Попросиубога1и2главы

                Вы пытались о чем-либо просить      
                Бога? А вы не боитесь, что все
                пойдет не по тому сценарию, ко-
                торый вы себе придумали?
               
                1

  Теплая ночь дышала и благоухала негой, нежно прикасаясь черным бархатом ко всему живому. В такую бы ночь заснуть счастливым сном в открытой беседке под стрекот кузнечиков и чуть слышное шевеление листвы. Если же кто-то решился прогуляться в такую ночь, то воздух, пропитанный недосказанными ароматами и будоражащими флюидами, как сладкий яд может поразить человека, и тот совершит что-то не до конца продуманное, и какие последствия это будет иметь, никогда не ясно.
  Было уже довольно поздно, дворики домов постройки прошлого века мирно спали. Где-то далеко горланила пьяная молодежь, что лишь подчеркивало их распластанную тишину. Почти неслышно крался вдоль палисадника, заботливо высаженным местными старушками-активистками, дворовый изодранный кот, приостанавливаясь, чтобы унюхать витающие в воздухе кошачьи новости. Вдруг что-то брякнуло у него совсем над головой. Он вжался всем телом в асфальтовую пыль, бешено вытаращив круглые глазищи. В следующую секунду раздался женский взвизг, грохот падающего предмета, и кот в одну секунду исчез в расщелине полуподвала.
  Звук, спугнувший кота, шел из открытого балкона на первом этаже. Там раскручивался и нарастал, как брошенная в предсмертную тишину бомба, визгливый скандал.
  - Если он живет в моем доме, то обязан меня уважать! - голос перешел на фальцетные нотки, - ни здрасте тебе, ни до свидания! О чем ни попросишь, в ответ молчок! Будто я стена какая-то!
  - А твоя-то, твоя весь дом засрала. Воспитала ты хозяйку! Курам на смех!
  - Ты лучше на своего посмотри! Он же ни копейки заработать не может!
  - Ох, говорила я, не женись… Учебу сначала закончить надо! Да и было бы на ком!… Все, сынок, собирай вещи и уходим!
  Ссорились свекровь и теща. Их взрослые дети, онемевшие и потерянные, жались по углам. В следующую секунду в квартире зашуршали, задвигали ящиками, хлопнула входная дверь, и решительная женщина под аккомпанемент несущихся ей вслед проклятий, выскочила на улицу, одной рукой держа неподъемную сумку, как пушинку, другой увлекая за собой безвольного долговязого оболтуса.
  Но скандал на этом не закончился. Теперь ссорились мать и дочь, которая осознала вдруг, что только что лишилась мужа.
  - Ты… ты всю жизнь прожила одна и просто не выносишь, когда рядом с тобой счастливы!
  - Очнись! Какое счастье? Он же полное ничтожество!
  - О, да! Ведь по-твоему не ничтожество лишь тот, кто деньги умеет лопатой грести!
  - А разве не так? Пригрелись тут на всем готовом…
  - Мама!
  - Я уже сто лет мама! Если бы я по глупости не родила тебя, то устроила бы свою жизнь и не была бы сейчас одна, как ты верно заметила! Права свекровь, что ты неряха и рохля! Я вообще удивляюсь, как он на тебе женился!
  В ответ снова хлопнула входная дверь. Во двор выскочила девушка и нервным размашистым шагом почти пробежала по освещенному редкими окнами дворику, шагнув через секунду за угол дома и растворившись в сгустке ночи.
  Постепенно ночь, окутывая и обволакивая теплом, стерла угловатость ее шага, расслабила нервное и напряженное тело. Девушка сбавила шаг и вдохнула пьянящие ночные ароматы полной грудью.
  Где-то вдалеке, за долговязыми деревьями, растворившимися макушками в ночном небе, вспыхивали и рассыпались огни, где-то беспечно веселились люди, и Анюте, так звали девушку, захотелось вдруг раствориться в этом чужом веселье, стать частью чего-то, лишь бы не оставаться больше наедине со своей разъедающей душу тоской.
  Она все ближе подходила к парку, все отчетливее было слышно, как праздничный гул местами взрывался хохотом, с разных сторон неслась совершенно разная музыка, смешивалась и напоминала настраивающийся оркестр перед началом концерта.
  Анюта чувствовала себя невозможно одинокой, но если выбирать из двух зол меньшее, то одиночество было гораздо лучше, чем присутствие матери и свекрови, которых она бесконечно чем-то не устраивала. Она так устала от постоянного напряжения и боязни сделать что-нибудь не так, от опустошения, наступавшего после чуть ли ни каждодневных домашних скандалов, что ей казалось, будто у нее вышибают опору из-под ног, и она каждый раз проваливается в пропасть. В груди возникало тянущее чувство невесомости, а хрустальный мир рассыпался на мелкие осколки. Раз за разом она ощущала почти физически, каждой клеточкой, что теряет свою личность, превращаясь в замкнутого человека, сосредоточенного на своих неудачах.      
