Вампир Улин. Три дня до вечной жизни. 3

III.
- Постой. - Юноша внезапно остановился. - Я помню это место. Это как раз та дорога. Вон там в стороне, кажется, была маслобойня.
- Верно. Она и сейчас почти там же, только в новом здании. Старое разрушилось во время урагана пол века назад. - Мужчина указал рукой на холм.
- Наверно там еще живут потомки тех, к кому я босым мальчишкой прибегал посмотреть как бьют масло. Может позже сходим поглядеть. Смотри, а вот ручей...

Солнце перевалило за полдень и припекало. Пегая кобыла замедлила шаг — так повелел всадник. Лоснящаяся холка животного вздрагивала, когда на нее капала горячая капля и медленно стекала к ногам. Алин не утирал слезы, пусть льются. Мама говорила, что если тяжело, и на душе кошки скребут, поплачь — полегчает. Отец конечно говорил, что воину слезы не к лицу, но потом, когда никого не было рядом, отец сказал, что в одиночестве и воин может облегчить душу слезами. Сейчас никто не видел Алина кроме его кобылы, но она не осуждала его за жгучие соленые капли, которые пропадали в дорожной пыли, оставляя темные пятна.
На пути протекал холодный родник, и Алин остановился напоить лошадь. Горе душило его, и он делал все машинально, но, умывшись студеной водой, он смог собрать свои мысли воедино и вернуться в реальность. Не понимая, он осмотрелся по сторонам и сказал своей пегой кобыле:
- Ну что, Красавица, наверное я ошибся, а может нужно еще немного времени. Пусть она подумает в одиночестве.
Кобыла приподняла голову и повела ушами, потом дернула головой, словно соглашаясь с хозяином.
- Вот и ладно.
Получив надежду, юноша немного повеселел и, взобравшись на лошадь, поспешно отправился дальше.
Остаток пути Алин провел в полном молчании, а про себя возносил молитву Светоносному Рестару. Юноша не умел молиться, но все же надеялся, что его несвязные мысли услышит Даритель Жизни. И, видимо, это произошло, потому что вскоре на Алина сошло успокоение.
Когда всадник оказался во дворе замка, подбежавший за лошадью слуга сообщил, что мать ожидает его в саду.
- Здравствуй, сын, - поприветствовала женщина, устало, но ласково улыбнувшись.
- Здравствуй, мама.
- Как прошла твоя поездка в город?
Алин напрягся и сжал губы. Он попытался ответить как можно беззаботнее, не глядя в глаза матери, но голос его сильно дрогнул.
- Все хорошо.
Мать заглянула сыну в глаза и взяла его за руку.
- Мне так не кажется. Что случилось?
Алин резко отвернулся, пряча слезы. Мать не стала настаивать на ответе, тем более, что ей казалось она знает его. Женщина лишь погладила сына по смолистым волосам и спине. Тот не ушел и вскоре ответил, справившись с собой.
- Она сказала, что все кончено. Мне было так холодно и больно. - Юноша сжал кулак возле груди, пытаясь изобразить свою боль.
- Я ожидала этого. Между вами давно назревала грозовая туча. Следовало ожидать, что рано или поздно грянет гроза.
- Но ведь гроза не на вечно. Она выдохнется, и снова будет ясное небо. - С надеждой произнес юноша.
Женщина покачала головой, подбирая слова.
- Боюсь это не та гроза, которая иссякает. Этой нет конца и края, как той, которая вечно кружит над Бездной.
Глаза Алина вновь заблестели от слез, но мать поспешила его успокоить.
- Не расстраивайся. Ты молод, красив, из знатного рода. У тебя еще все впереди и ты сможешь еще полюбить...
- Да как ты не понимаешь, - взорвался юноша, - если я полюблю другую, я стану предателем, и тогда медяк — цена моей любви. И плевать я хотел на все правила, установленные для благородных. Моя жизнь — это только моя жизнь. Я поклялся, что буду любить ее до конца жизни! И еще надеюсь...
Мать, выслушав последний аргумент, не нашла что ответить и опустила глаза. После недолгого молчания она все-таки произнесла:
- Мне кажется у этой истории нет будущего. А твоя надежда лишь продлевает мучения. Не лучше ли оборвать их сейчас?
