Моя родословная

В данное время я работаю над книгой воспоминаний своих и близких мне людей. Её замысел я вынашивала долгие годы. Многочисленные дневники, которые я вела на протяжении всей своей жизни, делая заготовки для неё, бесспорно мне в этом помогают. Здесь я привожу отрывки из книги мемуаров, которые наиболее наглядно показывают неразрывную связь истории моей семьи с великой и трагической историей нашей страны, влияние и последствия тех испытаний, через которые они прошли – революция, гражданская война, коллективизация, репрессии, мировая война. И самым страшным испытанием из них, по моему глубокому убеждению, стала Великая Отечественная война. Вот это отражение судьбы страны в судьбах нескольких поколений моей
семьи – основная тема моей будущей книги.


                АРСЕЙ (АРСЕНИЙ)
Арсений Яковлевич, родной брат отца моей мамы, а ее дядя, был так же ее крестным и очень любил маленькую Лидию. Он баловал ее, нянчил ее, часто дарил ей подарки. Когда он отдыхал, она любила залезать на него верхом и скакала на нем, как на лошади, за что ее бабушка, Татьяна Варфоломеевна, даже сердилась на нее и отгоняла от уставшего после работы дяди Арсея. Арсей долго не женился. Он любил погулять и пользовался большим успехом у женщин. Был неразборчив в связях. Это были и молодые незамужнее девки, и опытные женщины, гулявшие от своих мужей. Был неоднократно бит за это дело.
Даже его брата, Михаила, однажды избили за грехи Арсея, за «блуд» с чужой женой: разъяренный муж Ефим так зверски отметелил его ни в чем не повинного Михаила, попавшегося ему случайно под руку, что если бы не поспевшие во время мужики, с трудом оттащившие его от жертвы, он бы забил его до смерти. Все это избиение происходило на глазах моей маленькой, смертельно испуганной мамы. Страсти вокруг Арсея бушевали нешуточные. У него даже объявился «приблудный» сын Володя. Арсей отказывался признать его, но суд, на котором бывшей любовнице удалось доказать их связь с помощью свидетелей, присудил ему выплачивать алименты, а «сын» был записан на фамилию отца.
Женился он поздно и уехал к жене в станицу Букановскую. Родители оставили ей в наследство маленький старый домик. Мастеровитый Арсей сумел быстро привести дом в порядок, отремонтировал его. Моя мама Лидия часто приезжала к ним в гости. Он всегда твердил ей: «Чувствуй себя здесь, как дома». Маленькая Лидия имела на него большое влияние. Он слушался ее и относился к ней, как к родной дочери. Как-то раз она, по просьбе жены, увела его из пьяной компании. Поэтому его жена Татьяна даже ревновала его к Лидии. Своих же детей у них не было.
Много лет спустя Мария Ильинична, моя бабушка, призналась маме, что была в тайне влюблена в Арсея. И даже вышла замуж за его брата Михаила, чтобы иметь возможность общаться с Арсеем, быть ближе к нему.
Перед уходом на фронт, он очень переживал, что не смог проститься с Лидией лично, она была в отъезде, и он передал ей подарок – красную вязаную шапочку на память. Мама долгие годы берегла ее, но потом в связи с частыми переездами она была безвозвратно потеряна, к большому огорчению мамы.
Вскоре, после его ухода на фронт, домой пришла повестка, что Арсей пропал без вести. Но возвращавшиеся  домой по ранению односельчане-фронтовики сообщили, что Арсей попал в плен в первый год войны из-за предательства генерала Власова. И, по свидетельствам очевидцев, и в немецком концлагере он проявлял душевную щедрость и великодушие. Достав каким-то образом кусок хлеба, он поделился им с товарищами по лагерю, хотя сам был до предела истощен и едва держался на ногах от голода. Погиб он вовремя работы на каменоломне, по свидетельствам выживших заключенных, конвоир толкнул его и он полетел в пропасть. Но об этих страшных подробностях его трагической гибели его родные узнали гораздо позднее.
И долгие годы, не получив «похоронку», все надеялись на чудо, на то, то он выжил и когда-нибудь вернется домой. Все ждали и надеялись. Мама особенно. Она упорно отказывалась верить в его гибель. Как-то мама даже гадала с подружками – жив ли ее любимый долгожданный дядя Арсей. И привиделся ей одинокий могильный холмик, среди заснеженного поля. Она разрыдалась и окончательно осознала, что чудо не произойдет и они никогда уже в этой жизни не встретятся.

