, тихонько, зажимая стоны, ласкали друг друга. Что Василиса кончала, понимал по страшной напруженности, вздыманию и длительных содроганий ее тела.
- Кто это только придумал? – шепотом шелестит размякшая девушка ему на ухо.
- Что, Василек?
- Оргазм. Наверно, он нас очень любил.
- Кто он?
- Кто оргазм для нас придумал, вот кто.
- А что ты чувствуешь?
- Будто в раю. Вот представь, мы попадем в рай и все время, вечно будем
испытывать оргазм. Кайф, правда?
В комнате тишина, храп толстой Лариски, сопение Ирки Волковой. Ирка себе придумала занавесочку над кроватью и живет там, как в купе. Промискуитет никого особо не раздражал, сегодня подруге надо, завтра тебе. Что поделаешь – общага!
Рано утром, очумелый от недосыпа, весь затекший Валька выбирается из комнаты девушек, бредет к себе на третий этаж, ничком падает на кровать, наслаждаясь ее простором. Урывает для сна еще часок. В семь Петька всех будит, подъем, туалет и - на молитву-медитацию в библиотеку на первом этаже. Во молитва заряжает! Круче самого крепкого кофе! Медитируешь на портрет Учителя, через минуту-другую накатывает божественная волна, и тут уж ведущий командует, что будет – пятиминутка смеха или рыданий, пять минут горя или радости, равнодушия или интереса к жизни. Валька любит смеховые пятиминутки: все ржут, гогочут, тычут друг на друга пальцами – ну смешные же существа, человеки! Дурацки странные! После пятиминутки – как душем изнутри обмылся. Петька говорит, что в горном лагере Далиса на Ай-Петри бывали целые дни смеха. И дни плача. И недели молчания. Душа, говорит, как аккумулятор накачивалась энергией, аж искрила! Вот бы попробовать! Но разве в общаге можно промолчать неделю? А в Универе? Нет, для этого надо удалиться в скит, там себя испытать. Вот бы попробовать! И Учителя бы увидеть! Валька столько книжек его прочитал, столько вопросов накопил! Если у него ученики такие, то каков же Сам?! Петя – вообще энциклопедия ходячая. Учит Вальку, как малого ребенка. Научил настоящей  личной гигиене. Ну, мог бы Валька еще недавно вообразить, что будет пить свою собственную мочу? Оказалось, что это не только не очень противно, но и очень полезно! Господь не пустил человека голышом на землю. Все предусмотрел. Моча ведь антисептик, залечивает раны, содержит все антибиотики и соли, нужные своему собственному организму. Потом Петя наладил у Вальки стул. А до этого Валька мог по три дня не ходить в туалет, в животе пучило, газы, бурчание, стыдоба – ночью, у Васьки в постели, желудок вдруг такие фиоритуры заводил, как пожарная машина! Девчонки с постелей вскакивали! Шутка. Но все равно, неудобно, газы, бурчание, пердение. А стул должен быть каждый день. И Петька научил Вальку делать клизмы. Первый раз Валька испытал такое облегчение, такое состояние! Просто счастье! Такого кайфа Валька в жизни не испытывал. Весь стал легкий, благостный, вот-вот взлетит, как воздушный шарик. Недаром говорят - «Довольный, как слон после клизмы». А печень! Петя провел ему чистку печени, заставил выпить на ночь стакан лимонного сока и стакан оливкового масла (бр-р-р!) и грелкой печень прогреть. А наутро… Вместе с дерьмом Валька изверг кучу зеленых пластилиновых семечек и три огромных, с голубиное яйцо камня. Был просто в шоке! Неужели такие камни гнездились у него в печени? Вытащил их из унитаза, на газете приволок в комнату, все сгрудились в ужасе.
- Вот результаты твоего питания, дружок! – сказал торжествующий Петька. –
Копченая колбаска, шашлыки, жареное, острое, соленое. Твой фильтр уже забит на одну треть, значит, и кровь грязная. Отсюда – прыщи и прочие новомодные татуировки тела.
