АРТЕМ И ИНЕССА. БУДНИ
Инесса дома ходила в плетеных веревочных башмачках на толстой деревянной колодке. Это была одна из ее фенечек, как колокольчики на входной двери или ацтекское кровожадное божество на грубой циновке, повешенное на дверях ванной. Погромыхивала этими колодками, приволакивала чуть-чуть ноги, ходила этак вразвалочку, - и это даже шло ей, придавало какую-то ленивую бесшабашность.
Она встала с постели и – бух! бух! – побрела в ванную, сладко потягиваясь и зевая спросонья.
Артем сквозь марево полусомкнутых ресниц смотрел ей вслед. Он лежал в
обессиленной прострации после бессонной ночи любви, и вся его нынешняя жизнь, все последние несколько недель казались ему волшебным сном, бредом, ему казалось, что сейчас войдет кто-то и скажет, что представление закончено. И все сразу закончится. И он опять вернется в свою прежнюю жизнь, в старую пятиэтажку с нудной мамой, в старую школу с уроками, в старый спортзал с изматывающими тренировками. Появление в его жизни роскошной женщины было сродни чуду, такому же, как рождение или смерть. Ему казалось, что Инесса открыла его, как младенцы впервые в жизни открывают глаза или как птицы открывают крылья. Радость и счастье бытия и любви несли его, как горная река щепку, и он боялся только одного – что скоро это закончится. Это не могло продолжаться вечно, это было слишком прекрасно, слишком остро, мучительно сладко. И в то же время он все бы отдал за то, чтобы это длилось, длилось и не прекращалось.
Сейчас он видел ее со спины, горячую, сливочную, бредущую в ванную, как в замедленной съемке. В сладкие минуты он говорил, что ее фигура похожа на амфору с цветком: полноватые ноги расширялись вверх в тяжелые бедра, а из них вверх возносился стебельковый торс с лепесточным выгибом в пояснице, из которого по спине меж хрупких лопаток гуськом поднимались трогательные девчоночьи позвонки. И вся она была такая – девочка-женщина, хрупкая и сильная, нежная и грубая, любящая и жестокая. Она поражала его. В первую же ночь, когда он, только-только потеряв невинность, лепетал слова благодарности, Инесса мягко, но настойчиво показала, что надо делать ему, чтобы сделать ей приятно. Он гладил пальцами мягкий бугорок в устье ее половых губ, и бугорок этот набухал все больше и больше, пока не достиг размеров крупной виноградины. Он был такой же тугой на ощупь, как виноградина, а Инесса с каждым его прикосновением все сильнее выгибалась на кровати, поднимая таз кверху, все сильнее всхрапывала, именно всхрапывала, а не стонала, как в эротических фильмах. И когда пальцы Артема уже свело судорогой от постоянных усилий, она вцепилась ему в волосы, притянула голову к груди, втолкнула в рот сосок, и когда он всосал его, с дикой силой изогнулась дугой, прямо-таки стала на мостик и – заорала!! Артем подумал, что она умирает и хотел вызвать «скорую». Но Инесса, изгибаясь в конвульсиях, не отпускала его голову от соска, и орала так, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Кричала она минуты четыре, Артем перепугался, что она переполошила весь дом, он задыхался в вязком тесте ее груди, и едва только Инесса отпустила его, бездыханно и опустошенно рухнув на спину, он сполз в ужасе на пол и испуганно смотрел на неподвижно лежащую перед ним незнакомую женщину с бесстыдно раскинутыми ногами, которую он еще сегодняшним утром совсем не знал.
Инесса долго лежала без движения, с закрытыми глазами, в состоянии близком к коме. Наконец Артем не выдержал, спросил шепотом.
- Тебе плохо?
- Нет, – сказал она хрипло. – С чего ты взял. Дай сигарету.
Потом он узнал, что после каждого оргазма она обязательно курила.
…Циновка с Кецатлькоатлем на двери ванной взлетела, и Инесса ворвалась в комнату. Она любила так будить его – холодная после умывания, резиновая, тяжелая. Рухнула на Артема, «вот тебе, вот тебе, вот тебе», ледяные ладони лезут в самые теплые места. Он заорал, как резаный, забарахталось одеяло, взлетел в воздух плюшевый бегемот Беге, распахнулись шторы, и в комнату ворвалось ослепительное солнце поздней крымской осени.
- Знаешь, - сказала она, пригревшись у него на коленях, играя яичками в тугой
юношеской мошонке, - хорошо бы целоваться с чревовещателем. Ты с ним целуешься, а он тебе еще хорошие слова говорит. Ты меня лю?
- Слова «я люблю тебя» похожи на чих, – сказал Артем.
- Почему?
- Потому что, - Артем поцеловал ее высоко поднятые брови, - когда подкатывает
чих, его не удержать. Когда хочешь сказать о любви, тут уж ничего не поделаешь. Подкатывает, как чих, не удержать.
- Чихаешь и все! – засмеялась она.
Они целовались смеющимися губами. Качественного поцелуя не выходило.
- Хватит ржать, - с закрытыми глазами шепнула она, - сложи губы бантиком…
Руки их начали бродить по электрическим тумблерам и переключателям
организмов, в головах зашумело от притока крови, глаза затуманились, они перекатились в теплую берлогу постели, уже его восставшая («зебб вошел в ее нефритовую пещеру наслаждения») плоть скользнула в ее увлажнившееся нутро, как вдруг зазвонил телефон.
- Так, - сказала Инесса, замирая, - давно не слыхали.
Голос ее стал обыденным, хрипловатым. И расплавленное нежностью и страстью
лицо очерствело. Взяла трубку, строго выпрямилась, сидя на Темке верхом.
- Алё! – строго сказала в трубку, и можно было подумать, что сидит она не в
позе наездницы на молодом любовнике, а в президиуме съезда. – А, привет! Нет, чай пью. Да, встала и пью чай. Да, уже оделась… А что, я должна пить чай голой? Пикантнее?
«С кем это она так мерзко говорит в полвосьмого утра?» – подумал Артем, обоженный подозрением ревности. – Кто может себе позволить звонить женщине в такую рань? Какой-нибудь бывший ее!»
Артем попытался отвлечь Инессу от разговора коитальными движениями, но она замахала пальцем – не надо! Слезла с него, зажала трубку между плечом и ухом, разговаривала и ерошила Темке волосы. Он снизу гладил ее бедра, ягодицы, ощущая, как каменно туго заполнена мясом кожа ее тела. Она была потрясающе реальна с этой ее чеховской эспаньолкой между ног. Пенсне тока не хватает.
Инесса пошла на кухню. Провод змеей волочился ей вслед. Артем несолоно хлебая полежал, переживая оскорбление (слезла как ни в чем ни бывало и пошла с кем-то болтать, а ведь только что целовалась и просила слов любви), встал, пошел умываться. Он ненавидел телефон! Мечтал разбить его вдребезги, перерезать провод, потом вспоминал, что тогда сам не сможет дозвониться своей ненаглядной богине, и откладывал страшную месть телефону на потом. Телефон постоянно чернел бомбой возле их кровати, по бикфордову шнуру которой в любое время мог пробежать электрический огонек, и взрыв разбрасывал их на разные концы города (он жил на Москольце, Инесса – в районе 51-ой Армии, на улице Чкалова), разлучал на часы, дни, иногда недели. То Инесса срывалась и летела на какую-то дико важную встречу, то должна была прийти подруга, а то еще хуже – брат, который в отсутствие родителей (оба работали в торгпредстве за границей) курировал нравственность Нэсси. Он так дразнил сестру в тот единственный раз, когда Артем застал его, когда без звонка привез Инессе диски с записями Мумий Тролля. Тогда он еще удивился, что Инесса не поцеловала его в дверях, как обычно, а многозначительно распахнула глаза и кивнула на кухню. Первое, что увидел улыбающийся Артем, войдя на кухню, были толстые широко расставленные ноги, туго обтянутые новыми джинсами и лежащие на коленях короткопалые ладони. Обручальное кольцо немного его успокоило.
- Артем диски принес, – сказала Инесса каким-то заискивающим девчоночьим
голосом, и это превращение вальяжной волевой красавицы в кроткую девочку уязвило Артема.
- Я тебя предупреждал не давать первыми встречным, - вроде бы в шутку
сказал брат, кивнул гостю, и уже больше не обращал на него внимания, нудно долдонил о каких-то торговых делах, а когда встал, Артем увидел, что у него такой же большой зад, как и у Инессы. Это Артема рассмешило, он заулыбался и был выпровожен Инессой в прихожую, где ему было прошептано, чтобы побыл где-нибудь вблизи дома, брат уйдет через полчаса.
Но родственничек не ушел ни через полчаса, ни через час. Артем маялся на
местном почтовом отделении, писал чернильной ручкой дурацкие телеграммы в далекие страны «Парагвай зпт мафия-сентер тчк срочно необходимо убрать брата тчк Артем», звонил Инессе –«что, сидит еще?»
- Нет, милая, я еще не переписала конспекты…
«Милая!» ругался Артем, - какого черта я должен слоняться по улицам! Подумаешь, брат! Я тоже кому-то брат!» Хотел уехать, но не уехал, приплелся через полтора часа.
- Фу-у, схлынуло, - выдохнула винным запахом Инесса, обнимая его. – Да, я на
эту тему очень расстроилась, - говорила она меж тем, скособочившись, зажимая телефон плечом и ухом. - Меламед мне показывал прогоны спектакля, и Женька там тоже был. Да, с ней. Я на нее посмотрела – боже! Ты меня извини, но это какая-то профессионалка-минетчица с трех вокзалов! Да, да… Меламед мне сам потом сказал: «Знаете, Инезилья, по-моему, Евгению сильно изменил вкус». Да, ты ж понимаешь! А Женька как мешком пришибленный, но мужественно так подвел ее под ручку… Нет, он ее нарочно привел, чтоб мне гадость сделать, я ж его знаю! Обнаглел до того, что привел ее к Меламеду и представил. Знаешь, как ее зовут? Ты умрешь – Маруся!
Артем с трудом осваивался в новом, Инессином мире. В этом мире все было другое, классное. Чашки для чая не выщербленные с отбитыми ручками, как у него дома, а прозрачные, тонкие, «изячные». Чайник не закоптелый с прогоревшей черной ручкой, а кругленький, стеклянный, видно, как вода кипит. На входной двери висят колокольчики, поют, когда входишь. На стене грубый ковер из веревок с огромным ацтекским божеством, на полочках в кухне какие-то пучки трав, специи, майоликовые горшочки, огромная сухая тыква в форме кривой булавы. На кухне (!) телевизор японский - кла-а-асс! А в туалете плитка так и сияет - дорогущая. Унитаз белейший, прямо белоснежный, нет ржавых потеков, как у Артема дома. И внутри унитаза на внутренней кромке прикреплена такая пласстмассовая маленькая авоська, а в ней синяя таблетка, - когда смываешь, вода становится вся синяя, сапфировая Ниагара, во дела! И пахнет приятно. А на полочке под зеркалом - целый парфюмерный киоск, башенки флаконов из-под духов, минареты баллончиков с лаком, коробочки, тюбики губной помады, - прямо такой игрушечный сказочный Багдад из «1001 и одной ночи», и еще умножается, глубоко отражаясь в сверкающем зеркале.
… Чай стоял на столе в прозрачных стеклянных чашечках. Инесса, разговаривая по телефону, успевала все делать по дому, в том числе заварить чай.
- Ну, целую тебя, милый, - она вынимала из кухонного шкафчика изящные
вазочки с медом, печенье, раскладывала золотые ложечки, водрузила на гжелевский заварочный чайничек куклу-грелку и говорить не переставала, - да, спасибо! И ей привет! Целую! Крепко! Да, целую крепко, твоя репка, ха-ха! Ну, пока…- бросила трубку, всем видом изображая, как ей неприятная эта телефонная трепотня.
- Смотри, - сказал Артем, глядя на дымящийся янтарный чай, - вот стоит душа
чая.
Опять зазвонил телефон. Инесса негодующе вытаращила очи, заругалась про себя, сняла трубку и тут же наиграно радостно прокричала. - Здравствуй, родной! У меня занято? Не может того быть! Это я тебе звоню уже полчаса и не могу прозвониться. А-а, мы друг другу звонили? Да… слились так сказать в обоюдном экстазе, - облизнула с кончика ложечки золотого меду, хлебнула чаю,
- Что делаю? Статью пишу… упорно, со страшной силой… Да, для журнала
«Кролиководство» Что ты? Сейчас? Приедешь? Нет, рада. Конечно, приезжай! Да, жду…
- Ну, вот, - сказала печально, - брат едет.
- Слушай, - прихлебывая чай, сказал Артем, - чё ты все врешь по телефону? То
чай пьешь, когда на самом деле сидишь на мне верхом, то статью пишешь, хотя чай пьешь. – Передразнил. - «Я тебе уже звоню полчаса!» «Слились в экстазе!» Ты же трепалась с какой-то знакомой о каком-то Женьке с профессионалкой-минетчицей с трех вокзалов. Кстати, откуда у нас три вокзала?
- Это в Москве. Сама не знаю, зачем, а вру, – подумав и пригорюнившись,
сказала Инесса. – Привычка такая. Это я так маскируюсь. Сама себя ловила не раз. Иду на кухню за чаем, меня спрашивают – ты за чаем идешь? Нет, говорю, за колбасой. Представляешь? Маскируюсь. – Допила чай, сказала с намеком. – Ты в школу не опоздаешь?
- Не опоздаю. Тебя кстати вызывают.
- Куда?
- В школу. У меня успеваемость упала.
- Зато не падает кое-что другое, - хохотнула Инесса, перебираясь к Артему на
колени. Обняла, взъерошила волосы. – Тема, брат едет…
- Ну и что? – невозмутимо сказал Артем.
- Знаешь, если он тебя застанет в такую рань, подумает черт знает что! Тот раз,
когда ты диски привез, он меня сразу спросил: «Что, с энтим спишь?»
