Глава 17 - Второй день эпидемии

Проснулся около 8:00. Почти тут же выяснилось:
а) Гена и Дима так и не вернулись со своей дискотеки;
б) обещанные цистерны с водой так никто и не увидел;
в) несколько жителей общаги отправились в изолятор с подозрением на инфекцию.
Я наполнил джезву очищенной водой и вышел на кухню. Увы, все конфорки были заняты: обитатели этажа старательно кипятили воду. За окном, далеко-далеко внизу, брели человеческие фигурки, нагруженные бутылями с питьевой водой.
Кумушки сменили темы для разговоров. Теперь их волновало не то, что купила Аленка, и не то, что вчера сказала Анька, и даже не то, что Машка оборзела. Теперь они шумно и назойливо перебирали все, что слышали о карантине, об инфекции и о политической ситуации. Шумно возмущались тем, что магазины пустеют, а питьевую воду раскупают прямо-таки на бегу. Ходили слухи о разграбленных магазинах и о дополнительных отрядах милиции и армии, въехавших в город.
Я вспомнил про кипятильник, лежащий в ящике моей тумбочки. Я не пользовался им, потому что из-за переломленного провода он работал через раз. И я не стал дожидаться очереди у плиты. И кипятильник сработал на удивление хорошо.
- Кофе пить будешь? – дружелюбно предложил я соседу. – У меня вода чистая, чище и не бывает.
- Да не хочу я! Пацаны-то так и не вернулись…
- Может, задержались где. Шоу-то это всего два часа назад закончилось. Может, добраться трудно, - без малейшей уверенности предположил я, засовывая в уши втулки наушников.
«…ночи. Выломав решетку на одном из окон первого этажа, восемь больных сбежали из стационара. Среди них был и подозреваемый по делу о странных убийствах. Со слов других пациентов и персонала больницы, именно подозреваемый и был инициатором побега. Главный врач психиатрического стационара предполагает, что имел место случай необычного индуцированного психоза…»
Мда, хороши же решетки, поставленные за депутатские деньги!
«Патрульными отрядами милиции было пресечено десять попыток разграбления продуктовых магазинов и аптек. Арестовано шестнадцать мародеров.»
«Около ночного клуба «Mad House» на улице Бехтерева произошла массовая драка. Охране заведения и патрульному отряду милиции не удалось утихомирить хулиганов. Когда же прибыл отряд милиции особого назначения, дебоширы пытались оказать активное сопротивление и ОМОНу. Все участники драки, которых удалось задержать, находятся в отделениях милиции №27, 28 и 30. Администрация ночного клуба воздерживается от объяснений.»
«…случаи спекуляции и обмана. Не доверяйте частным лицам и частным предприятиям!»
«…выдавая обычную водопроводную воду за очищенную питьевую…»
Сильно насторожило то, что о количестве заболевших, новых убийствах и подвозе чистой воды не было сказано ни слова…
После легчайшего завтрака я решил поехать на вещевой рынок и подобрать себе просторную куртку или какой-нибудь плащ – чтобы можно было носить копеш и «хлопушку».
Выйдя на крыльцо, я почувствовал, что на улице заметно похолодало. «Наверное, зима в этом году придет раньше обычного…» - подумалось тогда.
- Вот же они охренели!!! – обратился ко мне какой-то небритый субъект с опухшим лицом, стоявший около крыльца. – Такое чувство, словно… Словно в Душанбе живешь! – Он указал на ту самую надпись про «чорных, жыдов и пшеков».
Я взглянул в ту сторону – и удрученно покачал головой. Националистический призыв уже был аккуратно закрашен белым, а поверх были намалеваны хорошо знакомые мне зловещие значки…
- Били их мало, этих чурок… - пробормотал субъект, тоже качая головой.
- Да сам ты – чурка рыжеволосая! – огрызнулся я. – Ничего не знаешь, ничем не интересуешься, ничего не хочешь – только пить без просыху, и других хаять!
Тот почему-то никак не отреагировал на мои слова. Так и остался стоять около крыльца, попыхивая вонючим «беломором».
Конечно, конечно!.. Во всем виноваты «чурки», и евреи, и американцы, и все, кто угодно – только не гордые и непогрешимые славяне! Никто не дает им спокойно пьянствовать и бездельничать! Слыханное ли дело?! Не сволочи ли?!

Я вышел из маршрутки, не доезжая до рынка, так как заметил подозрительную группу людей, стоящую у крыльца старинного здания с башенкой на углу. Их было около трех десятков – судя по виду, люди разных национальностей, разного достатка. Женщин было больше. Они были чем-то подавлены – но в то же время возбуждены.