  Она думала каждый раз, ну, ладно, свекровь ее не любит, это можно понять, но как ее могла унижать ее же родная мама? А вот Андрюша, ее муж-студент был ей отдушиной. Она улыбнулась, вспоминая, как он ночью катал ее на мотоцикле, как они целовались жадно и немного неумело в какой-то подворотне. Тогда она впервые почувствовала, что начала жить, и даже упреки матери, что она променяла ее на какого-то сопляка, не отравляли хорошего настроения.
  И вот теперь Андрюшка ушел. Ушел из ее жизни. Теперь ее тоска заполнит все пространство между небом и землей, будет стучать занудным дождиком по тусклому окну, будет кипеть в кастрюле, выливаться из чайника, плескаться в ванной. Она не осуждала его, просто ей было до жути тоскливо. Он вырвался. А ей вырваться некуда. Он вырвался один, а ее бросил. Бросил их маленького сына. Сердце вновь защемило, и тоска разлилась по всему телу. Ей хотелось, чтобы он вернулся и забрал их с сыном с собой. Но…, наверно, он не вернется. Каждый день слышать, что живет в чужой квартире, и за это должен «уважать», что она, ее мать, такого мужа и дня бы не потерпела, что только ее рохля-дочь могла подцепить такого жалкого неудачника…
  Незаметно для себя Анюта вынырнула из сумрака и оказалась на центральной дорожке парка, в конце которой рассыпались огни и полупьяное веселье. До нее доносились отдельные возгласы, временами мелькало чье-то лицо, кто-то выскакивал на дорожку и вновь растворялся между деревьев. Наконец, ее затянула толпа, которая колыхалась и пахла, как забродившее вино.
  Поток людей увлек ее и медленно уносил куда-то вместе с полупьяной и развеселой массой тел, которые толкали ее, бесцеремонно переворачивали. Через некоторое время Анюта уже задыхалась в этой смрадной толпе – только бы выйти, вырваться, очутиться где-нибудь под открытым небом, где только звезды, где ночную духоту продувал бы ветерок.
  В самой гуще мельтешащей пестроты лиц, бликов от крутящихся огней она вдруг увидела неподвижное, довольно красивое лицо мужчины, и этот мужчина заинтересованно смотрел на нее. На Анюту накатило вдруг непонятное раздражение, и она стала протискиваться в противоположную сторону.
  Наконец ее окутала густая тень какой-то аллеи. Взлохмаченные звезды висели так низко, что казалось, они развешаны по веткам длиннющих, уходящих в небо деревьев. Анюта медленно шла вперед, оставляя позади себя веселье, и все отчетливее цокали ее каблуки. Аллея шла непонятно куда и упиралась в черную бархатную пустоту.
  Неожиданно она услышала за спиной шелест чьих-то шагов. Сердце всколыхнулось и застучало сильнее. Анюта, не оборачиваясь, прибавила шаг. Шаги сзади тоже ускорились. Некоторое время в пустой тишине слышался все ускоряющийся звук шагов, отдающийся в голове сотнями молоточков, и самое страшное было в том, что аллея завела их в совсем глухое место. Неожиданно шаг сзади перешел в бег, и до Анютиного плеча кто-то дотронулся. От страха у Анюты пропал голос, она вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стоял тот самый обладатель красивого лица, который совсем недавно бесцеремонно разглядывал ее в толпе. Теперь он улыбался.
  - Что… что вам нужно? – заикаясь, спросила она.
  - Еле догнал вас…
  - Но зачем?
  Мужчина удивленно посмотрел на нее.
  - Хотел познакомиться… А вы подумали, что вас преследует маньяк?
  - Да, подумала, - выдохнула она, потому что сердце продолжало все также отчаянно стучать.
  - Как же мне разубедить вас в этом? - спросил он весело. - Нам непременно нужно прогуляться, чтобы вы узнали меня получше и больше не пугались. - Он перехватил ее испуганный и удивленный взгляд и спешно добавил, - разумеется, только центральные улицы, где даже ночью ходят люди, и кружат милицейские патрули. Нам туда, - он уверенно подхватил ее, все еще сомневающуюся, и потянул куда-то в сторону, повторяя, что еще несколько минут, и они отсюда выйдут.
  Когда Аня уже хотела вырываться и кричать, то увидела, что, действительно, парк закончился, они приближаются к освещенному проспекту, по которому со свистом проносятся огненными клубами сверкающие от бликов фонарей автомобили.
  Она, наконец, успокоилась, и они пошли гораздо медленнее в сторону светящихся аквариумных квадратов витрин, в которых вместо немых рыб приютились безмолвствующие манекены с мертвыми улыбками. Сзади наплывали и темнели туманные глыбы заснувших домов.
