С того много и спросится

Подводы шли вереницей, и весь караван то поднимался на взгорки, то исчезал в лощинах и баках. Сопровождавшие его конные жандармы ритмично поднимались в седлах, упруго упираясь хромовыми сапогами в стремена. Почти от самой Москвы появился и стоял в воздухе едва уловимый запах дыма, а ближе к Волге впору марлевую повязку надевать.
- Никак, - повернулся владыка к попутчику, жандармскому полковнику Скокову, - у фруктовых садов соломенные валы жгут? Того и смотри - заморозки ударят, хотя и стоит погожий август.
Попутчик пускал струйку папиросного дыма под обшлаг мундира и говорил, покашливая:
- Никак нет, ваше высокопреосвященство. Это крестьяне помещичьи усадьбы жгут. По случаю бунтов я и направлен в Казань на усмирение. Тут, владыка, одним словом Божьим не обойтись. Признаться, не только Поволжье полыхает нынче: по всей империи революция разливается. А вам сидеть бы лучше у себя в редакции Воронежских епархиальных ведомостей да не пускаться в пучину житейского моря.
Владыка Димитрий искоса метнул взгляд на курящего, досадливо помахал ладонью.
- Мало вам дыма от пожарищ... А не ехать в Казань я никак не мог: на то его государева воля. Впрочем, батенька, не пора ли остановить архиерейский конный поезд на ночлег? Думаю, это будет здорово - провести ночь в чистом поле. Любил я в молодости такие летние ночлеги. У нас на Тихой Сосне такие, брат, зарницы летом полыхают, что впору минеи читать! Вот я уже всю Европу объездил, а лучших ночей не видал.
Сказано-сделано. Остановили все двенадцать повозок, коней распрягли, прислуга занялась хворостом и кострами. Конные жандармы стреножили своих лошадей и теперь разминались, фехтуя парами.
Архиерей прилег на деревянную раскладную кровать, полковник откинулся рядом, прямо на траву, подложив под голову конное седло. В ожидании ужина продолжили разговор:
- Вы только пока не курите, полковник... Так вот, еще месяц назад был я в Петербурге по издательским делам. В синодальной типографии только что получил первый оттиск второго издании своей книги «Месяцеслов русских святых», как тут же меня известили: вас хочет видеть государь! Думаю себе - время сложное, народ бунтуется - до церковных ли дел царю? Однако в означен ный день уже был в Зимнем дворце. Принял меня государь в малом кабинете при задвинутых шторах. Там у него все по-походному: телеграфный аппарат, машинка для письма «Ремингтон», барышня при машинке и стенографист с адъютантом. Ни духовных, ни светских сановников при встрече не было. Признаться, я даже не заметил, чтобы наш разговор с царем записывался. Хотя, может, там принято все делать незаметно. Царь сказал... вы не закурили, полковник?.. Спасибо, стало быть - совсем недалеко пожар... Так вот, Государь сказал: «Обер-прокурор синода характеризует вас, владыка, как пастыря знающего и авторитетного. Еще - как истинно русского патриота и защитника православия. Поэтому при определении кандидата в архиепископы Казанские и Свияжские я остановил свой выбор на вас. Вот карта Казанской губернии, - государь раздвинул полотняные створки на стене, явив мне большой разноцветный лоскут. - Это - очаг большой напряженности, здесь почти половина населения - нерусское. В самой Казани крепок дух магометанства, и положиться на тамошнее православное население я не могу. Но вот рядом - в противовес Казани - полностью русский город Свияжск, второй в губернии. Там при Успенском соборе для вас приготовлены архиерейские палаты. Так вот вам мой царский наказ: сделайте все, чтобы не нарушить мирного единения народов, населяющих губернию. Это сделать нынче может только священник, потому что в миру началась настоящая революция. Как говорится - кому много дано, с того многое и спросится. Представляете, какая резня получится, если в Поволжье народ поднимется на народ? Примириться с тем, что громят помещиков, еще можно. Но горе нам будет, если начнется война религий. Кстати, Димитрий Иванович,- продолжил Государь, - насколько я знаю, вы ведь и сам из пограничных мест, и вам уже приходилось примирять веры?» - «Да, государь, - отвечаю царю, - родился я в городе Бирюч, что стоит на краю Дикого поля. Это теперь у нас великороссы да малороссы, а в былые годы погуляли тут и литва, и татары, и турки...» - Стало быть, - закончил царь, - и Свияжск вам своим городом покажется. Берегите этот русский город, ведь пока он есть, стоять будет неколебимо и православие в той земле...» Вот с этим я и еду на Волгу, дорогой полковник. А вы-то каким ветром в Казань?
