Вместо послесловия

О книге “Дорога домой» Мадины Хакуашевой
 
Мне тяжело писать об этой книге. «Дороге домой» предшествовала вся моя жизнь. В недавно вышедшем на экраны фильме «Ешь. Молись. Люби» есть эпизод, где филиппинский лекарь дает главной героине рисунок зооморфного буддийского божества и поясняет: «Жить надо как на этом рисунке - голова должна  быть в небесах, стоять нужно на всех четырех ногах, а смотреть -сердцем». У меня к моим тридцати шести годам получалось только летать в небесах, причем парить так  высоко и счастливо, что в один прекрасный день я пришла к полному убеждению, что в этой жизни меня совершенно ничего не держит. Это осознание пришло так ясно и просто, что  меня ужаснуло. Именно в этот момент я была в моем родном городе на берегу Черного моря, в Геленджике, и так получилось, что в нашу школу зашла знакомая женщина из Москвы, психолог. Я впервые решила поговорить с психологом, потому как знала, что вряд ли кто-нибудь еще будет способен адекватно на мое открытие отреагировать. Она выслушала мое: «У меня все прекрасно, но я не хочу жить», и к моему удивлению констатировала: «Тебе нужно полностью принять себя». Это было как удар по голове чем-то тяжелым. Я ожидала всего чего угодно, но только не этого. Через два часа у меня поднялась температура до тридцати девяти, меня трясло, я лежала в постели. На следующий день я решила, что стоит не умирать хотя бы для того, чтобы понять то, что услышала. Это был март 2011 года.

Я вернулась в Италию. Что-то сомнабулически делала, но интуитивно все глубже и глубже уходила в свои воспоминания детства. Рыла ход туда, где были мои родители, родители моих родителей, деды. Михайловской Перевал, где родилась моя бабушка. Их мельница на реке Догуаб. Самая высокая точка района, расщелина двух идеально стоящих гор, окруженных дольменными комплексами: горы Тхаб и горы Тхачегочук. Моя мама, севшая беременная мною в автобус, и, как зомби, вышедшая на остановке Михайловский Перевал, а после заблудившаяся в этом лесу. Папа, выросший на пасте - кукурузной каше. Наш длинный вросший в землю покрашенный известкой турлучный дом в трех кварталах от моря, колодец с минеральной водой, двор, больше напоминавший лес. Я восстанавливала в памяти все деревья и кусты моего двора: калину, орешники, инжир, виноград «Изабелла», который мне заменял завтрак, обед и ужин. Моя душа собирала по крупицам все подробности, чудеса и кошмары моего детства: лес возле нашей пятиэтажки, мои бессонные ночи, бесконечные голоса в голове, пугающие тени.  Я все это потихоньку зарисовывала, и, когда поняла, что тени должны иметь исток и начало, мне вспомнилось время работы на геленджикском винзаводе, где я пыталась написать историю виноделия в регионе, и наткнулась на кусочки информации о местном, черкесском населении, которое  активно возделывало виноград, но вместо лозы использовало деревья. Мне это еще десять лет назад врезалось в память, а тут всплыло и как говорящее облако повисло над головой.

Какая могла быть связь между моим «принятием себя» и исчезнувшим черкесским населением Черноморского побережья, о котором помнят разве что один-два работника краеведческого музея? Это было абсолютным абсурдом, но облако не уходило, и я решила не сопротивляться свершению чего-то свыше. В марте месяце я начала потихоньку читать историю Кавказской войны, сайты, посвященные культуре и истории Черкесии. Уже слегка окунувшись, у меня вдруг возникло чувство, что земля подо мной раздвигается  вниз и вширь. Но я не падаю, а, наоборот, взлетаю. И в этот самый момент я обнаружила на одном из адыгских сайтов «Дорогу домой» Мадины Хакуашевой. Для меня это было равносильно тому, что эта раздвинувшаяся земля вдруг со мной заговорила, и через монолог человека, женщины, о своей семье, о своем народе, вдруг разрозненные осколки моего города,  моей семьи, начали собираться в какую-то нить.

В жизни каждого из нас есть книги, и их очень мало, которые становятся хлебом и вином. И говорить о них, как о литературных текстах, смешно. Но именно такие произведения  и есть искреннее, простое, теплое искусство, в его самом высоком значении. Искусство, дающее жизнь. Такие книги рождают в нас других людей и указывают «дорогу домой».  Душа автора, встречаясь с другими душами – его читателей, воссоздает, строит что-то иное, ранее не существовавшее в мире. Какую-то новую истину. Али Шогенцуков говорил, что Теун станет поэтом. Но поэтом стала другая, та, о которой он не мог знать. И Мадина Хакуашева приводит записи Теун в своей книге, давая возможность этому странному, самобытному голосу быть услышанным. Многие строчки из «Дороги домой» стали для меня ежедневными спутниками: нартская сказка бабушки о том, как люди хотели дотянуться до неба и ее описание недостойных людей, «которых ты никогда не поднимешь, но они тебя опустят»; человеко-дерево с корнями, «Зрелость», приносящее плоды;  мама, которая говорит, что «смерть можно полюбить так же, как жизнь»; мудрец, произносящий: «Я не понял божественного смеха: он смеялся над жизнью и над смертью»; Гегель, который считал черкесов, являвших собой «олицетворение торжества духа над плотью», наивысшим воплощением «бога-духа» и самое главное, ставшее моей еще одной утренней молитвой: «Ничего не бойся, кто не боится, тот уже победил».

