Луч бессмертия

              или переселение души Василия Кандинского
                (по объективным фактам)
       13-е декабря 1944-го года оказалось фатальным для стареющего создателя стиля абстракционизм, идиоматически ставшего символом хаоса революции. Русский художник скончался в 1944 году во Франции, дожив до 78 лет.
       …Василий Кандинский уже знал что эта его простуда, возникнув как-бы ниоткуда, непреложно явится ликом Смерти. И это удушье и спазмы лишь предыстория грядущего удара… прямо в сердце и мозг профессора и пророка.
       Когда-то он убежал из России, охваченной пожаром революции, жаждавшей крови в безумных экспериментах над людьми, переселился из Германии, охваченной манией величия и параноидальною волей к власти некоего недоучки из австрийской провинции, а сейчас он бежал за Пиренеи подальше от немецкого ока инквизиторов, вторгнувшихся и сюда в пределы благословенной Франции. Но не мог убежать уже великий адепт от простого гриппа, явившегося как фатум. Слабость казалась такою нелепой ведь задуманный цикл композиций еще не был завершен, увы.
       В голове хаотично проносились лица друзей, сподвижников по искусству: живописцев - Явленского и Клее, Кардовского, Франца Марка, Хартманна, Ларионова, Машкова, Матюшина (музыканта-художника) и Сабанеева (музыковеда), художниц - Гончаровой, Веревкиной и своих жен и возлюбленных – Анны, Габриэллы, Бени Богаевской и Нины. Сын Всеволод, скончавшийся в двухлетнем возрасте протягивал навстречу старику рученки из бездны Небытия.
      Для русских художников он всегда был неоспоримым авторитетом и после композитора Скрябина апостолом синтеза искусств, пугающим своим европейским лоском и подвижным умом, проницающим смыслы мгновенно подобно лучу.
       Музыка была ключом к пониманию живописного метода Василия Васильевича. Габриэлла Мюнтер создала все условия для того что бы талант возлюбленного Васи раскрылся в полной мере. Кандинский часами музицировал, затем переходил в их художественную мастерскую с тем  чтобы продолжить работу над начатыми холстами, вечером к ним приходили веселые друзья-баварцы.
      Где-то в далекой, казавшейся ему на расстоянии сказочной России, Кузьма Петров-Водкин, Давид и Владимир Бурлюки восторгались им, поэт Велимир Хлебников явил в поэзии аналог абстракционизму – свою заумь.
       Затем пролетят годы его в революционной Москве, дом его разделят на коммуналки, его детище Институт художественной культуры потерпит крах; он чудом ускользнет на пароходе из любимой Одессы, предусмотрительно ловко погрузив все свои картины – навсегда из абсурда СССР.
       Большинство (стадное) советских художников станут ненавидеть его всеми фибрами души. Станет Сталин крестьян сгонять в колхозы, а художников, писателей и композиторов – в союзы, своего рода артели по вызову.
       В то время как вурдалаки Ленин, Троцкий, Свердлов, Дзержинский и Сталин расстреливали непокорных, все остальные дрожали и тряслись; было Василию Васильевичу досадно и горько за великий народ на коленях.
      Для европейцев явился по сути мессией. Он обожал Европу, Россию же мыслил местом концентрации силы; но эта страна была погружена десятилетиями в глубокое состояние Негредо, бесовство и ужас преисподней.
Обезьянник на руинах империи претил сознанию творца архисвободного стиля в искусстве. 
       Однако, он знал – в морозных белых пространствах ее выковывается как и прежде новейшая доктрина Духовного. Завистники близкие и далекие по духу не казались ему так противны теперь как это удушье и спазмы в его дряхлеющем одиночестве. Лысеющий и толстеющий эмигрант Марк Шагал – милый малый с его местечковой меланхолией, скатившийся до иллюстративности и небрежной техники письма, был ему не интересен. Уже не было на свете Малевича, который продвинул далее метод и это всегда глубоко волновало Василия Васильевича Кандинского. Казимир Малевич не уехал из России и миссию довел до конца…
      Супрематизм таки меня победил! «Белый», «черный» и «красный» «квадраты» Малевича стали заключительным мощнейшим аккордом абстракционизма Кандинского. Луч Духовного, зародившись в зигзагах хаоса живописи Кандинского и музыки Вагнера, преломившись в кубистических корпускулах света, манифестировался в чистом космическом лучезарном цвете и чистой форме пресловутых «квадратов».
       О Родченке, этом фотографе-выскочке, не стоит и вспоминать. Его завистливость лишь смешила; он не желал оставаться учеником, но и мастером он не стал, деградировав в дворцового фотографа самого Сталина.      Гитлер был не просто врагом личным его, он был противен ему до мозга костей; надо разобраться – кто из нас дегенерат( Кандинский германским правительством был причислен к представителям дегенеративного направления в искусстве).