После этого и Лепа чистился, и Генка, и Андрюха. И даже Дацик-транскрибунт пришел посмотреть на камни. Валька газету развернул, а камни-то – тю-тю, растаяли, только жирные пятна от них остались. Зато у всех, кто почистился, самочувствие улучшилось, цвет лица изменился. А без очищения физическое тело не сможет достигнуть нужных для посвящения высших вибраций. Вот чему следовало бы обучать в школах, а не тригонометрии с дурацкими алгебрами, которые никогда в жизни не пригодятся! Как обращаться с собственным телом, что надо делать, чтобы быть здоровым, как очищаться, что есть и что пить! «Дано мне тело - что мне делать с ним?» - не зря Ося еще в начале века поставил так вопрос ребром! Петя обещает, что если Валька пройдет все стадии подготовки, и Учитель примет его в ученики, то тогда ему будут открыты величайшие тайны! Величайшие! Первое - код его крови, то есть ему скажут, какие продукты вредные, а какие полезные для его организма. А то он теперь кушает в столовке и все время опасается. Что если под видом невинной пищи жрет какой-нибудь яд?! А что? Все может быть! И прыщи от этого, и вонь изо рта. Шлаки образуются и загрязняют организм. Отсюда и раннее облысение, и импотенция, и духовная смерть. Иногда забудет про вредные продукты, налупится до отвала. А потом как спохватится - это ж я, дурак, яду нажрался! И мучает его изжога, и пища в желудке лежит, как гиря. Да и как кормят в столовке? Азу с подливой цвета осенней лужи, да оливье - будто бабуин наблевал. У него от такой пищи прыщи выскакивают. Валька вообще внешне изменился, похудел, волосы отпустил длинные, до плеч, бородку. Мать приехала, раскудахталась – мол, что за патлы жирные сосульками болтаются, побрейся, постригись, на кого ты похож! Ничего не понимает! Сын – взросле-ет! Становится самостоятельной личностью. Хватит, довоспитывались! С матерью поругался, черт! А она чего учудила – взяла и в их комнате помыла полы! Пацаны пришли такие, в шоке, полы чистые, кто да чего, маменькин сынок. Ленька Харитонов по приколу предложил ее в прислугу взять, дурак! Валька ее по-хорошему просил, мам, брось, чего ты тут свои порядки устраиваешь, шкафы чистишь, посуду моешь, тут общага! Ничего не понимает. Ты что, прислугой тут поселишься, что ли! Увидела Ваську – так вообще чуть в обморок не упала. Кто это? Кто она тебе? Допрос устроила. Ты с этой!!! «Эта»! Она тебе не пара! Немедленно переезжай на квартиру, мы тебе снимем, будем оплачивать, а здесь не общежитие, а какой-то грязный вертеп! Валька просто взбесился, почти взашей мать выгнал. А она на весь коридор истерику закатила, заявила надрывным воплем: я уйду, но знай, знай - у меня нет больше сына!
Еще и фурункул на щеке вспух – пунцовый, с белой рисовой головкой. Ну, ничего, скоро - посвящение! Он прозреет! Ему дадут весь список разрешенных продуктов. Надо только пройти это посвящение. И тогда! О! Это гораздо ответственнее, чем сдать экзамены при поступлении в Увенивер! Петя так многозначительно прикрывает глаза, когда Валька его расспрашивает, в чем собственно состоит посвящение. Этого до времени открывать нельзя. Да и все равно, для каждого свой искус, свои барьеры. Зато потом! Ему откроют его настоящее духовное имя. Скажут, с какой планеты воплотился он на Земле. Сообщат, в чем его истинное предназначение. И с каждым новым посвящением, с переходом на все высшие ступени он будет узнавать все - в том числе и свою судьбу! Как Вальке повезло, что он попал в эту церковь, в это сообщество мудрых и веселых, добрых и любящих людей, своих звездных братьев. С другой стороны, все закономерно. Он просто не мог попасть в другой мир, потому что случайностей в мире Бога нет. И Васислиса ему послана для счастья. Валька догадывается, что она - его духовная жена, они и на других планетах были мужем и женой - иначе почему же они такие родные, до последней кровиночки?! Васька для него ближе матери, сестра по духу и телу, второе «я», тот же Валька только в женском обличьи. И как их свело, как все закручено! Напился с грубым Будей, загремел в оперотряд, мог бы вообще вылететь к черту из Универа, а оказался - в родной семье! И Будя же сам, сам привел Василису к нему в комнату! Этот прибандиченный Димка просто инструмент в руках судьбы, толкает его куда-то и Валька оказывается там, где предназначено судьбой. Как это Валька раньше не понимал! У него словно глаза открылись. Каким он был слепым котенком! Жизнь, оказывается, не так уж хитро устроена, надо только следить за ее ходами, видеть перст судьбы в каждом повороте, в каждом встречном видеть своего кармического должника, и тогда все станет просто и ясно. А под защитой Учителя вообще никакие напасти не страшны. Учитель все проблемы за детей своих решает. Говорит - я работаю мусоросжигающим заводом! Кидайте в меня свои боли и проблемы, я их сожгу.