Я прочитала большое количество книг по истории Черкесии. Они меня пугали, но оставляли равнодушной. Я, как и все мои соотечественники, говорила: «Прошлое есть прошлое. Надо о нем забыть и пытаться стать другими». Но мы не можем стать другими. Хотя бы потому, что мы УЖЕ рождены другими. Наравне с убийством, завистью, гордостью, унынием, есть и такой грех – забвение. Только мы мало об этом задумываемся. Нам кажется, что забвение – это радость. От этого все наши беды: мы как наркоманы спешим от стола к телевизору, чтобы  потом забыться во снах, где будут проигрываться все те же сериалы, а утром, как роботы, встать и пойти плодить бессмысленность. Стараясь найти ответ на самый главный вопрос: «Зачем жить?», я, как и героиня из фильма «Пятый элемент» спрашивала всех вокруг: «Зачем жить, зачем делать что-то, если человечество уничтожает себя, уничтожает Землю и все, населяющее ее? Зачем принимать участие в этом шабаше, если вырваться из замкнутого круга почти невозможно?». Книга «Дорога домой» стала для меня голосом живого человека, а не историческим фактом. Этот голос открыл мне многое, заставил идти дальше. Заставил читать, думать, открывать другую историю, восхищаться системой гармоничного и экологического мироздания, созданной и сохранявшейся тысячелетиями на Кавказе адыгами. Их духом. Их обычаями. Их этикой. Пытаться что-то изменить в себе. В других. Я проплакала весь апрель, а в мае начала рисовать.

Я больше не пытаюсь оправдать случившееся сто пятьдесят лет назад. Российская Империя, безусловно, не без участия других империй, взяла на себя слишком большую ношу вины, которая повисла у всех как камень на шее. Это оправдать невозможно, хотя возможно объяснить. Мы все время что-то объясняем, но чаще заменяем объяснение забвением. Приумножая этим тяжесть. Я недавно перечитала некоторые произведения Толстого. «Лев Толстой – наше все». Его жизнь тоже замкнулась в интересное кольцо. В первой большой повести, «Казаки», где он пишет о своей службе на Кавказе среди тех, которые больше «своими» считали «черкес и абреков», чем «малороссов и солдат», есть такой пассаж, неотправленное письмо Оленина, которое определило наперед всю жизнь великого русского писателя и его искания: «Вы не знаете, что такое  счастие и что такое  жизнь! Надо раз испытать жизнь во  всей ее безыскусственной красоте. Надо  видеть и понимать, что я каждый день вижу пред собой: вечные неприступные снега гор и величавую  женщину  в  той первобытной красоте. Коли бы вы знали, как мне мерзки и жалки вы  в вашем  обольщении! Надо  видеть и  понять,  что  такое правда  и  красота,  и  в  прах разлетится все,  что вы говорите и думаете, все ваши  желанья  счастья. Счастье - это быть с природой, видеть ее, говорить  с ней. Я только одного и желаю: совсем пропасть в вашем  смысле,  желаю жениться  на простой казачке и  не смею этого потому,  что это было  бы  верх счастия, которого я недостоин…». Толстой вернулся в Россию. Он старался изменить что-то. Но после его смерти на небольшой среднерусской станции в его кармане нашли билет на поезд – во Владикавказ.

Нам еще распутывать и распутывать клубок, в который закрутились все наши судьбы, исторические события, бесконечная череда убийств своих своими же, отчаяние и желание «забыть все». Но это – трусость. И это не по-людски. Культура адыгского народа – это несравненный ни с чем в мире кладезь древнего и очень правильного знания, каких-то истоков, которые пройдя через уготованное им выжили вопреки всему. Кавказу и его главному народу, которым были на протяжении веков черкесы, выпало на долю испытание, которое вряд ли бы смогли вынести те, у которых духовные, нравственные качества не стояли бы впереди потребностей тела. Человечность, достоинство, бесстрашие, взаимопомощь – все это позволило им пройти через все, и это именно те элементы, которые утеряны современным человечеством. И я снова повторяю слова из книги Мадины Хакуашевой: «Кто не боится – тот уже победил».  За этой книгой потянется ручеек других текстов, публикаций, открытий, иначе просто не может быть. И делать эти открытия будут не только ученые и писатели, выходцы из своего народа, а люди разных, других национальностей, потому как велика жажда найти хоть какой-то свет в конце тоннеля, хоть какой-то рецепт продолжения человечества.

«Дорогу домой» прочитала моя мама, она плакала несколько дней. Мы будем стараться дать эту книгу  как можно большему количеству людей, как в свое время распространяли «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. Потому что нет ничего более ценного, чем правда, память, понимание и знание. Именно это и есть те четыре ноги, на которых мы все должны стоять, чтобы не уносил нас ветер то в одну сторону, то в другую.


© Асеева Елена. Сокровища воспоминаний,  2011. Рим.