                ТЯГА К ЗНАНИЯМ
Годы учебы мамы совпали с военным лихолетьем. Она закончила семилетку (семилетнее обязательное образование) в 1941 г., когда началась война. Не смотря на это, она твердо решила продолжить свое образование. В этом ее горячо поддержали родители, сами люди малограмотные, но удивительным образом понимавшие важность образования для своих детей.
Окончив семилетку в родной деревне, продолжила свое образование мама в станице Слащевской, где находилась средняя школа. В школу ходила за несколько километров, через лес. В любое время года, в любую погоду. Попутчиков часто не было, приходилось идти одной. Особенно страшно было зимой. Быстро темнело. Выли волки. Дороги заносились снегом, заливались дождем. Шла по дороге, утопая в снегах или меся непролазную грязь. Некоторые одноклассники бросали школу, не выдержав трудностей. Она же с удивительным упорством продолжала учиться, мечтая получить образование и вырваться из деревни, «выйти в люди». Образование, считала она, было единственным способом сделать это.
Откуда же происходило это упорство, такое фанатичное стремление к образованию? Откуда черпала душевные силы эта маленькая хрупкая девчушка?
За ней стояли ее мать, батрачка Мария, безнадежно мечтавшая об образовании, ее бабушка Марина, страстно любившая читать духовные книги (по линии матери) и Татьяна Варфоломеевна, талантливая, но безграмотная сказительница, бывшая крепостная (по линии отца). Все их мечты о школе и образовании воплотились в этой фанатично упорной девочке.
Потом она встала на квартиру к своей тете Мисаиле.

МИСАИЛА
Мисаила, в миру Ирина Яковлевна, одна из четырех сестер моего деда по матери, Михаила Яковлевича, слыла в молодости некрасивой, рябой от оспы девкой, замуж ее поэтому никто не брал и, чтобы избавиться от лишнего рта ее отдали в монастырь, в монашки.
Началась гражданская война. Монастыри развалились. Монашки разбежались. К власти приходили то красные, то белые. Ушедшую из монастыря в это время Мисаилу взял в жены «беляк», казак, служивший в белой армии у Краснова. Это был свирепый, с красной рожей, со взлохмаченными и торчащими жесткими волосами, грубый и агрессивный казак. В конце гражданской войны он перешел на сторону красных, но Красновская закалка у него осталась, в том числе и ненависть к красным. Он являлся, по мнению мамы, затаившимся классовым врагом. Слыл отчаянным матерщинником. И когда он напивался и шел по улице, бывший «красновец» с ненавистью орал: «Краснопузики, так вас пере так!(тут следовал отборный мат) Ненавижу! Перевешать вас всех надо и перестрелять!»
Муж Мисаилы работал скорняком на дому. Свирепый «красновец» считал маму нахлебницей и попрекал каждым куском. Он преследовал и изводил ее. Мама не раз плакала от причиняемых им обид. И вот в такой невыносимой обстановке маме приходилось учиться. Бабушка Муня ничего не могла поделать, плакала потихоньку и боялась мужа. Она говорила маме: «Терпи, милая, тебе надо учиться»
Рядом с их домом жил председатель райисполкома. Он слышал пьяные крики и угрозы соседа в адрес красных и советской власти. И однажды ночью к дому подъехала черная машина. В дом вошли военные, наглаженные, начищенные, с кожаными ремнями и портупеей с оружием. Они предъявили санкцию прокурора на обыск и объявили об аресте хозяина. Муж Мисаилы смертельно бледный и сразу постаревший, сидел на поставленном посреди комнаты табурете. Напуганную маму успокоили, что ей ничего не угрожает. После обыска, который ничего не дал, были изъяты лишь несколько фотографий, и краткого допроса хозяина, его увели. Позднее мама ходила с бабушкой Муней в тюрьму – они носили ему передачи. А потом он бесследно исчез. А бабушка Муня переехала к родственникам в хутор Михеев.
Так мама стала свидетелем жизненной трагедии Мисаилы, которая развертывалась перед ее глазами.

