Предисловие

Хотя повесть основана на реальных событиях,
автор не стремился к исторической достоверности характеров.
Некоторые сцены полностью вымышлены.

…1825 год. Париж окутан туманом грядущего. Низко стелется дымка над Марсовым полем, скрывая и от любопытных глаз, и от дерзкого воображения устремившуюся в двадцатый век Эйфелеву башню. Площадь Согласия безлюдна. Не пробился ещё сквозь мостовую неизвестности египетский обелиск, который станет символом этого места. Пустынна и площадь перед Лувром, где много позже  появится пирамида из невесомого, кристально-прозрачного стекла. Облик Парижа девственно чист, не тронут рукой эксцентричного инженера и мечтательного архитектора.  Горожане не поднимают глаз в негодовании, не щурятся от солнца, пытаясь разглядеть что-то на шпиле железного чудища с Марсового поля. Они с трудом могут подойти к Собору Парижской богоматери, ведь прилегающая площадь сплошь застроена. Где же всемогущее готическое величие Нотр-Дам? Где же металлическое изящество и стройность башни Эйфеля? Где же символы Парижа? Все они окутаны туманом грядущего.
Не развеялся ещё и затхлый дым прошлого. В Пале-Рояль он смешался с чадом ресторанного веселья. В Лувре он растворился в пыли из-под ног посетителей музея. И ещё полвека Парижу жить на пороховой бочке восстаний и революций, чей грохот будет заглушать воскресные колокола Собора Богоматери.
Но сегодня, тихим декабрьским утром, этого грохота не слышно. Город наполнен только привычными, размеренными, будничными звуками: шорохом рессор дилижансов, клацаньем лошадиных подков, свистом извозчиков, редкими, но хлесткими выпадами кнута. То были приятные звуки, они не резали слух подобно визгу шин, грохоту грузовиков и бессовестному завыванию сирен, которыми полнится будущее. О, как тяжело представить музыку Парижа тех времен! Тогдашние звуки нам неизвестны, тогдашний мир мы можем только восстановить, но не прикоснуться к нему.
И всё же представьте: вы медленно ступаете по мостовой Пон-Нёф, касаетесь холодного камня парапета. Ещё несколько шагов – и вы окажетесь на острове Сите, в центре города. Здесь рукой многоликого Архитектора помещен непреходящий символ Парижа – Нотр-Дам.
Перейдя мост, поверните налево и пройдите несколько кварталов вдоль набережной Орлож. В доме 69 расположились оптическая мастерская и магазин Шевалье, управляемые главой семейства, Венсаном, и его сыном, 21-летним Шарлем.
Все без исключения Шевалье занимались оптикой. Откровенно говоря, это единственное, в чем Шевалье были сильны и что приносило им хлеб. После смерти основателя династии мсье Луи младший из его сыновей, Венсан, более двадцати лет работал в отцовской мастерской. Два года назад осуществилась давняя мечта мсье Венсана: он открыл собственный магазин, оставив мастерскую отца двум старшим братьям.  Возраст не отнял у Шевалье-старшего энтузиазма и творческих сил. Он по-прежнему работал в мастерской, совершенствуя ахроматические линзы и камеры-обскуры.
Все надежды Венсан Шевалье возлагал на сына, надеясь передать ему семейное дело. Шарль едва достиг совершеннолетия, а уже работал вместе с отцом в мастерской и обслуживал клиентов в магазине. Передающийся уже в третьем поколении талант оптика порой приходилось пробуждать резким и твердым словом Шевалье-старшего, особенно в те минуты, когда юношеская беспечность брала верх. Детская впечатлительность и любопытство Шарля переросли в наблюдательность и внимательность к посетителям отцовской мастерской. У молодого человека уже был повод гордиться собой: он имел знакомство с владельцем парижской Диорамы, который нередко появлялся в магазине Шевалье («Только не нужно упоминать это имя на каждом углу, сын!»).
Сегодня, как и обычно, Шарль открыл магазин в восемь утра. На минуту пробудились колокола Собора Парижской Богоматери. Погода стояла неважная: дул неспокойный северный ветер. На набережных Сены его ледяные прикосновения были особенно ощутимы. Несколько дней назад небо лениво окропило парижские мостовые первым снегом, который тут же растаял. Парижане не привыкли к зимним снегопадам и пронизывающему холоду, поэтому каждый надеялся, что сегодняшнее утро – всего лишь исключение из правила.
Шарль не ожидал ранних посетителей. Оставив дверь в торговое помещение приоткрытой, он ушел в мастерскую. Несколько минут спустя колокольчик над дверью сообщил о появлении покупателя. Шарль появился в дверях:
- Доброе утро, мсье… - последнее слово застряло у него в горле.
Шарль не ожидал увидеть в дверях такого посетителя. Перед ним стоял юноша не старше 25 лет с непокрытой головой. Неловко сутулясь, он переступал с ноги на ногу. Светло-русые волосы его потрепал гуляющий ветер. Юноша был одет в пальто старого сукна, а вокруг шеи был наскоро обмотан шерстяной платок. В руках он сжимал стеклянную колбу с непонятным веществом.
- Простите, это мастерская мсье Шевалье? – неуверенно спросил вошедший.
- Именно так, мсье. Шарль Шевалье к Вашим услугам.
Юноша оглядел Шарля с некоторым недоумением. Вероятно, на языке вертелся вопрос: «Неужели этот мальчишка – хозяин мастерской?», но посетитель не решился его задать.
Выпрямившись, незнакомец сказал:
- Я хотел бы приобрести камеру-обскуру.
- Пожалуйста, выбирайте.