А Лезов! Лезов, которого он так возненавидел за тот ночной допрос в оперотряде, оказался апостолом! Все неслучайно! Апостол кажимыми издевательствами наставлял его, вел, обучал. И деньги забрал не себе лично, а на нужды церкви! Вот и сегодня встреча с апостолом Сергием, и на каждой встрече открываются такие истины, интересно - аж дух захватывает!
- Мы выбрали вас, потенциальных будущих апостолов. Вы готовитесь к
посвящению. Это самое важное событие в вашей жизни. Сегодня вы напишите заявление и приложите к нему фотографию. Учителю достаточно взглянуть на фотографию, чтобы понять, достойны ли вы стать его учениками. Магда, раздай бланки. Заполняйте подобно, четко, печатными буквами, отвечайте на каждый вопрос без утайки. Учитель все почувствует. От текста будет эманировать ваша аура, искренна ли она или так - дерьмо в проруби.
Валька, Василиса, Ленька Харитонов, Лариса Стацюк, Генка Ильин, Сёма Бурт, Андрюха Романов, Саня Дацик, Ирка Волкова, Магда Бондаренко и еще несколько ребят из второй французской группы заскрипели ручками. Писали долго, анкета-заявление была подробной и включала даже такие интимные вопросы, как « Были ли у вас сексуальные контакты с однополыми партнерами?» Или « Размер ежемесячных доходов вашей семьи». Валька понимает, что так надо, Учителю надо открыть всю душу, а как же иначе? Тем более, что никаких гомосексуальных позывов он в себе не замечал и вообще гомиков ненавидит. Правда, вспомнилось, как в пионерском лагере он с соседом по кровати гладили друг друга по попкам и пипкам, так это было так давно! Они были слепыми котятами, тыкались куда попало. Теперь-то он точно знает, куда надо тыкать, ха-ха!
После заполнения анкеты Лезов сказал:
- Всех, кто поступает в нашу церковь, больше всего напрягает вопрос денег.
Говорю с вами прямо и откровенно. Да, Учитель и Церковь нуждаются в деньгах. Что такое деньги? Деньги - это энергия материализации. Любую вещь можно материализовать в этом магическом мире, были бы деньги. Мы строим новую, универсальную церковь для спасения всего человечества. Нужна огромная энергия. Поэтому сейчас я вам поставлю задачу. Я буду говорить, а вы будете молчать. Когда я закончу говорить, вы посидите молча еще пять минут. Затем вы станете и молча уйдете. Вы будете молчать до двенадцати часов ночи. Вы будете обдумывать мои слова. Затем вы предпринимите ваши действия. Итак. Сосредоточились. Внимание! Я повторяю - полное и сконцентрированное в стальной клинок внимание! - Лезов выдержал долгую, давящую паузу и раздельно, слово за словом, произнес. - Каждый из восьми присутствующих здесь мужчин и трех женщин, каждый, кто хочет быть  принятым в ученики Далиса, через десять дней должен… принести… мне… сюда…ровно в девятнадцать ноль-ноль… по… сто долларов США!