                ЖИЗНЕННЫЕ УРОКИ
В начале войны в родной деревне мамы был расквартирован конный полк. В горнице у них проживал офицер Красной Армии, а семья хозяина дома ютилась в прихожей. Маме запомнилась медсестра, любовница офицера, женщина яркая, редкой, необыкновенной красоты.
Однажды мама нечаянно без стука влетела в горницу и была крайне смущена сценой «миловавшихся» любовников. Женщина была возмущена «невоспитанной деревенщиной», как она в сердцах назвала мою маму, но офицер вступился за нее. После этого «урока» мама всегда стучала, прежде чем войти в эту комнату.
И еще один очень важный жизненный урок получила мама в этот период.
Как-то раз подружка мамы уговорила ее пойти на «гулянку», встречу местных девчат с расквартированными офицерами. Там на нее обратил внимание один молодой лейтенант, он же проводил ее домой и дорогой отчитал ее, объяснив ей ясно, но тактично, что ей, юной чистой девушке не следует посещать такие «гулянки», в которых участвуют зрелые женщины, среди них были те, кто уже успел потерять своих женихов и мужей, убитых в первые дни войны.
- Ведь такие как ты, - убеждал он, - наши юные невесты. Вам следует ждать нашего возвращения с фронта, после войны чистыми, непорочными и «не испорченными» девушками. Обещай мне, - умоляюще сказал он.
- Да – смущенно произнесла она, потупив голову.
На прощание он осмелился только нежно пожать ей руку. Взволнованная его словами, она долго не могла заснуть в ту ночь. И размышляла над его советами.
Его горячая, убедительная речь произвела такое сильное впечатление на мою маму, что больше на «гулянки» она не ходила, даже не посещала танцев, уже будучи студенткой учительского института.
К сожалению, вскоре этот полк был отправлен на фронт и к ужасу всей деревни, полностью выбит, «лег под танки». В живых остались единицы, от них-то и получила деревня это печальное известие.

ГОЛОД
До войны жили Филатовы зажиточно. У них была своя коптильня в конце огорода. В добротном подвале подвешивались на крюках копченые аппетитные окорока и домашние колбасы. В бочках, сделанных руками дедушки, хранилось в изобилии сало, различные соленья, квашеное молоко, самодельные сметана и сыр. За работу в колхозе вместо зарплаты братья получали зерно мешками. Целая комната была завалена такими мешками, здесь же стояли заполненные доверху кастрюли с куриными яйцами. Но семейное благополучие кончилось с началом войны. Все зерно и мука были изъяты. Съестные запасы постепенно закончились. Начался голод. Из-за отсутствия муки, пекли лепешки из размолотых желудей, варили щи с лебедой. Во время войны отца Лидии перевели из колхоза на работу в лесхоз. Там давали продовольственный паек. Его он полностью приносил и отдавал семье. Сам он начал пухнуть от голода. Семью от голода спасли лес и огород, на котором приходилось трудиться по ночам после работы в колхозе.