Больше хозяйка ничего не сказала и, подхватив со скамейки вышивание, удалилась вглубь дома. Алин опустил голову, уставившись на запылившиеся мыски своих красивых сапог. В его сердце вновь вернулись беспокойство и страх.
«А вдруг мать права, и я напрасно надеюсь? Но ведь если я сейчас не буду надеяться, у меня больше ничего не останется. Тогда и жить незачем».
Он думал об этом, пытаясь убедить самого себя в невозможном. Рыдания рвались наружу, но юноша уже сдерживал их натиск железном затвором воли и мужества. Алин шел к своей комнате тяжелым нервным шагом. Войдя в свою комнату, юноше не нужно было больше скрываться от посторонних глаз. Слезы просто текли и текли по щекам. Алин прислонился к двери и сполз на пол. Тело его сотрясалось в беззвучных рыданиях. Руки, до боли сжатые в кулаки, колотили гладкие доски пола. Потом юноша начал метаться по полу, нанося удары по всему, что подворачивалось под руку. Через некоторое время напор горя ослаб и отступил в глубину, чтобы набраться сил, а обессиливший опустошенный юноша остался лежать на полу, свернувшись в клубок. Дрема подобралась незаметно, погрузив страдальца в короткий тревожный сон.
Очнулся он внезапно, резко, будто долго пробыл под водой без надежды на единственный глоток воздуха, вдруг вынырнул из черной пучины, но волна снова накрыла его. Алин раскинул руки, запрокинул голову и зажмурился.
«Пусть лучше я умру сейчас, - думал он, - пусть. Так будет лучше для всех. Я уйду в мир забвения, исчезну. Через год обо мне и не вспомнят. Хочу чтобы прямо сейчас по моему горлу неожиданно полоснули острым ножом. Я увижу красный туман, почувствую соленый вкус крови во рту и недостаток воздуха. Потом все кончится. Но этого мне не дано. Наверно я буду медленно угасать. Что же, теперь я на это согласен».
Алин вздохнул и поднялся. Небо быстро темнело. На стенах сменялась стража, слуги неспешно зажигали факелы на внутренних стенах замка. Ворота уже заперли на ночь. Отец вернется не раньше чем через три дня - дела задерживали его при дворе князя. Да, пока отец старается ради процветания семьи, его сын мечется в любовной горячке и безумии. Как можно? Алин даже усмехнулся. Он стоял возле окна, покачиваясь с пятки на носок. Глаза были полуприкрыты опухшими веками. Звуки, доносившиеся со двора, казались резкими, запахи неприятными. Вечерний ветер, врывающийся в распахнутое окно, липкими прикосновениями бесцеремонно ощупывал лицо, шею, руки. Алину показалось, что пространство вокруг него сжимается и пытается связать его, обездвижить, обезволить, подчинить. Юноша упорно сопротивлялся. Он вглядывался в блеск факелов, но сквозь наползающую пелену слез они были похожи на огненных демонов, которые машут над косматой головой множеством рук и хвостов.
- Нет... - Прошептал Алин. - Я не трус. Очень просто было бы прервать все вот так.
Он решил не поддаваться безумию. Нужно быть стойким и решительным. Это все, что сейчас он мог бы сделать. Повернувшись спиной к окну, юноша подошел к столу, достал лист бумаги, перо и чернила, зажег свечу. Темнота расступилась, но стала плотнее в углах. Мрак в отдаленных местах комнаты стал похожим на какие-то двери и проходы, ведущие в никуда и до ныне скрытые от человеческого глаза. Этому мраку сопутствовала тишина, но не такая, которая бывает в весеннюю ночь. Эта была такой, как в старом заброшенном замке, где пыльные паутины глушат все звуки, а пустота вокруг не порождает новых.
Но Алина не пугал ни зловещий мрак, ни мертвая тишина. Он с головой погрузился в письмо, в котором намеревался рассказать Эднельге о том же самом, что и раньше, только другими словами. Писать было трудно. Ладони потели, рука тряслась, а мысли выскальзывали из разума, не успевая стать буквами на бумаге. Не находилось нужных слов, чтобы девушка, прочитав, все поняла, оттаяла, поверила. В голову лезли какие-то зарифмованные строчки. Тогда Алин стал записывать их. 

Ты помнишь нежные слова,
Когда была любовь жива?

