Сказки Заброшенного Сада

(сказка, навеянная гобеленом)

У Аннушки был секрет, о котором она не рассказывала никому.
Зачем? Никто все равно бы не поверил. А если и поверил бы, то вряд ли заинтересовался. Кому нужны феномены, не приносящие дивидендов? Это пустая сентиментальная глупость, не более – так подумали бы все. Потому Аннушка никому ничего и не рассказывала.

Стояла теплая осень. Деревья лишь слегка подернулись бронзой увядающей листвы, а трава еще не успела пожухнуть. Это чудесная пора, когда мысли сами собой абстрагируются от бытовых проблем, а сердце замирает в ожидании чуда. Только у Аннушки уже было чудо – заброшенный сад – и она лишь спешила на встречу с ним.
На этот раз, отправляясь туда, девушка прихватила с собой бутылочку с керосином. Больше ничего – все остальное было бы сейчас там лишним. Там, вообще, все было лишним, кроме того, что было в самом саду. Вот разве что керосин. Он закончился.

Вход в заброшенный сад предварялся садом фруктовым, с виду отнюдь не заброшенным. В него тоже редко кто заглядывал, и это было весьма странным, ведь кто-то должен был за ним приглядывать. Но девушку несущественные дилеммы никогда не занимали. В заброшенный сад, похоже, вовсе никто не заходил. Кроме нее, конечно. И Аннушку это вполне устраивало, ибо в ее планы не входило встречаться здесь с кем-либо. Одинокость места совершенно не смущала и не пугала девушку.

Скушав по дороге сорванное с дерева яблоко, она, наконец, вступила во владения настоящей сказки, полные тайн и секретов. Впрочем, тайны и секреты заброшенного сада открывались не всем. Случайно заглянувший сюда человек не обнаружил бы ничего примечательного – обычный всеми забытый полупустырь, до которого ни у кого не доходят руки, чтобы построить здесь супермаркет или свиноферму. И уже сам факт, что до сих пор здесь ничего не построили, был первым секретом. Никто не знал: почему? Аннушке же это было неинтересно – зачем задаваться ненужными вопросами. Но именно такому человеку, как она, сад являл свои тайны.

Сегодня сад встретил девушку мрачным серым небом, затянутым непонятно чем (это даже облаками не назовешь), хотя с утра день был солнечным. Вот вам еще одна тайна. Правда, Аннушку это ни в коей мере не огорчило – дружелюбность сада по отношению к ней не выражалась в климатических аномалиях, которые были в большей мере случайными, переменчивыми, и ими можно было управлять, меняя свое собственное настроение.

«Наверное, сад о чем-то задумался и попросил солнце не мешать ему сегодня», – подумала она, перепрыгивая через яму и уворачиваясь от куста шиповника, замыслившего порвать ей джинсы.
– С тобой мы еще разберемся, – кинула она шиповнику и направилась напрямик по бездорожью (а дорожек здесь не было и в помине) к небольшой архаичного вида каменной постройке.

Было тихо, лишь сухие веточки похрустывали под подошвами кроссовок. Умиротворенность места вызывала у девушки истомную дрожь. Приятную дрожь. Места страху в душе не было совершенно. Даже если бы из кустов вдруг вынырнула чья-то зубастая пасть, Аннушка кивнула бы ей и проследовала бы дальше.
На душе было очень легко. В голове всю дорогу крутился какой-то навязчивый рок-мотивчик «ля-ля-ля, ля-ля-ля», очень подходивший обстановке, и после очередного рокового «ля-ля-ля» Аннушка переломила ногой сухое березовое полено – так ей вдруг захотелось. Наконец, она очутилась рядом с каменной постройкой. Собственно, она и интересовала девушку.

Строение выглядело очень старым. Небольшой каменный флигелек в готическом стиле, весь поросший плющом и диким виноградом, а вокруг кружилось множество бабочек. Откуда здесь взялись бабочки осенью, стало бы еще одной загадкой, если бы Аннушка задалась подобным вопросом. Но это было не в ее привычках. Подойдя ближе, девушка прислонилась щекой к холодной каменной стене и так постояла некоторое время.
– Здравствуй, Кайель!
Неизвестно, к кому она обращалась. Но это и неважно пока.
Войдя внутрь, она огляделась.
– Ничего не изменилось, – отметила девушка вслух.

Так ли это было на самом деле – сказать трудно, поскольку известно было только ей.
Внутри, как и снаружи, летали бабочки. Старые каменные стены потемнели от времени, и лишь кое-где на них проступали легкие узорчатые рисунки, хорошо разглядеть которые было уже невозможно. По углам красовались огромные паучьи сети из толстых паутинок, которых в природе не бывает – их можно лишь нафантазировать в ужасной сказке. Интересно, какими должны быть пауки, способные создать такую ловушку? Но вот, пауков-то и не было – виднелась лишь паутина, больше ничего, никого и никаких следов чьего-либо пребывания.