ГИЛЬДА
С начала войны лошадей забрали на фронт. Пахать было нечем. Техники не было. Пришлось в плуги впрягать коров. Корова Гильда была кормилицей и любимицей всей семьи. Своим обильным молоком она всех спасала от голода. Надо было перевозить в колхозе тяжелые грузы и опять впрягали в телегу корову. Она с трудом тянула, сил было у нее мало, а ее ноги расползались, застревали в грязи, ее били кнутом и сами плакали. Сердце моей мамы надрывалось, глядя на выбивавшуюся из сил корову.
После этого Гильда стала бесплодной, «яловой» и не давала бльше молока. Мама рыдала, когда корову уводили в Слащевскую на скотобойню. Здесь коров долго держали в загоне, от голода многие из них пали. Гильде удалось каким-то чудом вырваться и убежать. Она прошла сама долгий путь из Слащевской в родную деревню, в свой хутор Михеев. Но на двор к предавшим ее хозяевам она не вернулась, а паслась на пшеничном поле, недалеко от хутора. Прибежали соседи и сообщили о корове. Гильду опять пришлось вести на скотобойню. Больше ее никто не видел. Мясо забитых коров отправляли на фронт. Вся страна в годы войны жила под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!»

                АЛЕКСАНДРА ЯКОВЛЕВНА
Одна из сестер моего деда по линии матери была маленького роста, бойкая, жизнерадостная и энергичная женщина. Работала как заводная, и в колхозе, и по дому. И все успевала.
Во время войны, спасая детей от голода, украла в колхозе с поля пригоршню зерна. Ее арестовали по доносу и дали несколько лет лагерей. Дома остались двое маленьких детей. Мама дружила с Любкой, дочерью бабы Шуры и нянчила младшего брата Любы – Вальку. Вернулась Александра из лагеря угасшая, надломленная. Муж ее, Иван Васильевич, был лесником. Отличался молчаливостью и замкнутостью, даже угрюмостью. Он ненавидел советскую власть, никогда не мог простить унижения и страдания жены.
В начале войны с  Украины эвакуировали племенных коров. Погонщики побросали их и разбежались. А коровы разбрелись по лесам. Наиболее смелые местные жители вылавливали и приводили их к себе домой. Отец мамы, Михаил Яковлевич, был осторожным человеком. Опасаясь навлечь на семью неприятности в дальнейшем, он наотрез отказался приводить к себе на двор чужих коров. Несмотря на все настойчивые уговоры жены, он настоял на своем.
В отличии от него, Иван Васильевич пошел на риск и тайно, ночью загнал корову и нескольких бычков к себе в загон. Ночью бычки были забиты и подвалы были заполнены мясом. А племенная корова давала много молока, по целому ведру за каждый удой. Ее молоко отличалось высоким качеством и было исключительно вкусным.
После войны за неосторожное слово против Советской власти Иван Васильевич был отправлен в лагерь. Его освободили по амнистии, после смерти Сталина.
О дальнейшей судьбе этой семьи см. в гл. «Бекасовы».
В ПРИФРОНТОВОМ ГОСПИТАЛЕ.
В девятом классе всех старшеклассников из школы мамы мобилизовали в прифронтовую полосу ухаживать за ранеными в госпитале.
Госпиталь размещался в деревне Ольховка. Всех жителей деревни эвакуировали. Враг рвался к Сталинграду. Шли кровопролитные бои. В госпиталь подвозили и подвозили новых раненых. Раненых было столько, что хирурги сутками не отходили от операционного стола, падали в обморок от усталости, а многие раненые умирали, не успев дождаться врачебной помощи.
В первую ночь привезенных школьников разместили в переполненной ранеными деревенской избе. Маме пришлось спать на деревянном ящике из-под снарядов. На всю жизнь запомнила она эту мучительную бессонную ночь на твердом ложе, с ужасной поперечной перекладиной. Не помогла и накинутая на ящик солдатская плащ-палатка. Юных помощников использовали в основном на подсобных работах, так как медсестры были заняты перевязками, уколами и другими медицинскими процедурами. Они кормили раненых. Для этого приходилось таскать тяжелые ведра с кашами, мешки с хлебом и ящики с другими продуктами. Выздоравливающие раненые старались им в этом помочь.
В первый же день от непривычного вида крови, стонов, криков и страданий людей, подруга мамы, Зиночка, дочь священника, упала в обморок.
На глазах у мамы умер тяжелораненый молодой солдатик по фамилии Пшеничный. Эта фамилия врезалась ей в память потому, что лежащие рядом с ним раненые беззлобно подшучивали над его фамилией: «Откуда у тебя такая фамилия? Ведь у вас в Мурманске и пшеницу поди же не выращивают?»
Он предчувствовал свою близкую смерть, и ледяной ужас сковывал его душу. Он все время жалобно просил маму дать ему руку: «Сестричка, дай ручку. Умираю я.» Она подала ему руку, но не надолго, ее позвали выполнять какие-то срочные неотложные дела, а когда она прибежала снова, то оказалось, что страдалец отмучился и она горько разрыдалась, не в силах больше сдерживать переполнявшие ее чувства жалости и сострадания к этим истекающим кровью и умирающим от невыносимых мучений людям. Среди них было много юных лиц, которые, как и она, только недавно встали со школьной скамьи, встали, чтобы защитить свою родную землю, своих родных и близких, защитить и ее от орд фашистских варваров.
Убедительным свидетельством этого варварства фашистов стали для мамы бомбежки.
Вражеская авиация не раз пыталась бомбить Ольховку, где находился военный госпиталь. Бомбили, не смотря на красные кресты, ясно указывающие на предназначение объекта. К счастью, наши «ястребки» грудью кидавшиеся на его защиту, и не единожды жертвовавшие своей жизнью, каждый раз спасали госпиталь от беспощадного уничтожения. Мама была среди тех, кто с надеждой и страхом наблюдали за ходом стремительно развивавшихся воздушных боев и со вздохом облегчения благодарил наших летчиков-спасителей.
Наконец им на смену прислали новую группу старшеклассников. Немецкие войска отогнали от Дона. Поток раненых уменьшился. Основную часть раненых переправили подальше от фронта, в госпиталь, расположенный в станице Слащевская.
Группе школьников, в которой находилась и моя мама, разрешили вернуться по домам. Вконец измученные физически и морально, они рванули домой, не дожидаясь обещанных справок, пешком в февральские морозы. Шли пешком по 20-25 км в свои деревни.