Через мгновение озарение погасло, и юноша, сжав губы от досады, зачеркнул написанное. Он прикрыл глаза и попытался вспомнить улыбающийся синий взгляд любимой и веснушчатое лицо. Но вместо этого он увидел искаженное высокомерием лицо с ледяным взглядом и растянутыми в победной усмешке едва розовые губы. «Все кончено... Теперь все так... Уходи навсегда!» - говорили они. Алин открыл глаза, не в силах смотреть на эту маску, слышать звенящий, как сталь, голос. Он на миг замер, проследил как застывает на столе воск и снова склонился над бумагой, встав на тонкий мостик озарения.

Твои слова, как нежный яд.
От них мне больно, но я рад.
Они как хлыст, они как кнут,
И глубже плоти достают.
Без них же мне еще больней.
Приди на помощь мне скорей!

Алин откинулся на спинку стула, и, подумав мгновение, снова все перечеркнул. Он отложил перо и потер переносицу. Во рту пересохло, и шершавый язык стал припухать. На такой случай в комнате молодого хозяина всегда можно было найти кувшин с легким вином. Юноша потянулся к кувшину, но внезапная судорога пробежала по руке, и кувшин, выскользнув из пальцев, разлетелся на сотню осколков, разбрызгивая по полу вино.
«Как мое сердце». Подумал он.
Носком сапога Алин тронул крупный осколок и неожиданно усмехнулся, а потом засмеялся в голос, запрокинув голову. Спутанные черные волосы поблескивали в свете свечи. И глаза снова блестели от слез. Юноша, разозлившись на себя за малодушие, рукавом утер с лица мокрые полосы и, вновь склонившись над листом, стал терпеливо собирать свои вздорные мысли.

На облака ты подняла
И руку властно протянула,
Но только крыльев не дала
Перед тем, как вниз столкнула.

Снова не то, и Алин, чуть не сломав перо, затушевал свои слова, оброненные на бумагу.

Я жить хочу, но не могу,
Стоять хочу, но все бегу.
Один хочу быть - ты со мной,
И со мною голос твой.
И со мной твои глаза.
В них летний зной и в них гроза.

Алин остановился. Перо зависло над листом, не решаясь продолжить. Брови юноши сошлись на переносице, а темные глаза потемнели еще больше. Написанное он оставил незаконченным, но и не зачеркнул. Макнув перо в чернильницу, Алин продолжил.

Хочу погибнуть от твоей руки прекрасной,
Тогда не буду жизнь считать напрасной.
Прошу тебя, пусть будет так.
Заранее с благодарностью, твой раб.
Уж коль совсем меня убить ты захотела,
Тогда не медли и берись за дело.
Я не смогу делить свою любовь на нас двоих...
Почту за счастье смерть от нежных рук твоих.

Перо остановилось и поставило точку. Алин кивнул, перечитав строки, взял чистый лист и переписал заново, выводя каждую буковку. Внизу листа он поставил свою подпись и, накапав, горячего маслянистого воска, закрепил печатью, которую хранил в столе. Он бережно свернул послание и положил на край стола. Не далее как завтра девушка прочтет его слова. Что она поймет из этого? Только сам Алин знал важность и смысл этих слов, знал чем они наполнены и что для него значат. Для него одного.
Свеча погасла, и в комнате воцарился почти полный ночной мрак, кое-где прорезаемый прямыми лучами луны. Тишина теперь не казалась такой пустой и мертвой. За стеной мирно посвистывал сверчок. На дворе во влажном воздухе потрескивали факелы, которых на ночь осталось не так много, только для того, чтобы осветить стражам их посты. За стеной замка подавала звуки ночная птица, едва слышно шелестела листва и поскрипывали стволы. Под эти ночные звуки Алин заснул. Он чувствовал за собой выполненный долг, пусть маленький, но все же. На сегодня он все решил, а завтра... Это он будет решать завтра.
Сон подкрался быстро, набросив на голову непроницаемый для света и звука мешок. Юноша заснул без снов и видений просто для того, чтобы отдохнуло усталое тело и восстановился порядок в мыслях.