Что привело в это странное место милую юную девушку? Ритуальный обряд? Таинственная месса? Может быть, жертвоприношение? Кстати, для этих целей здесь имелось подобие большого каменного алтаря. Но случайному зрителю не пришлось бы долго ломать голову над вопросами – девушка, не раздумывая, принялась за дело.

Прежде всего, она разделась, оставшись совершенно нагой. Немного помешкав, что-то припоминая, она метнулась к темной нише и извлекла оттуда сверток. Когда он развернулся, из рук Аннушки потекли на землю волны легкой темно-зеленой материи. Оказалось, что это длинное старомодное платье, нетронутое ни ветхостью, ни иной порчей. Проворно облачившись – платье было очень длинным, и не только покрывало босые ноги, но стелилось по земле красивыми рельефными складками – девушка распустила свои длинные темные волосы и стала походить на молодую ведьму (если кто-то их, вообще, видел).

Облачившись, Аннушка немного постояла, явно наслаждаясь своим новым ликом. Видеть, правда, саму себя со стороны она не могла – зеркалами там и не пахло. Но, с другой стороны, зачем ведьме зеркало?
Затем она вспомнила про керосин и снова полезла в нишу. На этот раз она извлекла из недр темного угла огромную книгу и архаичную, но в идеальном состоянии масленую лампу с пузатым стеклянным плафоном. Извлеченный на свет древний фолиант был тяжел и с трудом удерживался в хрупких руках вместе с лампой.

Сторонний наблюдатель непременно задался бы вопросом: зачем ей понадобились все эти предметы? Многие, наверняка, позабыли, что это такое, и что с этим надо делать.
Аннушка положила книгу на каменный алтарь, распахнула ее примерно посередине и стала расторопно заниматься лампой. Сняла плафон, подняла металлическую крышечку с вмонтированным в нее фитилем (не забыв осмотреть его с видом знатока, разбирающегося в масленых фитилях), залила в пустой резервуар лампы керосин, вернула крышку с фитилем на место и полезла в джинсы за зажигалкой.
Подумать только! Такие сложные действия! Какой таинственный ритуал!

Зажигалка чиркнула. Фитиль загорелся (чудо!). Аннушка водрузила на место ламповый плафон, и тот равномерно залился белым светом, поскольку был сделан из белого матового стекла. Светлее от этого не стало – был день – но в обстановке добавилось таинственной красоты. Разместив лампу рядом с фолиантом (видимо, так полагалось, согласно древнему ритуалу), девушка залезла с ногами на алтарь (обычно это редко практикуется) и, обхватив колени руками, мечтательно уставилась в большой готический проем в стене, открывающий вид на наиболее дремучие части заброшенного сада.
Бабочки расселись по стенам и замерли в ожидании.
В ожидании чего? Известно чего – сказки.

***

Никто не верит в чудеса, не приносящие дивидендов. Все ищут нечто, что можно «подержать в руках». Все остальное – глупость. Или того хуже – злое колдовство. Когда не виден рациональный мотив происходящего, вердикт один – это коварные злые происки «нечистого». Осенних бабочек не бывает, в них нет смысла. Значит – они «нечистые», либо же их нет.
Разве кто-то пытается заглянуть в душу и фантазии молодой девушки, напялившей на себя старомодное платье (в котором не рискнул бы появиться в свете не один разумный человек), сидящей на холодном камне в совершенно диком месте и уставившейся куда-то вдаль – никто не знает куда? Нет, тут все понятно. Она – либо ведьма, либо сумасшедшая. Или средний вариант – «отморозок».

А как же сказка, спросите вы? А что сказка? Сказка – это когда есть мораль, некая нравственная притча. Все остальное – глупость. Никого не интересует мнение самой сказки. Может быть, она не хочет никого ничему учить, а лишь дарить маленькие минутки трудно формулируемого счастья вот этим заворожено притихшим бабочкам. Может быть, она хочет подарить этой девочке радость самого факта ее человеческого бытия. А, может, еще и факта своей нужности кому-то. Кому-то незримому, существующему лишь в сказке. Может быть, именно поэтому она, сказка, спряталась от всех в этом заброшенном саду и являет себя лишь тем, кто не ищет дивидендов, как эта девочка?

Стоп! Кажется, мы занялись нравоучениями.
Бабочки очень долго ждали, чтобы кто-то зажег волшебную лампу и раскрыл старую книгу. Так что хватит рассуждать – сказке уже пора начинаться.