  Они шли и шли, все время молча. Теперь проспект расцвечивали не только огни витрин и фонарей, от которых листья на деревьях становились синими. С разных сторон сыпали огнями вывески и названия ресторанов и гостиниц. Где-то наверху, казалось, что в самом небе, вспыхивали буквы какой-то рекламы и убегали в пространство. Неожиданно рядом распахнулась дверь ресторана, и оттуда вывалилась целующаяся на ходу парочка. За ней выплеснулась волна бухающей ударными музыки. Парочка исчезла в завибрировавшей машине, громкие звуки загнали внутрь помещения захлопнувшиеся двери, и теплая бархатная тишина вновь перемешалась с брызжущими городскими огнями в замысловатый коктейль.
  - А здесь я живу, - мужчина остановился у входа в шикарный отель, - может, зайдем в бар и что-нибудь выпьем? Я Эдуард, а вы?
  Анюта почти забыла про своего спутника, погруженная в невеселые мысли. Его голос вернул ее к действительности. Она тоже остановилась и посмотрела на него. Он был красив. Тонкий нос, высокий лоб, стильно уложенная шевелюра, неопределенная полуулыбка… Что-то отполированное… Хищный блеск глаз, и при этом некоторая холодность движений. Изысканный запах парфюма смешивался с запахом мужчины. Он выглядел повзрослевшим, в прошлом нехорошим парнем. Это привлекало. У нее раньше никогда не было таких мужчин. Не то чтобы он всколыхнул ее душу, совсем нет, но что-то гипнотическое в нем было. И это вызвало у нее смутную тревогу.
  Она уже хотела сказать, что замужем и ей пора домой, но вспомнила, что мужа больше нет, а от матери она получит очередную порцию оскорблений. Раз уж ее будут оскорблять, то пусть хоть за дело! Это ей показалось менее обидным. Сын ее, слава богу, всегда спит крепко, так что у нее есть время до утра. Будь что будет! И она кивнула в знак согласия.
  - Вы так и не сказали, как вас зовут?
  - Разве? – она взглянула удивленно, - ах, да… Аня.
  Анюта медленно стала подниматься по лестнице, а Эдуард перескочив несколько ступенек, услужливо раскрыл перед ней дверь. В баре сидела пара мужчин, кажется постояльцев. Они были уже пьяны, но продолжали цедить алкоголь, ни на кого не обращая внимания. По полутемному залу перекатывалась светомузыка в такт струящимся из невидимых динамиков звукам. Эдуард заказал два коктейля и начал что-то бурно рассказывать.
  Аня держала бокал на уровне глаз и, чтобы не смотреть на сидящего напротив нее мужчину, не отводила глаз от покачивающегося в бокале густого ликера. Судьба… судьба… Что такое судьба? Вот сейчас она может вежливо улыбнуться Эдуарду и вернуться домой в безысходность. А может не возвращаться. Хотя бы сегодня ночью. И тогда, возможно, у нее будет уже другая судьба. Она вдруг вспомнила, как отчаянно, будто это была ее последняя надежда, просила бога помочь ей изменить ту жизнь, которой она жила и в которой увязла, как в болоте. Наверно, подумала она, люди обращаются к богу, когда не в силах сами справиться со своей бедой. И вот она, вовсе не верующая, истово молила его сегодня утром, закрывшись в тесной ванной. В итоге от нее ушел муж. А она сидит и размышляет, идти ли ей в номер с первым встречным. Хотя, может, он и не позовет ее. Она подняла глаза на рассыпавшегося перед ней мужчину, и он затрещал еще активнее, подумав, что наконец-то завладел ее вниманием. Рассказчиком он был превосходным. Анюта это оценила, даже слушая не слишком внимательно. Если бы не его трескучий голос. А, впрочем, ей ли привередничать? И она не Софи Лорен. К тому же ее бросили и предали, а он, пусть сам того не зная, поддержал ее в такой ужасной для нее ситуации.
  - Может, мы поднимемся ко мне в номер? – проговорил вкрадчивый голос недалеко от ее уха.
  Она вздрогнула и посмотрела ему прямо в глаза. Что-то внутри нее съежилось, но она, преодолев страх, снова кивнула. Ведь она теперь свободная женщина и больше никому ничего не должна. Да, она пойдет с ним! Ведь когда что-то просишь у бога, то он только создает ситуацию, а воспользуется человек шансом или нет, зависит только от человека. Может, это действительно ее шанс? Она снова вспомнила, что произошло сегодня вечером, и где-то в животе образовалась тянущая пустота. К тому же, с ним не стыдно пойти. В конце концов, он не бомж какой-то, а красивый ухоженный мужчина. Она встала и пошла с Эдуардом, позволив взять себя под локоть.
  На ресепшен, где Эдуард получал ключи от номера, как оказалось, работала ее бывшая одноклассница. Она просто ела Анюту глазами, но так и не поймала ответного взгляда. От этой неожиданной встречи Анюта растеряла свой боевой запал и как-то вся поникла.
  - Нежелательная знакомая?
  - Да, - тихо ответила Анюта.
  - Завтра донесут?
  - Пусть доносят, - Анюта подняла голову, - а, впрочем, некому доносить.
  - Но это же здорово! – весело сказал Эдуард. Анюта с удивлением взглянула на него.