На крыльце появился милиционер.
- Верните нам наших детей!!! – прокричала, срываясь на визг, смуглая медская женщина.
- Где ваш гребаный начальник?!! – свирепо прорычал усатый господин в черном пиджаке.
Милиционер скрылся за дверью с почти испуганным видом.
Приблизившись к крыльцу, я понял, что старинное здание – тридцатое отделение милиции. Одно из тех, куда отправили задержанных участников драки возле «Mad House».
На крыльцо вышел другой милиционер – грузный, в высокой фуражке. Люди возбужденно зашумели.
- Фашисты проклятые!!! – выкрикнула какая-то из женщин (видимо, намекая на сходство новой милицейской формы с гитлеровской).
- Я требую тишины!!! – взревел офицер. – Я объясню вам, только дайте мне хоть полминуты тишины!!!
Народ притих.
- Все задержанные были перевезены в изолятор, так как у некоторых из них обнаружились симптомы холеры!!! Ваши дети находятся на наблюдении в и-зо-ля-то-ре!!! Это – на улице Шабельянова, 8!!! Старый купеческий дом!!!
Люди внимательно выслушали его, а затем пришли в еще большее возбуждение. Угрожающе зашумев, они начали надвигаться на крыльцо.
- Я призываю к порядку!!! – рявкнул милиционер. На этот раз слушать его не стали.
Я поспешил убраться оттуда, предчувствуя недоброе. И не ошибся: как только я скрылся за углом, раздался звон бьющегося стекла, тут же сменившийся пронзительным женским криком.
«Да что же происходит?! Что это за изолятор в купеческом доме?.. Очевидно, заболевших, подозрительных и контактных стало слишком много… - с замиранием сердца понял я. – А эти люди… Зачем они напали на отделение?..»
Я быстро зашагал в сторону вещевого рынка. Крики, ругань и рявкание начальника вскоре стихли позади. Мимо меня торопко прошел какой-то бородач в сером плаще, явно направляясь к тридцатому отделению – еще один таинственный наблюдатель…
Идя по центральной улице, я внимательно вглядывался в прохожих: нет ли признаков паники, надвигающихся беспорядков? Нет ли среди людей полубезумных культистов, или наблюдателей, или еще кого подозрительного?
Но крысоградцы выглядели почти обычно. Разве только стали еще более угрюмыми, мрачными и недоверчивыми.
«Кажется, сегодня психический штурм слабее предыдущего, - решил я. – И все же мне это не нравится. Ой как не нравится…»
Поравнялся с площадью около исполкома. Толпа демонстрантов по-прежнему колыхалась там, словно разноцветная биомасса. Палаток и транспарантов стало еще больше. Прибавилось и милиции – около стен исполкома сверкали ряды шлемов, пуленепробиваемых забрал, тесно сдвинутых щитов. Рядом стояли и несколько странных, очень зловещего вида автомашин: с брандспойтами на кабинах, с лобовыми стеклами, защищенными решетками, с какими-то щитами, похожими на бульдозерные ковши…
- Почему мы так и не дождались подвоза чистой воды?!! Почему количество больных и умерших умалчивается?!! Почему въезд и выезд полностью блокированы?!! – кричал кто-то в мегафон. – Отчего милиция не способна защитить нас?!! Это социальный эксперимент?!! Жители Крысограда не желают быть жертвами геноцида!!!
В глаза тут же бросилось несколько «серых плащей», околачивающихся рядом с толпой. Вливаться в толпу они, по-видимому, опасались. Я бы тоже не стал этого делать. Эти демонстранты, казалось, уже сами не знали, ради чего они тут стоят и против чего протестуют… Они просто стояли – демонстрация ради демонстрации, толпа ради толпы, лишь бы не бездействовать, лишь бы не мучиться от ожидания и страха в одиночку…
Поднял взгляд на здание исполкома. Темные окна казались безжизненными, как черные дыры, или глазницы мертвой головы, или провалы шурфов… Здание казалось до жуткого пустым, давным-давно вымершим. Там никого не было. И дело было не в воскресном дне – я подозревал, что городская и областная администрации уже давно покинули свои белокаменные бастионы. Многие из чиновников, вероятно, успели покинуть и город, а то и страну. Но люди продолжали стоять перед пустыми чиновничьими «раковинами», словно в каком-то помешательстве, или в порыве непонятного упрямства…
Миновав площадь, я «срезал» путь через дворы. Дворы показались мне еще более жуткими и еще более грязными, чем обычно. Окна казались еще более пыльными и еще более подслеповатыми, чем всегда. Облезлые желтые стены, ржавые остовы балконов, замшелая черепица выглядели особо тоскливо, как-то… как-то по-военному. Оббитые лестницы там и сям взбирались на дореволюционные стены – фактически, у каждого этажа было свое собственное крыльцо. Под дореволюционными стенами простирались целые слякотные моря – это напоминало уже не царское время, а средние века. Гулкие туннели арок вели к свету – но этот свет не обещал ничего хорошего. За туннелем обнаруживался еще один двор – точно такой же, как предыдущий…
«…были выявлены в городах Эсгарроте, Табалове и Абай-кургане. Все заболевшие в несколько дней назад приехали из Крысограда…» - бубнило радио с чьего-то балкона (одного из немногих уцелевших).