- Хам у тебя брат.
- Ужасный! Ужасный! Он с моим бывшим мужем был на ножах. А как мы
развелись, так сразу стал на стражу моей нравственности. Это у него с детства. Стоило мне с каким-нибудь мальчиком пройтись из школы, он мне такие сцены закатывал. Один раз как вмазал – губу в кровь! До сих пор припухлость, ну ты знаешь…
Артем знал эту припухлость – сколько раз целовал.
- Или специально на телефоне сидел, когда знал, что мне должен парень
звонить. Садится на телефон и ля-ля-ля в течение двух часов, вот не вру! Потом сам женился, съехал, слава Те, Господи!
Артем сидел насупленный, обида росла в душе: его не хотят показывать никому,
его стыдятся, он годен только для кровати. Так и подмывало бросить все, уйти, хлопнув дверью. Инесса поняла его чувства, прошептала на ухо.
- Ну, Темка, не дуйся. Ты должен понять мое положение. Если он что-нибудь
заподозрит, то сразу сообщит родичам, мама знаешь как переживает, что я тут одна! Она же все бросит и примчится дочку воспитывать!
- Пусть примчится – хоть познакомишь с родителями.
- Так, - сказала Инесса сухо, встала с его колен, лицо сразу замкнулось, стало
чужим. Артем повидал в ней десятки Инесс, они двоились и троились: то в ее лице бесилась пухлощекая девчонка, курносая и разбойная, то лицо серьезнело и прорезалась в ней та Инесса, какой она будет в сорок лет: усталое лицо с нежной молочной пенкой морщинок под глазами. Вот и сейчас оно стало старше, суровее.
- Ладно, - сказал Артем вставая, - черт с ним, твоим братом!
Выскочил из дома в запале ревности и раздражения! Довольно, хватит, надоело!
Не хочу любить ее! Это рабство, а не любовь! И обращается со мной, как с мальчишкой-рабом! Да чем я хуже других? Тем, что у меня нет денег, работы? Что я – нищий? Но при чем тогда любовь? Не понимаю! То есть понимаю, но… но тогда это просто гадость! Похоть! Пользуется мною, как проституткой! А появится какой-нибудь богатенький буратино с мэрсом и мобильником, и увезет мою Инессочку в дальние страны. И звонит ей какой-то итальянец! А она с ним часами щебечет, пользуется тем, что я не понимаю по-итальянски. Говорит, что по работе, но ведь ей соврать – раз плюнуть. Врет на каждом шагу. Откуда я знаю, брат это едет или не брат. Может, какой-нибудь любовник? Так и сводит душу ревматической тоской! Ну что, пойти кассу ограбить? Прикатить к ней на новеньком мерседесе? Я на все готов, лишь бы она была со мной, лишь бы любила меня. Да я просто раздавлен, просто спеленут весь этой проклятой любовью! Это хуже чем тюремное заключение! Жил же припеваючи, ни от кого не зависел, был свободен, как ветер, а теперь терзаюсь, мучаюсь, ревную, готов выслеживать ее, целовать ступеньки, по которым она поднимается, от одного звука колокольчиков на ее двери все в нутре обваривает кипятком, день без нее – мука, час без нее – кошмар! Нет, надо все это вырвать из сердца, как саженец, пока не проросло корнями по всему организму, тогда вырвешь только с жизнью. Вырвать, растоптать, забыть! Все ей сказать и точка! Порвать! Посмотрим, как она закрутится. Говорит, что любит меня, значит, и ей будет больно, как и мне. Пусть поревнует! Надо завести себе девчонку, а ее забыть, забыть, забыть! Пусть тоже помучается, а когда припечет – сама прибежит, скажет: возьми меня замуж! А я еще подумаю, жениться на ней или нет, Мы не ровня! Она уже старая! Ха-ха, размечтался, так и вышла она за тебя замуж, нужен ты ей! Она тебя забудет на второй день, подумаешь – мальчик-каратист без гроша за душой, без профессии. Надо стать чемпионом мира, тогда она поймет, кто я такой! Да, пока выучусь да стану чемпионом, да из армии вернусь, она уже себе найдет какого-нибудь «нового русского», и другой будет слышать ее стоны, у другого в руках она будет биться и кричать, другие ноздри будут чуять ее запах там – такой острый, сумасшедший, сильный, никогда бы не думал, что такие запахи будут мне нравиться, сводить с ума. Нет, мне девочка нужна, в белом передничке, она меня любить будет и ждать из армии, потом мы поженимся, я буду работать в горгазе или тренировать мелюзгу, а она варить борщи и воспитывать наших детей. А с этой невероятной женщиной надо порвать! Порвать! Забыть! Сегодня вечером и попрощаюсь, навсегда!
Приняв окончательное решение, Артем с облегченной душой влез с толпою в
троллейбус и поехал в школу.
КРУГЛЫЙ СТОЛ
- Побирушки собрались? - Александра Викторовна Дзюба оглядела зал.
Захолуйских журналистов она иначе как побирушками и не называла, убожество сплошное – на что им Гекуба, приходят на мероприятия исключительно из-за фуршетов! А не поставишь этим шлягермейстерам бутерброды, назло повыпивают всю воду! Гуськов вон опять с портфелем пузатым, как и сам, явился, опять всю минералку утащит!
- Уважаемые господа! Что ж, будем начинать? Разрешите представиться –
Дзюба Александра Викторовна, тележурналист (гул и писк микрофона). Мне выпала честь вести круглый стол политических партий Крыма. Тема сегодняшней дискуссии именуется так - «Крым и Украина перед выбором». Разрешите прежде всего представить участников круглого стола. Итак, справа от меня - Леонид Иванович Стриж, первый секретарь Крымского обкома Коммунистической партии Украины. Алексей Дормидонтович Свентицкий-Врангель, потомок знаменитого барона Врангеля, защищавшего, гм, Крым от коммунистов, да, ха-ха (оживление в зале). Представляет Патриотический Русский Блок Крыма. Аристов Станислав Валентинович, лидер Партии Прогресса и Процветания Крыма, спикер крымского парламента. Рэм Валентинович Куприянов, ректор Крымского госуниверситета. Поляновский Павел Николаевич, доцент университета, политолог. Евгений Александрович Репецкий – лидер молодежного блока «Будущее Крыма». Дмитро Байдужий, украинский национальный Рух. Свириденко Виталий Леонидович, Народно-демократическая партия Украины. Гусь Марина Эриковна, первый секретарь Крымского обкома Социалистической партии Украины. Господин Лембке, наш гость из Германии, представитель фонда Аденауэра, один из организаторов сегодняшнего круглого стола. Итак, начнем. Кто первый? Молчание – знак согласия. Тогда позволю себе обратиться к Стрижу Леониду Ивановичу. Всем известно, что Крым неудержимо тянется к России. Интересно, какова позиция компартии Украины по отношению к России под углом крымских проблем?
- Пользуясь случаем, хотелось бы донести свое видение на некоторые
проблемы. Коммунисты сыграют главное действующее лицо в этих выборах. Я вас уверяю! Конечно, это будет архисложно. Крым задавлен бандитами, Крым под мафией, но мы победим, и пусть об этом знают присутствующие здесь иностранные господа. И пусть передадут своим там, за границей. После выборов у власти в Крыму будут коммунисты - даю двести процентов! Почему? Потому что наши местечковые политические бомзы – это же политиканчики и вождики, они на политпоседушки готовы, а как работать – так их нет! А Стриж, понимаете, присюсюкиваться ни к кому не будет! Запомните! Что они нам предлагают? Оставить детей-инвалидов, учителей, медиков один на один! А мы не оставим! И стариков-пенсионеров не оставим один на один! Не надейтесь! И Крым от преступности мы искореним, коммунисты!
- Леонид Иваныч, - постучала по стакану карандашом Дзюба. – Проблема
взаимоотношений Украины и России через призму Крыма – вот как ее трактует компартия Украины?
- Короткой строкой скажу так. Коммунисты выступают за то, чтобы Крым был
связующим мостом между Украиной и Россией.
- Якый мост, вы шо? – замахал руками представитель Руха. - Нэ трэба ничого
свъязуваты. С кым звъязуватысь? Россия не налэжить до христианского свиту. Цэ не христианська краина. Цэ мусульманська краина.
- Гм-гм! - громко прокашлялась в микрофон Александра Викторовна.
- А хто таки москали? – продолжал Дмитро Байдужий, радуясь возможности
просветить собравшихся. - Хто воны е? Цэ й тыж украинци, яки уихалы з Украины, попалы пид тыск мусульманских народив та й забулы, хто вони таки. Ось так воно, пане добродию. - Дмитро обводит присутствующих круглыми голубыми глазками, глубоко утопленными под лобик. Удовлетворенно оглаживает огромную тяжелую подкову ржавых усов, этакую охранную дугу перед лицом, как у джипа «Гран Чероки».
- Ратуйте, люди добри! – воскликнула Александра Викторовна и
многозначительно переглянулась с другими участниками круглого стола. Прокашлялась, взяла себя в руки, вежливо обратилась к руховцу. - А какова ваша позиция, чтобы сделать русский язык вторым официальным языком Украины?
- Крым був, е и будэ украинским. Хай москали не турбуются! Шо с воза упало,
то наше. И розмовляти мають уси тилькы на украинскои мови. Хай вывчают, хто не розумиет. А хто за три-пьять рокив не вывчит украинску мову, хай йидыть до Москвы и там розмовляе, а тут не трэба.
- Як же мы будэмо, ну! – в притворном ужасе передразнила руховца Марина
Гусь.
- Оборонь божечка! – простонала Дзюба с истерическим смехом. – Вот тебе и
резюме выводов!
- Разрешите мне! Господа! Барон Свентицкий-Врангель, Патриотический
русский блок Крыма. Вот тут оратор с западной Украины утверждает, что Россия не принадлежит к христианскому миру. Я с этим полностью согласен! Но не по той причине, по которой думает наш оппонент! Давайте не забывать, что христианство создал подлый и лукавый народ – евреи. Христианская религия изначально явилась прибежищем для всех паразитов – сирых, немощных, блудниц, пьяниц. Славяне, трудолюбивый зажиточный народ, брезгливо относились к люмпенам, хлынувшим в новую религию. И это противостояние с еврейской религией прошло через все века и закончилось раскулачиванием славянства! Давайте будем это иметь в виду. – Барон - худощавый брюнет в прекрасном сером костюме, с мелкими чертами лица и с могучей, прямо-таки патриархальной бородой. Черная, блестящая, объемная, она существует как бы отдельно от хозяина. Выступая, барон все время благоговейно ощупывает бороду, поглаживает, взбивает снизу, раскладывает по лацканам.
- Ну, нельзя же так! – воздел руки горе Рэм Куприянов. – Антисемитизм какой-
то!
- Это что, новое язычество? – встрепенулся доцент Поляновский. – New age?
- Мы отвлеклись от темы! – напомнила председательствующая. Она вытягивает
шею, смотрит, как Вадик Туров на корточках низко, чтобы не попасть в объектив, ползает под столами, поправляет микрофоны, отползает, встает у камеры, заглядывает в видоискатель, поправляет резкость.
- Да-с! – оторвался от бороды Свентицкий-Врангель и поднял указательный
палец с крупным перстнем. – Именно новое язычество! Мы возрождаем исконную славянскую культуру. А насчет антисемитизма, господа, позвольте заметить, что все беды современного мира проистекают от евреев! Они подталкивают весь мир к Армагеддону через конфликт с арабским миром! Они образовали мировое правительство и узурпируют все страны! Что привнесла в мировую культуру еврейская нация, кроме воинствующего гомосексуализма? Ведь это только в среде еврейского народа были уничтожены целых ДВА города за массовое мужеложство! Вдумайтесь, господа, ангелы не успели войти в Содом, как дом Лота был уже осажден обуянными похотью толпами еврейских извращенцев. Они хотели «познать» гостей. Типичные фекальные гностики! Евреи до сих пор признают познание только одним, заднепроходным путем!
- Позвольте, о чем вообще идет речь?! – возмутилась Марина Гусь и огляделась.
Александра Викторовна громко прокашлялась в микрофон.
- Вот я вижу слово просит доцент Крымского университета Поляновский Павел
Николаевич. Вам слово.
Пока передавали микрофон доценту, Дзюба дала команду, чтобы включили кондиционеры – так стало накурено. Зал начал роптать.
- Хотел бы возразить предыдущему оратору насчет гомосексуализма, -
моложавый, наголо бритый доцент задиристо вскинул очки в черепаховой массивной оправе. – И хотел бы напомнить в рамках дискуссии, что Украина провозгласила себя демократическим государством. Таким образом, все запреты на естественное отменены.
- Естественное?! – как бы не веря своим ушам, переспросил барон.
- Да, весь мир признал гомосексуализм нормой! И только скрытые
гомосексуалы так этим возмущаются! Бисексуальность заложена природой. Это установленный наукой факт.
- Вы говорите просто глупости, любезный!
- Не знаю, кто тут глупости говорит, а наукой установлено, что все организмы
вначале были однополы, т.е. размножались делением, а потом обоеполыми, то есть прокреация протекала путем самоопыления и самоосеменения и только половые различия разовали эту связь. Но на самом деле люди бисексуальны.
- Вы – может быть!
- Посмотрите на кобелей. Часто они путают своих собратьев с суками и
совершают с ними коитусы. Это норма!
- Господа, мы в прямом эфире, не к ночи будь сказано!
- Нэ трэба людэй зривнювати з псамы! Хай москали тым займаються, а тут не
трэба!
- Позвольте!
- Тише!
- У кого что болит, тот о том и говорит.
- Давайте вернем дискуссию в цивилизованное русло!
Зал возмущенно загомонил, но доцент, видно, был задет за живое и
успокаиваться не собирался.