       Битва под Сталинградом профессора Василия  Васильевича Кандинского волновала до слез: он с маниакальным упорством поджидал очередные сводки по радио, к черту забросив живопись – такое скучнейшее занятие на фоне мистерии драмы Истории, свершавшейся на очах. И, узнав о полном разгроме и пленении 6-й германской армии, вздохнул с облегчением. Эх, каких это стоило нам жертв, но мы победили. Да, мы – русские! Да, мы – сибиряки! Вот и разобрались… кто из нас чего стоит!
       В морозных пространствах белых степей свершилась великая битва Духовного. Ничто уже, казалось, не могло так взволновать его в подлунном мире.
       …Подобно молнии разбил удар сердце его. Падая, графин с лимонной водою отразил своими хрустальными гранеными плоскостями запавшие глаза больного профессора, исхудалую грудь, кисти музыканта-художника, фрагменты темно-коричневых картин его позднего периода – с неким лучением тайны. Вырвалась за пределы сосуда прозрачная вода и вырвалась за пределы груди изможденной вольная душа художника.  Хрустальные осколки застыли в хаосе запечатлев онемевший заострившийся профиль мастера. На какой-то миг солнечный луч словно прощаясь осветил сияньем осколки разбитого графина… Сизый дикий голубь стукнулся клювом о стекло окна кабинета покойного. В камине и дымоходе завыл ветер, завыл пес, встревожились зареяв грачи. Казалось, вся природа пришла в движение! …И хлынул дождь, перемежаемый молниями и раскатами грома.
       Лучом бессмертия душа художника-шамана, понеслась и устремилась над заснеженными вершинами Альп прочь от старой, давно остывшей оболочки, ветхой одежды-тела. Бессмертная душа князя-ламы (в последнем воплощении художника Кандинского) имела опыт вполне осознанной жизни после смерти.
       В долине среди горы заиндевелых трупов на миг остановилась, призадумалась и… вошла в тело счастливца. Застонал ни с того, ни с сего – мертвец - и открыл широко свои очи, удивляясь своему воскрешенью из мертвых.
       Великий Кандинский был великим шаманом. Будучи непревзойденным мастером в области оккультной, или духовной живописи, прозванной абстракционизмом, он также явился мастером перевоплощенья.
       В это же время американский солдат Дэвид Паладин, сын белого миссионера и индианки племени навайо, находился в немецком концентрационном лагере, плохо перенося голод и каждодневные издевательства. В конце войны лагерь освободили англичане. Вконец ослабев, молодой человек, которому тогда исполнилось 18 лет, вскоре оказался среди трупов, которые везли к месту захоронения. По дороге в полумертвом юноше заметили некоторые признаки жизни и, к счастью, он оказался в полевом госпитале в Вене, затем в спецбольнице – в Мичигане.
        Дэвид Паладин, увы, не являлся личностью выдающейся. Воспитывался в резервации индейцев в Чинли (штат Аризона). Убегал много раз от родных и вскоре оказался в исправительной колонии. Буйному и непокорному молодому человеку с трудом давалась наука; кое-как он освоил профессию картографа и, таким образом, очутился в европейском контингенте войск США. Он был захвачен в плен…
        В больнице сознание вернулось к юноше только через два с половиной года. К удивлению врачей, на вопрос о том, кто он такой, Дэвид не задумываясь ответил: “Я художник. Имя мое Василий Кандинский”. До этого он никогда в жизни не изучал русский язык, на котором заговорил грамотно и безо всякого акцента. У него появилась непреодолимая тяга к рисованию. Ему принесли краски, холсты… Он создал несколько картин. Метис, закончивший шесть классов, поразил экспертов; в его творениях признали руку недавно умершего русского художника.
         Он стал преподавателем искусства и парапсихологии в колледже Прекотт в Аризоне и лектором по теологии в Денверском университете.
Вскоре Дэвид Паладин согласился на сеанс гипноза; в кабинете психоаналитика внезапно раздался голос Кандинского и… Дэвид поведал о том, что на самом деле Дэвид Паладин умер, не вынесши мучений в концентрационном лагере. Душа Кандинского, видя молодое здоровое тело, вошла в него и воскресила из небытия.
        130 картин второй жизни Василия Кандинского, написанные рукой Дэвида Паладина, хранит специалист Музея Гугенхейма в Нью-Йорке. Основным сюжетом картин является “луч бессмертия” в различных преломлениях.
        Таким образом великому духу мастера Кандинского удалось завершить начатый цикл живописных полотен. Профессор слыл педантом. Дэвид Паладин не принадлежал самому себе; он делал то, что желал от него дух Василия Васильевича.
        После смерти Паладина бессмертный дух преломился и ушел в область неизбывного блаженства, чертоги Рая или Синтеза.
                2005