Утро было солнечным. Рассвет удивил мир разнообразием розовых оттенков. Было полное безветрие, а значит день обещал быть жарким и душным. От дороги уже поднимались клубы теплого воздуха, хотя время было раннее.
Алин проснулся бодрым и обновленным. Первым делом он проверил сохранность и реальность послания. Оно лежало там, где оставил его вчера юноша. Наскоро одевшись, он выбежал на двор и, поймав подвернувшегося слугу, сунул ему письмо.
- Отдашь посыльному. Пусть отнесет Эднельге. Он знает где это. Торопись!
Слуга в недоумении убежал по поручению, а юноша отправился обратно в свою комнату. Он спешил, не желая встретится с матерью в коридорах замка. Та наверняка захочет узнать о результате ночных раздумий сына.
В спокойной утренней обстановке он чувствовал себя превосходно. Вчерашние горести и переживания превратились в легкую дымку сомнений, да и те терялись на фоне всеобъемлющей надежды, которая воцарилась в сильном сердце. Не сегодня и не завтра, и даже не через месяц его надежда оправдается, но когда-нибудь. В таком порыве Алин стал строить планы на день. В отсутствие отца вся письменная работа по проверке подсчетов ложилась на сына, будущего хозяина. Вообще бумагами занимались специально обученные люди, но господину все равно необходимо было проверять их работу, что бы те ничего не напутали и делали все во благо своему господину. Дела семьи процветали и приносили хороший доход. Алин не мог позволить, что бы из-за его любовных переживаний, которые отвлекали его от семейных дел, щедрый источник стал иссякать. Поэтому Алин, молодой господин, приведя себя в порядок, отправился в библиотеку.
До завтрака оставалось немного времени, которое он хотел бы провести с пользой для семьи. Тем более, что мама, узнав об этом, будет рада, что сын избавился от своего любовного недуга. А может быть после работы он выйдет во двор и потренируется с мечем. В библиотеке было прохладно и сумрачно, пахло книгами, старыми и свежими переплетами, а так же кожаными корешками. В этой обстановке юноше стало совсем спокойно, и он смог сосредоточится на работе. Он, прищурив глаза, осмотрел книжные стеллажи, которые вздымались под потолок. На них хранилось множество книг, свитков и просто беспорядочные стопки листов. Эту библиотеку можно было назвать гробницей чьих-то древних мыслей. Она была здесь еще до рождения отца и наверняка пребудет и после смерти Алина. А что бы перечитать все, что здесь хранилось, не хватило бы одной человеческой жизни.
Молодой господин вдохнул затхлый воздух и сел за огромный дубовый стол, расположенный под лучом света. Достав из стола расчерченные и исписанные отцовской рукой бумаги, чернильницу и перо, он погрузился в изучение документов.
Во дворе прозвучал рожок, призывающий хозяев на утреннюю трапезу. Алин отложил бумаги, откинулся на высокую спинку и с удовольствием потянулся. Затем он неспешно отправился в столовую. Он не торопился встретится с матерью, не хотел ничего рассказывать и объяснять. И вообще он жалел, что ее догадки не остались лишь догадками.