- Это норма! – кричал он, багровея и стуча по столу пальцем. - Мы –
нормальные, а не вы! Да, я заявляю, что я - сторонник однополой любви и не намерен больше этого скрывать!
- Здрасьте вам!
- Ну и флаг вам в руки!
- Оцэ так дило!
- Педерастия всегда презиралась среди славян! Можно я отсяду?
- Тупые мужланы! – завизжал доцент, с ненавистью брызжа слюной вслед
барону. – Ваш идеал - вставить самке, самоудовлетвориться и заснуть зубами к стенке! А мы – мы свободны в выборе сексуального партнера! Мы художники секса. Нас не ждет на кухне нечесаная злобная тварь со сковородкой! Мы свободны в чувствах! Нас не засасывает быт. Мы не закоплексованы, мы гораздо счастливее, чем некоторые гетеросексуальные особи с бородами, с волосатыми грудью и мозгами!
Отсос дыма через потолочные кондиционеры сделался таким сильным, что у присутствующих волосы встали дыбом.
- Блакытный, ты ба!
- Откуда он взялся?
- Дожили!
- Ратуйте, люди добри!
- И это – преподаватель?
- Да вы просто извращенец, любезнейший!
- Тем горжусь! А ты - липовый барон! Таких баронов в двадцатом в море топили!
- Это тема совсем для другой дискуссии! – попыталась перекричать свару Дзюба.
- Давайте же отделять плевела от волчиц наконец!
- Прав был Ленин, интеллигенции вся – говно! – Стриж откровенно хохотал.
- Леонид Иванович! - Взмолился сидящий рядом Куприянов, - хоть вы бы уж!
Давайте в рамках политеса.
- Какой политес! Какой политес с вашей демократией! - закричал в сторону
телекамеры Стриж, с грохотом отодвигая стул и поднимаясь из-за стола. - Да раньше таких педерастов в тюрьмы сажали, а сегодня он прилюдно выставляет. Еще и кичится своими извращениями! Чему он молодежь может научить?! Их всех в гетто надо загнать и пусть там трахают друг друга в… в то, что у них вместо голов! При коммунистах таким не было воли! И не будет!
- Все цивилизации, между прочим, - перекрикивал оппонентов доцент-педераст,
выбираясь из-за круглого стола с прижатым к груди портфелем, - достигшие высот развития, культурного, между прочим, развития, - греческая, римская – были отчетливо го-мо-сек-суальны! Довольно мы молчали! Я специально пришел. Это наш простест! Точнее – манифест! А теперь - адью! Честь имею кланяться! – эмансипант откланялся в дверях и удалился.
- Эти цивилизации потому и вымерли! – Вслед ему кричал барон-бородоносец. –
А евреи вот еще живут!
- Голосуйте за коммунистов! - Леонид Стриж шел к выходу, отмахиваясь от
Марины Гусь, которая пыталась его задержать. – Голосуйте за дорогу в роддом, а не на кладбище!
- Леонид Иванович, я прошу вас вернуться, - кричала вслед Дзюба, но лидер
коммунистов даже не обернулся в дверях.
- Вот благодаря такому отношению к проблемам собственно Крыма, мы и живем
в нищете и захолустье! – с тяжелым вздохом прокомментировала Александра Викторовна. – Собрались обсуждать проблемы нашего крымского дома, а скатились, извините, черт знает к чему! На охоту ехать – собак кормить, иначе не скажешь. Станислав Валентинович, прокомментируйте хоть вы политическую ситуации в регионе!
«Корифей» улыбнулся, взял микрофон, напористо, четко, прямо в объектив телекамеры изложил предвыборную платформу ПППК и закончил речь шуткой: «У племени юин из Нового Южного Уэльса самая страшная клятва звучит так: «Если я лгу, сэр, то пусть мне доведется пожать руку собственной теще». Так вот, (пережидая смех) так вот, если я лгу, пусть мне придется пожать руку собственной теще! (снова взрыв смеха, аплодисменты)
- Камо грядеши, Станислав? – с пафосом в телекамеру подвела итог Дзюба.
Подумала и перевела на русский. – Куда поведешь Крым, Станислав? – подразумевая таким образом, что победа ПППК на выборах сомнений уже не вызывает.
ТОЛК-ШОУ
- Вадик, прекрати свои штучки! Прекрати размахивать камерой!
- Марик, это мой фирменный стиль - «пьяная камера».
- Это полная лажа, эсквайр Туров! Хватит этого модернизьма! Это давно
вчерашний день! Я хочу, чтобы камера стояла статично! Я хочу, чтобы зритель мог спокойно разглядеть участников передачи, понять элементарно, о чем они говорят.
Поругавшись с оператором, испустив еще с десяток ЦУ, Марик Меламед подбежал к участникам круглого стола, пожал всем руку, представил ведущую – Сюзанну. Начали!
- Здравствуйте, дорогие телезрители и участники «Толк-шоу»! С вами первое
на крымском телевидении ток-шоу. Но мы не хотели повторяться вслед за столичными программами и назвали наше представление - «Толк-шоу» в надежде, что из наших разговоров действительно получится хоть какой-то толк! (аплодисменты) Итак, с вами «Толк-шоу» и его ведущая Сюзанна Ковальчук! (Аплодисменты, крики «Вау!»).
Тема первого разговора - Полуостров! Да, именно полуостров. Как особенности регионального устройства Крыма влияют на менталитет его жителей, на политику, экономику, культуру. У нас в гостях ректор госуниверситета Куприянов Рэм Валентинович. Встречайте!
- Вы понимаете, Крым - полуостров! Поэтому у нас все полу. Полу-культура,
полу-политика, полу-нация, полу-экономика. У нас принципиально не может быть целостности. Наше крымское сознание разорвано. Это как два полушария мозга. Они не могут взаимодействовать в отрыве друг от друга. Мы живем на Украине, но смотрим по телевидению исключительно российские телепрограммы – ОРТ, РТР, НТВ, ТВ-6, ежедневно слушаем новости из России, переживаем за Россию, а Украина является к нам только в виде налогового инспектора, каковой симпатий отнюдь не вызывает. Вот в чем парадокс! Мы живем на Украине, но подавляющее большинство населения говорит на русском, слушает русскую эстраду, читает русскую литературу, украинскую культуру не знают и не любят, считают глубокой провинцией. То есть что я хочу сказать? Виртуально мы, крымчане, живем в России, но в реальной жизни именно Украина диктует нам свои проблемы, навязывает свое присутствие. Вот почему поиски целостности составляют основу крымского самосознания. Крым вечно стремится к воссоединению с своей утерянной половиной. Крым становится целым только летом, когда мы воссоединяемся тысячами нитей с материком. А потом мы снова отрываемся и впадаем в коматозное состояние. Все замирает - экономика, торговля, культура. Это так очевидно, что не требует доказательств!
- Вам не кажется, что в таком подходе кроется комплекс неполноценности?
- Комплекс неполноценности - двигатель прогресса, между прочим!
- Вот как! Это была позиция ректора Университета, профессора Рэма
Валентиновича Куприянова. Послушаем, что скажут его оппоненты. Как вы думаете, можно ли извлечь из позиции г-на Куприянова хоть какой-нибудь толк?
- Крым может и будет единым целым, самодостаточным, самодвижущимся и
саморазвивающимся образованием. Именно в самостоятельности - будущее Крыма. В противном случае - вырождение и провинциальное прозябание. Крым - не провинция. Напротив! Это летняя столица постсоветского пространства. Да, Чехлов крепко подмочил идею крымской самостийности. Но это не значит, что роль лидера-объединителя стран СНГ напрочь заказана для Крыма.
- Председатель молодежного крыла Партии прогресса и процветания Крыма
Иван Мартаков все-таки видит толк в подобных дискуссиях. И это внушает надежду, что все мы вместе извлечем толк из наших с вами совместных усилий. Не переключайте программу, ищите толк вместе с нами! А сейчас реклама.
После рекламы Сюзанна подошла ко мне. Пару раз я видел ее по телевизору, но в реальности... Обожженное солнцем, вылизанное прохладными морскими языками до гладкости обливной терракоты девчоночье тонконогое тело в серебристом комбинезоне, ярко проступившие на темном лице светлые равнодушные глаза, вся - сводящее с ума невыносимое совершенство конопатой юности.
- Здравствуйте, великий и ужасный Репей! Можно я вас так буду называть?
- Валяйте, называйте.
- Скажите, вы разделяет точку зрения Рэма Куприянова о том, что Крым
виртуально живет в России?
- А вы мне скажите, из украинских звезд кто-нибудь летом приезжает на
гастроли в Крым? Да никто! Потому что на них никто не пойдет. Это же убожество провинциальное! Все эти Юрки Юрченки, Могилевские и Эль Кравчуки. Даже Таисия Повалий не приезжает, боится. Потому что никто на нее не придет.
- А на ваши концерты ходят?
- Последние десять лет я был в творческом отпуске.
- Скажите, Евгений, вот я вижу у вас татуировки на руках. Это вы в отпуске
десятилетнем себе наделали?
Ну и вопросик! Спонтанно залепила ногой в промежность, вежливо улыбается, ждет реакции.
Просипел, скорчив страшную рожу.
- Да, когда срок мотал.
- Ого! И за что же вы… мотали?
- Типа за изнасилование старух… Слышь, коза, ну, шо ты суешь мне микрофон,
как фаллоимитатор? Дай в руки, слышь! Это я так шучу. Не сидел я нигде. А если и мотал, то только башкой на концертах.
- Ну и шуточки у вас!
- А касательно татуировок… Просто как творческий человек я должен
соответствовать богемному облику. А наша творческая богема в принципе ничем внешне не отличается от зеков. Да и внутренне. Культуры сливаются. Настоящий андеграунд зековской культуры давно уже наложил неизгладимый отпечаток на всю попсовую эстраду. Наркота, водка, татуировки, отпальцовка. Только зеки грабят материально, а попса - духовно.
- Вот как? Выходит, и вы грабитель?
- Я не попса!
- А кто вы?
- Я мастер! Я знаю, что говорю, девушка! Послушайте любой современный хит –
это же бубнение гунявого дебила. «Так у свити повелося – я люблю йии волосся!» Ну, бред же! А возьмите любой мой текст – его можно читать, как стихи. Это поэзия высокой пробы!
- Да, от скромности вы не умрете! У вас вообще есть недостатки?
- Да, недостаток денег!
- А в остальном вы – ангел?
- Я мастер! Мастер слова! Мастер-манипулятор. Могу повергнуть любого в
смятку одним простейшим вербальным действием.
- Вот как! Попробуйте повергнуть меня.
- Пожалуйста! Злоупотребляете кака-колой?
- Нет, не злоупотребляю!
- А писи-колой злоупотребляете?
- Тоже нет!
- А вы вообще залупотребляете?
- Нет! Ничем я, к вашему сведению, не злоупотребляю!
- Вы вопрос слушайте! Вы залупотребляете ?
- Я вам уже ответила! Ничем я не злоупотребляю.
- Вы вслушайтесь в вопрос! – поднял я голос. – Вы залупа-требляете?
- Залу… потребляете? Странный какой-то вопрос… - пробормотала Сьюзен,
нахмурив носик. Ахнула, выпучив глаза, сделав горлышком такое движением, словно жабу проглотила. - Фу, какая… какая гадость! Постыдились бы! – и растерянно оглянулась на редактора – что делать?
- А по-моему, смешно. И вид у вас смешной. И признайтесь, разве я не поверг вас
в смятку одним простым вопросом? Это и есть игра слов. А владение словом сродни магии, сударыня! Готов поспорить и насчет пошлости…
- Нет уж, давайте не будем. Из чего-чего, а из пошлости никакого толку мы не
извлечем.
- А вот и ошибаетесь! Табуированные слова и выражения обладают наибольшим
убойным эффектом, сказанные вовремя и с нужной интонацией.
- Мы все-таки в прямом эфире и давайте избежим этих ваших выражений,
хорошо? – Заглянула в свою карточку. – Скажите, а как у вас с музыкальным образованием?
Вижу - хочет попинать ногами, каблучок воткнуть в зрачок. Но отвечаю вежливо:
- С музыкальным образованием у меня никак. Но нотную грамотность я
превзошел. Прочитал учебник и записал пару своих вещей. Мой товарищ по ним сыграл и я понял, что умею писать нотами. В принципе, мне это не нужно. Вас такой ответ устраивает?
- Вполне. А как называется ваша прическа?
- Солнечное затмение.
- И как же она создается?
- Надевается на голову купальная шапочка, в прорези вытаскиваются волосы,
обесцвечиваются и получается «солнечное затмение». Черный диск натуральных волос, а сверху - протуберанцы.
Она - в камеру:
- Девушки, запоминайте. Рецепт от самого Репья! Итак, скажите, Евгений, в чем
секрет вашего воздействия на слушателей? Я видела на концертах совершенно обезумевших людей. Вообще-то это страшно. Есть наверное какие-то особые средства воздействия на толпу? Вы не считаете, что ваша музыка сродни в чем-то психотропным средствам, наркотикам, например?
- Современный рок-концерт - это камлание шаманов, это волхование, это
психотерапевтический сеанс, экстрасенсорное воздействие и гипноз, Кашпировский и Савонарола в одном целом. Рок-идолы заменили пророков и вождей. Телеинтервью заменило исповедь, рок-концерт проповедь. Людям нужен вождь, дуче, фюрер. Они ищут его и находят здесь, на сцене, и становятся безумными фанатами, зомбированными идиотами. Знаете почему?
- Почему?
- Потому что среди людей в массовом порядке воплощаются вчерашние звери.
Они могут жить только в стаях, в стадах!
- Интересно! (залу – опять с сарказмом) Евгений - приверженец теории
реинкарнации!
- Это не теория. Это правда. Вокруг нас - недочеловеки.
- Но это терминология фашизма!
- Не говорите глупостей, девушка! Разве Чикатило - это человек?