Пройдя через пять или шесть таких жутких дворов, где уродливые асимметричные дореволюционные здания стояли, сгрудившись над озерами грязи, я оказался на оживленном проспекте. Я уже видел вдалеке вещевой рынок – этот огромный муравейник, крытый шифером, облепленный, как опятами, бесчисленными киосками, шашлычными, «алкоголятнями». Вокруг легального рынка разросся нелегальный рынок – не меньших размеров! – этот невообразимый хаос из палаток, лотков и навесов. Многие торговцы так и вовсе раскладывали товары на пленке, расстеленной по земле и придавленной кирпичами.
Неожиданно до меня донеслись несколько подозрительных хлопков – а точнее, их далекие отзвуки, пробравшиеся сквозь дореволюционные лабиринты. Я остановился и прислушался. Похоже, звуки донеслись с площади у исполкома… Мне почудилось, что я слышу и гневный гул возбужденной толпы.
Мгновение спустя послышался знакомый мегафонный голос – он что-то бешено кричал, проклиная кого-то, но слов нельзя было разобрать.
Я почувствовал, что мои ноги прямо-таки вздрагивают от волнения. Лицо словно холодным ветром хлестнуло – я явственно ощутил, как суживаются сосуды под кожей.
Теперь шум толпы был отчетливо слышен – люди что-то скандировали, но, опять-таки, я не мог различить слов.
И, к еще большему моему ужасу, вслед за толпой оживился и Заточенный: земля словно бы тонко-тонко завибрировала под ногами, как в протяжном стоне; потом она вздрогнула, будто от далекого взрыва, и, подобно ударной волне, по городу пронеслась волна едкой, тягостной дурноты…
Мир закружился и расплылся перед моими глазами, мне показалось, что мой крохотный завтрак вот-вот воротится обратно. Рядом оказался рекламный щит, прославляющий женские сигареты. Я уселся на его бетонный башмак. Ноги онемели – как будто я несколько часов подержал их прижатыми к какому-то вибрирующему мотору (так однажды было во время моей давнишней поездки на учебу).
- Эй, молодой человек! Вы не заболели ли? – взволнованно спросила какая-то прохожая женщина.
– У вас поноса случайно нет?.. – поинтересовалась другая прохожая. – Может быть, нужно бригаду вызвать? – робко предположила она.
Я не на шутку испугался. Не хватало еще загреметь в изолятор на обсервацию!
- Сердце… - выдавил я сквозь зубы, почти театрально прижимая руку к груди. – Сейчас отпустит…
- А, стенокардия!.. – с какой-то странной радостью воскликнула одна из заботливых тетушек. – Это нам тоже хорошо знакомо! У меня валидол есть – вам не нужно?
- Нет, спасибо… У меня этот… АТФ-лонг есть, - выдохнул я, наугад вспомнив название «сердечного» препарата.
- Знаете, а у меня тоже только что… - начала тарахтеть другая тетенька. Онемение начало проходить, а мир прекратил свое вращение. Я встал и пошел дальше.
- Это, наверное, опять магнитные бури… - произнесла какая-то из моих «спасительниц».
Глаза по-прежнему с трудом фокусировались на далеких объектах, а в ушах противно звенело и зудело.
По проспекту с воем промчались три или четыре патрульные машины, сопровождаемые каким-то зловещим грузовиком с закрытым кузовом. «Черт, что же творится на площади?..» - схватился я за голову останавливаясь. Из-за звона в ушах я не слышал никакого шума – но был уверен, что шума на площади уже предостаточно…
Несколько взволнованных человек пробежало мимо меня, направляясь к площади. Еще несколько человек пробежало в обратном направлении.