Все замерли, переглянулись. Лезов, благолепный, с львиной шевелюрой, с начинающей отрастать русой бородкой, сжал губы, свел брови, в долгом напряженном молчании просверлил всех - одного за другим – взглядом серых, живых, все понимающих глаз.
- Для обыденного сознания, - медленно продолжил он, - представляется так, что
вас якобы обирают. Якобы секта сосет деньги из одураченных верующих. Это задание поломает ваши стереотипы. Стереотип номер один - кто требует деньги, тот мошенник. Учителю нужны деньги для построения колоссальнейшего здания в мире - интегральной церкви Божественного Света-Огня. Но для вас, будущих апостолов, поясню: деньги - всего лишь уровень силы. У одного их миллиарды, как у Билла Гейтса, а у другого - мышь в кармане. Чтобы стать учеником Далиса и пройти посвящение, вы должны достичь необходимого уровня силы. Хотя бы на жалкие сто баксов. Иначе вам не выдержать те сверхмощные вибрации, которые ждут вас при посвящении. А теперь - идите и подумайте о том, что я вам сказал.
Все вразнобой встали, стараясь не грохотать стульями, вышли из аудитории. Лезов сидел, словно аршин проглотил, неподвижно глядя перед собой.
В коридоре переглянулись расширенными глазами, Валька хотел было начать перепалку, но строгий Дацик осек его, истово погрозив пальцем, Ленька Харитонов, а вслед за ним и Генка Ильин прижали пальцы к губам - тс-с, говорить запрещено - и ребята медленно разошлись в стороны.
Валька с Василисой молча дошли до своего корпуса, вошли в комнату. Ирка с Ларисой переоделись и ушли в библиотеку готовиться к завтрашнему коллоквиуму по Бодуэну де Куртенэ. Валька внутренне кипел и негодовал, но хранил обет молчания. Васька, что-то мурлыкая под нос, вытащила из стенного шкафа чайник, чашки с блюдцами, порылась в запасах.
- Зая, сгоняй за заваркой.
- Ты чё! - возмутился Валька. - разговаривать же запрещено.
- Да ладно, - отмахнулась девушка. - Беги быстро. Одна нога здесь, другая там.
Хочу чаю, аж кончаю.
Валька смотался в ларек, купил пачечку «Дилмы». Пока Василиса заваривала, Валька возбужденно мотался по комнате.
- Сто долларов! - кричал он. - Да где их взять! Лезов вообще! Нас просто
хотят доить, как коров! Не дам я ему ни копейки!
Ждал от Василисы поддержки, сочувствия, и был просто ошарашен ее реакцией.
- А что такого, Зая? - спросила она, высоко поднимая тонкие подбритые
брови. - Что такое сто баксов? Ерунда.
- Ничего себе ерунда! - опешил Валька. - У меня родичи держали два ларька, так
даже для них сто долларов были огромными деньгами. Их так штрафами и поборами достали, что копейки лишней в доме не было!
- Значит, плохо работали, - сухо сказала Василиса.
- Это не тебе решать, ладно? - озлился Валька. - Можно подумать, у тебя
есть эти сто долбанных долларов.
- А вот и есть!
- Врешь.
- А  вот и нет! - Васька засмеялась, прикрывая кончиком язычка верхние зубы.
- Покежь!
Васька оттянула лацкан батничка - вот здесь, в лифчике. Вшиты на черный день.
- Где взяла?
- Заработала. И тебе пора не мечтать, а зарабатывать. Взрослеть пора.
Становиться - хо-хо - добытчиком. А то как же ты будешь содержать свою будущую супругу, а?
- Подожди, - опешил Валька. - Мы же студенты. Ну что я, стипендию отдам? Так
мне сто баксов надо год собирать!
- Кроме стипендии, есть тысячи способов добыть деньги.
- Да где ж я их добуду? Я же только закончил школу, ты что! Мне надо учиться,
овладеть профессией, найти работу. А уж потом зарабатывать.
- Э-э, молодой человек, с такой философией вы жену не прокормите! У нас в
городе шкеты по двенадцать лет уже знаешь какие деньжищи зарабатывают!