- Это злобный, безумный, но все же человек...
- Человеческого в нем только тело. В прошлой жизни он был рептилией.
Гигантской игуаной с Коммодорских островов, так называемым коммодорским «драконом».
- Вы так уверенно это говорите...
- Я это знаю.
- Откуда?
- В двадцать лет я был убит и пережил клиническую смерть.
- Вот как!
- Да. Меня ударило током в шесть тысяч вольт. Это покруче электрического
стула.
- Как же вы выжили?
- Наверно, так было угодно Богу. На мне сгорела фуфайка, брюки, волосы, руки и
лицо, отбросило меня на семь метров от высоковольтного кабеля, в который я случайно (как будто в этом мире что-то случается случайно!) воткнул лом.
- Вы рассказываете поразительные истории, Евгений!
- После этого я стал видеть. Я знаю, кем вы были в прошлой жизни.
- Кем, интересно?
- Маркитанткой при армии Генриха Четвертого Наварского. Поэтому вас и зовут
французским именем.
- О!
- Я даже знаю, как вы погибли.
- Ну, скажите же!
- Вас закололи штыком в живот. Точнее убивали не вас, а насиловавшего вас
солдата, штык прошел через его туловище и вонзился вам в живот. Вы мучились еще три дня. Эти мучения сняли многие ваши кармические долги, поэтому вы родились в этой жизни красивой и удачливой. На месте раны у вас должна быть родинка в форме пореза.
Меламед закричал с режиссерского пульта:
- Сюзанна, ты должна показать свой живот телезрителям.
- Щаз-з! Марк, это ток-шоу, а не стриптиз. Положим, у большинства людей на
животе есть какие то родинки, это еще ничего не доказывает. Евгений, меня на самом деле смущает ваш взгляд на людей как на недочеловеков. Вы даже подвели теоретическую базу - это якобы следствие метемпсихоза, то есть переселения душ. Значит, во многих людских оболочках согласно вашей теории обитают дикие звери?
- И домашние. Это прекрасная прикладная теория. Смотрите вокруг и
угадывайте, кто инкарнировался в ваших близких - свиньи, медведи, верблюды, носороги, рептилии или гиены. Разве вы не замечаете разницы между вами, вашими друзьями, так называемыми нормальными людьми и, например, тупыми грубыми ублюдками, кого сейчас называют бандитами? Нормальные люди боятся к ним даже приблизиться, как к диким зверям! Не смотрите на их оболочку! Это – звери!
- Да-а, есть о чем задуматься. Кстати, я не случайно вспомнила, что такую
теорию недочеловеков проповедовали именно нацисты третьего рейха. Ведь вы были известны в молодости как приверженец в некотором роде фашистской идеологии.
- Меня уже задолбала эта сплетня о моем увлечение фашизмом! Представьте, в
шестом классе вы видите по телевизору «Семнадцать мгновений весны», там такой крутой Табаков в черном генеральском мундире СС с белыми отворотами. Мы все обалдели! Во-первых, форма красивая, во-вторых, Броневой, Табаков, Штирлиц. Штандартенфюрер! Вот мальчишки с ума и посходили, стали в фашистов играть. Ферштейн-зи, сударыня?
- Я, я! Спасибо за интереснейшую беседу. Что вы нам споете на прощание?
- Эта вещь называется «Властелин пластилиновых сердец». Она как раз о том,
что не надо превращаться в глупых фанатов и вопить «Зиг хайль!» каждому, кто вас поразил. Парадокс в том, что под эту вещь громче всех вопят.
- Отлично! Слушаем «Мертвую воду», а я прощаюсь с вами, целую всех, кого
обожаю, подмигиваю всем, кому обещала, И показываю язык тем, кого не люблю – злюк и зануд! Но конечно не вам, мои дорогие любимые телезрители! Пишите и звоните, ваша кудряшка Сью.
Грохот барабанов, клавишные, бэнг гитары, вопль-визг Репья на грани срыва:
Нам тошнотворны постные мины,
нам ненавистны лживые маски,
мы телепаемся в ваших мини,
мы срам не прикроем вашими макси!..
Пью-пью-пью, вау! Аплодисменты, восторги, «козы» из пальцев», электронный адрес и телефон «Фан-Репей-клуба» на заставке…
* * *
Проститутка придорожная голосует на обводной…
* * *
Привет всем! Меня до сих пор зовут Еретик! Не вздумайте переключаться на другой канал. Это очень-очень плохая примета – переключаться на другой канал, когда в эфире самая музыкальная, самая наворочанная передача «Музыкальный Олимп». Сообщаю для сведения тех, кто вздумает переключиться на другой канал – Миндздрав предупреждает, переключение на другой канал – верный путь к импотенции и фригидности. А также напоминаем, что генеральный спонсор нашей передачи группа компаний «Шельф». Костюмы ведущих предоставлены магазином модной одежды «Воронин», что на улице Пушкинской, 4!
- Слышь, Еретик, а на хрена нам костюмы, нас же никто не видит?
- Зато слышат! Регулярно слышат на канале 100.6 эф эм, в двенадцать тридцать и семьнадцать тридцать по киевскому времени, вау!
Звучит хит «Мертвой воды» «Топ-модель».
- Итак, вы прослушали последний хит нашей крымской рок-группы «Мертвая вода». Еретик, ты заметил, что и в российской эстраде, и в украинской ужасающая безвкусица текстов. «Пошла - нашла, моя - твоя». Вот Наташа Королева поет про бриллианты слез, а ее слащавый супруг с крашенными усами блеет «пусть дрожит хрустальная слеза». Все у них золотое, серебряное, алмазное, блестящее.
- Хорошо, что напомнил - у нас по программе группа «Блестящие».
(Гремит музыка.)
- Что ж, продолжаем тему пошлости в эфире.
- Надеюсь, ты не имеешь в виду нас с тобой?
- Что ты! Я говорю о несуразности текстов российской и украинской попсы. Вот Филя Киркоров обращается к супруге с совершенно невыполнимой просьбой!
- Какой-какой просьбой?
- Невыполнимой.
- Интересно, что он может попросить такого, что не способна выполнить его дражайшая супруга?
- А вот послушай! (врывается песня Киркорова «глазами умными в глаза мне посмотри!»
- Разве это возможно?
- Ну, если напрячься и сфокусировать взгляд на кончике носа, ха-ха... Кстати, Изувер, почему у тебя такой хриплый голос? Слушатели наши тебя не видят, но сообщу вам по секрету, видок у Изувера еще тот! Телеведущим он никогда не смог бы работать, а вот на радио легко спрятать опухшую физиономию...
- (обиженно) Ваша фамилия не Павлик Морозов? Он тоже любил закладывать ближних!
- Нет, я люблю закладывать только… за воротник! Ха-ха-ха!
- Если честно - я работал. Всю ночь.
- И где же теперь ночью работают?
- Я был делегирован редакцией «Обозреватель-плюс» на открытие новой супер-пупер-дискотеки «Бетельгейзе».
- Ну-ка, ну-ка, интересно, расскажи! Там было весело?
- Не то слово, Еретик! Во-первых, обалденный свет. Лас-Вегас там ваще выходной! Во-вторых, при входе стоял такой огромный аквариум, но не с рыбками...
- А с чем же?
- С пуншем! Спрашиваю мажордома: вы чего туда намешали? Небось, портвейн приморский знаменитый «Пал Палыч»?
- Да-а, Пал Палыч - друг детства...
- А мажордом мне: что вы, там текила серебряная, луучшее украинское шампанское «Вдова Кличко», кусочки дыни и ананаса. И черпаком мне полный бокал - бух!
- А ты его - бух?
- И не один раз. Бухал, бухал, теперь так сушит! Во рту сухо, как в Сахаре...
- Это от того, что ты, наверное, пользуешься прокладками «Олвиз-плюс» с крылышками.
- Ха-ха-ха! Тонкая штука!
- Ха-ха-ха!
- Охо-хо-хо!
- Какие еще новости, Изувер?
- Есть, есть хорошие новости! С большим успехом прошли в Крыму гастроли группы «Стрелки». Крымская братва ездила на своих джипах и мерседесах за девчонками по всем городам, где они выступали.
- Да? Почему?
- Потому что по понятиям братвы не явиться на «стрелку» - за падло, в натуре! Ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха! Сегодня это твоя первая удачная шутка.
- То ли еще будет! Мы приготовили вам море песен, смеха и шуток. Оставайтесь с нами на волне 100,8 эф эм. А сейчас - поют «Стрелки».
(звучит музыка)
КАК ВАЛЬКА УЗНАЛ, ЧТО ТАКОЕ ****ОЕ ГОРЕ
До Стамбула сутки ходу по бурному октябрьскому морю. Парни от качки принимали на грудь водочки, закусывали салом и луком под бородинский хлебушек. Валька водку пить брезговал, поел Василискиных котлеток, запил минералкой. В дороге делать нечего - в карты играть, да лясы точить. Валька смешливый, слушает с широко открытыми глазами, это льстит старшим товарищам и они с удовольствием припоминают байки из студенческой жизни.
- Она мне: Синицын, кто написал «Метаморфозы»? – Гектозавр изображает
полное изумление на лице. - Мне Женька подсказывает - Апулей. Я - Апулей. А аспирантка - худая, злая, ни сиськи, ни письки и жопка с кулачок, сучка такая въедливая, - услышала его прокуренный шепот и спрашивает: а «Золотого осла» кто написал? Золотая ты моя, говорю, что ты ко мне пристала, как банный лист к теплой попе? Ну поставь ты мне эту несчастную тройку и разойдемся тихо-мирно. Она как подпрыгнет, будто ей шило вставили. Идите сдавать Полонской, что это такое! Раскудахталась! Прихожу к Полонской. Сажусь. Локоть дырявый ложу на стол, чтоб видела. Лицо истощенное, глаза красные от ночных чтений. Босоногое детство, деревянные игрушки. Вид несчастный. Так и так - армия, рабфак, мозговая недостаточность. Бью на жалость. Старуха вся по своим морщинам и растеклась. Задает вопросы, а я - ну ничегошеньки не знаю. Ну не читал я античную литературу! Ну, занят был! Она стонет - вы мне хоть скажите, каким размером написаны великие (глухим носовым голосом имитируя манерную старушку с аристократическим прононсом) произвэдэния дрэвнегрэческого эпоса «Илиада» и «Одиссэя»? А я только знаю, что «Одиссея» - это круиз в Одессу. Оглядываюсь так выразительно, делаю бровь вопросительным знаком. Сзади шепчут - га-га-завр… га-га-завр. То ли динозавр, то ли еще что-то древнее, такое - античное, думал-думал ну и брякнул: гектозавром написаны великие гревнедреческие произведения! С тех пор и зовут Гектозавром.
…Стоянки в Стамбуле три дня и две ночи. Надо все успеть: скинуть свой товар - бинокли, фотики, икру, закупить партию шоколада, полазить по лавочкам, купить сувениры домой. Успели все. К конце третьего дня возвращались на катамаран на гудящих ногах. У Вальки даже ступни сводило судорогой от неуемного хождения. Зато стал своим в компании. Наравне со всеми таскал тюки и грузил ящики с «хилалом».
В очередном переулке Гек вдруг тронул его за руку.
- Гля, это кажись мужик с нашего корабля!
Все посмотрели в глубину переулка - там на корточках возле урны, скорчившись в три погибели, сидел парень в джинсовом костюме.
- Да вроде наш.
- Точно, наш! – подтвердил Боб. – Устал наверно. Он ночами разгружал в порту
корабли. 50 баксов за ночь, между прочим. Эй, парень, что с тобой?
Соотечественник сидел, уткнувшись лбом в колени, стонал и щупал пальцами затылок.
- Браток, чё такое? Что случилось?
Парень поднял голову, оглядел подошедших мутными глазами.
- Посмотрите, что у меня там.
Пацаны наклонились, присвистнули - в скомканных черных волосах на затылке гнездилась жирная кровяная шишка.
- Ну ни *** себе, - сказал Гек сочувственно, - у тебя такой шишак - во! – и
показал кулак. – Кто тебя?
- Суки какие-то, - сквозь зубы ответил парень, вставая. - Ебнули, сграбастали,
затащили куда-то, обшмонали…- порылся по карманам, - так и есть, все бабки забрали, твари!
- Да кто? Где? Когда? - загомонили парни.
- Вон в том шалмане, - парень указал выпяченным подбородком на угловое кафе.
– Оттуда вроде выволокли. Ну, твари! – сжал зубы, злобно выпиная здоровенные желваки, встряхивая головой, нетвердым шагом направился к двери. Гектозавр догнал его, обхватил за плечи.
- Ты куда, друг! Ты что! Ничего не докажешь, только в полицию загремишь! Хер
с ними, с бабками, не ходи.
- Р-руки! – рыкнул парень на ходу.
- Чего? - не понял Гек.
- Руки убрал! – и разъяренно взболтнул крутыми плечами. Гек растерянно
смотрел вслед.
Боб неуверенно предложил, снимая очки.
- Поможем, а?
- Ну на ***, - испуганно сказал Толик, - турки в полицию сдадут, че докажешь?
Тут часто грабют. Район тут богатый. Кто возле витрин богатых ходит, тот значит, при бабках. Эй, уважаемый, вернись!
Но уважаемый уже скрылся за дверью.
…В маленьком баре у стойки за пересчетом денег сгрудилось шестеро крепких смуглолицых парней в кожаных куртках. Первым следовало вырубить главаря. Вот он - здоровенный увалень с черными, низко над бровями растущими волосами, с огромным, синим от бритья лицом держит в руках пачку денег. Все остальные при неожиданном появлении недавней жертвы покосились именно на этого увальня - типа, что делать с глупым бараном? «Баран» поднял руки вверх, сделал примирительное выражение лица.
- Хай, экскьюз ми! - крикнул, приближась, зыркая во все стороны в поисках
ударного оружия.
