Глава 15 - Чрезвычайное положение

Прошло несколько дней – одинаковых, как под копирку. Как из-под штампа. Соседи пили и бездельничали. Андрюха не выходил из своей назойливой депрессии и действовал всем на нервы. Я не видел сновидений «о той стороне». Вестник словно в воду канул. Заточенный, к счастью, тоже не подавал признаков жизни. Только его слуги продолжали свои зловещие дела: люди продолжали пропадать без вести, и порой милиция находила их тела - без глаз и кистей рук…
Из столицы не поступало никаких вразумительных известий. Государственные теле- и радиоканалы (за исключением некоторых местных) перестали вещать. Демонстранты не прекращали демонстраций. Кто-то грозился голодовкой, кто-то собирался блокировать горсоветы и «уморить бюрократов голодом». Но никто не мог внятно ответить на простой вопрос: из-за чего, зачем и с какими целями идут демонстрации? Ходили слухи о сепаратистских настроениях в некоторых областях; или о фашистских или радикально-исламских переворотах в каких-то городах. Страна со страхом и нетерпением ждала разрешения событий.
Была суббота. Холодная и промозглая суббота. Рабочая суббота.
Я взял себе привычку слушать с телефона радио, постоянно переключая каналы в поисках новостей. И субботним утром я ехал на работу, слушая крысоградские известия.
«…что на берегу Тонтемира найдено три обескровленных тела с перерезанными горлами… Мэр принял решение о введении в городе комендантского часа. Для обеспечения безопасности горожан и поимки неизвестных убийц улицы будут усиленно патрулироваться милицией и народной дружиной…»
«Повторяем! В связи с появлением в городе шайки убийц, действующих с особой жестокостью, в Крысограде вводится комендантский час! Все лица, появляющиеся на улице позже 23:00 и раньше 5:00, будут задерживаться милицией для выяснения обстоятельств…»
Я подумал: «Это снова фанатики! Кто же еще?! Но почему они начали обескровливать свои жертвы?..»
Мне сильно хотелось спать. Суббота… Спать и спать бы в этот день… Вспомнилась веселая израильская песенка, которую я слышал неизвестно где и когда: «Ой, шаббат! Уй, шаббат!»
«Хорошо же сейчас евреям в Израиле!..» - подумалось мне. И я заснул, склонив голову на плечо… Нередко бывало, что я засыпал в маршрутке – но раньше это случалось только по пути с работы, после утомительного рабочего дня или в пасмурную погоду.
Мне снова пригрезилась фигура в несуразном берете – снова с тубусом и толстой папкой в руках. Я по-прежнему не мог рассмотреть ее как следует – силуэт дрожал и колебался, словно я смотрел сквозь стекло, по которому лились струи дождя. Или словно мои глаза были залиты слезами. А она шла, все так же гордо держа голову; шла, отделенная от меня слезной пеленой – не поймешь, далеко ли, близко ли. И так славно было смотреть на нее – и легко, и светло, и пронизывающе-печально становилось на душе. Как-то по-весеннему…
Знаете – бывает такое настроение весной: когда снега уже и в помине нет, а солнце – вовсю светит, но не особо греет, и ветер дует – прохладный, веселый, свежий… Тогда то ли летать хочется, то ли бежать куда, то ли на землю броситься, то ли взвыть в голос… Бывало с вами так? Со мной – много раз бывало.
«Кто она?.. Отчего я вижу ее?.. Как она связана со мной?..» - спрашивал я себя, наблюдая, как силуэт исчезает вдали, скрываясь за текучей пеленой.
«И ушла в синеватую даль,
Где клубилась весенняя таль,
Где кружилась над лесом печаль…» - с грустью заключил я строфой Александра Блока, когда силуэт исчез.
Я открыл глаза и увидел тоскливое, серое небо поздней осени… Нет, весной и не пахло. А еще я увидел, что пропустил свою остановку.
Невразумительно попросив водителя остановиться «где-то здесь», выскочил из маршрутки и полубегом направился к больнице.
Я миновал педагогический университет, на торце которого была изображена огромная жутковатая женщина с признаками базедовой болезни. Женщина держала раскрытую книгу и вперялась в нее своими выпуклыми глазищами. Из-за спины женщины били разноцветные лучи. Честно говоря, не хотел бы учиться у такой преподши… И ее взгляд и выражение лица меньше всего напоминали о передаче знаний. Скорее это походило на мистическое озарение.
Я прошел мимо мрачной швейной фабрики, выкрашенной в темно-синий цвет. Мимо аграрной академии с покосившейся башенкой. Мимо кафе-бара,  возле которого околачивалась компания оболтусов, похожих на животных, переодетых людьми.
