Глава 16 - Прорыв

В эту ночь я наконец-то снова увидел Грон, Мир-За-Стеной. И снова увидел его чужими глазами – не глазами Роя.
Я сидел на жесткой банке, опираясь локтем о вибрирующий фальшборт, морщился от холодных брызг и задумчиво глядел на высоченный, пестрящий заклепками борт корабля, возвышающийся надо мной, как крепостная стена. Было темно, я не видел, где этот борт заканчивается. Казалось, что он уходит куда-то в небо. «Это «Тувстарр», корабль, который уступает размерами только флагману» - понял я.
За спиной фыркал, стучал и рокотал мотор. «Это мотобот. Десантный,» - смекнул я. Бок-о-бок со мной, передо мной и позади меня сидели другие люди. Тесно сгрудившись на банках, они молчали, прижимая к груди автоматы, кутаясь в непромокаемые плащи и тревожно озираясь. У всех, включая моего «носителя», были темно-зеленые плащи и тяжелые каски.
Молчание однополчан казалось мне чересчур гнетущим, и я начал нервно проверять ремень своего автомата – не слишком ли длинен? не слишком ли короток? Тревога мучила меня, как колючий шарф. Хотелось произнести что-то бодрящее, веселое или просто дерзкое, выкрикнуть что-нибудь, хоть чуть-чуть подбодрить себя и остальных ребят…
«Тувстарр» осталась позади. Показалась поверхность бухты – вся сияющая, отражающая свет бесчисленных прожекторов, фонарей, иллюминаторов. Откуда-то из темноты вынырнула длинная узкая лодка, тоже полная людей, и бесшумно поравнялась с нашим мотоботом.
Что-то не так было с этой лодкой… Секундой позже я сообразил: нет ни мотора, ни весел, ни паруса! Что же приводило ее в движение?!
- Это войска Антиура, - сказал солдат, сидевший за моей спиной.
- Морские люди? – переспросил я, оборачиваясь. – Никогда их не видел.
- Да, морские… А поглядите, какой буксир у них!
Сперва я не понял, о чем речь. Скользнул взглядом по чужеземной лодке – и увидел трос, тянущийся от ее носа. Трос был натянут и уходил… под воду.
- Что за чертовщина? – удивился я.
«Ффых!» - шумно вздохнул кто-то. Из воды, в нескольких метрах от лодки, показалась черная блестящая спина.
- Они запрягли какого-то морского зверя, - с недоумением констатировал кто-то из солдат.
- А ведь идут быстрее нас! – отметил я. – Нам бы таких зверьков!
Сидящие в лодке были невелики и щуплы. Никакого оружия у них я не заметил, зато обратил внимание на их уши – большие, заостренные, похожие не то на крылья летучей мыши, не то на рыбьи плавники. Головы морских людей были налысо обриты, а лица были тощими и вытянутыми. Вкупе со странными ушами это выглядело забавно.
- Эй, ушастики!!! – выкрикнул я, не сдержавшись. Сердце забилось от ехидной, бесшабашной радости – как в детстве, когда совершаешь какую-нибудь проказу.
Мои однополчане рассмеялись, а антиурцы, как по команде, сунули во рты пальцы и засвистали – да так громко и так пронзительно, что многие из нас схватились за уши.
- Рядовой Свартблод!!! – проревел унтер-офицер, обращаясь к моему «носителю». – Заканчивай свой балаган!!!
Лодка с запряженным в нее животным вскоре обогнала наш бот и скрылась. Мы миновали какое-то судно неизвестной страны, выкрашенное в темные цвет, из-за чего его не удалось толком разглядеть. Теперь мы шли вдоль скалистого берега, вдоль рифов, отвесных обрывов, уродливых скал, торчащих, как сломанные зубы неведомых чудищ.
Странное дело! Я не просто смотрел глазами рядового Свартблода – я думал его мыслями, испытывал его чувства и даже помнил некоторые из его воспоминаний.