Главарь презрительно поморщился, сказал что-то гортанное. Не говоря больше ни
слова, незнакомец ударил его носком кроссовка в пах. Главарь сказал «вах», выпучил глаза и медленно, с натугой наклонился. Не успели турки опомниться, как незванный гость обратился в шаровую молнию разящих свингов, джеббов, апперкотов, мая, маваши и йоко-гери. Еще двое согнулись и отлетели, но тут остальные очнулись, взревели, накинулись всей кодлой. Но врага уже не было на том месте, он прыгнул в бок, совершил кувырок и вышел из него в стойку уже с металлическим барным хоккером в руках. Хоккер стал фатальным еще для двоих мусульман. Самый маленький турок вцепился в хоккер и яростно тянул на себя, вереща и вращая черными рачьими глазами. Противник отпустил табурет, и турок шмякнулся с ним на пол. Добивающий удар ребром кроссовка в горло. Здоровяк борцовского вида, бритый налысо со сплющенными ушами с разгону ударил всей массой в грудь, с рычанием впечатал в стенку. Славянский варяг снизу обеими руками захватил его лацканы и ударил навстречу лбом в переносицу. Что-то чвякнуло и хрустнуло. Здоровяк обмяк и повис у него на руках. Его телом парень прикрылся от сыплющихся ударов. С натугой толкнул на толпу. Несколько человек упало. Еще один кинулся ему в пояс, охватил за талию, приподнял, чтобы бросить. Борцы, ****а! Обеими кулаками ударил по вискам. Турок пошатнулся. Шваркнул еще раз, изо всех сил. Турок поплыл, сполз к ногам, мешая двигаться. Сколько их еще?
…Валька, Гек и Боб закуривали, когда парень вышел из кафе. В руках у него была
пачка денег.
- Че, отдали? - изумился Боб.
- Ага, д-добровольно-принудительно, - прохрипел тот, одной дрожащей рукой
засовывая деньги в карман джинсов, а другой пытаясь запахнуть разодранную до пупа рубашку. Правая скула его набрякала лиловым фингалом. Катамаран задержала полиция. Разборки продолжались пять часов. Капитан не позволял туркам войти на корабль и арестовать дебошира. Приехал представитель консульства. Долго препирались, писали протоколы. Ребята сидели ни живы ни мертвы. Илья держался невозмутимо, несколько раз выходил на допросы в рубку капитана. В конце концов полиция ушла. Парень из консульства пришел пожать Илье руку.
- Это не первый случай. У нас уже куча жалоб. А ты молодец. Обычно они всех
делали. А такой, чтоб наш их отделал, первый случай.
Герою все тащили водки, закуски, так что он быстро напился и заснул. Валька тоже
выпил-таки водки. Вообще-то церковь запрещала, но он так устал! После первого глотка тело расслабилось и согрелось, а второй и третий влились вовнутрь уже легко, без сопротивления совести. Обручь с Валькой сидел Толик и свесившись в проход, внимательно следил за погрузкой. Потные, усталые, злые челноки таскали и, переругиваясь, втискивали в любые промежности и проушины огромные сумки. Вскоре в салоне стало темно от товара, даже иллюминаторы закрыли. В проходе приходилось выполнять «упражнение на брусьях», чтоб перепрыгнуть через завалы баулов.
- Видишь ту? - прошептал сексуально озабоченный Толик, чокаясь с Валькой
одноразовым стаканчиком с водкой. Валька посмотрел на усаживающуюся впереди через два ряда растрепанную молодую женщину в розовом пушистом свитере. - Это ее ковер в проходе.
- Ну?
- Ковер ****ой заработала, ****ое горе!
- Как так?
- Пришла с ковром и вся обвафленная, ты че! Судя по шиньону, турок штук
десять было. Они наших дур так регулярно ебут. Пообещают, что один будет, а набегает целая кодла. А ковры - говно. Синтетика. Одной, говорят, даже кассету подарили на память. Типа про красоты Стамбула. Она привозит домой ковер, ну и ставит кассету. - Толик взял с газеты кругляшок полтавской колбаски с жирком, долго прочувствованно нюхал. Ну, Толик, мастер разговорного жанра!
- Ну и что? - не выдержал паузы Валька.
- А то! - Толик ощерил червоточины зубов. - На кассете там первые кадры про
Стамбул, мечети там, гаремы, танец живота, хафа-нана, а потом - съемки в натуре, как эту дуру весь базар хором ****. Хичкок такой ракообразный, с проглотом. Представляешь, глаза ее мужа? - и закряхтел сочувственно, сглатывая водку. - Вот такое оно, ебаное горе! А ты спрашиваешь…
* * *
Проститутка придорожная голосует на обводной…
* * *
Меламед-старший позвонил спустя три дня, страстно кудахтал в трубку. Я поехал.
Кабинет главрежа представлял собой подобие музея – повсюду фотографии в жанре «Меламед со знаменитостями», афиши спектаклей разных лет. Сам маститый мастер встретил автора с мексиканской экзальтированностью и среднеазиатским радушием – на старинном дубовом столе с завитушками и резьбой возникли кофейники, сотейники и соусники. Зажурчал коньяк, кофе и разговор. Пока старикан жестикулировал и витийствовал, я молча разглядывал его. Он походил на Ясира Арафата. Глаза в мешочек, нос баклажаном, губы-трепанги, под нижней челюстью, седой и щетинистой, живет игуана, дышит, ворочается, сглатывает зернистой кожей кадыка. По загорелой лысине бегут черные самумчики скрученных в жгуты редких волос. Говорит повышенно громко, с нарочитой экспрессивностью.
- Друг мой, мой молодой друг, позвольте так вас величать и таково к вам
обращаться. – Меламед поискал в папках на столе мою рукопись, нашел, полистал, дальнозорко отвел, изображая сцену «Чехов читает «Чайку» дяде Ване». – Пьеса ваша замечательная! Мы поставим зонг-оперу, мюзикл. Я уже все продумал. Идите сюда, идите. – Он вытащил меня в пустое и гулкое фойе, повел вдоль больших фотографий актеров, развешанных на стенах.. – Вот, это наш лучший лицедей – Саша Михеев. Он будет играть Буратино. Господи, что за гениальный мим! Просто потрясающий, с невероятной органикой. Это трагедия, что его никто не знает. Он единственный из нашего театра снялся в кино. Какой-то там “Черный корнет” или “Черный драгун”, уж не помню. На Ялтинской киностудии снимал Толик Черноиванов, мой старый добрый товарищ еще по Щуке, я ему порекомендовал лучшего нашего лицедея – Михеева. Снялся. До сих пор хвастается – “Помните, там корабль с белыми плывет, а на фарватере от поднятой волны утопленник экспрессивно так покачивается. Так это я!” Ха-ха. Кошмар! Это трагедия провинциального театра. Из крымчан один только Саша Голобородько получил всесоюзную известность. И только потому что уехал в Москву. В Москву! В Москву! Провинциальный театр может ставить гениальные спектакли, но кто их оценит? Кучка местной богемы? Надо ехать в столицы, гастролировать. Но сейчас правит чистоган! Какие сейчас гастроли – о чем вы! Вот Гоша Малафеев, - Борис Абрамович показал фотографию прилизанного субъекта с острым носом и крупной родинкой на подбородке. – Он будет нашим Сверчком. Талант к интригантству заложен с детства, ха-ха. Зинаида Петровна будет Джеральдиной. Между прочим, заслуженная! А вот это, это наш могиканин, Велемир Михайлович Мельниченко, у, глыба! Народный! Он будет мастером Джепетто. Ну, а кукол, всю эту подтанцовку и массовку, сыграют молодые артисты. Боже, несчастные дети! Они по-прежнему рвутся в актеры. Мечтают стать звездами, вторыми Янковскими, Табаковыми, Фрейндлихами. Но их же, звезд, – десятки на всю страну! А несчастных актеришек – сотни тысяч! И сидят без ролей, без денег, без славы. И спиваются, и интригуют, чтобы получить роль дворецкого с одной единственной фразой “Кушать подано!” Раньше толпами рвались в космонавты. Потом девочки косяками пошли в путаны. Сейчас вот новая истерия массового сознания - «Фабрика звезд». Все уверены, что могут петь. У нас тут проходил отбор. Боже! Хрипят, пищат, ни слуха, ни голоса, но лезут, упорно лезут. Есть, конечно, и таланты. Вот, это Ирочка Насонова, она будет играть Маризу. Замечательное молодое дарование! Жемчужина! – Борис Абрамович указал на фотографию смешливой девушки с пухлыми губами и вздыбленными волосами, изобразил мимикой песню «А у нас во дворе есть девчонка одна…».
Талантливо сосет, наверно, эта жемчужина у главрежа, вот волосы и встали дыбом от этого кошмара!
- Нет, Борис Абрамыч, - сказал я, отнимая этим «нет» у режиссера и
хохотушку Ирочку, и массу других, околозалупных удовольствий, - роль Маризы будет исполнять другая актриса.
Меламед замер, как Немирович, нечаянно увидевший в зеркале Данченко.
- Как другая? В каком смысле другая?
- Так – другая. В прямом смысле.
Он пожевал губами,
- И кто же? - подбородочная игуана сделала плотоядный глоток.
- Сюзанна Ковальчук.
- Кто такая, позвольте спросить? И чем прославилась на поприще
Терпсихоры?
- Она родная сестра Мельпомены.
Насчет Сюзи я, конечно, приврал, она еще даже не подозревала, что я хочу
пригласить ее на роль Маризы. А я хотел. И не только пригласить, но и нагнуть. И нашпиговать.
- Позвольте! Позвольте! – Меламед воздевает руки горе на манер Моисея в
момент швырка скрижалей оземь. – Позвольте! Какая Ковальчук! У меня огромная незанятая труппа, а вы предлагаете кадидатуру со стороны – о чем вы!
- Борис Абрамович, вы не понимаете. Не только актриса будет другая. Но и
режиссер.
Борис Абрамыч живо, с экспрессией изобразил соляной столп Лотовой жены.
- И кто этот счастливчик? – наконец выдавил он.
- Я.
Соляной столп скачком превратился в Вандомскую колонну.
- Но позвольте! Пардон муа, позвольте! – возопил главреж, пучась и
брызжа. - Вы когда-нибудь ставили пиэсы?
- Я не ставил пиэсы. Но я точно знаю, как надо ставить именно мою пьесу.
Мимика Меламеда потрясла - так могла бы звучать «Хованщина» в
исполнении хора глухонемых
- Но это уже ни в какие ворота не лезет! – Завопил он после долгого
хватания ртом воздуха. - Мы же договаривались с Дмитрием Ивановичем совершенно по-другому. Вы приносите пьесу, я ее ставлю. И другие варианты тут неприемлемы! Да-с! Неприемлемы! Это покачтомест мой театр!
- Не знаю, как вы там договаривались, но будет так, как сказал я. – отрезал я
на манер богатыря, отсекающего бороду у карлы. - Финансирование идет под меня, Борис Абрамович. Без меня вы будете ставить только новогодние утренники.
Карла увился в стратосферу, богатырь с бомбардировочным свистом пошел вниз.
- Боже, что за времена настали! – прощально провопил карла из
стратостферы, синюшно набрякнув и глотая разреженный воздух. – Приходит молодой нахал и говорит, что он сам будет ставить пьесу! О тэмпора, о морес! Вы хоть представляете, как это делается, я вас спрашиваю! Ведь вы и понятия не имеете, как надо ставить пьесы! Да и сама ваша пьеса, позвольте, уж позвольте! Это больше пьеса для чтения, чем для сцены. Чтобы поставить ее, нужен профессиональный режиссер! Вы знаете, в чем секрет успеха на сцене? Скажите мне, если знаете! Вы думаете, что секрет успеха на театре в художественных изысках? О чем вы! В театр идут, как в бордель! Да-с! Зритель идет за мозговым оргазмом. Все грубо, физиологично. Катарсис по сути и есть такой оргазм. И если зритель не «кончит», он уйдет неудовлетворенным. В вашей пьесе недостаточно художественного петтинга, нет глубокой прелюдии, мало фрикций! Только режиссер-профессионал сможет так выстроить действие, чтобы…– он задыхался, в старческом рту вскивала пена. Капуччино с зубами.
- Борис Абрамович, - перебил я сексуально одержимого старца, - вы
случайно не знаете, как переводится с украинского выражание «духмяный цап похылого вику»?
- Что? – он споткнулся. - Я не совсем понимаю, о чем вы спрашиваете.
- Как переводится «духмяный цап похылого вику»?
- Я не силен в украинском языке, да-с!
Я сделал паузу.
- «Старый вонючий козел»!
Он открыл рот и окоченел. Мало ему фрикций в моей пьесе! Будут тебе фрикции! С
занозами!
Мне было асбсолютно насрать на его жидомасонские амбиции. Тебе дают бабки в твой погорелый театр, так сиди и никшни! А то пожалуюсь Дмитрию Ивановичу Чугункову, и будешь в театре бобашить капельдинером! Шпрехшталмейстером!
- Завтра в одиннадцать часов прошу собрать всю труппу. – Я повернулся и
через длинное фойе четкими гулкими шагами, как Каменный гость, оставивший у ног донны Анны раздавленного Дон Гуана (игуанодона – да-с!), вышел из театра. Вышел на солнечное утро и ликующе заорал про себя. – Йес, йес, йес! Так будет с каждым! Ногой в желудок! Топтать всех! Да почему я сам не могу стать главным режиссером? Чем этот пархатый и пернатый сионист лучше меня? Жидяры! Позахватывали, понимаешь! Марик на ТВ вещает, этот театр держит, причем русский, драматический, имени Горького. А сам Шолома Алейхема ставит! Нет, брат Меламед, сосать! Лыжню Репецкому Евгению! Лыжню!
А другой голосок из глубины мозжечка тихонько так прогундел – эк тебя бандитские деньги подкосили, Женя!