Скорее, скорее!.. Вот из-за аграрной академии показалась чудовищная статуя колхозницы: с лицом девочки, выраженными вторичнополовыми признаками и могучими, почти мужскими руками. Колхозница угрожающе поднимала над головой факел. В левой руке у нее был сноп пшеничных колосьев. Причем сноп она держала почти что брезгливо – видимо, намеревалась бросить на землю. Я не понимал смысла этой статуи. Точнее, я понимал его так: «Разбросаю ваш проклятый хлеб по земле и сожгу к чертям собачьим!»
А вот и «родная», ненавистная мне больница… Я почти вбежал в нее.
- Чего опаздываем? – насмешливо спросила санитарка, мывшая пол.
- Проехал остановку! А… заведующая в настроении? – опасливо поинтересовался я. – Как влетит мне сейчас…
- А ее нету. Как пришла утром, так почти сразу ее в СЭС и вызвали. И она – чуть ли не бегом…
- Интересно, что же это за спешка такая? ЧП, что ли, какое-то случилось?
- Светлана Игоревна говорила – еще нескольких бактериологов туда вызвали. Вроде консилиума.
- Не нравится мне это… - пробормотал я, заходя в «свой» опостылевший биохимический отдел.
- Говорят, что «скорая» привезла несколько человек с площади, - поспешила «обрадовать» меня Людмила Саберовна. – То ли задавили их в толпе, то ли побили…
- А в инфекционное отделение никого не привозили?.. – осторожно спросил я.
- Нет, но Светлана Игоревна вчера говорила, что городская инфекционка уже не принимает больных, а тех, что лежат – стараются побыстрее выписать. Чрезвычайное положение с теми странными больными…
Я начал было готовить анализатор электролитов к работе, но тут в дверь постучались.
- Приемное отделение! – отрекомендовалась медсестра с биксом в руке. – Кровь на группу на cito.
- Давайте, сейчас сделаю… - Я вынул из стола перчатки. – Поставьте ее в 418-ом кабинете…
Когда же я наконец натянул эти перчатки – не по размеру маленькие, до ужаса тесные, - отыскал реактивы и чистую плашку и пришел со всем этим добром в 418-ый, оказалось, что приемное отделение снова доставило кровь с одним бланком вместо полагающихся двух.
Я немало рассердился и решил лично спуститься в приемное и выразительно указать им на их ошибку. В прошлом я уже звонил им по телефону – но это не принесло никакого результата.
По пути в приемник я случайно увидел в окно сразу три машины «скорой», вереницей въезжающие в ворота больницы.
У входа в приемное стояли двое водителей в синих комбинезонах.
- …Еще одну порцию фашистов привезли, - промолвил один из них, не то насмешливо, не то презрительно.
- Мало им было 45-го! – кивнул второй.
Я пропустил санитаров, ввозивших в приемное отделение каталку со скорченным человеком. Человек этот был тщедушен и как-то жалок. «Это что – тоже фашист? – заметил я про себя. – Больше похож на узника концлагеря!»
Потом ввели хромающего парня с шиной на руке и повязкой на лбу. Внешность его была более характерной: крепкое телосложение, обритый череп, черная кожаная куртка, тяжелые берцы… Однако… Его глаза походили на щелочки, глядящие из-под мощных надбровий. Это был типичнейший карташанин. А еще на его груди сверкало большое посребренное распятие на цепочке.
- Они – враги и истребители православного народа, паразиты и кровососы! – оживленно объяснял он людям, ведущим его под локти. – И запад, и еврейство, и мафия находятся в сговоре с ними! Почему бандиты свободно ходят по улицам, входят в дома, преспокойно убивают и грабят, а милиция – закрывает глаза?! Или вовсе отпускает их?!
- Да не тарахти ты, а под ноги смотри!.. – оборвал его кто-то. – А то сейчас споткнешься о порог, и вторую ногу растянешь.
- Вы не хотите бороться, сами подставляете головы под ножи! – огрызнулся карташ, аккуратно перешагивая высокий порог. – Я не удивлен, что вас почитают за быдло и рабов – и русских, и украинцев, и карташан…
- Ты будто сам – не карташанин, - отметил один из водителей. – Мысль-то у вас верная – да только путаетесь вы в ней безбожно, и воплотить не сумеете. Потому что дури, дури в вас слишком много!..
Активист свирепо взглянул на него, но ничего не успел ответить. За ним закрылась дверь приемпокоя.
«Удивительный народ – православные карташи! – подумал я. – Какая странная смесь азиатской, европейской и славянской культур!..»
Несколько минут ушло на поиски врача, выписывавшего направление «на группу крови». Несколько минут ушло на ожидание – врач была занята новопоступившим пациентом. И мое желание устроить маленький скандал успело погаснуть.
- Просите, но помимо направления вы должны были выписать и бланк результата, - вежливо обратился я к ней. И ведь это не в первый раз…
- Вы нас тоже простите… Сами видите, что у нас сегодня творится… - растерянно ответила она, заполняя бланк. – Тут и травматологических, и нейрохирургических, и абдоминальных с площади везут… А заодно и все дизентерии, гепатиты и пищевые отравления на нас свалились. Тут немудрено не только о бланке позабыть…
- Спасибо, - поблагодарил я, взяв бланк ответа. Маленький скандал не удался… Вообще-то, я не люблю скандалов, но в этот раз почему-то очень хотелось его начать… И потому я был слегка разочарован. - А не слышно, отчего инфекционка перестала принимать больных?..