Так, я знал, что мотобот направляется к реке, впадающей в море около входа в бухту – там будет проще высадиться и путь к нашей позиции будет намного короче.
У входа в бухту было совсем светло, будто там включили праздничную иллюминацию.
- Не пойму… Что за празднества?.. – пробормотал один солдат. 
Через минуту стало ясно: в бухту входили три причудливейших корабля, прямо-таки увешанных фонарями разных размеров. Фонари висели на реях, вдоль фальшбортов, на углах рубок, на бушпритах и даже, вроде бы, на некоторых снастях. Должно быть, на палубах у них было светлее, чем днем. Мы же могли свободно разглядывать странную конструкцию и замысловатую оснастку этих судов.
Передний корабль казался огромным – чуть ли не больше нашего флагмана. Корпус был обшит красивой броней-чешуей. Кажется, у него было шесть или семь мачт, а красные перепончатые паруса блестели, отражая фонари, как атлас. Три палубы поднимались широкими ступенями, напоминая глаупольские террасы. Кормовая надстройка была увенчана этакой мини-крепостью с тремя остроконечными крышами. Края и углы крыш были забавно подняты и щедро украшены зубцами, выступами и какими-то блестящими медальонами. В окнах рубки-крепости горел яркий свет, и я видел силуэты людей в просторных одеждах, стоящих около окон. По бокам от окон блестели раздвинутые щиты-ставни, разрисованные яркими орнаментами, извивающимися драконами, диковинными цветами.
Корабль казался чересчур замысловатым; его фонари, яркие паруса и пестрые украшения наводили на мысль о праздничных прогулках, а не о войне. Между тем, за рядами тяжелых люков, тянущимися вдоль бортов, могли скрываться мощные орудия. Пестрые щиты и блестящая броня казались очень прочными. На трех палубах, словно муравьи, суетились поджарые смуглые матросы – торопко, четко, без единого лишнего движения.
Два других корабля были поменьше и поскромнее, но тоже смотрелись щеголевато и грозно.
- Только три корабля – от всего Восточного флота?! – удивились солдаты.
- Говорят, что на подходе еще одна небольшая часть Восточного флота. Только часть кораблей смогла прибыть… - пояснил унтер. – Там, на Востоке, сейчас страшные штормы… Даже «Тувстарр» и «Мимиру» пришлось бы несладко.
- Я надеюсь, что Тацу Такахара не распорол себе живот от досады! – воскликнул Свартблод (или я?..), по-прежнему желая подбодрить товарищей.
- Свартблод!!! – снова взревел командир, еще свирепей.
Восточный флагман сбавлял ход – атласные паруса уже были спущены. Над тремя палубами протрубили какой-то сигнал. Огромный якорь ухнул в воду, подняв высоченный фонтан брызг. Бросили якоря и два последующих судна.
Мотобот поравнялся с иноземцами, и моряк, правивший им, дал пронзительный гудок. Из рубки-крепости ответил медный голос горна. Почти тут же послышался бой барабана – размеренный, гулкий, как удары огромного сердца. Бухх! – бумм! Бухх! – бумм! – доносилось из-за большого корабля.
Унтер-офицер встал с банки и подошел к санитарному инструктору.
- …Похоже, что рядовому Свартблоду не помешало бы повысить дозу, - едва слышно проговорил он. – Серьезный вообще парень – но стал вести себя, как шут гороховый…
- Да, такие нарушения описаны, - зевнув, ответил санинструктор. – Я дам запрос в медпункт батальона…
Из-за высокой кормы восточного флагмана показалась большая весельная лодка – это с нее звучал барабан. Очевидно, он задавал ритм гребцам. Лодка была под стать кораблям: с рядами щитов и фонариков вдоль бортов, с причудливой драконьей головой на носу, с высокой надстройкой над кормовой частью.
- Прямо драккар какой-то, - зашептались солдаты. – У нас на таких триста лет назад ходили – а они до сих пор ходят.