ПРОПОВЕДЬ ДАЛИСА
Перед выступлением нового пророка в вестибюле театра кишела большая толпа народу. Артем пришел с Инессой, она тоже много слышала о Далисе и очень интересовалась. Артем с ужасом представлял, как их вместе увидит мать, но крепился. Когда-нибудь это должно было произойти.
Мама заметила его издалека, привественно помахала рукой, но сразу не подошла, была чем-то занята, копошилась с активистками церкви. Но вот мама освободилась, подошла, неестественно улыбаясь.
- Мам, это Инесса, она журналистка, - представил Артем спутницу. Ему было
душно от смущения. Мать сложила руки на груди в ритуальном индийском приветствии, умильно поклонилась, представилась.
- Маленькая частичка Вселенной.
- Инесса, - как можно приятнее улыбнулась Инесса. Не выдержала, пошутила. –
Большая частичка вселенной.
- О! – театрально восхитилась мать. – Похвально! Это хорошо, когда человек
ощущает себя большой частью всего мироздания.
- Мам, ну не надо, - мучительно скривился Артем. – Что ты сразу
перескакиваешь на мироздание.
- Не обращайте внимания, Инна. Инесса? Извините. Нет пророка в своем
семействе. Я вижу – вы добрая и хорошая женщина, и постараетесь не причинить моему сыну зла. Ведь правда? – цепкий ястребиный взгляд в зрачки.
- Постараюсь, - сказала Инесса. Улыбка ее застыла и начала медленно таять.
- Вы читали книги Далиса? – как ни в чем не бывало спросила мать. – Нет еще?
Как же так можно! Это непростительно, дорогая…
- Мам, мы просто еще не успели почитать его книги.
- Как я вам завидую! Вы вскоре припадете к этому могучему источнику
божественного откровения. Вот, возьмите. Это совершенно бесплатно. Хотя вы можете и пожертвовать в фонд Далисуса. Обязательно почитайте! Ну, я тороплюсь, надо приготовить просад, угощение для гостей. Учитель его освятит лично. Это так редко случается, это такое счастье, – снова сложила руки в ритуальном индийском поклоне. - Благодарю Всевышнего в Вас.
- Ты не думай, она хорошая, - сказал Артем, когда мать отошла. Ему было
ужасно стыдно.
Инесса возвела очи горе. Хохотнула.
- Да не бери ты в голову! Нормалек. Сейчас таких, рерихнувшихся, пруд пруди.
Не обращай внимания. Хотя я, кажется, ей не очень понравилась.
…Зал Крымского русского драматического театра имени Горького наполнялся. Пожилые женщины от входа торопились к сцене, выставляли по краю бутыли с водой, банки с маслом, ссорились, стараясь втиснуть свои банки с наклеенными фамилиями поближе к микрофону. Их осаждали охранники – в костюмах и галстуках. Среди охраны с удивлением увидел цивильных Будю и Гектозавра. Смотри ты, тоже богоугодным делом занимаются. На колясках ввозили инвалидов, помещали поближе к сцене, под руки вели расслабленных. В пятом ряду с удивлением увидел Меламеда-старшего в компании с красивой черноволосой девушкой. Александра Викторовна Дзюба со свитой телевизионщиков со смехом и приветственными возгласами рассаживались на правом крыле амфитеатра. Мелькнуло скопческое личико Лащенкова. Лезов стоял в проходе в окружениии парней из «Радикальных студентов», о чем-то толковали. Там и сям мелькали знакомые лица. Все-таки маленький у нас городок.
Театр заполнился до отказа задолго до начала сеанса. Зашелестел многозначительно, когда в первый ряд со свитой прошествовал Чугунок. Рядом шел Аристов, чуть за ним бликовал лысиной и важно помавал бровями Ободов, мэр наш. Чугунковские страшилы шли тевтонской свиньей, прикрывая важных клиентов, в упор разглядывали зал, сцену, колосники. Из-за кулис тихо зазвучала органная музыка. Расселись и vip-персоны. Вот уже семь часов минуло. В зале погас свет. Нетерпение приуготовляло.
Внезапно ропот амфитеатра стих, я вздрогнул и сильно сморщился, прикрыл глаза ладонью, как и многие сидящие рядом. Музыка взревела громче, из глубины сцены вспыхнули прожекторы, ударили прямо в глаза ослепительным светом. Выступили слезы. Тут же раздались хлопки, сильнее, сильнее, зал зааплодировал, я мучительно вглядывался и внезапно различил высокую фигуру в темной мантии, неизвестно как возникшую на самом краю авансцены. Из проходов, где стояли безбилетники, раздались истерические крики «Далис, Далис, Учитель, Да-алис!!», к рампе кинулись женщины, тянули снизу вверх руки, вопили, вскочила и охрана Чугунка. Далис величественно воздел руки. Вылепленная со спины прожекторным светом фигура его сияла по контуру, пышные волосы горели нимбом вокруг темной головы. В первых рядах нарастали истерические вопли. По залу вставали, чтобы разглядеть, что там происходит. Трое или четверо женщин у самой рампы бились в падучей. К ним пробрались охранники, подхватили, поднесли к ногам мессии. Он сделал несколько энергических взмахов руками, прочертил в воздухе сложные фигуры, и с громким выдохом послал пассы рук на беснующихся. Они мгновенно стихли. Их, вялых, как куклы, усадили в кресла. Еще несколько фигур прорвались на сцену, побежали к Далису, он сильно толкнул их одного за другим в лоб и люди упали навзничь, на руки помощников, их унесли. Показалось все это театральной подставой, хотя кто их знает. Ладно, посмотрим.
- Мир вам, дети мои! – сказал Далис в микрофон глубоким глуховатым голосом. -
Блаженны вы, говорю вам. Страшное и великое время переживаем мы. Идет Армагеддон, битва Света с силами Тьмы. Свирепая, лютая сеча. Идет она в душах людей. Вам не видно, как катятся головы и члены тонких тел под сверкающими взмахами светлых и темных мечей. На физическом плане это выражается в сумасшедствиях, массовых фобиях и помешательствах, страшных болезнях и эпидемиях. (Далис повел рукой вниз на первые ряды, замер, закинув голову с полузакрытыми глазами). Вижу, вижу род людской в ужасающих клубнях извивающихся энергетических паразитов. Чудовищные черно-багровые пиявки сосут кровь ваших душ, бледные, в слизи, огромные глисты обвивают и душат души людские, а ведь душа - это Христос, это частица Бога, отданная вами же, грешниками, на попрание, на растерзание, на распятие. Гады эти суть пьянство, табакокурение, наркомания, человекоубийство, мучительство, похоть, гордыня, властолюбие, корыстолюбие! В каждом из нас повторяется своя Голгофа, в каждом из нас распинают Христа, и все мы - Иуды, ибо добровольно отдаем на крест самое дорогое, что есть у нас, - душу живую! Нет, довольно! - резко возвысил голос Далис. Помолчал и вдруг окатил внимающий люд воплем. – Хватит, говорю вам! Уже более двух тысяч лет висит Он на кресте, и снова и снова каждый из нас отдает его на бичевание и распятие. Довольно, говорю я! Я призываю вас снять Иисуса с креста. Сейчас же! Немедленно! Спасите его! Это в вашей власти! Восстаньте, пока не поздно! Растопчите гадов, сбросьте паразитов, сожигайте их Божественым Светом-Огнем! (долгая пауза) Перед сеансом излечения проведем, дети мои, медитацию. Все расслабились, сели поудобнее, закрыли глаза. Руки и ноги не перекрещивайте. Руки положите на колени открытыми ладонями вверх. Повторяйте за мной в тиши вашего духовного сердца, взывайте к Отцу, просите его о помощи, о милости, о прощении.
- Отец наш небесный, услышь нас...
Зал послушно зашевелился, я, глядя на других, тоже откинулся, закрыл глаза, расслабил тело. Здесь, в большом зале на глазах сотен приверженцев Далис был другим, не таким, как в маленькой халупке на краю города. Здесь он…как-то даже… ну, страшил. Точнее казался недоступным, великим. И эффекты все построены для потрясения, прожектора прямо в глаза, нимб над головой, атмосфера всеобщего поклонения, излечение бесноватых, оглушающая органная музыка. Ладно, отдадимся на волю вихрю. Как он там говорил? Организм припас для вас еще много сюрпризов. Посмотрим, что сегодня будет. Это как наркотик – все время хочется переживать все новые и новые духовные катарсисы. В красноватом полумраке внутренней изнанки век плавали пятна света, гаснущие очертания ярко освещенной сцены с властительной фигурой в центре.
- Не сдерживайте себя. - услышал я снова голос Далиса. – Захочется плакать –
плачьте! Захочется встать - вставайте. Начнет тошнить - не сдерживайтесь, поднимите руку и мои помощники подадут вам пакеты. Захотите лечь на пол - ложитесь. Захотите смеяться - смейтесь. Я призвал в зал волну божественной энергии Света-Огня и она начнет ваше духовное излечение. Если что и будет выходить из вас, то только нечистое, больное, от чего надо избавиться. Воспринимайте божественную энергию, отдайтесь ей, и она воскресит ваши души!
Музыка зазвучала громче. Это была незнакомая классическая вещь, органная, сдержанно могучая. Под ее накатом я все сильнее расслаблялся, впадал в тягучее оцепенение. Мысли путались, всплывали из глубин сознания и гасли. Слабое тепло постепенно наполняло тело. Сквозь ресницы я видел фигуру Далиса с воздетыми руками, направленными на зал. Я с интересом следил за ним. Он нагнетающими жестами взмахивал руками, делал пассы, глубоко выдыхал, лицо его поблескивало от пота. Я почему-то не мог держать веки, закрыл глаза. Голове стало горячо. Боялся, что снова ударит током, как тогда, у него на диванчике, но кроме тепла и свинцовой расслабленности ничего не ощущалось. Перед глазами плыли ярко-сиреневые и фиолетовые пятна, словно бы расползались тучи и открывалось пронзительно голубое небо. В такой прострации я вспоминал свою жизнь – эту череду порывов к свету и падений, все последние несчастья, свалившиеся на мою голову: сначала были песни и в них был свет и связь с Небом, потом песни погасли, всю жизнь заняла Инесса и борьба за благосостояние, потом потеря Инессы и страшная боль, ненависть, ревность, злоба, ругань и скандалы, тяжелое, длящееся несколько лет озлобление, мучительный развод, беспробудное пьянство, разгром бара, провал последнего альбома, нарастающий ком долгов, отчаяние, мысли о самоубийстве и пьянство, пьянство, пьянство. Господи! Я сам, сам отдал душу свою на распятие бесам, правильно говорит Далис, я – Иуда, продавший Христа в себе палачам и гадам. И они ведут его каждодневно по крестному пути и распинают, распинают, распинают. И квохчут у креста, и хохочут, и делят одежду, и тычут под ребра копьем…
Я почувствовал, что из глаз моих текут обжигающие слезы, грудную клетку вздымают всхлипы и стоны. «Не сдерживайтесь, покайтесь, дайте выйти греху из себя!», – услышал я сквозь ревущую музыку зычный голос Далиса. Вытирая глаза, увидел, что сидящие рядом пожилая женщина с девушкой, очевидно, дочерью, странно запрокинулись, выгибаются дугой, мелко дрожат в исступлении. По залу там и сям уже стояли люди, подпрыгивали, воздевали руки. Раздавались странные крики, вроде «каюсь!», «господи, прости!», «Учитель, здесь я!» «огонь, огонь!», «маранафа!» Сзади кто-то громко хохотал. Я не хотел никого видеть, это отвлекало от того важного, что происходило в моей душе. Уткнулся головой в локоть руки, слезы текли и текли. С какой иронией шел я на этот вечер, и вот результат: Фома неверующий бьется в настоящей религиозной падучей. Да что это со мной? Страшным сжиманием желваков я пытаюсь удержать громкие всхлипы, слезы струятся по щекам и капают на грудь, я сглатываю так гулко, что все вокруг должны слышать меня. Стыдно, и… не стыдно! Пусть, пусть все видят! Встать еще надо и проорать: «Я и есть Иуда Искариот, продавший душу живую за тридцать серебренников! Мне теперь только пойти и удавиться на осине! Последняя я сволочь!» И в то же время другой, властный голос поднимается из недр рыдающей души, и голос этот произносит помимо моей внешней воли клятву: «Господи! Клянусь, что раздавлю гадов, присосавшихся к Тебе, клянусь, что сниму душу мою с креста, спасу Христа во мне, чего бы это мне ни стоило! Никогда в жизни не выпью больше ни грамма спиртного, никогда не забуду о своем предназначении, о дарованной мне миссии. Благодарю Тебя, что Ты услышал, снизошел, даровал покаяние и благодать!»
Я, скептик и ерник, ни во что не верующий сноб, рыдал, как ребенок, уткнувшись в локоть, чтоб как-то просушить обильные и стыдные для взрослого мужчины слезы. В самой сердцевине существа что-то таяло и размякало, словно огромный заскорузлый нарост на душе стекал и рассасывался, открывая место для сильного и свободного дыхания.
Верьте мне, такого духовного потрясения я никогда не переживал в своей жизни. Это было настоящим, потрясающим чудом, духотрясением в девять баллов!
ЛЕВЧУК И МНЕВЕЦ
Бывший председатель КГБ Украины, бывший премьер-министр, а ныне секретарь Совбеза и лидер блока партий ФЕНИКС (федерализм, единство, народность, искренность, конструктивизм, социализм), Евгений Павлович Левчук пригласил на неформальную встречу действующего министра внутренних дел Зиновия Григорьевича Мневца в загородную «колыбу», в охотничий зальчик для особо важных гостей. Несмотря на осеннее тепло в зале горел камин, и огонь в сочетании с медвежьими шкурами создавал уют, звал к расслаблению и доверию.
- Проходи, Зиновий Григорьевич, садись, - радушно встречал гостя хозяин,
увлекая за узкие плечи к почетному месту по главе стола.