- Как?
- А так. Кто машины моет, кто в магазинах подсобником. Бывает, и воруют.
- Ты что, предлагаешь мне воровать? Чтобы обогащать этих…
- Я предлагаю тебе взрослеть, зая. И побыстрей! Через десять дней ты добудешь
эти деньги. И докажешь всем, что ты не сосунок. А мне - вдобавок ко всему! - принесешь рассказ. Про то, как ты эти бабки добывал. И мы этот рассказ напечатаем. Ты же хочешь стать знаменитым писателем? Все кичишься, что ты - поэт милостью божией! Вот и начинай. А теперь иди, иди. И не возвращайся без ста долларов. - Магически сузила накрашенные глаза и выпроводила ошарашенного Вальку за дверь.
Сто долларов! Сто баксов! Сотка «зелени»! Да где же ее взять! Другие зарабатывают сотни тысяч. Миллионы! Так то другие! А я чем хуже? Надо достать эти проклятые сто баксов! Но как? Попросить у родичей? Отпадает на корню. Мать с ума сойдет - Валечка попал в тоталитарную секту! Ей же ничего не объяснишь про уровни силы. Завопит - грабют! Скандал устроит на весь полуостров. Вагоны разгружать? Так там надо пахать полгода за сто-то баксов! Занять? Но у кого? У Буди? Точно! Он же рэкетир! Телек у него, магнитола!
Валька потопал к Будницкому. Хмельной Будя, услыхав про сотку «зелени», протрезвел.
- Тебе зачем?
- Надо.
- Наехал кто?
- Типа того.
- Давай, я с ним разберусь.
- Не, мне отдать надо - край!
- Ну, тогда заработай.
- Я готов, но где?! - вскричал Валька. – Может, рэкетиром к вам пойти?
Будя смерил его оценивающим взглядом.
- Из тебя рэкетир, как из *** дудка. Не, на сотку зелени ты ничего не умеешь. –
хохотнул. – Разве что пустить тебя петушком. Мальчик ты симпатичный. Продашь попочку за двадцать баксов?
- Че так дешево? - возмутился Валька.
- А ты думаешь, твоя жопа дороже стоит?! - в свою очередь возмутился Будя. –
Ну ты даешь! Самый раз. Пять палок по двадцать баксов - итого стольник. Идет?
- Я серьезно, Димка. Помоги.
- Шо, уже на счетчик поставили?
- Да, - соврал Валька.
- Сколька сроку?
- Десять дней.
- Да давай я тебя за половину отмажу! - взревел Будницкий.
- Да говорю же - деньги нужны, а не отмазка. Вопрос чести.
- Чести, - хмыкнул Будя. - Дурак ты. Где бабки, никакой чести нет. Дай
покумекать. Есть вариант в Турцию поехать. Но тоже типа жопа нужна.
- Хватит прикалываться! - заорал Валька. - Я серьезно!
- И я серьезно! - оборвал его Димка. - Жопа нужна бабло перевозить. В трубку
свернем, в очко засунем и поедешь. Типа курьером. Таким, знаешь, жопошным курьером. В Турции вытащишь, отдашь человеку и получишь, елы-палы, свою сотку.
- А если поймают?
- Если не обосрешься, не поймают! Ну, деньги отберут, будешь должен, плюс
дело заведут за контрабанду, исключат из универа, можешь и срок намотать, тыры-пыры.
- Ничего себе перспектива!
- А ты шо думал за сотку баксов! - рявкнул Будя. - Сотка зелени это большие
деньги. Очень большие! За сотку у нас могут и почки отстегнуть, вместе с елдой и мозгами, понял?!
Валька обещал подумать. И уже через три дня топал в компании челноков, дружков Буди, по Ялтинскому морпорту на рейс катамарана «Голубая стрела» Ялта-Стамбул. Шагал вразвалочку, широко расставляя ноги, как Зюганов в Государственной Думе. Задний проход больно распирал рулон денег. Рот пересох от страха. Обернулся, спросил напарника:
- У тебя жевательной резинки нет?