- Нет, нет. Говорят, какой-то вспышки боятся – вот и освобождают места…
- Спасибо, - зачем-то поблагодарил ее еще раз и вышел из приемного.
-…ни милиция, ни армия не будут воевать с собственным народом!!! – надрывался карташский радикал, продолжая кого-то убеждать.
На лестнице я встретил заведующую, возвращавшуюся с консилиума.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте, Роман Борисович… - надломленным голосом проговорила она. Похоже, она была то ли сильно удручена чем-то, то ли напугана, то ли утомлена. – Я только на несколько минут загляну в отделение – и побегу обратно в СЭС…
- Так значит, все инфекционные больные будут поступать к нам? – поинтересовался я, не зная, как начать диалог.
- Да, все… - так же надломлено сказала она, словно продолжая прерванный разговор. – Не знаю, на что они надеялись…
- Холера?..
- Хуже… Мы не знаем, что это за вибрион. Он очень похож на холерный – но все же заметно отличается… И медсестра у них заболела…
- Но где же источник инфекции?!. Как она передается?!
- Вода… - Светлана Игоревна с шумом вдохнула через нос. – СЭС высеяла его из водопроводной и речной воды…
Я похолодел.
- Весь город пьет воду Тонтемира…
- Есть резервный водоем – озерко на Ковалевке. Водоснабжение будет производиться оттуда. Но неизвестно, чиста ли вода того озерка…
- Любой из нас может быть заражен… Какой инкубационный период у этой болезни?
- Неизвестно. Предположительно – два-три дня. Некоторые больные жаловались на тошноту в течении нескольких дней до заболевания. Самый первый больной уже умер… - Светлана Игоревна всхлипнула. – Другие – в тяжелом состоянии. Вибрион малочувствителен к антибиотикам – разве что тетрациклины действуют на него немного сильнее…
- Надо запастись тетрациклином, покуда не началась паника… - Я покинул заведующую и бросился в аптеку, находившуюся в одном из отделений. Купил три коробки тетрациклина гидрохлорида – на все наличествовавшие деньги, к сильному удивлению аптекарши.

…Впрочем, очень скоро ее удивление, наверное, прошло: город был объявлен зоной карантина, и радио, позабыв про попсу и шансон, стало бесконечно повторять памятку для граждан… О симптомах и первых признаках заболевания, о вероятных путях заражения, об изоляторах для подозрительных и контактных, об оцеплении вокруг города, о цистернах с питьевой водой, которые будут подвозить во все дворы… Водопроводную воду предполагалось использовать только для технических нужд (и то – после кипячения). Рекомендовалось добавлять в питьевую воду лимонный сок (вибрион боялся повышенной кислотности). И, как второго пришествия, следовало ждать приезда специалистов из Института микробиологии.
Когда рабочий день закончился, я решил пройтись по городу пешком.
«Страна – в тихом хаосе… - раздумывал я, уже выходя из больницы. – Министерства, по-видимому, разогнаны. В администрациях творится непонятно что… Народ и без того напуган и взбудоражен… Что же будет?! Что будет?!»
Я купил у бабы Кати ватрушку с изюмом и задумчиво жевал ее на ходу. И хотя я испытывал несильный голод, вкус сдобы, сладкого творога и изюма не приносили удовольствия. Я ел с некоторой опаской: а вдруг этот чертов вибрион прилип к этой ватрушке?.. а может, он уже и без того – внутри меня?..
Горожане были мрачны и нервны. Наверное, каждый из них напряженно прислушивался к ощущениям в своем желудке, к тайной работе своих кишок – а вдруг что-нибудь собьется, забурлит, заболит, отравленное коварным микробом, прокравшимся в нутро?!
В аптеках стояли шумные злые очереди. Толпы людей вели себя необычно: человеческие потоки двигались очень быстро, беспокойно, панически. Это не было похоже ни на обычную суету, ни на смятение, рожденное мороком Заточенного…
«И, в довершение ко всему, под этим городом затаилось чудовище… И толпы безумцев прячутся в самом городе…»
На углах, столбах, тумбах были расклеены наспех распечатанные листовки – но уже не листовки культа, а бюллетени СЭС. Какие-то машины то и дело проезжали мимо, голося из громкоговорителей. Около подъездов собирались беспокойные группы молодых людей, сверялись с какими-то списками, делились на тройки и пары – и расходились по подъездам. «Волонтеры, - понял я. Ищут людей с первыми признаками болезни. Да только много ли они найдут? Многие ли захотят открыть им дверь, ответить на их вопросы?.. Много ли людей, действительно имеющих жалобы, осмелятся признаться в них и отправиться в изолятор?..»