- Не, Евгэн Палыч, я тут под рогами не сяду, - шутейно отбивался министр, кивая
на огромные оленьи рога, нависавшие над торцом стола.
- За жену беспокоишься?
- Та за ту кляту стерву чого хвилюватись. А ось колы по кумполу рогами вдарит,
тады ой, ха-ха...
Расселись, расстегнули дорогие с отливом пиджаки, расслабили галстуки, и пока официант разливал запотевшую водку, внимательно, с видимым дружелюбием, осмотрели друг друга. Лицо Левчука поражало холеностью, гладкостью бритья, лоском прически.
- Ты, Евгэн Палыч, не со съемок?
- А что такое?
- Та выглядаешь дюже гарно. Як в кино...
- А, это...- потянул в усмешке полную щеку Левчук, - Рекомендую и тебе. Заведи
бабу...
- Да куды мэни... - замахал в притворном испуге руками Мневец. - Моя и так
вынюхивает... секретарше такой скандал недавно...
- Да погоди, дай договорить? - властно, по-барски прервал его Левчук. - Вот так
всегда, не дослушают - летят выполнять. А что выходит? Конфуз. Бабу, говорю, заведи - визажистку.
- Шо цэ такэ и с чым його идять? - осведомился Мневец, деловито накладывая в
тарелку салат из крабов.
- А это такой специалист по гриму, он тебе и прическу подберет, и брови
подравняет, и...
- А, цэ той... хто Брежневу брови подстригал?
- Торопишься, Зиновий Григорич... - опять с мягкой усмешкой укорил его
Левчук. - У Леонида Ильича был просто парикмахер, а у нас - визажист! Времена другие!
Левчук припомнил, как сегодня утром визажистка Света особыми серебристыми щипчиками вырывала из его хищных, высоко вырезанных ноздрей бурно растущие волосы (стремительно, прям как перья лука, они лезли наружу, нарушая весь имидж маститого политика), потянул носом, ощущая дразнящий аромат закусок и солений, наколол себе малюсенький пупырчатый огурчик, поднял рюмку.
- За встречу, Зиновий Григорич!
- Будьмо, Евгэн Палыч! - подхватил тот, опрокидывая рюмку. Левчук пригубил,
крякнул сожалеюще, поставил стопку почти нетронутой.
- Ты не обессудь, Зиновий Григорьевич, знаешь ведь, здоровье не позволяет. Мне
обычно из особой бутылки наливали, воду чистую, но чего, думаю, перед тобой-то комедию ломать...
- Памьятаю цэй выпадок, Евгэн Палыч. Кого мы тогда шанували?
- Ребят из Интерпола.
- А, точно! Из твоей пляшки всем налили, а там - вода! Американцы вжэ добры
булы, так ничого и нэ зрозумилы, ще й хвалили - яка мьяка горилка, ха-ха!
- Ты вот что, Зиновий Григорьевич, переходи-ка ты, брат, на русский! Всю жизнь
мы по-русски с тобой общались, а сейчас все выучили какой-то тарабарский воляпюк, не украинский, не русский, а так - суржик. Все политики говорят, ****ь, как Верка Сердючка. Они же так и думают, вот в чем проблема! Как язык, так и их извилины исковерканы! Настоящая украинская речь - она на Западной Украине, в Закарпатье, певучая, а мы только уродуем ее! Недавно, слышишь, смотрю УТ-1, передают «криминальны новыны»: «Служба бэзпеки знайшла у бандитскому схрони понад дванадцять килограмив выбухивки ...» Это что, думаю, двенадцать килограммов бухла?
Мневец с готовностью захохотал, закидывая длинное желчное лицо. Отсмеялся.
- Знаю этот случай. Изъяли, так точно, двенадцать килограмм взрывчатки. А
насчет державной мовы, сам знаешь, сейчас без этого, как без партбилета, в номенклатуру не пущают. Да я и привык, раньше только анекдоты по-украински, а сейчас выучил, знаешь, та й балакаю себе на этом диалекте, вроде бандитского жаргона, только из политических сфер. У нас ведь как? В органы пришел молодым, говоришь на нормальном языке, через месяц - «шмон, мочилово, колоть, цветная масть, синие, закрыли, зашкварили» ну и так далее. Диалект неандертальцев...
- Давай еще по одной, - лично наливая министру «Першу гильдию» из
запотевшего квадратного штофа, предложил Левчук. Поднял их старый, традиционный тост, - Чтоб в нашем доме песни пели, чтоб отпевали в доме у врагов...
- Хай щастыть! - Вновь министр выпил один, жадно припал к закуске. Левчук
аккуратно поставил полную рюмку, дал гостю насытиться, предложил сигарету, закурил сам, придвинулся к столу, насколько позволяла могутная корпусная фигура - как сам он определял « на восьмом месяце».
- Я тебя на встречу пригласил по делу важному, - доверительно склоняясь к
собеседнику начал он.
- Да без важного дела, уже и не встречаемся. Чтоб так, просто, по дружбе
посидеть... – кивнул министр, густо из ноздрей выпуская дым «мальборо». На приглашающий жест хозяина придвинулся поближе, скособочился по старой привычке, как всегда сиживал на докладах и допросах, замер - весь внимание.
- Дело такое. Скоро выборы президента. По всем рейтингам ФЕНИКС на первых
местах, за меня Запад, этому мямле в парике уже никто не верит, страну развалил, экономика если и дышит, то на ладан, заводы стоят, бастуют целые регионы, мафия душит... ну, ты сам знаешь, расписывать не буду. Президентом буду я. Я эту страну выведу из тупика, и у меня есть на то твердые гарантии. Ты хочешь быть министром еще минимум пять лет?
- Хочу, - просто ответил Мневец. Глаза его смотрели в упор в зрачки кандитата
президента. Он хорошо знал, что прогнозы бывшего председателя КГБ почти всегда сбывались на 100%.
- Будешь. - Левчук откинулся назад, потянул в улыбке полную щеку. – Это я
могу тебе твердо обещать. Теперь о деле. Запад поставил Куче задачу - перед выборами в Верховную Раду очистить страну от мафии. Поставил с нашей подачи, - он многозначительно посмотрел на министра. - Если президент обделается, он окончательно потеряет шансы. Если справится, то его руками зачистят территорию для преемника. Понял?
- Понял, - кивнул Мневец, хотя никак не мог уразуметь, почему Запад и без
подачи Левчука до сих пор не разглядел проблемы украинской мафии.
- А иначе, сказали, кредитов - шиш! Скандал вокруг «Пула американских
инвесторов в Украине» помнишь? Бандиты тогда на них наехали, вконец оборзели, вмешался даже госдепартамент. Сама Олбрайт приехала: мои немцы уговорили американцев попугать Украину сокращением американской помощи, а Украина вторая в мире после Израиля по отсасыванию у Вашингтона. Куча и струхнул. Волей неволей надо что-то делать. Начнете с Крыма. Не ширь глаза, я все знаю. Так вот, по операции «Невод». Тебе сказано - пошуметь, «шестерок» всяких похватать, организовать пару-тройку громких процессов, Ялту облупить, как яечечко к Пасхе, и преподнести президентскому зятьку. Я Вадима хорошо знаю, пусть будет депутатом от Ялты, ничего страшного. - Левчук надолго замолчал, сидел, глядя в стол, уставив на собеседника массивный, красивой лепки лоб. В гладко зачесанных назад темных волосах министр разглядел блестки мелкой перхоти.
- Так в чем твой интерес, Палыч, во всей этой перловой каше? – осторожно
спросил министр. Левчук медленно, как вол после пахоты, поднял голову.
- Мой интерес вот в чем. Тебе приказано взять «шестерок», а ты возьми Чугунка.
- Да ты гон... Ты шутишь, - изумился министр и даже потряс головой. - Мне его
не отдадут! Он же с Вадимом дела делает.
- Вот это меня и интересует. Да не тряси ты головой. Головой думать надо. Ты
ничем не рискуешь. Смотри, какой расклад. Вы начинаете зачистку. В ответ - бандитские вылазки. Взрывают какого-нибудь зампреда правительства Полуострова, обязательно громко взрывают, и вы в пылу борьбы с мафией повально хватаете террористов, а вместе с ними и Чугунка. И находите большое количество этого... как его?.. выбухивки! Даже президент тебя не остановит, если будет громкое дело и погибнет какой-нибудь вице-спикер. И вот под видом борьбы с мафией ты «колешь» Чугунка и «сливаешь» компромат на президентского зятя мне. Только из Крыма его увези. Там его долго не удержишь. Потом можешь его хоть отпустить, хоть устроить самоубийство. Компромат я припрячу до президентских выборов. Ты в стороне. А когда я приду в Желтый дом, я о тебе не забуду. Не бойся, бандитов можно и нужно брать, время пришло. Они свое историческое дело сделали - скомпроментировали демократию. Теперь общество с радостью качнется в наши объятия, а бандитов мы показательно повесим на площадях – вот они, виновники всех бед. Ну как?
- Чисто як луковыця, - пробормотал министр. - Плакаты будет, хто шинковать
визьмэться.
* * *
Проститутка придорожная голосует на обводной: молоденькая совсем, худенькая, но фигурка ничего, длинноногая, в высоких сапогах, черная миниюбка, крутой задок. Шевцов тормознул. Наклонилась к окну с сигаретой, проплямкала губами в модной черной помаде:
- Мус-сина, дайте в зубы, стоб дым посол…
- А мама знает, что ты тут вышиваешь?
- Какой вы скушный! Лусе возьмите меня с собой! Я вас развеселю!
- А мне и так весело.
- Тогда посмеемся вмесце.
- Сколько берешь?
- Прошу десять.
- А реально?
- Ну семь.
- Ты хоть чистая?
- Обизаешь.
- Садись. Куда поедем?
- Да вон в кусты отъедь, тут везде дорога. Какая у тебя тачка классная! Это что, радиво?
Отъехали. Шевцов, оглядываясь, спустил брюки, девчонка распечатала презерватив, надела умело, ртом, долго сосала, царапая сережкой в языке. С непривычки Шевцов не мог кончить, все оглядывался не идет ли кто, да и сквозь презерватив не было того кайфа. Дечонка попросила убрать ручку передач, мол, в горло тычет. Шевцов включил первую передачу, проститутка спустилась коленями на коврик, стала поудобнее, ноготками защекотала яйца. Шевцов кончил. Посидел, откинувшись в истоме на подголовник. Девчонка меж тем сняла презерватив, завязала в узелок, незаметно сунула в карман. Шевцов заметил.
- Тебе зачем?
- Что?
- Презерватив.
- Так.
- Зачем, говорю?
- Заплати сначала.
- Держи. Теперь рассказывай. Ты что, сперму сдаешь?
- Не, это если б ты не заплатил…
- И что?
- Заявила бы…
- Куда?
- Куда надо…Мне Нефёдиха посоветовала. Она так одного раскрутила на штуку гринов,
представляешь?
- Дай сюда.
- Да не бойся, я не такая…
- Дай сюда, дура!
- На, на, цего ты в самом деле. Ну, пока.
- Постой. Подожди. Давай курнем.
- Давай.
- Скажи. Тебе нравится этим заниматься?
- А чё? Думаешь, мы хуже других? Мы лучше!
- Обоснуй.
- Маменькины девочки и мальчики – да? – идут на танцы там или вечеринку и
ведь знают заранее, что будут трахаться, но вообразают из себя! Недотроги-целочки! До траха нузно там танцы-шманцы-обзиманцы, а мы честнее. Идем – да? – без выпендреза – трахаться. И за деньги. Те подруги все равно берут – цветами там, морозеным, шампусиком – да? – а мы честнее. И потом – мы следим за собой. Мы не заразим какой-нибудь гадостью. И не пойдем к его маме плакаться, что беременные. Мы честнее…- девчонка говорила с жаром, видно было, что не раз уже обсасывала с подругами эту тему.
- Тебя как зовут?
- Меня не зовут, я сама прихожу.
- Имя у тебя есть?
- Виолетта.
- Значит, Дуня.
- Какая Дуня, ты шо! Я Валя.
- Это уже реальнее…
КАК ВАЛЬКА ВЕРНУЛСЯ ИЗ СТАМБУЛА
Возвращался Валька героем. Постоянно ощупывал задний карман джинсов, где лежали сто долларов, как будто они могли испариться. Йес, он сделал это! И Василиске вез в подарок пак шоколада.
Василиса открыла дверь, просияла, кинулась на шею. Усталый добытчик Валька снисходительно принимал ее воркования. Заволок в комнату тяжеленную сумку с шоколадом, поздоровался с Иркой Волковой, вручил и ей плитку шоколада. Та заохала, рассыпалась в благодарностях и понимающе вымелась из комнаты. Валька устало откинулся на кровати. Василиса уселась ему на колени, в немом вопросе вздернула брови. Валька выгнул таз вверх, залез двумя пальцами в задний карман, вытащил сложенную вдвое зеленую купюру с президентом. Василиса недоверчиво взяла, развернула, посмотрела на свет.
- Настоящие? - с иронией спросил Валька.
- Добытчик ты мой! - наигранно прорыдала Васька и упала ему на грудь в
приступах счастливого хохота.
- Молодец я?
- Еще какой! Голодный, наверно? Давай чаю с шоколадом попьем!
- Я его уже видеть не могу!
- Тогда хочешь, яичницу сделаю?