Завтрак был изумительным. Изощренность блюд, подходящих под жаркую погоду, когда есть особо не хочется, удивляла Алина. Прекрасным было и заморское вино из неизвестных фруктов, поданное к столу почти ледяным. Юноша сидел за столом, когда в столовую вошла мать. Она улыбалась, но глаза блуждали по лицу сына, в поисках тени горя, разочарования или хотя бы грусти. Женщина была удивлена получив от сына ответную улыбку.
- Доброе утро, госпожа! - Как обычно поздоровался юноша. В его голосе не было и тени печали.
Женщина очень обрадовалась этому. Она ожидала увидеть сына мрачным и бледным от бессонной ночи, проведенной в страданиях и раздумьях. Но, похоже, молодой человек сам справился со своими чувствами, и мать не хотела напоминать ему о переживаниях вчерашнего дня, поэтому завела обыденный разговор.
- Как тебе спалось, милый?
- Отлично! Я не чувствовал себя таким отдохнувшим с рождения.
Алин с аппетитом поглощал овощное пюре.
- Мама, сегодня я буду работать в библиотеке. Но если приедет посланник из города, немедленно отправь его ко мне.
Мать кивнула и продолжила трапезу. Ей еще не было известно о письме, которое сын отослал в город утром.
- Ах, да. - Встрепенулась вдруг госпожа. - Утром от отца пришло известие. Он прибудет завтра. Он успешно завершил дела, и его больше ничего не держит в чужих краях.
- Это просто замечательно! Честно говоря, я так соскучился по отцу, да и домашние дела требуют его вмешательства. Тем более мне не терпится рассказать про свою удачу на охоте.
- Мне кажется, ты и без него отлично справляешься со всеми делами.
- Да, это так. Но есть документы, требующие его подписи. И вообще, без хозяина дом не полон.
- Ты прав. Я тоже скучаю по мужу. Но скоро и ты станешь хозяином, ведь ты наследник.
- Я не хочу торопить эти времена. И вообще не хочу, что бы они наставали.
- Это неизбежно для всех. В свой черед ты будешь втолковывать это своим детям.
Женщина посмотрела через окно мимо двора на дорогу, будто ожидая, что на ней появятся всадники, направляющиеся к дому. Но всадника так и не появилось. Над дорогой по прежнему носились ласточки.
- О чем ты так задумалась? - Спросил Алин с набитым ртом.
- Посмотри за окно. Что ты там видишь?
Алин послушно перевел взгляд на дорогу за ворота, оглядел луг справа и слева от нее, на всякий случай пробежал глазами по горизонту.
- Ничего особенного. - Юноша пожал плечами. - Похоже ничего не изменилось. Мама, я не могу разгадать твою загадку.
- Посмотри на небо, сын... - Не отрывая взгляда от небес, промолвила мать.
Алин сделал то, что она просила.
Небо, который день чистое с жарким весенним солнцем посередине, стало затягиваться облаками на севере. Они были белыми, на плотными. Пока они разрозненными стаями плыли по небу, но к вечеру они объединяться, и тогда дождя не миновать.
- Грядет гроза... - Прошептал юноша.
- По-моему, самое время смыть все, что было. И начать что-то новое.
- Да, пожалуй. - Согласился сын.
Мать лишь кивнула головой и улыбнулась. Алин покончил с завтраком и с наслаждением выпил холодное не пьянящее вино. Потом поклонился матери и отправился работать.