                ВОЕННОПЛЕННЫЕ
Уже в родной деревне мама стала свидетелем того, как прогоняли строем военнопленных по их улице. Сбежавшиеся бабы и ребятишки наблюдали это необычное зрелище. У пленных был жалкий вид: грязные, оборванные, голодные, окоченевшие от холода. Большинство из них составляли румыны. Они плакали и жалобно просили: «Матка, хлеба!» И добрые русские бабы, сами пережившие голод, и страдавшие от недоедания во время войны, жалели румын и подавали им куски продуктов. Мария Ильинична, моя бабушка, была тоже среди проявивших милосердие к румынам. Немцев же молча провожали суровыми взглядами. Хмурые конвоиры сопровождали пленных, при детях они их не били. Но за околицей они подгоняли отставших прикладами, добивали короткими очередями, по свидетельствам очевидцев-односельчан. Поэтому «шлях», так называлась широкая, грунтовая дорога, соединявшая станицу Вешенская со станицей Слащевская, был усеян по обочинам трупами прогонявшихся военнопленных. Мама шла в школу по такой дороге, страшась окоченевших трупов и стараясь как можно быстрее пройти этот ужасный отрезок пути. И она была очень рада встретить по дороге своего товарища по школе и нередкого спутника Гену Сукачева. Вдвоем идти было не так страшно.

                ГЕНА СУКАЧЕВ.