  В номере Анюта увидела открытую дверь на балкон и вышла на свежий воздух. Эдуард заказал в номер шампанского, фруктов и через некоторое время также вышел на балкон с двумя бокалами. Волосы его были сырые и зачесанные назад. Он успел принять душ, пока ждал официанта. Они потягивали шампанское и смотрели на расстилавшийся перед ними, переливающийся огнями город.
  - Как капитаны на мостике в море мерцающих душ…
  - А вы – поэт, - Анюта повернула к нему голову. Он все еще смотрел куда-то вдаль, его тонкий профиль и нос с горбинкой смотрелись очень романтично. Правда, было в этом что-то немного театральное. Но Анюта ругала себя за свои придирки и гнала их прочь.
  Так они выпили всю бутылку шампанского, но разговор как-то не клеился. Она уже раскаивалась, что так легкомысленно приняла приглашение, и думала, может, еще не поздно уйти?
  - Может, я пойду?
  - Почему? - удивился он, - что-то не так?
  - Не знаю, что вы подумали обо мне… Вот так вот сразу пойти с незнакомым мужчиной в номер… Лучше мне все же уйти.
  Он взял из ее рук бокал, поставил вместе со своим на подоконник и навис над ней сзади пугающей тенью.
  - Встречи бывают разные, - он мягко положил свои руки ей на плечи, она зажалась, - я подумал, что встретил смелую девушку…, - он откинул ее волосы в сторону и прикоснулся губами к шее, - даже если она еще сама не подозревает об этом…
  Прикосновения его губ обжигали. Шампанское уже ударило в голову, и мириады огней поплыли перед глазами, тело стало похожим на вату. Он развернул ее, впился в ее онемевшие, будто не свои, губы, оторвался и стал покрывать поцелуями шею и грудь, не переставая говорить.
  - … да, смелую и свободную девушку, для которой вспыхнувшее желание важнее каких-то там предрассудков… Пойдем, - он потянул ее за руку, увлекая в номер, - ты пойдешь в душ?
  Анюта вышла из душа, обмотанная полотенцем. От воды она слегка протрезвела.
  - Ну что же ты? Иди ко мне.
  Он стоял в глубине гостиничного номера.
  «А и пусть», - безразлично подумала Анюта.
  Она проснулась рано утром. Эдуард спал, лежа на животе и обхватив руками подушку. Она ничего не могла вспомнить об этой ночи, кроме постоянного чувства неловкости. В голову словно был забит клин, мешавший чувствовать. Анюта сочла свое приключение законченным, и потому решила не дожидаться, пока проснется Эдуард, и тихо уйти.
  Она решила не пользоваться лифтом и спустилась по лестнице. На последней ступеньке она внезапно остановилась. Светка, одноклассница! Ее смена скорее всего еще не кончилась! А впрочем… И Анюта, сделав непринужденное лицо, медленно зацокала каблуками через вестибюль.
  - Анечка, - услышала она ядовитый голос, - ты что-то слишком рано. Домой торопишься?
  - Нет, - и Анюта также ядовито улыбнулась в ответ, - к следующему любовнику.
  Увидев, что ответ избавил ее на время от последующих вопросов, она поспешила на улицу. Уши пылали огнем, да и саму ее душил жар, потому что сердце колотилось, как безумное. Немного отдышавшись, она пешком пошла прочь. Домой идти не хотелось, но деваться было некуда, и она решила, что просто не будет разговаривать с матерью. Просто соберет молча сынишку и отведет в детский сад.
  Так она и сделала и с какой-то упертой улыбкой слушала ругань, несшуюся ей вслед из окна. Зато по возвращении из детского сада ей пришлось удивиться и немало. На кухне за столом вместе с матерью сидел Эдуард и по обыкновению трещал. Мать же слушала его увлеченно, иногда покачивая головой, с придыханием «Ох, ох».
  Увидев замершую на пороге Анюту, Эдуард вскочил и буквально силой усадил ее за стол.
  - Какой человек… Какой человек… - мать с недоверием поглядывала на дочь, до сих пор сомневаясь, что он может быть ее знакомым.
  Аня немного пришла в себя и увидела, что стол просто ломится от всяких деликатесов, которых у них сроду не бывало, а у матери на шее красовался новый и очень элегантный шарфик.
  - Как ты меня нашел? – тихо спросила Анюта.
  - Одноклассница Света-а-а… - почти пропел Эдуард.
  Мать, увидев, что они действительно на короткой ноге, повеселела и, вскочив, засуетилась у плиты.
  - Незачем было приходить.
Анюта хотела сказать строго, но голос ее дрогнул, и она ощутила неожиданно для себя, что ей приятно, что ее разыскали.
  - Прогуляемся?
  Он явно понял ее состояние и смотрел слегка свысока, но едва она взглянула, лицо его сразу же переменилось, и пространство вновь заполнилось трескотней.