Около одной из железнодорожных станций я заприметил странного типа, медленно идущего среди бурлящей толпы. Я проходил мимо этой станции, как вдруг что-то заставило меня остановиться и повернуть голову. «Погляди, погляди, погляди!..» - тревожно зазвенел Дар за грудиной. Мой взгляд сразу остановился на нем – на высоком блондине в длинном сером плаще, размеренно шагающего, засунув руки в карманы. Он никуда не уходил, и не сел в подъехавший поезд – он просто околачивался возле станции, словно ожидая кого-то или наблюдая за чем-то.
Фанатик?... Нет, вряд ли… У сектантов, виденных мной в день смятения, лица имели безумное, слабоумное, полузвериное или угрюмое выражение. Этот же смотрел на прохожих ясными и умными глазами – смотрел с презрением и отчуждением.
«Неспроста это…» Я шел, пока не почувствовал мучительную усталось в ногах. Я люблю длительные пешие прогулки – и обычно могу быстро и без устали проходить большие расстояния. Но в этот день я утомился очень быстро – словно мои ноги объявили забастовку, требуя отдыха.
«Странно, что ничего не говорят насчет провизии… - пришло мне в голову, когда я подошел к огромному супермаркету «LeGrandStock». – Если въезд и выезд перекроют, частные магазины закроются, как только продадут все запасы продуктов. Цены подскочат… Хлебзаводы и мясокомбинаты, возможно, будут работать в обычном режиме – но смогут ли они прокормить целый город?!.»
С этими мыслями я зашел в LeGrandStock, снял с банкомата денег и купил изрядное количество лапши, риса, гречки и… галетного печенья, а также пять крупных лимонов и флакон жидкого антибактериального мыла.
На выходе увидел еще одного «наблюдателя», околачивающегося около магазина. Этот персонаж был, в противоположность первому, смугл и черноволос. Но на нем был точно такой же серый плащ, и точно такой же ленивой походкой мерил он землю, и точно так же смотрел на толпу.
«Многие сбежали или пытаются сбежать из Крысограда… - подсказал мне Дар. – А многие, наоборот, поспешили приехать в него. Слетелись, как мухи или стервятники…»
Я сел в бесплатный автобус-«шаровоз», и за окном снова замелькали унылые и однообразные крысоградские улицы: то изломанные, то извилистые, то прямые, как взлетные полосы… Как бы мне хотелось разогнаться по одному из этих «взлетных» автобанов – и взмыть, высоко-высоко, выше птиц, выше клубов дыма, выше грязных облаков, выше незримых щупалец Заточенного…
Но, увы, мечта была лишь мечтой. Я сидел в фырчащем автобусе, и на коленях громоздились портфель с ноутбуком и тяжелый пакет с припасами. На самолет мало похоже…
Автобус вез меня мимо дореволюционных и довоенных домов, выкрашенных ржавой пылью, мимо тоскливых школ, мимо детсадов, похожих на детские постройки из кубиков, мимо угрюмых заводов и уродливых шахт. Вот и речка Тонтемир, что прежде звалась Тон-Тхемиром, а еще прежде – Тон-Тхарой, а еще прежде – просто Тхарой. По одну ее сторону – сверкающие  торговые дома и офисные комплексы, а по другую – полуразваленные избушки пополам со складами…
«Гляди!!!» - Дар снова дернул мою голову, но уже не с настороженностью, а с восторгом. Я крутанул башкой так резко, что в шее хрустнуло, и жгучая боль разлилась по ее задней стороне. Будто кто кипятком обдал. Но автобус ехал слишком быстро, и я успел мельком увидеть только набережную с поломанным и попиленным парапетом.
…На улице Парижской коммуны некий молодой человек с бутылкой пива поприветствовал меня. Я обрадовался было, подумав, что наконец-то встретил Вестника – но ошибся. Парень сказал мне, что ключ от комнаты у Гены, который сейчас в комнате у Светы. Кто это был – для меня осталось загадкой. Скорей всего, я просто не узнал кого-то из соседей по общаге.
 Как я уже говорил, вместе со многими преимуществами, Дар имел и недостатки. Так, встретив знакомого человека в непривычной обстановке, я запросто мог не узнать его. Уже бывало, что встретив соседа на улице, я не узнавал его. Или, встретившись с сотрудником в магазине, удивлялся тому, что меня приветствует «незнакомец».
А Гена на днях потерял свой ключ, и нам приходилось пользоваться одним ключом на двоих – потому что выходили на работу в одно и то же время и последними. Уходя, мы запирали комнату, и ключ забирал Гена – он возвращался раньше. Вернувшись с работы, он нередко уходил к кому-то в гости – и мне приходилось его разыскивать. Меня это сильно раздражало.
Зато потом, после поисков «ключника», у меня был кусочек времени, который я мог провести в долгожданном одиночестве.