На надстройке, озаренный двумя яркими фонарями, стоял высокий широкоплечий человек в синем одеянии, расшитом драконами. Из-под высокой шапки с кистями выбивались длинные седые волосы.
- Может быть, это и есть Великий адмирал Такахара? – предположил Свартблод.
Вскоре мы добрались до устья реки. Мотобот, отчаянно пыхтя и исторгая из водомета шумную струю, выполз на каменистую отмель, улегся на нее своим плоским дном и замолк. Мы высадились, ловко перемахивая через фальшборт, шлепая сапогами по мелководью, сноровисто погрузили мешки, ящики, палатки и тяжелое снаряжение в амфибию-тягач и ее лодкообразный прицеп, выкатили неуклюжую машину на берег.
Унтер-офицер выстроил наш отряд в колонну. Со стуком и грюком зашагали мы по крупной, тяжелой гальке. Амфибия поехала следом. Бот же неуклюже, словно огромный жирный тюлень, сполз с отмели и поплыл обратно – за следующим отрядом. 
Впереди возвышались уродливые, ломанные скалы. И темнел большой, недавно пробитый туннель. Мы маршировали к туннелю. Командир отдал приказ, которому Свартблод немало обрадовался: запеть песню.
- Кто идет сквозь волны и сквозь ветер?! – зычно затянул кто-то в голове колонны. – Кто пройдет сквозь лед и сквозь пламя?!
- Кто не знает страха и сомненья?! – подхватил Свартблод (а голос у него был не менее зычный, чем у первого «солиста»). – Кто очищен солью трех морей?!
- Морская пехота!!! Морская пехота!!! – хором ответила вся колонна. – Вперед, вперед!!! Без страха, без оглядки!!! Свинец и сталь!!! Штыки и порох!!!
- Огонь – в крови?! И лед – в каждом взгляде?!
- Морская пехота!!! Норикская морская пехота!!!
Песня, скорее похожая не речовку, отдавалась эхом от скальных сводов туннеля – и казалось, что это целый полк горланит малоскладные слова, прославляющие морскую пехоту.
Когда же мы вышли из туннеля, мы увидели загадочное сияющее явление, заполнившее собой, наверное, треть или четверть неба… Песня невольно оборвалась. Уж слишком удивительным и ошеломляющим было зрелище.
Мы поднимались по торной тропе на пригорок, склон которого был облеплен островерхими шатрами. По обе стороны тропы горели большие костры, возле которых неподвижно сидели, скрестив ноги, длинноволосые салюберийские егеря. «Скорее бы подняться на этот пригорок! – думал Свартблод. – И посмотреть на это чудо как следует, разглядеть его в полной красе!..» Меньше всего хотелось верить в то, что это светящееся нечто – и есть враг, из-за которого десятки стран были мобилизованы, словно на небывалую войну…
- Стой, раз-два! – неожиданно пролаял командир. Он шел впереди колонны и уже достиг вершины злосчастного бугра. Его силуэт четко выделялся на фоне мистического свечения. Вот появился второй силуэт – какой-то салюбериец с пышным конским хвостом на затылке. Он что-то сказал нашему командиру – слов было не расслышать. Но голос был взволнованным.
И тут явление словно взорвалось… К небу устремились ярко-красные всполохи-иголки, ударили два ярким белых луча, словно от исполинских прожекторов; лучи расширились и сузились, потом слились воедино… Потом в луче появились мерзкого вида черные прожилки.
А потом начался хаос…
Вдали завыла сирена: «вууууууй!!!!! вуууууууй!!!!» От ее вытья противно загудело в нутре, заныли зубы. Вой сирены подхватил какой-то рог – уже поближе к нам. «Уоооооо!!! Уоооо!!!» - заревел он, словно какой-то разъяренный зверь.
Сияние почти потухло, его поглотило нечто черное и тягуче-текучее. Небо потемнело. Взлетели две осветительные ракеты – словно две новые яркие звезды, зависли они над долиной.