- Что там творится?! Они бьют наших?! – Кто-то подбежал ко мне и начал тормошить, выкрикивая какие-то вопросы. Видимо, думал, что мой бледный вид как-то связан с беспорядками у исполкома. Ничего от меня не добившись, мужчина оставил меня в покое и побежал к площади – выяснять все самостоятельно.
«Лучше туда не соваться… Я все равно ничего не смогу сделать… Зачем мне это?...» - обрывочно, как в горячке, думал я, бредя к рынку. А мимо, едва не налетая на меня, бежали люди – бежали на площадь и бежали с площади; люди встревоженные, испуганные, свирепые, злобно-ликующие…

Сознание окончательно вернулось ко мне только под шиферной крышей рынка. Я подошел к кофейному автомату, заключенному в листовое железо и решетки. «Скормил» ему несколько мелких купюр (когда автомат берет купюру, он жужжит так свирепо, что кажется, что он разрезал деньгу на мелкие кусочки – как шредер для бумаги). Немного поколебался: а что, если вода в нем заражена? Выбрал наименее подозрительный напиток: некий лимонный кофе. Гадость была та еще – но, тем не менее, эта гадость привела меня в чувство.
Сразу же обратил внимание на то, что под сводами рынка необычно тихо… Народ ходил по рядам, как и всегда – но люди предпочитали молчать. С продавцами говорили тихо и сдержанно. Сами продавцы не хвалили свой товар, не судачили и не переругивались. Да и ряды у них поредели: многие точки-контейнеры были закрыты. Куда-то подевалась большая часть желтокожих и темнокожих торговцев.
Мрачное молчание нарушала только неунывающая малютка-вьетнамка, как обычно, катающая по рядам свою тележку с коробками, сумками и термосами.
- Чай-кофЭ! Чай-кофЭ! – бодро восклицала она.
- Да ну тебя с твоим чай-кофЭ, - вяло огрызались продавцы из своих конур, увешанных тряпками. – Небось воду прямо из-под крана берет.
Я остановился возле одной из точек и начал разглядывать куртки.
- Выбираем, выбираем, - подбодрил меня плюгавый мужичонка-продавец. Он аккуратно наливал кипяток из термоса в пластиковый стаканчик. Стаканчик, однако, предназначался для холодных пищевых продуктов.
- А отчего это ряды так поредели?.. – осторожно поинтересовался я. Торгаш поднял на меня бесцветные, словно неживые глаза.
- Болезнь… - хрипло ответил он. – Здесь, на рынке, самая, что ни на есть, человечья клоака. Здесь разной заразы больше, чем в канализации… И воды хорошей нет. Многие тут поболели – а некоторые торговлю бросили. Но нам-то что остается? Жрать-то надо…
Он булькнул в кипяток чайный пакетик, бросил туда кусочек сахара, лимонную дольку и… четверть таблетки. Пластина с таблетками лежала рядом – как я и догадался, это был один из тетрациклиновых антибиотиков.
- А ты, Серега, значит, от цирроза хочешь помереть? – заметила торговка из контейнера напротив, указывая на тетрациклин. – Чаёк с химией. Каково?
- Все мы умрем, но по-разному! – осерчал Серега, старательно размешивая свой антибактериальный чай. – Такова нынче жизнь, что даже непьющие от цирроза мрут.
К нам подошел какой-то смуглый парень.
- Ну что там слышно-то, Джафар? – спросила торговка.
- А слышно, что менты демонстрацию разогнали, - ответил Джафар, влезая в соседний контейнер. – Спасибо, что приглядели…
- А еще говорят, что толпа первой на милицию бросилась! – добавила какая-то дама в цветастом платке, проходящая между рядами.
- Говорят, что и свинья летает… - вздохнул Серега, отхлебывая чай. – Вы выбирайте, выбирайте-то… Вот модель очень приятная, московского производства…
- Нет-нет, мне бы что-то попросторнее… - возразил я.
- А вон – у Олеговны посмотрите. У нее недавно завоз был. Какие они там? Олеговна! Киевские?
- Харьковские.
- Мда, дожили. Скоро и трусы заграничные придется завозить. Своего не останется!
Я долго выбирал и долго примерялся. Мне была нужна просторная, но не мешковатая куртка, неприметной расцветки. В конце концов я выбрал темно-серо-синеватый френч, поговорил о чем-то с продавцами, и направился прочь.