  Так для Ани начался полусон-полузабытье. Ухаживал Эдуард красиво, мать просто была в него влюблена и с утра до ночи твердила Анюте, как той несказанно повезло и как теперь бывшая свекровь утрется. Было все, но все было вроде бы, как-то не по-настоящему. Анюта попыталась однажды объяснить свое состояние матери, но та просто испугалась и опять завела старую пластинку про то, что у Анюты дурная склонность к неудачникам, потому что она сама такая, что впервые в жизни ей выпал такой шанс, и если она не использует его… Аня больше не слушала. Мысль ее зацепилась за слово «шанс». Где-то она уже это слышала… Вспомнила! Она сама думала об этом в первый день знакомства с Эдуардом… И как все обернулось! Может, действительно, шанс?
  Следующие два месяца пролетели, как мгновение. Быстрый развод со студентом. Такая же быстрая роспись с Эдуардом. Гостей звать не стали, так как Эдуард торопился уехать из-за работы. На следующий день после росписи уже собрали чемоданы, и у Анюты вновь засосало под ложечкой. Куда она едет? Зачем?
  Мать, стоя у порога, неожиданно всплакнула и уткнулась распухшим носом ей в плечо.
  - Я же ведь люблю тебя, дочка…
  Анюту одновременно разъедала и досада, и жалость. Подбежал Никитка и с разбегу обхватил бабушку за коленки.
  - Ох, внучечек мой! – запричитала мать, - когда ж теперь увидимся-то? А все для твоего счастья, дурила, - и мать сурово глянула на дочь.
  - Ну, ладно, мама, давай прощаться, - они обнялись, и мать разрыдалась в конец. Так и осталось у Анюты в воспоминании о матери смешанное чувство досады и жалости.
 

                2

  С того момента, как Анюта дала согласие выйти замуж за Эдуарда, в сердце ее поселилась и никак не покидала какая-то неведомая тоска, которая пережевывала душу. Все было не так в ее личной жизни, и окружающая обстановка тоже казалась какой-то не такой. Стремительные осенние сумерки угнетали. Необжитая квартира, тонущая в них, казалась еще более неприветливой. Анюта подошла к широкому окну, но и там все выглядело бездушно и безрадостно. Безликие новостройки, одинаковые в каждом городе. Урбанистические кубы и параллелепипеды современных домов, которые теснятся и наплывают друг на друга. В этот час они были фиолетово-синими на фоне закатного неба. Колонны стройных труб разрезали оранжевый воздух четкими геометрическими линиями. Кое-где эти линии заканчивались кляксами кучковатого рыхлого дыма. Они да еще три-четыре хилых скособоченных деревца добавляли небрежности в безликий пейзаж, а многочисленные огненные лужицы на фоне фиолетово-коричневой, разбухшей от осенней влаги и вспученной земли, слегка освежали это унылое место.
  Недавно уложив спать своего пятилетнего сынишку, Анюта ожидала с работы припозднившегося мужа, который должен был подойти с минуты на минуту. Эти минуты растягивались в пространстве, и не было им конца. Анюта оторвалась от созерцания и, незаметно для себя, заметалась по комнате. В голове возникла навязчивая круговерть. Зачем он женился на ней? Она так и не почувствовала его любви. Было лишь изображение любви. Квартира его, такая холодная, давящая своей необжитостью, так и не стала ей родным домом. Зачем все это? Для чего?
  Отмахнувшись от тяжелых мыслей, она решила, что пора подогревать ужин. Как всегда, перед походом на кухню, Анюта сняла с пальца бриллиантовое кольцо, подарок на свадьбу и, не глядя, положила его на журнальный столик. Что-то звякнуло, она рассеянно обернулась - кольца нигде не было. Анюта нагнулась и заглянула под диван. Там что-то мерцало, но рукой достать не удалось, и Анюта решила отложить на потом. Это отвлекло ее, она машинально глянула в зеркало и, увидев свое отражение, поморщилась. «Ну, что, унылая серая утка, хотела доказать матери, что ты не неумеха, не рохля, пропустившая удачу мимо себя? Господи, что же со мной стало, со мной, первой ученицей класса, в шестом классе считавшейся даже одной из самых красивых девочек? Почему я постоянно делаю лишь то, что хотят другие, либо кому-то что-то доказываю. Где она, моя настоящая жизнь, в которой я чувствовала бы себя уверенно и счастливо? Неужели никогда не вырвусь я из этого болота, не реализую то, что давно накопилось в душе и жаждет выхода? Господи, помоги же мне!»
  Ход ее мыслей прервал звонок в дверь. Она, находясь все еще в задумчивом состоянии, автоматически прошла в коридор, взялась за ручку и щелкнула замком. Дверь резко распахнулась, увлекая ее за собой, и на незавершившемся вздохе она поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое. Как в замедленной съемке увидела она чужие ухмыляющиеся лица, свои неумелые попытки закрыть дверь; ощутила, как ужас пробежал мурашками с головы до пят, обдав ее тело леденящим холодом и сделав его ватным. Потом все вокруг погасло, словно выключили свет, и в темноте перед глазами забегали черные и белые точки.