- Оружие к бою!!! Вперед!!! Шевелись!!! – закричал вдруг унтер. И кинулся туда, где сияли ракеты, где уже зазвучали выстрелы.
Строй распался и последовал за командиром: автоматы наизготовку, каски надвинуты на лбы, плащи распахнуты и развеваются по ветру. Неуклюжая амфибия с прицепом осталась где-то позади.
Я обратил внимание на то, что Свартблод двигался довольно неловко, и ремень его автомата зацепился за какую-то деталь обмундирования, немало мешая бежать.
«Что ж такое?! Будто слегка выпимши!» - вознегодовал Свартблод, пытаясь высвободить проклятый ремень. Пальцы словно онемели, плохо повиновались.
Бок-о-бок с нами бежали егеря, тряся своими гривами и мотая конскими хвостами.
Свартблод разозлился и дернул ремень. Тот отцепился – но сам десантник при этом запнулся и чуть не растянулся на траве. Какой-то салюбериец, вскакивая из-за костра, по инерции налетел на Свартблода, едва не сшибив его с ног. Голова егеря звонко стукнулась о каску, а его развевающаяся грива, словно палубная швабра-«машка», залепила морпеху лицо. 
- Тьфу! Смотри по сторонам!!! – отплевываясь от волос, угодивших в рот, Свартблод небрежно оттолкнул егеря. Когда же он наконец взбежал на пригорок, догоняя свой отряд, битва вокруг эпицентра уже вступала в свой разгар. Громче и чаще всего звучало знакомое – короткое, но оглушительное, - бабаханье карабинов норикской пехоты. Морпехи недолюбливали «наземную» пехоту, считая неуклюжим мужичьем. Часто раздавался и протяжный свист, будто от взлетающей сигнальной ракеты, и нечто вроде металлического стука – Свартблод не знал, что за оружие могло издавать их.
Несмотря на ракеты, искрящиеся над землей и на несколько прожекторов, разглядеть поле сражения было трудно – перед глазами то и дело мелькали чьи-то бегущие, вскакивающие, мечущиеся фигуры. Да и Свартблода волновало другое – догнать своих товарищей, не потеряться…
- Морпехи, морпехи идут! – крикнул кто-то впереди. – Дайте им место! Пропустите!!!
Рядовой Свартблод настиг свой отряд, когда однополчане прыгали в какой-то окоп, уже полный пехотинцев с тяжелыми карабинами-«рельсами». Он спрыгнул в окоп одним из последних.
- Давай, давай, давай!!! – кричал кому-то унтер-офицер.
Т-т-т-т-т-т-т!!! – зарокотал пулемет, заглушая голос командира. Та-та-та-та-та!!! – откликнулся второй.
- К огневым!!!..
Десантники проталкивались мимо пехотинцев, пробираясь куда-то по окопу… Офицер пехоты что-то отчаянно кричал в рацию – что-то про недостаточное количество огневых точек.
Кое-как набились в траншею – «наземные» стояли плечом к плечу с морпехами. Свартблод снял автомат с предохранителя и прицелился. Но в кого?.. Во что?..
Несмотря на свет ракет и прожекторов, противника было невозможно разглядеть: черные призрачные тяжи, словно немыслимые объемные тени, клубились в воздухе над эпицентром – казалось, что они поглощали свет. Было видно только какое-то неясное движение, словно там копошилась, вспухая и опадая какая-то живая масса; словно какая-то толпа топталась там в нерешительности.
По этой массе непрерывно стреляли: громыхали карабины, щелкали автоматы, стучали пулеметы, со свистом сверкали синие сполохи (это вели огонь багхастанцы). И пули, и сполохи били в зловещую массу – но казалось, что никакого вреда от них не было. Враг не издавал ни звука… И это было страшно.