Шарль подвел посетителя к большой витрине, где за стеклом расположились многочисленные оптические приборы: линзы, микроскопы, увеличительные стекла, телескопические трубки и камеры-обскуры. Юноша с интересом стал рассматривать товары.
Типичная «темная камера» очень проста в конструкции. Это небольшой деревянный ящик с выдвигающейся задней стенкой. В ней проделано оконце, закрытое белой тканью или плотной бумагой – своеобразный экран. Ещё одно отверстие, совсем крохотное, имеется на передней стенке. Солнечные лучи, проходя через это отверстие, отображают на экране предметы, о которые преломляется свет. Выдвигая экран, можно регулировать размер полученного изображения.  С недавних пор вместо простого отверстия камеры-обскуры стали оснащать объективами, подобными тем, что Венсан Шевалье устанавливал в свои приборы, а экраном стало служить матовое стекло. Благодаря такому усовершенствованию изображения становились четче, а контуры предметов – яснее.
Именно такие «темные камеры» занимали сейчас внимание молодого человека. Внимательно рассмотрев каждый прибор, он обратился к Шарлю:
- Сколько стоит эта камера? – незнакомец указал на ту, что стояла во втором ряду.
- Пятьдесят франков.
- Хм. А эта?
- Сорок франков, мсье,  - отвечал Шарль.
- Покажите мне самую дешевую камеру-обскуру, пожалуйста, - с чуть заметным негодованием попросил юноша.
- Это и есть самая дешевая, мсье.
- Какая досада… - вздохнул молодой человек.
На несколько секунд воцарилось молчание. Юноша уже сделал шаг к входной двери, как вдруг обернулся. Голос его зазвучал ярче:
- Послушайте, уступите мне эту камеру за тридцать пять франков! Она мне необходима.
- Боюсь, это невозможно. Мы не делаем скидок, - невозмутимо отвечал Шарль.
- Послушайте, я провожу эксперименты со светом. С помощью хорошей камеры я смогу закрепить изображение, которое появляется на матовом стекле. Вот, взгляните! Я добился результатов, - юноша не сдавался, он даже усилил наступление.
Незнакомец кое-как освободил шею от шерстяного платка, расстегнул пальто и достал сложенный вчетверо листок бумаги. Протянув его Шарлю, юноша повторил:
- Взгляните же! Эту картину написал свет!
Шарль послушно развернул лист бумаги и увидел лишь странное изображение: несколько размытых пятен различной формы, в чьих контурах с трудом угадывались какие-то городские постройки.
- Как Вам удалось получить это изображение? – с любопытством спросил Шарль.
- Я использую этот раствор, чтобы придать светочувствительность пластинкам из меди. И я научился «размножать» такие картины! Но моя камера никуда не годится, и изображения получаются размытыми.
- Интересно. Что это за раствор?
Юноша как будто не слышал.
- Так Вы уступите мне эту камеру за тридцать пять франков?
- Я бы с радостью, но…
Но Шарль не мог этого сделать. Товары, выставленные на продажу в магазине Шевалье, были известны высоким качеством и…высокой ценой. И такая цена была вполне оправдана: изготовление каждого оптического прибора требовало больших затрат и времени. У Шевалье не было возможности поставить на поток свое дело. Каждый предмет изготовлялся вручную. Поэтому всякий посетитель мастерской на набережной Орлож должен понимать, что за качество приходится платить.
-  Камера нужна мне вовсе не для забавы.
- О, я прекрасно понимаю, что Вы пытаетесь сделать, - с улыбкой отвечал Шарль Шевалье. – Вы хотите закрепить изображение, полученное при помощи камеры-обскуры. Но это не так просто. Я сам столкнулся с этой проблемой.
- Вы? Вы тоже занимаетесь этим? – радостно переспросил незнакомец.
- В какой-то степени.
В душе Шарля проснулось сомнение – то неприятное чувство, что заставляет неуверенно перешагивать с ноги на ногу (а иных – метаться от стены к стене в поисках решения). Теперь юноша увидел в Шарле единомышленника, ухватился за него в надежде на понимание. И ведь ничего не стоило уступить этому бедно одетому незнакомцу и сбросить цену на пять франков. Шарль не отвернулся от юноши, давая понять, что сделка не состоится ни при каких условиях. Шарль ещё был юн, и ему были чужды холодная расчетливость дельца и липкое вымогательство рыночного торговца. И тот, и другой преследовали исключительно финансовую выгоду. К Шарлю Шевалье это не относилось.
- Вам может помочь мой отец – Венсан Шевалье. Он владеет мастерской и, возможно, снизит цену.
-  Он сейчас здесь?
-  Нет, отец вернется через полчаса. Не угодно ли Вам подождать?
- Нет, нет! - возразил незнакомец.- Я должен спешить. Пожалуй, я вернусь в другое время. И уже с нужной суммой. Я обязательно приду за своей камерой. А пока возьмите этот флакон. Это доказательство моих серьезных намерений.
- А Ваш… рисунок, мсье? - спохватился Шарль.
- Нет, нет, оставьте себе. Я вернусь и заберу его. В любом случае, даже если я не появлюсь здесь, Вы и Ваш отец всегда сможете найти меня по адресу: улица Сент-Оноре, дом… Нет, адрес ни к чему, я обязательно приду, - рассеянно, словно для самого себя, говорил юноша. -  Через два-три дня.
- Хорошо. До свиданья, мсье.
Дверь захлопнулась. Вместо незнакомца легким звоном попрощался колокольчик. Шарль пожал плечами и ещё раз взглянул на лист бумаги, который ему отдал первый посетитель. Перевернув листок, Шарль взял перо и аккуратно вывел: «Улица Сент-Оноре», а затем подумал: «Нужно обязательно рассказать об этом мсье Дагеру!».