Пожилой челнок Толик с пожамканным алкоголем лицом и со странной кличкой «****ое горе», отдуваясь, поставил на асфальт две огромные квадратные сумки.
- Ага, есть. От трусов. - Толик вытер лоб рукавом джинсовой куртки. – Ты лучше
жвачку не жуй. Таможня сразу просекает. Они пьяных или тех, кто курит или жует, в первую очередь шмонают. Иди спокойно, ****ое ты горе, не ссы.
Толик из ребят самый приветливый, остальные приняли его безразлично, а Толик еще в дома, когда они - Валька, Гектозавр и Серый -  усаживались в старую ржавую «Волгу» Боба, накатил портвешку и всю дорогу в машине развлекал компанию рассказами из своей шоферской жизни.
«Недавно, слышь, везу одного клиента, клиент пьяный попался, лыком не вяжет, приехали, достает он бабки, во так - комком, а у него одни чирики. И вот он задумался-закручинился и с пьяных глаз ему, видно, показалось много - червонец мне отдавать, так он зачерпнул в кармане полную жменю мелочи, высыпал мне и уканал. Я пересчитал и охуел. Он мне тридцатник мелочью дал, представляешь, ****ое ты горе! Трид-цат-ник!»
- Слышь, Толчок, ты вот все повторяешь - ****ое горе, ебаное горе, а что оно
такое – ****ое горе? – в полоборота с первого сиденья спросил Гектозавр, подмигивая всем остальным, мол, Толик повернутый на ебле, сейчас расскажет очередной прикол.
- Любое горе обязательно ****ое, - наставительно пояснил Толик. Выпил из
горла красного массандровского портвейну, крякнул, обдал винным духом. - Другого горя просто быть не может. Вот тебе пример. Бобашил я на «Икарусе» в Интуристе. Приезжаю как-то на вокзал группу встречать, подходит одна путана, девка классная - обалдеть! Я таких больше не видел никогда. Высокая, красивая, с таким, знаешь, чарджоусским бюстом.
- С каким, каким бюстом? - переспросил Гектозавр.
- Ты в Средней Азии, видать, не бывал. А я там прожил пятнадцать лет. Там
самые знаменитые дыни - из Чарджоу. Во такие!
- А, видел, длинные такие, да?
- Во-во… Вот с таким бюстом. А у меня, парни, тогда валюты было, как у дурака
махорки. - Толик завистливо вздохнул, припомнив времена молодеческой удали. Продолжал в лицах.
- Командир, чего ждем?
- Бундесов.
- В Ялту их повезешь?
- Да.
- Поразвлечься не желаешь?
- А что ты делаешь?
- Все.
- В ротик возьмешь?
- 25 марчелло.
- Скока-скока?!
- Сколько слышал.
- Дороговато берешь, да девка ты красивая. Ладно, залезай. А у меня, парни, в
«Икарусе» сзади был отсек такой под чемоданы, шторки задвинул и готов ****ский домик! Я там столько баб перетрахал – пальцев на теле не хватит пересчитать! Иду по проходу, а сам думаю, как ей в рот давать, ****ое ты горе, – жара ведь, яйца-то сопрели, залупа – хоть сыры катай, она, может, и проститутка, но я люблю, чтоб все было по гигиене, красиво. Гляжу, а у нее все предусмотрено, достает из сумочки салфетки блатные, мокрые уже, быстренько протирает своей ****ской ветошью мое хозяйство и ну давай строчить! Ебаное горе, сосет, как поет! Зыкина! И с заглотом, и с вертунчиком, такие чудеса выписывала, что я в момент кончил! Шо это было, спрашиваю. Ниче не понял! Даже за сиськи не успел подербанить. Шо за дела, говорю, полминуты и двадцать пять марчелло тю-тю! Фу-у... ну, ты мастерица, говорю... Чего ржете, вам смех, а у меня облом такой! У ****ей, как у политработников: рот закрыл – рабочее место убрано. Во-во, смеетесь, кони! – Толик с наслаждением выпивает еще портвейну, продолжает сиплым после глотка голосом. – Ну, вышли мы покурить, время еще есть, курим, значит, она и спрашивает:
- Командир, у тебя еще марчелло есть?