Бумаг было много. Все они требовали проверки и перепроверки, расчета и пересчета, и наконец сортировки и нумерации. Алин терпеливо со знанием дела разбирал документы, сосредоточенно считал, иногда, задумавшись, использовал пальцы, что строго на строго запрещал отец. Устав считать, он заполнял послания и распоряжения. В общем, работы было хоть отбавляй, но молодой хозяин, ловко орудуя пером, не хуже чем мечем, расправлялся с легионами не подписанных бумаг, не расчитаных сделок, и неоформленных поручений. Отдыхать, правда, приходилось только за обеденной трапезой и в краткие мгновения ленности, которые юноша испытывал крайне редко и безжалостно отметал это чувство.
Так за целый день Алин разобрался более чем с сотней дел, которые требовали господского вмешательства. Юноша освободился только к ужину, да и то после трапезы он должен был кое-что закончить. Ел он медленно, и по всему было видно, что молодой господин утомился. Шутка ли, целый день просидеть над бумагами, как согбенный старец. Ответа от Эднельги так и не пришло, но где-то после обеда он его уже не ждал. Что-то будто переломилось внутри. Он устал бороться.
- Я надеюсь ты закончил, Алин? - Спросила госпожа, с заботой глядя на сына. Последовало молчание. Алин, не отрываясь, смотрел в одну точку и медленно жевал.
- Алин? - Позвала его женщина.
- Да... - юноша встрепенулся. - прости, я, кажется задумался и не слышал что ты сказала.
- Ничего, милый, ничего. Тебе нужно отдохнуть.
Алин согласно кивнул и устало улыбнулся.
- Тогда я пойду. - Он встал и побрел в свою комнату.
Юноша устроился на балкончике в плетенном кресле. Он полностью расслабился и стал наблюдать за заходом алого солнца. Хотя небо и вправду затянули темные облака, западный горизонт пока оставался неприкосновенным, а над ним красный закат, который подсвечивал непроницаемые тучи снизу.
«На что же это похоже? - подумал Алин. - Пожалуй на то, что небо истекает кровью как раненое сердце. Кровь застывает и темнеет, превращаясь из красной в багровую, а из багровой в рубиновую. Боги, как же красиво! И зловеще. Вот она какая — смертельная красота, когда день умирает. Пока я знаю только две вещи, обладающие убийственным великолепием — это небо на закате перед грозой, и моя любовь к Эднельге, которая убивает как яд — изнутри и медленно».
Алин почувствовал, что его глаза вот-вот сомкнуться, и он провалится в сон. Ему совсем не хотелось заснуть в кресле на балконе, если вдруг пойдет дождь. Поэтому юноша сделал над собой усилие и ушел в комнату. Там горело всего три свечи в высоком подсвечнике, но после созерцания заката свет этих свечек показался юноше тремя искорками, не более. Ему показалось, что комната погружена во мрак, как вчера. Однако уже через несколько мгновений Алин смог различать предметы, освещенные мерцающем пламенем. Из окна веяло свежестью, которая бывает перед грозой.
Молодой господин лег на кровать и закрыл глаза. Он, наверное, уснул, но кожей почувствовал в комнате чье-то присутствие. Юноша резко открыл глаза и вгляделся в темноту. Темнота была почти черной, но среди нее было уплотнение в виде человеческой фигуры. Алин попытался вскочить, но успел лишь откатится по кровати влево, когда неизвестный прыгнул в его сторону. Незнакомец был быстр как молния, которая народилась в грозовой туче. Он сильной хваткой стиснул плечи Алина и прижал его к кровати. Тот попытался вырваться, но все усилия были тщетны. Незнакомец был очень силен. Тогда юноша хотел позвать на помощь, но крик застрял в горле, когда незнакомец приблизил свое лицо. Он был худощав и бледен. Губы были настолько серы, что сливались с лицом и походили на тонкую нить. Но одного взгляда в глаза незнакомца хватило для того, чтобы понять кто пожаловал сегодня вечером в комнату молодого господина. Тело Алина с головы до пят сковал страх. Глаза неизвестного светились холодным светом. Они не блестели, отражая огонь свечей, а излучали свой внутренний свет. Только одно существо обладало таким взглядом. Сегодня вечером Алин повстречался с вампиром. А все, кто хоть немного знал про них, знали так же и то, что встреча с ними для всех людей кончается одинаково плачевно.
После короткого взгляда, который длился всего пару мгновений, Алин почувствовал холод и укол на шее слева. Это не было больно. Боль была потом. Ему показалось, что из него тянут жилы. Он чувствовал как кровь убывает из тела, как сердце, бьющееся в бешеном ритме страха, сжимается, как напряженные вены пустеют. Стало не хватать воздуха. Алин уже не чувствовал рук и ног, он ощущал только холодное дыхание на своей щеке. Это продолжалось не долго. Уже находясь на гране беспамятства, Алин почувствовал как вампир оторвался от него. Тело свела болезненная судорога, из горла с последним глотком воздуха вырвался хрип, после этого внешний мир стал таять, а юноша не слышал больше ничего, кроме угасающих ударов сердца. Перед ним распахнулись багровые Врата, ведущие в смерть. Внезапно зловещий голос окликнул его по имени.
- Ты хочешь жить.
Алин, уже не осознавая себя, пошевелил губами.
- Да...