В тылу трижды ухнули минометы, снаряды с воем перелетели над головами бойцов и обрушились в самую середину непонятной толчеи. Одновременный оглушительный взрыв. По каске Свартблода застучали комья земли. Он сделал несколько одиночных выстрелов, целясь в середину бурлящего нечто. К горлу подкатывал комок. Зрелище было пугающим и отвратительным. «Как можно сражаться непонятно с чем?!.» – не покидала его мысль, навязчиво юля в голове, и постоянно усиливаясь, клонила к панике.
Земля под ногами завибрировала – словно застонала от боли. Из эпицентра ударил новый световой луч, враз разогнавший тени, плававшие в воздухе. Копошащаяся масса прыснула во все стороны, рассыпавшись сотнями и тысячами несуразных существ – бегущих, скачущих, мечущихся…
Вид этих тварей приободрил всех солдат: как-никак, враг стал видимым и понятным! Теперь стрельба стала смелой и уверенной.
Твари пометались немного, а затем, как по команде, понеслись к позициям людей – навстречу граду из свинца, сквозь шквал синих огней… Это были до неправдоподобия уродливые создания. У них были угловатые горбатые туловища, словно насаженные на колья тонких ног. Эти ноги, изломанные в нескольких суставах, казались слишком хрупкими, чтобы нести туловища – но все же несли их, и несли легко. Примерно на двухметровой высоте к туловищам были словно прилеплены маленькие головы с удлиненными зубастыми челюстями. Трудно было вообразить нечто более несуразное и безобразное, чем эти четвероногие пауколошади со свинокрокодильими головами…
Казалось странным, что эти нескладные твари вообще могут передвигаться – но они передвигались, и весьма быстро и ловко, даже с некой грацией, совершенно не вяжущейся с их обликом. Пули, попадая в них, буквально разрывали их тела. Головы разлетались вдребезги, тонкие ноги ломались, как спички, куски плоти и обломки панцирей взлетали фонтанами. Чудовища падали целыми рядами – но позади обнаруживались новые ряды, еще более плотные… Топча павших собратьев, тонконогие уроды продолжали рваться вперед, получали свои порции свинца, катились с гор трупов, ломая ноги-ходули – но даже будучи изломанными и искрошенными, продолжали ползти, лязгая зубами. Ползли и лязгали, пока не исчезали под ногами напирающих сородичей. И они не издавали ни звука – и это было особенно жутко. Уж лучше бы они выли, или рычали, и лаяли, или кричали от боли – наверное, это пугало бы не так сильно.
Минометные снаряды разносили существ чуть ли не в пыль, уничтожая и живых, и раненых, и убитых.
Конца избиению не было видно – судя по всему, новые полчища монстров вырывались из сияющего эпицентра, словно материализуясь в нем. Кривые ноги, горбы и щелкающие челюсти мелькали все ближе и ближе… Десантники начали стрелять очередями. Живая волна захлебывалась, топча сама себя – но все же приближалась к окопам… Вой и разрывы снарядов почти не прекращались. В редких интервалах между ними был слышен голос какого-то паникера:
- Их слишком много!!! Слишком много!!! – жалобно запричитал мальчишеский голос.
С правого фланга доносилось рявканье мегафона – кто-то свирепо выкрикивал команды на непонятном языке.
Рядовой Свартблод израсходовал один магазин; затем к концу подошел и второй… Ствол автомата раскалился так, что десантник чувствовал его жар всем лицом. По щекам стекали крупные капли пота.
«Патронов больше нет, больше нет… - похолодел он, когда автомат перестал стрелять и плеваться гильзами. – Мы шли налегке… Боеприпасы остались в машине… Внезапно… До чего же внезапно это случилось…»
Казалось, что скоро живая масса докатится до окопов, хлынет в них, как вода в канавы – и тогда начнется новое избиение, еще более страшное…
Один за другим смолкли автоматы товарищей Свартблода. Где-то поодаль, однако, автоматный треск был по-прежнему слышен – то стреляли другие подразделения морской пехоты, прибывшие раньше. Унтер-офицер приказал примкнуть штыки…
К счастью, у «неуклюжего мужичья», у багхастанцев и у салюбери боеприпасов было предостаточно – и даже с избытком.