***

Хозяин трактира прибирался во дворе, когда скрипнула калитка. Незнакомец в темном плаще, широкополой шляпе и высоких сапогах ловко перепрыгнул через лужу и твердо зашагал к крыльцу трактира так, будто был у себя дома.
– Простите, господин, но трактир закрыт! – поспешил остановить пришельца хозяин.
Человек остановился и обернулся, немного приподняв полы своей шляпы.
– А-а! Старина, Бонс! Я тебя не заметил. Плевать я хотел на твое «закрыто»! Неужели, у тебя не найдется кувшина вина и куска холодной телятины для своего старого друга?
Хозяин заинтригованно покосился на незнакомца, пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Силы небесные! Это же сам Кайель пожаловал к нам! Мы уже почти забыли о тебе, дружище! Каким ветром тебя принесло?
– Попутным, старина Бонс, попутным. И хватит расспросов! Я устал и чертовски голоден!

– Э, нет! Я не сдвинусь с места, дружище, пока ты не поприветствуешь меня, как полагается, и не сдавишь в своих железных объятиях мою больную грудь.
Гость громко расхохотался:
– Узнаю тебя, старина Бонс! Ты никогда не упускал случая показать: кто в доме хозяин!
Тот, кого назвали Кайелем, подошел к старине Бонсу и заключил его в крепкие объятия так, что кости последнего затрещали.
– Здравствуй, прощелыга Бонс! Рад тебя видеть! А теперь приглашай в дом и не испытывай моего терпения!
– Здравствуй, бродяга Кайель! Рад тебя видеть! В моем доме для тебя всегда припасен кувшин вина и кусок холодной телятины! Хотя, по правде сказать, мы уже начали о тебе забывать.

Стояла теплая осень. Следы обязательных осенних дождей давали о себе знать в виде не успевающих просохнуть больших грязных луж. Деревья лишь слегка подернулись бронзой увядающей листвы, а трава еще не успела пожухнуть. Это чудесная пора, когда мысли сами собой абстрагируются от бытовых проблем, а сердце замирает в ожидании чуда.
– Да-да, Кайель, сердце замирает в ожидании чуда.
Бонс принес новый кувшин с вином и, подсев за стол, мечтательно уставился в окно.
– Какого же еще чуда лично тебе надо, старина? – жуя телятину, поинтересовался единственный на сегодня гость в трактире. – Или ты впал в детство? Не пугай меня!
– Не знаю, Кайель, не знаю. Но хочется чего-то простого, светлого и очень теплого. А чего – я тебе и не скажу.
– Жены тебе не хватает, дурак! Она бы тебе устроила: простое, светлое и очень теплое.
Мужчина громко расхохотался.

Бонс закачал головой.
– Кто бы говорил, Кайель. Кто бы говорил... Вот лучше бы взял, да порадовал нас всех какой-нибудь своей новой сказкой! Куда делась твоя Книга? Мы тут скоро все со скуки помрем!
Кайель перестал жевать, запил вином и строго отрезал:
– О книге ни слова! Я ее спрятал. Надежно спрятал.
– Спрятал? Значит, со сказками все – конец?
– Конец, Бонс, конец. А ты так огорчаешься этому, как будто забыл, что было, когда я последний раз раскрывал свою книгу.

– Отчего же забыл? Все помню. Тогда все хорошо повеселились.
– Х-ха! – гость оторвался от трапезы и в изумлении отпрянул от стола. – Ты это называешь «хорошо повеселились»?! Смертельная битва целых полчищ людей, драконов, нелюдей! Ссаженные города и села, и даже целые страны! Исковерканные судьбы! Слезы и стенания! Все это ты называешь «хорошо повеселились»?!
Бонс хлебнул вина и снова покачал головой:
– Так-то оно так, Кайель... Да только я не узнаю тебя. Похоже, ты начал видеть вокруг лишь плохое, не замечая того самого главного, ради чего, собственно, и есть смысл жить. Ты изменился...
– Ну, давай, просвети: ради чего же стоит жить, великий мудрец?!

– Жить, Кайель, имеет смысл только ради того, чтобы жить. Я сказал ЖИТЬ, а не прозябать. Ты говоришь: слезы, горе, смерть. А ведь все это лишь прелюдия, Кайель, настоящей жизни и настоящей радости. Ты думаешь: почему я закрываю свой трактир? Да потому, что в него давно уже никто не заглядывает. Все разбрелись по своим «норам» и жуют в них ванильные пончики с компотом, умирая от тоски. А ты помнишь, какая шумная жизнь некогда текла в моем трактире?! Безудержные споры, ошалелые драки, веселые пляски куртизанок, щемящие песни менестрелей, таинственные гости, переворачивающие своим колдовством все вверх дном! Куда все это девалось, Кайель?! Почему ты не принес свою Книгу?!