.. .Постукивая половником, подошел архиерейский повар. Натянув на брови особенно белый в сумерках колпак, разлил варево по мискам:
- Извольте кулеш, ваше высокопреосвященство... Не побрезгуйте и вы, ваше высокородие... Да не остерегайтесь: комаров в этакой дымке совсем нет... Приятного аппетита, господа!
Полковник принял миску, сидя на корточках. Архиерею развернули походный столик Пару минут шумно отхлебывали дымное варево, потом полковник, как деревенский мальчишка, ловко облизал ложку с тыльной стороны и отодвинул с миской в сторону. Он извлек из нагрудного кармана плоскую фляжку, мелко глотнул, застегнул кармашек:
- Я тоже в дороге оказался после аудиенции у государя, ваше высокопреосвященство... Да, да, именно в том самом кабинете и меня он принимал несколько дней назад. «Полковник, - сказал он мне, - вы человек военный, и задачу вам я ставлю прямо: Казанская губерния на пороге межнационального бунта. Социалисты разной окраски делают все, чтобы погромы в Поволжье превратились в гражданскую войну. На улице 1905 год, начало XX века, и всем врагам России хочется, чтобы век этот стал кровавым. Но именно мы, военные люди, и должны остановить это безумие. Здесь, - царь указал на известную вам карту, - помимо Казани есть еще один большой город - это русский город Свияжск. Еще Иван Грозный построил его в противовес мусульманскому влиянию, и нынче из Свияжска по всему краю должно идти успокоение и умиротворение. И если при этом будет недостаточно только слова Божия, то я решусь применить силу. Эта сила и есть вы, полковник...» Вот так я и оказался вашим попутчиком, владыко Димитрий.
Полковник поднялся, размял суставы.
- Вахмистр! - громко окликнул он. - Эскадрону двадцать минут на купание в Свияге! И - отбой.
Полковник и его жандармы шумно плескались в уже невидимой речке, небо крупно вызвездило, а высокопреосвященный лежал на поход ной кровати, зябко ежился: старость, как говорится, не радость, а на седьмом десятке и без причины поколачивает.
И скоро весь лагерь отошел ко сну. И приснилось архиерею его далекое детство и невинные шалости той далекой поры. Отец, священник Иоанн, с обеда отходил сынка упругой лозиной и приговаривал:
- Не сметь воровать яблоки из барского сада! Кондрат Крикловенский на тебя да на лекарева сына указует исправнику. Дескать- поймают сторожа - шкуру спустят, не поглядят на родительский сан Не сметь воровать!
Да пребольно так! А чуть стемнело - Митенька Самбикин с бирюченскими сорванцами уже перемахнули соломенный вал на краю Землянщины. Яблоки упругие, крупные - за пазуху больше дюжины не вмещаются...
- Вот я вас! - внезапно страшный голос сторожа чуть не сшибает мальца с дерева. Он бежит к краю сада, но там дорогу ему преграждает огненный вал горящей соломы: это сезонные рабочие зажгли, спасая сад от заморозка. Митенька стоит у вала, глядит на раскинувшийся внизу Бирюч и сквозь розовое марево ему кажется, что город горит вместе со своими церквами, лабазами и торговыми рядами...
.. .Архиерей просыпается от удушливого дыма. Он поднимает попутчиков, и четверть часа спустя длинный поезд вытягивается в ночи. Он медленно движется навстречу солнцу, и когда светило поднимается над горизонтом, удивленные путники видят перед собой замечательный город. Первые лучи сияют на куполах, на медных крышах лабазов, на торговых рядах города Свияжска. Владыка Димитрий въезжает в русский город, где ему предстоит служить еще только три года. Но за это время Свияжск обретет такую силу в крае, что первая русская революция разобьется о его православные твердыни. Знаком русской мощи сделает его высокопреосвященный Димитрий.
А похоронили Дмитрия Ивановича Самбикина - архиепископа, писателя, журналиста и ректора - в родном Бирюче, в 1908 году. Могилу, понятно, уже давно утратили, как и память о знаменитом земляке.
Хотя не одни мы такие беспамятные. После Дмитрия Ивановича захирел православный Свияжск, стал маленьким селом и, наконец, почти исчез с карты России.
История, говорят, учит тому, что ничему не учит. Однако будет очень горько, если и от родного города Дмитрия Самбикина не останется ничего. А всё идёт к тому, что у малых городов России нет будущего. И что останется её твердыней?