Десантники судорожно сжимали остывающие автоматы, остекленевшими глазами глядя на приближающиеся полчища. Было ясно, что штыки будут бессильны против такого числа…
Но тут эпицентр угас, словно его выключили. Новые монстры перестали прибывать, а уже прибывшие неожиданно потеряли боевой задор и запаниковали. Минометы умолкли. Над полем битвы раздались торжествующие возгласы. Теперь чудовища вызывали не страх, а скорее жалость: они бестолково метались, спотыкаясь, увязая в грудах туш, налетая друг на друга.
Вскоре с ними было покончено.
Тягач с припасами добрался до позиций своего отряда только к концу боя...

Десять минут спустя войска покинули окопы и стали осторожно приближаться к завалам из тел. Свартблод шел одним из первых, выставив перед собой штык. Время от времени то тут, то там слышались выстрелы – отстреливали тварей, подававших признаки жизни. Одна из них, с перешибленными передними лапами, скатилась прямо под ноги десантников – ее пронзили штыками.
- Это же просто животные… - удивился кто-то.
- Да, хороши животинки… - проворчал Свартблод, стоя над одной из убитых бестий. Безобразная морда словно смотрела на него остекленевшими глазами. Челюсти изогнуты наподобие орлиного клюва… Никакого намека на губы или щеки – все зубы наружу, хоть пересчитывай их… - Мерзость какая…
Неожиданно Свартблоду показалось, что остекленевший глаз шевельнулся… Он занес свое оружие над зверем, намереваясь раскроить ему голову штыком.
И тут тварь, казавшаяся мертвой, одним коротким и быстрым движением приподняла голову, раскрыла пасть и сомкнула свои зубы на голени рядового…
Я явственно услышал, как хрустнули берцовые кости Свартблода… Мой «носитель» оскалился, роняя автомат. Но я не успел ни почувствовать его боли, ни услышать его крика (или издать его крик?..). Сработал какой-то защитный механизм сновидения – и я пробудился. 
Не просто пробудился – вскинулся в койке, инстинктивно хватаясь за ногу. Но моя нога, конечно же, была в полном порядке. «Это случилось не со мной! – с облегчением понял я. – А вот некоему рядовому Свартблоду теперь не придется повышать дозу транквилизатора. Он отправится в тыл, в госпиталь…»
Полежал немного – и сам не знал, чего хотел: то ли окончательно проснуться, то ли снова заснуть. И тут на улице раздался выстрел: сухой и резкий пистолетный щелчок, несколько раз отдавшийся эхом от стен домов. Я вскочил и бросился к окну, ступая шерстяными носками по грязному полу. Сердце запрыгало, затрепетало в груди. «Твари уже в Крысограде…» - отчего-то решил я, видимо, путая сновидение с явью (впрочем, то сновидение тоже было явью… Тьфу ты, запутаться можно!).
За окном было темно. Несколько фонарей освещали кусочек захламленной, слякотной улицы. Далеко-далеко в одиноком окне горел свет. Никаких тварей, естественно, не было.
Ближайший к общаге фонарь высвечивал надпись неизвестного автора, сделанную на желто-бурой стене – она оказалась точно в центре освещенного пятна, будто фонарь нарочно стоял, чтоб ее освещать. С восьмого этажа я не мог разглядеть букв – но я и так знал эту надпись наизусть. Как-никак, проходил мимо нее по несколько раз на дню. Там было написано (авторская орфография сохранена): «ДОЛОЙ ЧОРНЫХ, ЖЫДОВ И ПШЕКОВ!»
Откуда-то издали донеслось еще два пистолетных выстрела и чей-то едва слышный крик: что-то вроде «стой, падла!!!»
Никому не было дела ни до выстрелов, ни до криков. Ни одно разбуженное окно не вспыхнуло среди тьмы.