– О книге забудь, – снова отрезал гость и вернулся к еде и вину. – Я ее спрятал... И даже приставил к ней надежного сторожа.
– Сторожа? – старина Бонс вдруг забыл, о чем говорил, и заинтересовался последней репликой своего друга. – Кто она?
– Она? – Кайель, аж, поперхнулся и закашлялся. – Почему ты сказал «она»?
Бонс сконфужено ретировался:
– Ой, прости Кайель... Я, кажется, влез не в свое дело...
– Нет! – гость ухватил Бонса своей «железной клешней» за куртку. – Ты ответь: почему ты сказал «она»?
– Еще раз извини, дружище... Но зная тебя... Я как-то слабо могу представить себе иное... Просто, это первое, что пришло на ум и сорвалось с уст.

Кайель отпустил Бонса и сконфужено забегал глазами:
– Зная меня... Первое, что пришло на ум... Плохо Бонс, совсем плохо, – неподдельно погрустнев, отметил гость.
– Что же тут плохого? – удивился хозяин трактира.
– Никто и никогда раньше не мог угадать, что у меня на уме... Прав тот, кто говорит, что всему на свете приходит конец. Мой конец пришел, Бонс. Пришло время других сказок, и в них нам с тобой нет места?
– Не городи чушь, Кайель!
– Это правда, Бонс. Горькая для нас, но правда. Знаешь, зачем я вернулся?
– Зачем? Я думал, ты принес Книгу и хочешь начать все с начала. Но теперь вижу, что нет, и это меня пугает.

– Книгу я не принес – она далеко. И сначала начинать я ничего не собираюсь. Я пришел, чтобы в последний раз справить со своими старыми друзьями свой прощальный бенефис. Только ты не бойся – больше не прольется ни капли крови. Все пройдет тихо. И пусть другие теперь пишут свою новую Книгу. Думаю, она будет лучше моей.
Слова гостя поразили Бонса, и он сидел с посеревшим лицом, не зная, что сказать.
– А как же она? – все же осмелился спросить он.
– Она?.. Кто она?
– Сторож твоей Книги.
Кайель напряженно задумался и с сокрушением изрек.
– Да. Это мой прокол, старина. Я о ней совершенно не подумал. Гад я.
– А она хоть красивая?
– Красивая?.. Да, пожалуй... Особенно в зеленом платье.

Неожиданно разозлившись на своего друга, Бонс накинулся на него с руганью:
– И ты хочешь оставить эту несчастную, замороченную тобой красивую девушку и заставить ее до скончания веков сторожить твою чертовую Книгу?! А сам тут собираешься справить свой последний бенефис и исчезнуть?!.. Силы небесные! Вразумите этого выжившего из ума чародея!.. Лучше бы ты привел с собой новое полчище самых свирепых драконов и учинил здесь самый страшный из своих погромов! Это было бы меньшим злом, чем то, что ты задумал!
В Кайеле начались пугающие перемены. Его лицо нервно задергалось, в темных глазах засверкали искры, кисти рук напружено сжались.
– Да-да, дружище Кайель! Это форменное свинство с твоей стороны! – не унимался Бонс.
– Замолчи! Не буди во мне монстра, дурак! – зарычал на него гость.
– Не замолчу! Эка новость! Явился тут, понимаете ли, телятину мою жрет...

Обличительную речь хозяина прервал леденящий душу рык, вырвавшийся из груди гостя. Он вскочил на стол и издал громогласный клич, который наверняка услышали даже бесы в седьмом круге ада (если таковой имеется).
– Разверзнись твердь! Исчезни небо! Взорвись Солнце миллиардом звезд! Проснись Свирепый Дракон! Это я, чародей Кайель, играю свой бенефис! Но не последний! А первый настоящий, от которого содрогнется Мир! И пусть этот урод, Бонс, получит сполна все то, на что меня подталкивает!
Бонс поспешно куда-то убежал, довольно приговаривая по дороге:
– Вот, это мне уже нравиться... Вот, это мне уже нравиться... Надо срочно посылать за дюжиной-другой бочонков вина и раздобыть побольше снеди. Вечером, похоже, будет вечеринка и невиданное количество гостей. Да здравствует Кайель! С возвращением, Кайель!

***

Ворвавшийся порыв ветра принес пригоршню пожелтевших листьев. Один из них с узором, напоминавшим витиеватую букву «К», пал на страницу распахнутой книги. Огонек в лампе заколыхался и едва не потух. Аннушка встрепенулась и подхватила прилетевший листочек. Долго его разглядывала и, наконец, изрекла, не ясно к кому обращаясь:
– Я поняла тебя, Кайель. Завтра обязательно буду.
Вечерело, и надо было торопиться. В сумерках возвращаться из заброшенного сада было бы страшно даже Аннушке. Девушка быстро переоделась, аккуратно завернула обратно в сверток зеленое платье, спрятала его, лампу и книгу в темную нишу и поспешила прочь.

Бабочки ожили и нехотя разлетелись спать.
На сегодня сказки закончились.

12.10.10