  Анюта медленно приходила в себя, не понимая, где она и что с ней. Еще не открыв глаза, она попробовала повернуть голову, но резкая боль пронзила ее насквозь. Попытавшись пошевелить затекшими руками и ногами, она поняла, что связана и сидит на стуле. Наконец, она слегка приоткрыла глаза. Вокруг молча копошились люди, выворачивая содержимое шкафов и вспарывая мягкую мебель. Перед ней, одной ногой присев на стол, расположился интеллигентного вида человек, просматривающий какие-то бумаги. Он сквозь зубы поплевывал на пол, и это никак не вязалось с его внешностью. Заметив, что Анюта пришла в себя, он дружелюбно ей улыбнулся. И опять эта улыбка никак не вязалась с его холодным взглядом, от которого у Ани по спине пробежал холодок.
  - Ну, вот мы и очнулись. Простите за причиненные неудобства, просто… женщины часто без всяких причин поднимают много шума, а нам этого не надо, - голос был вкрадчивым и мягким. - К тому же, нам срочно, ну очень срочно, нужно повидать вашего супруга. Жаль, что его не оказалось дома. Но, думаю, вы нам подскажете, где его можно найти. - Он кивнул головой и неизвестно откуда взявшийся парень шкафообразного телосложения резким движением снял скотч с ее рта.
  Губы у нее разбухли и покраснели, и она, еле шевеля ими, произнесла:
  - Нельзя ли немного ослабить веревки, - слегка улыбнулась и, как ей показалось, кокетливо посмотрела на Интеллигента, - очень руки затекли. - Сказала и сама себе удивилась. То бессловесное и всегда послушное, что жило в ней до сих пор, словно вылетело из ее души, забилось в угол, с немым ужасом наблюдая со стороны за тем, что происходило, и за самой Анютой. А она вдруг обнаружила: несмотря на то, что уши ее, щеки и губы полыхали огнем, голова была холодной и ясной, и слова она произносила не так, как всегда, будто извиняясь, а как-то уверенно, словно знала, что и когда нужно сказать.
  Интеллигент снова кивнул, и веревки были ослаблены.
  - Ну, рассказывайте, где в такое позднее время бродит ваш супруг?
  - Видите ли, я сама ждала Эдуарда с минуты на минуту…
  У Анюты мучительно начала трястись левая коленка, и она ничего не могла с этим поделать. Она осторожно подняла глаза. Интеллигент, перелистывая бумаги, периодически поглядывал на эту коленку и криво ухмылялся. Во всяком случае, так ей казалось, и стало вдруг нестерпимо стыдно, как будто кто-то на чем-то ее подловил. Кровь ударила в затылок, но она, взяв себя в руки, попыталась продолжить уверенным тоном.
  - … поэтому, даже не посмотрев в глазок, я открыла вам дверь. Только стоило ли так врываться, пугать меня, могли бы просто зайти и подождать его. Я уверена, он ничего плохого не сделал.
  Интеллигент усмехнулся и из-под очков по-отечески посмотрел на нее.
 - Уверены? - он долистал бумаги, бывшие у него в руках, швырнул их на стол и, улыбнувшись, вновь посмотрел на нее. Улыбка получилась совсем нехорошая, хуже, если бы он просто на нее заорал. Поэтому ее страхи всколыхнулись с новой силой и запульсировали во всех венах. Она, словно загипнотизированный кролик, с последней надеждой, что все обойдется, смотрела в эти вспыхивающие, как фары, очки и глупо улыбалась. Он, похоже, прочитал ее мысли, потому что сказал:
 - Надеяться вам, сударыня, не на что. Ваш муж задолжал нам крупную сумму, которую взял полгода назад, и сегодня последний срок оплаты. Только он сегодня не появился ни у нас, ни на работе и, как видим, не очень-то торопится домой. Вот мы и подумали, что, может, дорогой супруге сообщил он о месте своего пребывания или хотя бы оставил деньги, чтобы с нами расплатиться?
  - Не-не-не-нет, ничего не говорил… и не оставлял.
  - Покрываем супруга? А напрасно. Я наслышан, конечно, о вашей большой любви… Именно этой любовью, вашей жизнью и жизнью вашего общего ребенка клялся Эдик, когда брал у нас в долг…
 Анюта пыталась осознать услышанное. Мысли метались по кругу. Чего-то она не могла понять. Чего? Ей вдруг показалось, что все находящиеся в комнате, погрузились в звенящую тишиной пустоту. Она смотрела и смотрела на гипнотически мерцающие очки, на шевелящиеся губы, сосредоточившись, пыталась уловить их движение и повторить его. Зачем ей повторять все это? Да потому что она сидит в классе и повторяет за учителем, на носу у которого тонкая золотая оправа, урок. Так, о чем же она думала? Ах, да! У этого учителя губы похожи на копошащихся червяков, потому что шевелятся они в полной тишине. От этого наблюдения ей стало вдруг весело, и улыбка расползлась во все лицо. Странно, почему учителя не слышно?