В этот раз Гена нашелся очень быстро, и я, вернувшись в комнату, первым же делом переложил в тумбочку свои «сухие корма». Поглядел на бутылку с соевым соусом – соуса было предостаточно. Я планировал есть и лапшу, и рис, и гречку с этим соусом, если сосиски и консервы подорожают или исчезнут…
Затем я решил на всякий случай проверить свое оружие, спрятанное в дорожной сумке. И копеш, и резинострел были на месте – лежали себе под простынями и наволочками. «…И все-таки держать их здесь рискованно,» - нахмурился я. И тут же обнаружил на дне сумки некий незнакомый предмет.
Бумажный сверток, перехваченный красной крепкой нитью.
Откуда он взялся?..
Развернув его, я обнаружил шестигранный стеклянный флакон с плотно завинченной крышкой, до половины наполненный прозрачными зеленоватыми кристаллами со спичечную головку величиной.
На бумаге, в которую флакон был завернут, кто-то написал ровным, лаконичным почерком: «Это фармакомагический препарат, очищающий воду любой степени загрязненности и зараженности. Одной крупинки достаточно для пяти литров воды. (Половину флакона вынужден был отсыпать себе – сам понимаешь) К сожалению, не сумел явиться лично. Вестник. P.S. Будь начеку: наш враг снова начинает проявлять активность!»
Ну хоть одно доброе известие: я по-прежнему не один в этом городе!..
В комнате было довольно холодно. Как-никак, октябрь в этом году выдался холодным. Зимой в этой общаге было совсем непереносимо – и потому жильцам приходится придумывать разные пути спасения от холода. Кто-то включает тепловентиляторы или масляные батареи. Кто побогаче – купили конвекторы. Некоторые ставят в комнатах ведра с водой и… суют в них кипятильники. А многие (в том числе и я) просто надевают на себя несколько штанов, рубашек и свитеров.
Пока что холод был терпимым, и я ограничился тем, что пододел под свитер тельняшку и натянул вторую пару шерстяных носков (пол был холодным до ужаса!). Съев пару кусочков печенья и запив их томатным соком, я решил немного подремать – запастись силами на случай, если Макху начнет новую атаку.
Мне приснился… шорох. Шорох сухих листьев. Шорох необычный – какой-то мертвый, пустой. Не осенний. Осень всегда приносит надежду и ожидание, осень по-своему уютна и по-своему красива. И шорох осенних листьев звучит совсем по-другому.
В этом же звуке не было ничего обнадеживающего. Ничего живого.
«Картинка» присоединилась к звуку намного позднее: я стоял на белоснежном берегу, усыпанном соляными кристаллами всех размеров. Бело-искристые соляные валуны, утесы и скалы выглядывали из морской воды. Каменные скалы обычно имеют резкие формы и острые грани – а вот соляные были округлыми и даже изящными. То расплавленные свечи, то исполинские цветы, то диковинных зверей напоминали они…
Берега были усыпаны соляным песком. По мере отдаления от воды соляной песок уступал место обычному песку, из которого торчали хлыстики и пилочки травяных стеблей. Раньше они были зелеными – но теперь побурели и потемнели.
Лес, возвышавшийся над берегом, был зловещ и безмолвен. И вся листва из зеленой превратилась в желтую, бурую, красную, коричневую… Опять-таки, это не было похоже на осень. Осенние листья красивы. А эти – вызывали отвращение. Они были какими-то пятнистыми, скукоженными, и не желали опадать. Так и висели на ветках, издавая тихий злой шепот.
- Здесь прошла Волна, прежде чем остановиться у стен Города Тысячи Солнц… - констатировал женский голос. – И теперь лес мертв и сух. Нам остается лишь привезти сюда древоточцев, чтобы они поскорее расчистили место для нового леса…
Видение из Мира За Стеной вскоре окуталось мраком, и я каким-то непонятным образом оказался… в недрах земли, глубоко под Крысоградом. Невидимый, неслышимый и неосязаемый То-По-Макху дрожал, ворочался, перекатывался и пульсировал, подобно необъятному студенистому слизняку. Он был напряжен, обеспокоен и сосредоточен. «Он к чему-то готовится, - сообразил я. – Очень скоро он начнет какую-то активную деятельность. И он будет осторожнее, чем раньше…»

- Ты опять спишь?.. – произнес кто-то прямо над моим ухом, разбудив меня. Нехотя приоткрыл один глаз. Соседи были в полном сборе – и было странно, что их обычная возня не разбудила меня раньше.
- Ты так всю жизнь проспишь, и жизни не увидишь, - укорили меня. – Мы вот собираемся в  «Mad House» идти. С нами пойдешь?..
- Нет уж, я лучше воздержусь, - зевнул я, поднимаясь.
- Ну че ты ломаешься, как девочка?.. Нужно ведь иногда расслабляться…
- Гори оно огнем, такое расслабление! – зевнул я в ответ. – Тоска смертная от всех ваших клубов, шмубов…
- Ну и сиди себе в четырех стенах, деградируй, сколько захочешь.