Воин резко остановился на вершине холма, глядя в даль. Музыкант от неожиданности чуть не врезался тому в спину. В эту ночь небо венчала полная луна, от чего вокруг было очень светло и можно было разглядеть окрестности. Воин увидел густой лес за лугом, на котором днем паслись кони, а чуть южнее был холм. За тем холмом раскинулось еще одно пастбище, на краю которого лежал в руинах древний замок. Там было его гнездо, которое он покинул почти два века назад без надежды вернуться. Но сейчас эти места уже не были для него родными. Сейчас здесь был другой мир, и даже самый древний старик не помнил ни самого замка, ни семьи, которая там жила. Видимо поэтому прогулка по этим местам не причиняла боли.
- Что было потом?  - Глаза музыканта блестели от любопытства и нетерпения.
- Потом? - Спросил собеседник и повернулся, сверкнув глазами. - Потом он сделал меня таким.
- Как он это сделал? Как вы это делаете?
- Я не помню точно, я лишь слышал...

- Тамер, божество Вечной ночи, прими под свою опеку, еще одно дитя. Храни его от солнца, питай его кровью. Даруй ему жизнь вечную. Если прервется она, то только по воле твоей. Его имя будет от ныне венчаться именем твоим и моим. Ума-Белоу-Алин-Тамер-Арут. Пусть соединиться кровь мертвая и кровь живая. Да будет так!
Стоя на пороге багровых Врат, Алин слышал эти слова как шепот, как едва различимый писк комара. Потом его губ коснулось что-то холодное. Он облизал губы сухим языком. Во рту стало солоно. Потом снова и снова. Через несколько мгновений он с жадностью глотал холодный соленый напиток с явным железным привкусом. Он не думал о том, что это могло быть. Просто сейчас очень хотелось пить, и он пил. Наконец он смог вдохнуть не глубоко и судорожно.
А дальше все было снова. Болезненная судорога, выгнувшая тело дугой, бешеный ритм сердца, драгоценные глотки воздуха. И наконец спасительное беспамятство.
Очнувшись, он не стал открывать глаза, а прислушался к себе, к своему телу, ища подтверждение тому, что произошедшее было лишь частью кошмара. Но он не ощутил живого трепета в теле, а лишь слабый ток холодной крови и подрагивание сердца. Нутро терзал новый необъяснимый, не изведанный до ныне голод. Все тело покалывало, и становилось все холоднее. Откуда-то он узнал, что в комнате больше никого нет.
Наконец Алин решился открыть глаза. Он увидел мерцающую темноту комнаты по другому, не как прежде. Юноша поднял руку и дотронулся до шеи, куда, как он помнил, укусил его вампир. Под остывающими пальцами плоть и кожа зашевелились, становясь цельными. Раны исчезли без следа. Новорожденный вампир медленно поднялся, еще не веря в произошедшее, но уже явственно чувствую свое перевоплощение. Алин подошел к медному листу у двери, но не посмотрел в него сразу. Набравшись смелости он поднял глаза и не увидел свое привычное отражение. Вместо этого он увидел противоположный угол комнаты, затерявшийся во тьме. Юноша вскрикнул и уперся с медный лист лбом и ладонями. Отражение по прежнему оставалось неподвижным убранством комнаты. Алин судорожно вздохнул. Его сковал страх.
«Все кончено, - подумал он. - Все осталось позади.»
Внезапно эта мысль стала успокаивающей, а произошедшее с ним оказалось спасением.  Его душа — от ныне не человеческая — возликовала.
«Я свободен! - Воскликнул про себя юноша. - Я клялся любить Эднельгу до конца жизни. Вот он конец жизни, но начало чего-то нового».
Теперь его новая сущность представилась ему ни чем иным как новым, опасным, а значит увлекательным приключением.

- Глупец! Я был мальчишкой. Я восторгался и ликовал. Прежний я не знал как придется существовать, испытывая лишения и унижения. Как придется скрываться от людей и в первый раз убить. Алин не знал, что весь остаток существования — а у вампиров он бесконечен — он проведет в вечном бегстве от людей, от судьбы, от жажды. Он даже не предполагал, что потеряет все и всех, кого знал и любил. А судьба будет насмехаться, неоднократно толкая на грань окончательного уничтожения, но всякий раз протягивая нить спасения.  Я не знал как горько расстаться с жизнью, но не умереть.
На этот раз остановился музыкант.
- Ты можешь сделать меня подобным себе?
Черные глаза вампира расширились от удивления.
- Ты, наверно, меня не расслышал? Это ужасно.
- Слушал и слышал. Я все верно понял, не сомневайся.
- Ты не дорожишь своей жизнью?
- Мне казалось, что дорожу. Но, глядя на тебя, вдруг понял насколько она мала, скучна и сера. Я вижу лишь одну свою звезду. Тебе же дана возможность созерцать всю бесконечность неба с мириадами звездных искр. Тем более, что моя звезда скорее всего погаснет вскоре. Знаешь, люди боятся умирать.
- Знаю. Но я не сделаю того, о чем ты просишь. И не смей думать об этом. Ты благодарный слушатель. Я буду рассказывать дальше, если позволишь.  Я верю, что у тебя хватит воображения представить все то, о чем я буду говорить. И, поверь, когда нам придет время расстаться, ты будешь дорожить своей человеческой жизнью в сотни раз больше чем прежде.
- Я внимательно слушаю.