  Губы, на которые безотрывно смотрела Анюта, замерли. В это же время лицо ее будто бы укололи сотни иголок. От неожиданности Анюта встряхнулась, заморгала глазами, с ресниц которых закапала вода. Вновь включившийся звук резал слух. Она поморщилась.
  - Кажется, девочка пришла в себя, - произнес шелковый голос, - так, на чем мы остановились? Так вот. Муж ваш, видимо, деньги любит все же больше. А вам в самую пору подумать о себе и о вашем ребенке. Надо же, как крепко спят дети! Спят и не подозревают, что в этот момент может решаться их судьба. Ну? Так будем говорить?
  - Все это полная ерунда! - неожиданно выкрикнула Анюта. – Не мог вам мой муж клясться нашей любовью! Мы женаты всего как две недели и… ребенок у нас… не общий.
  Интеллигент резко встал.
  - Вы, видимо, ничего не поняли из того, что я сказал. Или поняли, но решили поиграть в дурочку и покрывать этого обманщика до конца. - Он разочарованно смотрел на нее.
  - Посмотрите на штамп в паспорте, пожалуйста, - язык вдруг снова стал тяжелым и неповоротливым, а с ресниц капала то ли вода, то ли слезы.
  - Милочка, вы переходите все границы наглости, впрочем, так же, как и ваш супруг. Сапог сапогу пара. Любой документ можно подделать. Я же видел вас лично полгода назад вместе с ним на пикнике, куда также был приглашен. Правда, тогда вы выглядели, хм… более импозантно. Вы меня не помните?
  - Не-не-не-нет. Может, это была не я? Вернее, это, конечно же, была не я! Ведь мы познакомились всего два с половиной месяца назад, а поженились….
  Она не договорила, потому что лица поплыли куда-то в сторону, и какой-то туман окутал ее, так, что она ничего не могла различить вокруг. Где она? Напряженно вглядываясь, она вдруг поняла, что бежит по полю, ситцевое платье бьет по коленкам, ветер ударяет в лицо. Оказывается, она счастлива... Снова удар в лицо. Анюта открыла глаза и, увидев свой кошмар, снова их закрыла.
  - Ну, все, хватит, - Интеллигент брезгливо сморщил нос. - Кажется, толка от нее не будет никакого. Ну, а вы что-нибудь нашли? - спросил он кого-то находящегося за спиной Анюты.
  - Ничего. Ни денег, ни документов, ни фотографий.
  - А его местонахождение?
  - Ищем, но он словно в воду канул.
  - Да, плохи твои дела, малышка, - он вновь обратил свое внимание на Анюту.
  - Но… вы ведь не убьете меня?
  - И тебя, и твоего детеныша. За все в жизни надо платить. И ты заплатишь. Таковы условия нашего соглашения с Эдиком - либо деньги, либо его жизнь и жизнь его семьи.
  - Не-не-не-нет, постойте….
  В это время у него зазвонил сотовый. Он выслушал и обратился к шкафообразному парню:
  - Мы едем проверять новую информацию, а ты сделай тут все по-чистому. Ну, как обычно. - Он снова переключился на Анюту и с улыбкой, которая была еще страшнее предыдущей, произнес:
  - Ну, милочка, прощаюсь. Теперь уже навсегда.
  У Анюты внезапно пропал голос, и она, как рыба в аквариуме, смешно открывала и закрывала рот. Она почти силой удержала пытавшееся вновь ускользнуть сознание, потому что в каком-то неожиданном озарении вдруг поняла, что включился счетчик последних секунд ее жизни и жизни ее сына. Она слышала, как эти секунды щелкают в ушах и безвозвратно уходят, приближая страшное мгновение. «Нет, нет, не может быть. Мне это снится. Этого просто не может быть». Внутри, как птица в клетке билась ее сущность. «Прекратить истерику! Надо прежде всего успокоиться, а для начала просто глубоко дышать… Как можно быть спокойной в такой момент, когда конец, конец всему»? Она представила, как мирно посапывает в соседней комнате ее пятилетний сынишка, какая черная угроза нависла над ним, и неожиданно взяла себя в руки. В висках все также пульсировала кровь, раскаляя голову до немыслимых пределов. «Надо что-то делать, что-то делать. Хотя бы просто тянуть время, пока не созреет какое-то решение». Она поглядела на оставшегося в квартире парня и на мгновение перестала дышать в ужасе от того, что собиралась сделать дальше.
  - Имеет ли право приговоренный на последнее желание?
  - Валяй, - добродушно произнес Шкаф, поплевывая на нож и натирая его кончиком рукава. - Если хочешь, чтобы было не больно, то лучше не сопротивляйся, - он разговаривал будто сам с собой, не отвлекаясь от своего занятия. - А то люди – чудные… визжат, дергаются, будто это сможет что-то изменить. Ну, что там у тебя? Покурить дать?