- Это я-то – деградирую?! К твоему сведению, я за прошедшие пять дней прочел пять книг до трехсот страниц в каждой, перевел с английского пять статей, и обработал около двадцати фотографий! И если бы не ваше присутствие, я бы сделал намного больше!! Я – деградирую?! Уморил… Посмотри-ка лучше на себя, высшая ты ступень эволюции!..
Соседи меня не любили – но и побаивались. Никто не стал спорить со мной.
- И потом, разве все ночные заведения не закрыли ввиду комендантского часа? – поинтересовался я.
- У кого бабок мало – те закрылись. У кого бабки есть, да крыша покрепче – те работают. А ты как думал?.. Вот, гляди!
Мне протянули большой глянцевый флаер. «Грандиознейшее открытие первого зала комплекса «Mad House»!!! Суперразвлекательная суперпрограмма «Пир во время чумы»!!! Начало программы в 21:30, окончание – в 6:00!!!»
- Вот оно как?.. Как они хитро «миновали» комендантский час!
- Да что нам этот комендантский час?! Что мы – испугались каких-то отморозков?
- Я бы не стал так храбриться… - осторожно возразил я.
- Короче, если передумаешь – айда с нами!..
- Нет, я не передумаю…
«Бедняги не знают, как рискуют… Им нет дела ни до инфекции, ни до опасности… И еще обвиняют меня в том, что я «деградирую»… Тоже мне, венцы творения… Даже если бы я не знал о фанатиках – все равно и носу бы не высунул ночью…»
Копеш и пистолет… Может быть, уже стоит носить их с собой?..
Я снова взглянул на флаер. В этом было что-то презрительное, залихватское – вечеринка (или как это называется?) во время комендантского часа и при угрозе эпидемии… Такое мероприятие получалось необычным, экстремальным, заманчивым для нехитрых умов.
Меня же оно совершенно не интересовало. Честно говоря, даже наружный вид ночных клубов всегда вызывал у меня отвращение. Рассказы же о них вызывали удивление: неужели это может быть настолько интересным и привлекательным, что можно выкладывать за него такие большие деньги?! Состязания в пошлости, расхлябанности и идиотизме… Нет, это совсем не по мне.
Я и на дискотеке-то был всего раз в жизни – на школьной, в 9-ом классе. Да и то я пробыл там около десяти минут. Тьфу, даже если бы мне заплатили – все равно бы не пошел. Все равно, что в чан с дерьмом нарочно прыгнуть.

Когда подошло время, два моих соседа (горемычного Андрюхи не было – он куда-то запропастился с самого утра) приоделись, напялили полуклоунские «стильные» вещи и ушли, не забыв повторить попытку зазвать меня с собой. Смутная тревога, зловещее предчувствие распирало меня изнутри, как кость, вставшая поперек глотки.
- Ну, счастливо оставаться, волк-одиночка ты наш! – попрощался со мной один из них.
Я не ответил.

Вскоре после их ухода объявился Андрюха. Он был особенно несчастным и вдобавок – заметно пьяным.
- Скажи мне, Ромка… - начал он еще с порога. - …Может быть, хватить играть на своем компьютере?..
Я не играл, а работал над фотографиями, сделанными еще летом. И я проигнорировал само существование незваного собеседника.
- Ах вот ты как?.. – Он со скрипом опустился на свою койку. – Ну и скользкий же ты тип, Ромка!.. Шифрованный весь какой-то… Ни с кем не разговариваешь… Никуда не ходишь… Генка с Димоном вот пошли в «Мэдик»… А ты – нет… Я бы тоже рад пойти – но не до того мне сейчас…
- Я – ни с кем не разговариваю?! – удивился я. – Нет, ничерта подобного! Просто мне не с кем разговаривать – и все. И не о чем!
- Ну ведь вокруг тебя – столько людей!.. Столько красивых девушек!.. Столько веселого!.. Нельзя же так замыкаться в себе!.. Есть же компания…
- Только эта компания занята только поглощением пива, «Контрой» и просмотром быдлофильмиков. И разговоры – только о «ржунимагу», о трахнутых девках, о плане и о том, как кто набухался в каком году. А ваши «красивые девушки»? Они не выпускают изо ртов сигарет, и пахнут, как надушенные пепельницы…
- Ну ты и шифр, честное слово!.. Ну давай пойдем к девкам – чего тут торчать! – пробубнил он, вскакивая с койки. – Ну пойми ты наконец!..
Он ухватил меня за левое предплечье и попытался вытащить из-за «стола». Я рассердился и резким движением высвободил руку.
«Фрр…» - многообещающе фыркнуло у меня за грудиной. «Нет, нет, нет!!! – взмолился я про себя. – Не время!!! Я же могу искалечить его!!!»
