Так было

  Погожий весенний денек на дворе. Сидим мы, мальцы, в возрасте восемь - десять лет на бревнышке и, затаив дыхание, слушаем, что с надломом в голосе, как бы через силу, говорит нам дед Митрич, наш сосед. Он уже старый очень, я думаю, лет сто ему в обед будет. Старый то он старый, но рассказчик еще тот. Вот и сейчас мы, оставив свои забавы, тихо сидим здесь, подле него, и слушаем его неторопливый говор.
   - Бывало рано, рано, на утренней заре маманя в бок толкнет, говорит: «В поле пора, сынок». А вставать в такую рань оно совсем не хочется. Потом постельку теплую покинешь и во двор босяка. А там уже браток мой старший. Справный, я вам скажу, был мужик. Рост - о. Ручищи - о, - дед Митрич замахал руками, а потом закончил, - ноне нет таких мужиков, измельчали.
   Так, на чем я остановился? Да, во дворе брат мой ужо лошадь запрягает. А в телеге все, что в поле нам пригодится: зерно в мешках, лукошко, борона, а поверх бороны косуля. Да вы и не знаете, пострелы, что это такое. Запомните, - чтой-то вроде плуга. Не сохранилось у меня, а то я вам бы показал. Чему вас только в школе учат, если вы даже не знаете, чем ваши деды в поле работали? Во времена пошли….
   Поворчав так немного, он замолчал. Мы не шевелились, ожидая продолжения рассказа.
   - Умоешься, бывало, водичкой студеной, - продолжил рассказчик. – Брат, тот на телегу меня посадит. А я к широкой, крепкой его спине прижмусь и опять засну. Чую, он по голове меня тихо гладит и говорит: «Вставай, пострел, зорьку алую проспишь». Открою глаза, и то, правда. Уже первые лучи из-за пригорка показываются. Скажу вам, отродясь, ничего краше зорьки утренней не видел. А поле то, поле, что живое, так и дышит! Вот ей Богу не вру! Сразу понятно, почему говорят: «Земля наша - матушка кормилица». Взаправду живая, так и говорит: «Пора», - говорит, - «Сеять пора». А жаворонки! Они тоже новому дню радуются и окрест об этом кричат, весело, звонко так. И от их пения покой и радость на душе. А запах, запах! Я спрашиваю, сытный какой запах от борозды, знаете? То, то и оно.… Но вы больно не расстраивайтесь. Вы крестьяне. Подойдет время, и вы почуете ее запах, нашей родимой землички.
   Потом, когда земличку брат обработает, отсыплет, бывало, зерна в лукошко, лукошко то, значит, на груди примостит, и пошел по полю. Шаг мерный, неторопливый. Возьмет из лукошка полную горсть, вольно так замахнется и сеет. Да… видел я, как в ручную сеют. Идет брат по полю большой, сильный и шаг у него такой, не шаг, а поступь. Гордо так идет, степенно.
   Так и запомнилась мне та весна, вся та картина. На всю жизнь запомнилась, пострелы. Погиб мой брат на войне той окаянной. Да и многие мужики стоящие оттель не вернулись. Помните их, наших русских мужиков, пострелы.
   И все. Замолчал дед Митрич. Глянула я за околицу, а там богатыри идут. Не спеша, так идут, на груди у каждого лукошко, и зерно сеют. Только больно далеко они были, лиц не разглядеть.
   Взглянула я в лицо деда Митрича и увидела, по его щеке тихо ползет капелька росы.