- Да найдется, - говорю, так, неохотно.
- Хочешь еще?
- Может, и хочу, только учти, второй раз я долго не кончаю. Отработаешь на все
сто,  как ты там говоришь? - марчелло.
- Не боись, командир, ты у меня выстрелишь в полминуты.
- Спорим, не выстрелю!
- Спорим, выстрелишь.
- На двадцать пять марчелло!
- Идет!
- Ну, пошли назад, в командирскую рубку. Я такой собрался покайфовать с
полчасика, да и бабки потраченные вернуть, потому что я, парни, второй раз могу часами дурака под кожей гонять и не кончаю. Во, думаю, девка попала! Ну, раскладываю свои бебехи - давай, говорю, бедолага! Уж я тебе пасть-то разворочу на все четыре стороны! Она пальцы себе облизывает, ужа в рот запускает, смык-смык, и вдруг - а-а-а! – Толик заорал благим матом, выпучил глаза и дугой изогнулся на сиденье. Рухнул, долго молчал, держа театральную паузу.
- И что дальше-то было? Кто спор-то выиграл? – загомонили заинтригованные
слушатели.
- Кто-кто…- раздраженно бормочет Толик, допивая бутылку и рассматривая ее
на просвет. – С ****ями спорить – себе дороже! Она ж профессионалка! Палец в жопу вогнала и - кончил! Кончил, чуваки, от неожиданности! Я такой подлянки не ждал! Чего вы ржете! Эта стахановка за две минуты взгрела меня на пятьдесят марчелло, а вам все – ржачка! Т-твою дивизию и тетку онопатую! Ну, не ****ое горе, а?!
Пацаны хохотали - такой разводняк! Боб сквозь смех рулил по серпантину, тормоза визжали.
- Представляю, как у нее пахло под маникюром, - стонал Гектозавр. Валька тоже
смеялся, хотя очко и делало жим-жим. Только бы не обделаться на таможне! Но зато если все пройдет гладко, Валька заработает даже больше, чем сто долларов. Димка сам ему предложил: «Ты же в Турцию курьером задарма едешь, за счет фирмы? Так? Так. Глупо шанс упускать, е-мое. Купи там товар, привези, мы здесь его сбросим, получим с твоего стольника два подъема. Какой товар? Возьми по ходу партию «хилала». Это шоколад такой. Гек тебе покажет. Уходит влет. Чур, половина навара моя».
…Валька продвигался в очереди к таможенному посту, обмирая от страха, и вдруг его осенило: Будя же специально его подставил! Из-за Василисы! Да еще в такой унизительной форме! Вот будет позору! «Валентин Снегов задержан при таможенном досмотре с крупной партий валюты в анусе». Ужас! Что скажет отец! Испепелит! Линять отсюда!
Между ним и молодым строгим таможенником оставалось четыре тетки, волокущие огромные клеенчатые сумки в клеточку.
- Не очкуй, че менжуешься, - прошипел сзади Гектозавр, назначенный Вальке
куратором. Подтащил сумку, дал Вальке перемотанные скотчем ручки. - Не иди налегке, тащи сумки, типа вспотел.
- Мне в туалет, - дернулся было дезертировать Валька.
- Стой тут, придурок! - прошипел Гектозавр. - Поссышь на корабле, а срать тебе
все одно нельзя!
Валька двигался дальше, как на конвейере. Опять влечет судьба помимо его воли. Ну и какой тут жизненный урок? А такой, дурак! Не вози деньги в жопе! Так, внимание, спокойно, отвечай, смотри вежливо, непринужденно. Что? Не везу ли запрещенных предметов? Нет. Что? Да. Да. Нет. Да. Нет. Спасибо.
Все совершилось быстро. Вот была минута ужаса - и вот он уже идет по пирсу, рядом тяжело дышит и плюхает море, и липкое тело охлаждает холодный октябрьский бриз.


Рецензии