- Дурак ты! – возмутился Андрюза. – Я же по-хорошему…
- Оставь… меня… в покое… - промычал я сквозь сжатые зубы. – Это… и будет… по-хорошему…
«Фрр-фрр» продолжало набирать обороты. Ноги мои судорожно выпрямились, и я встал. Неуклюже вышел на середину комнаты… «Сейчас пойдет «холод»! Сейчас!» - внутренне напрягся я.
- Тебе точно лечиться надо, - нахмурился Андрюха, глядя на мои странные движения. – Ты просто больной человек… Все понятно…
- Нет… Настоящий больной – это как раз ты, - возражаю я, чувствуя, что «фррчание» понемногу смолкает. – Что за странное упрямство?! Ты понимаешь, что ты натуральным образом за-ко-ле-бал меня?! И что твое общество мне неинтересно? А теперь – еще и неприятно? Я думаю, что ты это прекрасно понимаешь. Но все равно ты продолжаешь навязываться, втирать мне что-то, мелькать перед глазами, как влюбленная дура…
- Че… го?. – ошеломленно захлопал он глазами. Пожалуй, сравнение с «влюбленной дурой» было уже излишним.
Он со свирепым видом ухватил меня за плечо.
- Лучше не напрашивайся на неприятности… Ты же прекрасно помнишь, что я сделал с тем студентишкой… - спокойно сказал я ему.
Когда-то, еще в первые мои дни в этой общаге, некий пьяный «четкий пацан» из студентов пытался в чем-то меня убедить. Не помню уж, в чем. Кажется, конфликт был сродни нынешнему – меня куда-то навязчиво приглашали, объясняя, что там будет «прикольно». А я, презрительно посмеиваясь, отмахивался от этих приглашений. В конце концов мой оппонент отчего-то обозлился и попытался меня ударить. Но я поймал его за руку, да так удачно, что сила собственного удара отправила его на пол. Я сделал это неосознанно – почти что инстинктивно. Неосознанно же, я придавил его коленом и принялся выворачивать ему плечо. Бедняга вопил на весь этаж – высвободиться не мог, и на помощь ему никто не поспешил (хотя вокруг целая толпа стояла). Я продержал его с подвернутой рукой несколько секунд – и этого оказалось достаточно, чтобы меня оставили в покое.
- Я могу вывихнуть тебе обе руки, - продолжил я. – Или сломать все пальцы. Или вывернуть челюсть…
Андрей колебался. Его пальцы, сжимавшие мое плечо, сперва задрожали, потом ослабили хватку, а затем и вовсе разжались.
- Пойми, я – человек незлой. Ну, во всяком случае – не воинственный. И весь мой род – не воинственный, миролюбивый. – разъяснил я. – Я никогда не лезу в драку, не ищу конфликтов. Никогда не обучался никаким боевым искусствам. Но это совсем не значит, что я – безобиден. Дрался я всего несколько раз за всю жизнь – и один из этих раз ты видел собственными глазами. Другие разы закончились точно так же. Ты хочешь увидеть это снова?.. Испытать это сам?..
- Ладно, - сдался он. – Мне рассказывали, как тогда… На кухне…
- Про нож? Ах да, я уже почти забыл…
История с «посудомоечной мадам», ее благоверным и ножом, вонзившимся в дверной косяк, уже почти забылась, уступив место более важным событиям.
Тогда «фррчание» и «холод» впервые показали себя… Тогда я впервые почувствовал, как превращаюсь в странное, нечеловеческое существо…
Впрочем, даже если бы Дар не пришел мне на выручку, я наверняка проучил бы того кретина и собственными силами. Да, я был небезобиден, и Дар не имел к этому никакого отношения. Еще в детстве я побеждал в любом поединке – шуточном или серьезном, и сам не мог понять, где я обучился таким приемам. Один школьный товарищ, увлекавшийся единоборствами, говорил, что мой «стиль» похож на айкидо и на китайскую технику болевых захватов. Но я никогда не занимался никакими техниками и не посещал никаких секций. Даже фильмов-боевиков почти не смотрел.
Может быть, я перенял это от Роя, о существовании которого лишь смутно догадывался?..
- Тебе-то хорошо… - сдавленно проговорил несчастный сосед. – Ты можешь никого не бояться…
- До сих пор я побеждал только в поединках. В «дуэлях». Но не представляю, как я буду справляться сразу с несколькими врагами…
Я расслабился было, решив, что Дар уже утратил боевой задор. Оказалось – напрасно…
«Фррр!!!» - резко фыркнуло в моем нутре, да так, что я содрогнулся от неожиданности. И «холод» заполнил меня резко и сильно – будто холодной водой окатили, но не снаружи, а изнутри.
- Нннм, нннм, нмм, нммм, нннммм… - четко и чеканно произнесло мое горло. Не знаю, что эти звуки значили и имели ли они смысл вообще. Может быть, это мог бы объяснить Квлан с Тау Кита.
Андрюха в ужасе прижался к стене – очевидно, снова вспомнил рассказы о ноже, надрезавшем багровое ухо…
Но, прежде чем мой воинственный «автопилот» успел сотворить что-то опасное, я сделал сильнейший волевой рывок и заставил его вложить свою энергию в первое безобидное действие, пришедшее в голову: ухватиться левой рукой за шкаф и передвинуть его.