- Я по тебе проголодался. - Валька завалил Василису на кровать, поцеловал
взасос, встал, закрыл дверь на ключ, расстегнул зиппер джинсов, подошел, взял ее за конский хвост волос, притянул лицом к себе в пах. Василиса не противилась, только удивленно посмотрела снизу вверх. Вот сморщенный его член погрузился в теплый и мокрый рот, стал набухать, язык ее ритмично ласкал головку, скользил круговыми движениями вокруг залупы. Валька закрыл глаза, откинул назад голову. Награда нашла героя! Руки Василисы скользнули ему под свитер, подобрались к соскам, указательными пальцами она стала ритмично касаться его сосков, одновременно наезжая ртом на полностью напряженный, рвущийся кверху бледно-венозный член. Не прошло и минуты, как Валька со стонами кончил, рухнул рядом на кровать. Василиса с полным ртом быстро пошла к окну, склонилась, послышался звук осторожного сплевывания. Брезгует. А в жопу палец сможет засунуть? Как та проститутка? Надо бы попробовать…
- Тебе сколько яиц? - спросила Василиса, с грохом вытаскивая сковородку из
стопки утвари в шкафчике.
- Давай три. Жрать хочу - умираю.
- Я за тебя отмечалась на лекциях, никто и не заметил. Далиловна только
выступала, где Снегов, почему пропускает! - Василиса уходит в коридор, на кухню. Валька лежит в посторгазменной прострации.
Потом Валька жадно ел, а Василиса смотрела на него, подперев щеку рукой – простая русская баба, у которой мужик вернулся с войны. Так по крайней мере ощущал себя Валька, с умилением глядя в лицо любимой. Нос у Васьки в красных надавах. Угри давила. Готовилась к его приезду, красоту наводила. Лучше б не трогала угри свои. А то надавит, нос вспухнет рубцами, гораздо страшнее, чем черные точечки угрей. Валька ее и с угрями любит. Васька может полдня просидеть с зеркальцем и пинцетом - то брови выщипывает, то шелушит-выдавливает что-то, то красит-подмазывает. Потом лежит в маске огуречной. Умора. Огурцы кружочками нарежет и салат на лице раскладывает. А потом требует - съешь салатик. Прямо с лица. Валька ест. Сначала с глаз. Вкусно? Ага. Только майонеза не хватает, ха-ха… Она подрагивает от смеха со сжатыми губами, чтоб другие ломтики со щек не свалились. Валька хрустит огурцом и целует дрожащие глазные яблоки, колкие ресницы, щеки, бахромчатый жадный рот. Правда, Васька почему-то отворачивается, когда он дышит ей в лицо. Валька хотел спросить, может у него воняет изо рта, но стеснялся. Зубы чистил раз по пять на дню. Руки стал мыть чаще обычного. Комплексовал, в общем.
ПРОПОВЕДЬ ДАЛИСА (продолжение)
- Скажите, пожалуйста, почему Господь Бог раз и навсегда не убедит
человечество, что Он существует? Например, явился бы всем людям, показался бы и все знали, что Бог есть, и что Он за всеми следит. И не было бы тогда всех этих безобразий, что творятся на земле последние тридцать-сорок веков.
- Отвечу вопросом на вопрос. Космическая секунда длится семьдесят два земных
года. Как могут ангелы общаться с земными существами, которые живут для них всего одну секунду?
Зал задумался
- Представьте, - продолжал Далис, - вам явился Бог, но чтобы Его увидеть, вам
нужна всего одна космическая секунда, то есть семьдесят два земных года. Сознание человеческое не способно в течение всей земной жизни сложить целокупный образ богоявления, но с другой стороны, вся ваша жизнь есть ни что иное, как лицезрение и восприятие Бога.
Эта фраза стала для меня шоковой. Далис что-то говорил еще, а я сидел как оглушенный. Истинное понимание всегда шокирует. Я представил себе, что вся моя жизнь, эта земля с морями, океанами и горными хребтами в скрипящей крахмальной белизне вечных снегов, с лесами, тайгой и тундрою, облаками, торнадо и землетрясениями, космос с мириадами звезд и черных дыр, Инесса и ее груди, бесконечная калейдоскопическая череда человеческих страстей, оргазмов, взлетов, отчаяний, печалей, убийств и самоубийств, харикири, минеты, войны, предательства, дуэли, пытки, прелестные грудные дети и кровавые палачи, ядерные взрывы, долги, подхалимаж, самопожертвование, заискивания, страх, ужас, маньяки, серийные убийцы, друзья, герои, клиторы и головки пенисов, сокращения перистальтики, вскрытия, гипофизы и упорно сокращающиеся миллиарды сердец, пульсирующая кровеносная система всего человечества, вся эта огромная липкая масса впечатлений, реакций, вибраций и раздражений, - все это и есть Бог. Не весь, конечно, о, конечно не весь! Но какой-то маленький аспект Его исполинской бурлящей энергии, которую и я, малый и сирый, сподобился вкусить. И уже не осуждение Бога за зло мира кипело в моей груди, а благоговейная благодарность за то, что допустил и меня отпить из этой чаши, даровал этот обжигающий глоток, а я в своей убогой самовлюбленной надменности разыгрывал из себя Ивана Карамазова, отвергал Творение на том основании, что не всегда меня в нем ублажали. Мелкий дурак!
ТОК-ШОУ ДЗЮБА VERSUS РЕПЕЦКИЙ
Сначала на экране появилась заставка телепередачи “Горько!”, потом пошли кадры женькиного концерта в Зеленом театре, вот он выходит на сцену, в рваных джинсах, рубашка завязана узлом на пупе, гитара наперевес. Подходит к микрофону, тяжело и гулко вздыхает на весь зал.
- Ох, тяжело переносится удар топором в переносицу!
Резкий басовый «бэнг» струн, удар по барабанам, зал взревел. Репей начал композицию «Старуха-процентщица».
…Прожектор телекамеры выхватывает из темной толпы группу возбужденных подростков. Микрофон мечется от одного к другому.
- Вам нравится Репей?
Дружный хор:
- Да!
- А почему?
- Он такой прикольный, я тащусь. Я его слова переписываю у друзей, другие
группы, вот например, тексты - мы вот не врубаемся, а тут от слов можно протащиться.
- Да, он про наш Крым поет.
- А вы можете что-нибудь процитировать из Репья?
- Да, я могу. Вот – «Гениальней места нет, здесь Ай-Петри и Тибет, Харе Рама,
Харе Кришна, дам по харе, едет крыша, вперемешку хавка, ширка, харакири и минет». Или вот еще…
Камера отразила студию, где за низким столиком в двух креслах сидели Репецкий и Александра Викторовна Дзюба.
- Как жизнь, Евгений? – бодрячески воскликнула ведущая.
- Чи-и-из, - растянул Евгений губы в насильственной улыбке.
- Итак, дорогие телезрители, у меня в гостях сегодня лидер легендарной рок
группы 80-х, как говорится, монстр крымского рока, рок-идол, я бы сказала, рок-идолище и тиранозавр крымского андерграунда, Евгений Репецкий, больше известный в мире музыки как Репей. Здравствуйте.
- Здравствуйте.
Далее последовало теледосье на интервьюируемого – история «Мертвой воды»,
уход из музыки, триумфальное возвращение, создание предвыборного молодежного блока «Будущее Крыма», избрание Репецкого его главой.
- Вот мы просмотрели репортаж с вашего недавнего концерта в Зеленом театре.
Судя по реакции публики, вас помнят, любят. Вы долго отсутствовали. Не жалеете, что вернулись на большую сцену?
Женька выразительно посмотрел в потолок.
- У меня компьютер хоть честно предупреждает – «гружу».
- Не поняла, - замаслила глазки Дзюба.
- Я похож на компьютер?
- Нет, на компьютер вы совсем не похожи, - деланно рассмеялась Александра
Виктровна, - да и грузить вас никто особо не собирается. Итак! Давайте поподробнее поговорим о вашем предвыборном блоке. Как получилось, что вы, бард, певец, и вдруг возглавили молодежный блок «Будущее Крыма». Кого объединяет этот блок, какие цели ставит перед собой? Какой возрастной цензор для желающих в него вступить?
- Знал я одну телеведущую, сразу оговорюсь, что на вас она совсем не похожа,
так вот – она путала ценз с цензором, бемоль с бельмом, кадетов с декадентами, Гогу с Магогой, Гоголя с моголем, Канта с квантом, гомиков с гностиками, стоицизм с приапизмом, Тельму с Луизой, Темзу с Луарой, Луару с Лаурой, а «ноу-хау» считала приветствием североамериканских чин-гач-гу-ков! – последнее слово Репецкий так злобно и зычно, по слогам прогавкал прямо в лицо ведущей, что Дзюба, хотевшая было что-то сказать, открывшая было говорливый свой роток, ошеломленно запнулась и зависла. Как тот самый компьютер. Пытаясь осмыслить Женькину заморочку, «висела» она в мучительной задумчивости секунд двадцать. Очнулась. Потрясла головой.
- Я немного не поняла, при чем тут Темза с Луизой, - криво улыбаясь,
прокашлялась она, - но вы - человек творческий, и ходы ваших мыслей сразу, видимо, не уловишь.
- Я ей говорю, дура! - внезапно заорал Репецкий мимо плеча своей перепуганной
визави некой невидимой виртуальной собеседнице, корча страшные рожи и потрясая в воздухе скрюченными пальцами. - Ты хоть знаешь, как будет по-русски «стрыбун с жердиною»? Нет, отвечает. Василий Бубка, вот как! Она знаете, какая? Сухопарая дылда, ходит в обтягивающих джинсах и видно, что ноги отстоят у нее друг от друга буквой «пэ». Рот накрасит так, что его путают с операцией аппендэктомии, между ресницами вставляет бумажную салфетку, знаете для чего? Чтоб тушь стекающую промокнуть! Откуда их только берут на телевидение? Конечно, на провинциальном ТВ и кулак – шансонетка, но не до такой же степени! Слава богу, что на вас она нисколько не похожа. И знаете, Александра Викторовна, что она мне сказала? – Репецкий так выразительно потыкал пальцем за спину телеведущей, указывая якобы на предполагаемую свою собеседницу, что Александра Викторовна не выдержала и тоже оглянулась в пустоту. - Она и говорит, а какие, мол, задачи, стоят перед вашим пред-вы-бор-ным молодежным блоком, а-а? Признаюсь вам, как на духу, и, надеюсь, вы разделите мой апофеоз - более глупого вопроса я в жизни не слышал! Если блок предвыборный, значит его цель – выиграть выборы. Только конченные коровы этого не понимают. И опоссумы. Вот какие у вас бывают коллеги! Слава богу, не на нашем телевидении. Не на нашем.
На этот раз «компьютер» завис надолго. У Дзюбы даже челюсть отвалилась. Женька меж тем откинулся назад, выпятил муссолинистую челюсть и возвел очи горе. Ведущая, как слепая, щупала подрагивающими руками перед собой, водила по столику, наткнулась на листок, поднесла к глазам.
- Так, - депрессивно бормотала она, водя невидящим взглядом по строчкам. –
Так.
Только что, при всем честном Крыме ее обозвали дурой, обрисовали в чудовищной карикатуре, выставили на всеобщее посмешище, но так, что и возразить было… как бы это сказать?.. некоррэктно! Некто Репецкий меж тем соблюдал невозмутимое молчание и с интересом разглядывал потолок студии.
- Скажите, пожалуйста, - наконец что-то вычитала у себя в шпаргалке Дзюба и
проартикулировала непослушными губами, - какие человеческие ценности хотелось бы вам, человеку творчества, привнести в политику?
Репецкий заметно пригорюнился.
- После плена мне открылось многое в людях, - грустно произнес он, – и доброе и
плохое.
- Вы были в плену? – встрепенулась поникшая ведущая.
- Да, в афганском.
- Что вы говорите? – и Дзюба, как бабочка крыльями, затрепетала густо
накрашенными ресницами. Диалог переходил в цивилизованные формы, у Александры Викторовны даже от сердца отлегло – фу, какая тут ахинея звучала! Этот Репей – прямо какая-то неуправляемая Арлазорова! Или Агузорова?
- Я даже хотел принять ислам, - сокрушенно признался Репей.
- Что вы говорите! Не может быть!
- Может.
- И что?
- Не принял.
- Почему?
- Имя Насрулло не понравилось.
- Евгений, вы так шутите. Я правильно догадалась?
- Какие шутки! – вскричал Женька, вырастая в кресле и распахивая глаза. – Плен,
пытки, бескормица – разве это шутки? Я спасся только трюком с глотанием огня. Племена были так поражены, что сочли меня пророком.
- Какого огня?
- Огненной воды. Племена пигмеев хотели принести меня в жертву, и знаете, по
какой смехотворной причине?
- По какой?
- Я случайно назвал их… пигмеями!
- Позвольте, откуда в Афганистане пигмеи?
- Какой Афганистан? Это Африка! Я поехал на сафари и попал к пигмеям. А они
очень обижаются, когда их называют пигмеями. Предпочитают, чтобы их звали лилипутами. Посадили в котел и начали кипятить воду. Но я знал трюк с глотанием огненной воды и, короче, обратил их в православную веру.
Дзюба беспомощно оглянулась на редактора, даже плечи приподняла в недоуменном пожиме – что делать с диким собеседником, она явно не знала. Спас ее телефон.
- У нас есть звонок в студию! – с облегчение воскликнула она. - Алло, говорите,
вы в эфире.
- Але, але, - старушачий голос, - Слыхать мени аль нет?
- Мы слушаем вас, говорите.
- Я намедни была в магазине, хочу вам пожаловаться!
- У нас не книга жалоб. У вас есть вопрос к Евгению Репецкому?
- Так я и говорю. Магазин той называется секс-жоп! Там такое безобразие, скажу
я вам! Штоб он сгорел, той секс-жоп. У тому секс-жопе только пенисы и продаются. Новый магазин открылся на Блюхера, 30. Кому это нужно? Я семьдесят лет прожила, а такого не видела. Одни пенисы! На Блюхера, 30!
- Да это реклама! – заорал редактор в студии. У Александры Викторовны был
вид усравшегося человека.
Крымские хроники бандитского периода 10 глава
© Copyright: Валерий Финогенов, 2012
Свидетельство о публикации №212010701717
Свидетельство о публикации №212010701717
Рецензии