Странное же дело! Почти все люди живут так, словно свято верят в свою неуязвимость: если кого-то убивают, калечат, насилуют – то это всегда кто-то незнакомый; если где-то идут бесчинства и творятся зверства – то это или на другой стороне Земли, или в другом микрорайоне, что первое, что второе - один черт, все равно далеко! Все страшное кажется отдаленным и неправдоподобным, словно в кино. Все это нисколько не трогает и не пугает гражданина, не заставляет задуматься ни на минутку. Даже если несчастье случится совсем рядом – оно гражданина не впечатлит. Он может даже с любопытством разглядывать разбитые и сгоревшие машины, бывших людей, застегиваемых в мешки на молниях; может с интересом следить за пожаром в соседнем доме. А ему-то что? Он далеко! На другой стороне улицы. Это случилось не с ним – а значит, это ненастоящее несчастье… Такая уверенность продолжается до тех пор, пока трагедия не приключится с самим гражданином, или же с кем-то из его близких…
Вот тогда-то он и понимает, что жил в младенческом неведении, а опасности все это время таились не только в «горячих точках», в африканских саваннах, в зонах стихийных бедствий или на соседней улице… Все это время они были рядом с ним и вокруг него – но по каким-то причинам миновали.
Меня чужие трагедии тоже редко задевали. Что поделать – я холодный, черствый и эгоистичный человек… И я этого не отрицаю. Но, в отличие от «неуязвимого обывателя», я всю жизнь чего-то опасался. Опасности надуманные и опасности возможные, совсем фантастические и очень реальные – они нередко возникали в моем воображении еще с детства, словно напоминая мне: memento more, Селиванов, ты тоже не вечен! И тогда я раздумывал о том, как следует вести себя в той или иной ситуации, о ее возможных исходах и последствиях, и о том, как этой ситуации избежать.
Но эти размышления почти ни разу мне не пригодились. А теперь… Теперь я даже не знал, каких угроз следует ожидать…
Я хотел было улечься и попытаться заснуть, но необъяснимая щемящая тревога тонко зазвенела у меня в сердце. Я оперся руками о подоконник, уставленный посудой, и внимательно вгляделся в светлые пятна, бросаемые фонарями. Ну же, Дар, не подведи… Поясни мне, в чем дело…
Из асфальта снова выступило марево… Оно было не столь густым, как в прошлый раз – но клубилось намного быстрее, образуя тонкие юркие завитки… Я невольно отпрянул от окна. «Опять! Опять марево – и опять сумасшедший день!..» - тяжко вздохнул я.
Случайно взглянул на свои руки – о боги мои!!! Мне привиделось, что мои пальцы стали почти вдвое длиннее обычного, покрылись колючими волосками и какими-то ороговевшими бляшками, и вдобавок отрастили когти сантиметра по четыре каждый!
Я зажмурился от испуга, и долго не решался открыть глаза. Когда же я их открыл – увидел свои обычные человеческие руки. Пусть и тощие, пусть и бледные, пусть и покрытые язвочками – но все же свои…
Спать расхотелось. Был велик риск того, что во сне придется смотреть на разную дрянь, умственно-эмоциональную муть, поднимаемую чарами Заточенного с темного дна подсознания.
Я вынул из-под койки большущую бутыль со своим аварийным запасом воды, припасенным еще несколько месяцев назад, взял флакон с кристаллами и бросил один из кристаллов в воду – так, ради опыта. Кристалл завис в толще воды и медленно растворился, играя лучиками приятного зеленого света, словно облучая окружающую воду. Отхлебнул немного воды прямо из горлышка – хмм, даже вкус стал каким-то приятным!.. Хотя следовало бы поберечь кристаллы, не расточительствовать…
  Поворочался около часа, а потом все же уснул. Засыпая, надеялся, что снова увижу загадочный силуэт в берете – уж тогда-то никакой Заточенный никакой мерзостью не проймет… Но ни силуэта, ни мерзостей мне так и не приснилось.