Гена был сирота, лишившись в раннем детстве обоих родителей, он жил у дяди в хутор Шакин, а его брата Александра определили на жительство к другим родственникам.
Окончив десятилетку, Гена уехал в Днепропетровск, к дальним родственникам, где закончил железнодорожный институт. Через много лет у них с мамой произошла неожиданная случайная встреча в далекой Туркмении, куда Гену, как и моего отца, отправили по распределению. Это случилось на оживленной улице в солнечном городе Мары. Оба спешили по своим делам и вдруг неожиданно столкнулись около магазина. Они сразу же узнали друг друга и страшно обрадовались, и изумились дарованной судьбой встрече. После этого они долго дружили семьями.
Гена был женат и у него уже родилась дочка Наташа; позднее в Симферополе, куда переехал на жительство Гена со своей семьей и семьей брата, у него родился еще сын. Родители встречались с братьями и в Симферополе, когда ездили туда на отдых в санаторий.

                В КОЛХОЗЕ
Вернувшись домой после работы в прифронтовом госпитале мама долго болела, пропустила много учебных занятий в школе, вот почему она решила повторно пройти курс за 9-й класс и осталась дома до следующего учебного года.
После выздоровления, она пошла на работу в колхоз, где с уходом всех трудоспособных мужчин на фронт, была острая нехватка рабочих рук.
Ее избрали секретарем комсомольской организации. Поэтому кроме тяжелого физического труда в колхозе, ей приходилось заниматься активной общественной работой по политпросвещению молодежи.
Благодаря работе в колхозе и прифронтовом госпитале, много лет спустя маме присвоили звание «Труженик тыла». Она также получила медаль «За доблестный труд в годы ВО войны» за свой тяжелый самоотверженный труд в военные годы.

                ОКОНЧАНИЕ ШКОЛЫ. 1945 г.
На следующий учебный год она успешно прошла курс за 9 класс. И снова ей пришлось работать в госпитале, ухаживая за ранеными. На этот раз в госпитале, размещенном в станице Слащевская. И опять на ее глазах умирали раненые. Особенно ей запомнился юный солдат, который умирая на ее руках, признался перед смертью, что не успел еще поцеловать ни одну девушку. В десятом классе мама жила на квартире у чужих людей, так как тетя Мисаила уехала после ареста мужа в родной хутор Михеев.
В конце войны через станицу прогоняли колонны пленных. Это были немецкие офицеры. Держались они, не смотря ни на что, с большим достоинством. В отличие от румын они не унижались и ничего не просили. Только время от времени бросали на окружающих мирных жителей злобные взгляды затравленного зверя, полные ненависти и презрения.
Глядя на них, мама подумала, что возможно среди них был и тот летчик, кто в 1941 году безнаказанно обстреливал их деревню. Она хорошо запомнила тот день в начале войны. Вместе с подружкой мама гнала корову Гильду с пастбища, когда неизвестно откуда вынырнул из-за облаков вражеский самолет. Их спасло только то, что они находились недалеко от леса, куда и успели забежать с коровой. Летчик пустил пулеметную очередь. Девушки бросились в густую траву. Покружив над лесом, он улетел. Но приподняв голову, мама успела разглядеть его злобно смеющееся лицо. Этот мерзкий оскал глумящегося над беззащитными людьми зверя.
Поэтому, глядя на пленных офицеров, она не испытывала к ним ни жалости, ни сочувствия. Это были палачи, которые безжалостно жгли, убивали и калечили. Это из-за них в мучениях умирали в госпиталях наши юные нецелованные мальчики. Это из-за них лежала в руинах родная страна и стон шел по всей русской земле. «Палачей настигло заслуженное возмездие» - думала моя мама, рассматривая военнопленных.
В это же день впервые в жизни мама увидела писателя Шолохова. Мама хорошо разглядела и запомнила его: он был в военной форме, красив, моложав и подтянут. Шел в свите наших офицеров, радостно и широко улыбался. Станичники узнавали его и тепло приветствовали. Народ любил и уважал своего дорогого земляка.
Окончание школы у мамы совпало с окончанием войны. Она окончила школу в радостном, ликующем 1945 году!
Но до встречи с моим отцом оставалось еще 7 лет. Как же она прожила эти годы?