Тяжеленный шкаф сдвинулся легко и мгновенно, словно ничего не весил – тем не менее, пол от этого аж задрожал, а с потолка упало несколько кусочков побелки. «Холод» прошел так же резко.
- Нет, с такой силищей ты и целую банду можешь разбросать… - Андрюха удивленно хлопал своими бесцветно-серыми глазами, не веря увиденному.
- Сдвинуть-то шкаф – дело дурное, нехитрое, - возразил я. – Другое дело – как его теперь обратно поставить…
Шкаф был полон вещей, да и сам весил немало. Вернуть его на место мы смогли только вдвоем.
- Я знаю, кто ты… - пробормотал потом Андрей, опасливо косясь на меня. – Ты – одержимый!
- «Он озяб, его гонит Луна –
Он во власти неведомых сил!
И теперь всего будет сполна!
Будь, что будет! Спаси-пронеси!» - ответил я ему обрывком песни.
- Ты очень странный человек, - все так же опасливо проговорил он тогда. – Ты… Как из книжки какой-то. В тебя поверить трудно.
- Иногда я и сам сомневаюсь в своем существовании. А иногда мне кажется, что я сильно отличаюсь от «стандартных» людей.
- Ты и действительно отличаешься…
- Я и не хочу сливаться с массой. Мне там нечего делать – в массе-то этой. Она меня все равно вытолкнет, как вода пробку. Я не люблю компаний. У меня всего несколько друзей, с которыми я вижусь редко. Я не переношу пустого, бессмысленного общения, перемывания косточек, состязаний в шутовстве и длине членов.
- Понятно, почему ты почти не разговариваешь с нами…
- Ваши разговоры, и разговоры на кухне, и разговоры в коридоре – все это пустое. Это имитация общения. Для меня это – просто шум, фоновый звук. К тому же раздражающий звук. Как крики цикады: «Зуг-зуг-зуг-зуг-зуг-зуг!»
- Так почему же ты не съедешь отсюда?
- Ха! Смешной человек. А ты почему не съедешь? Некуда съезжать, некуда… С нашими зарплатами никакие другие места не светят…
- …Но все-таки, почему ты никогда не давал нам интересных тем для разговоров?.. Ты же столько знаешь, столько умеешь… И мы бы тогда разговаривали не о пустом.
- Нет уж, спасибо. Я не люблю читать лекций. Я люблю диалоги и дискуссии, а не монологи. Вряд ли я смогу разговорить вас настолько. Будете просто слушать меня, разинув рты, и глазеть, как на слона в зоопарке. Я – интересен?.. Я интересен для вас точно так же, как экзотический зверь или кунсткамерное чудо…
- Злой ты все-таки, Селиванов… Злой и непонятный. Ты и есть кунсткамерное чудо!
- Можно и так сказать… Не от мира сего…
Последняя фраза была в моих устах лишь наполовину метафорой.
Несколько минут мы молчали.
- …И все-таки жаль, что я не пошел с пацанами! – простонал потом Андрюха, растянувшись на койке и глядя в потолок жуткими, полупустыми-полутрагичными глазами.
- Хорош скулить, честное слово! – огрызнулся я. Не знаю, почему – но его жалкий и горестный вид вызывал у меня желание нарочно досадить, задеть, поиздеваться… Андрей, казалось, сам напрашивался в жертвы. – Я думаю, что этот «Пир во время чумы» - очень плохая затея… Лично я бы и носа не казал на улицу…
- Я не верю в это банду маньяков!
- А я – верю.
Чуть не вырвалось: «Я их сам видел!»
- Кто же, по-твоему, людей убивает? Шутка ли? Первое апреля, вроде бы нескоро…
- Ну с какого бы это перепугу психи собрались в банду и начали бы терроризировать город?! Психи всегда одиноки!
- А может, это не просто психи. Какая-нибудь секта, к примеру.
- Аццкие сотонисты?
- Сотонисты – не сотонисты, а все равно лучше не лезть на рожон. К тому же в стране неспокойно. Снова повылезали националисты. Возможны даже стычки и погромы на национальной почве. Лучше не рисковать. Меня, например, впотьмах могут запросто принять за «чурку» или за меда. Станут ли скинхеды заглядывать в мой паспорт?
Моя внешность действительно мало похожа на славянскую: я высокий, поджарый, с крупным «орлиным» носом, с очень темными, почти что черными волосами и раскосыми глазами (правда, зелеными, а не карими).
- И потом, комендантский час – это не пустые слова. Кому охота ночевать в отделении?.. Местная милиция иной раз пострашнее скинхедов бывает…
- А как ты думаешь, менты действительно будут патрулировать весь город? Тут ведь есть районы, где они и днем боятся показываться…
- Кто знает… Крысоград – город зловещих тайн…