  - Лучше, - она в упор посмотрела на него и раздвинула ноги. - Когда я волнуюсь, во мне просыпается дикое желание. Ты же не откажешь девушке в последнем удовольствии?
  - Не откажу, - у него покраснели уши, он хмыкнул и осклабился.
  «Боже мой, он еще и смущаться умеет! Ну, просто интеллигентные застенчивые маньяки!»
  Парень подошел, расстегивая ширинку. Потом, снисходительно ухмыляясь, задрал ей платье.
  «Боже! Видела бы моя мама!»
  Эта мысль будила в ней не только ужас, но и какое-то злорадство.
  - Может, развяжешь меня, а то не слишком-то удобно, - она заискивающе улыбнулась.
  Он взял нож и едва коснулся им веревок, как те распались под острым лезвием. Шкаф с удовлетворением посмотрел на блеснувшую заточку и положил нож на подоконник.
  «Смотрите-ка, любит свою злодейскую работу».
  Что произошло потом, она даже не почувствовала. В ее голове пульсировала лишь одна мысль: «Надо придумать план, придумать какой-то план». Кроме этих слов в голову ничего больше не лезло. Через некоторое время парень вновь отошел к окну, а ее накрыла очередная волна ледяного ужаса. Вырванные у судьбы минуты потрачены, а она еще ничего не придумала! Неожиданно для себя она произнесла:
  - А если я знаю, где находятся деньги Эдуарда?
  - Так чеж ты тогда мозги всем пудрила? - простодушно спросил Шкаф и потянулся за трубкой.
  - Подожди! Не звони! Успеешь еще.
  Голова Анюты словно была опущена в кипяток. «Предложить ему сделку? Но он не ухватился с первой же минуты за мою информацию. Шефу спешит доложить. Преданная амеба. С ним надо как можно примитивнее».
  И она, состроив подходящую мину, произнесла:
  - Мне так хорошо не было никогда, а уж тем более с мужем. Поэтому именно тебе, а не твоему шефу я хочу отдать эти сокровища, а муж мне больше не нужен.
  Шкаф затормозил, пытаясь осознать услышанное. У него слегка отвисла челюсть, а глаза блуждали, не зная на чем остановиться. Он никогда даже не думал о том, что может что-то сделать за спиной у шефа. Не давая ему очнуться, Аня продолжала наседать.
  - Мы можем оставить все это только для себя. Там денег немерено, камни, драгоценности и… бланки новых паспортов. Мы сможем начать новую жизнь! Тебе не придется больше быть на побегушках. Представляешь… собственная вилла на каком-нибудь лазурном берегу, запах океана, а под окнами спортивный автомобиль… Сам будешь хозяином, - она видела, как парень колеблется, - давай, я покажу тебе, где все закопано, а ты там, на месте, решишь, что делать дальше. Ведь я вся в твоей власти. Теперь ты мне приказываешь, - она цеплялась за эту несокрушимую гору мышц и преданно заглядывала в глаза. - Думаю, когда ты увидишь все эти сокровища, то не сможешь с ними расстаться, - она нервно засмеялась и прижалась к его груди.
  В его непривыкших думать мозгах шла усиленная работа. Наконец, он что-то решил и, криво улыбнувшись, посмотрел на нее. Она также улыбнулась в ответ, потому что в своем взвинченном состоянии без труда прочла на его лице, не натренированном скрывать свои мысли, все, о чем он подумал: страх перед шефом и перед самостоятельными шагами, жадность и равнодушие к ней. «Значит, решил денежки забрать себе, уж коли шеф о них ничего не знает. А вот убегать со мной ему опасно. Найдут ведь. И денег лишится, и жизни. Самое умное в этой ситуации забрать деньги, меня, как единственного свидетеля его предательства, закопать вместо них - вот мужу-то подарок! - и отрапортовать шефу о выполненном задании».
  Несмотря на то, что этот план также предполагал ее смерть, панические настроения вдруг исчезли. Может, потому что она уже сделала первые шаги к тому, чтобы не быть овцой на заклание. Она перехватила инициативу. Теперь это была ее шахматная партия, и в ней загорелся азарт игрока. Также где-то глубоко зашевелились волчьи инстинкты. Ведь теперь жертва не она. Жертвой объявлялся Шкаф. Анюта еще не знала, что будет делать, но была почему-то уверена, что у нее все получится.
  - Поедем, поедем скорее, - затеребила она его, - пока твой шеф в отъезде. Ребенка оставим здесь, а то проснется и помешает нам. Только где мы возьмем лопату? - Она на мгновенье остановилась, - ах да, там ведь рядом дачи. Там и возьмем.
  Они быстро оделись, вышли на улицу и сели в машину. Ключи от квартиры она сунула во внутренний карман с молнией. «Малыш в безопасности до моего прихода. Дверь нашу вряд ли кто способен взломать. Остается только вовремя вернуться. Вернуться, пока он не проснется». Решение, что делать дальше, пришло как бы само собой. Анюта вспомнила, как недавно одна соседка сетовала другой, что людей много умирать стало, что кладбище уж очень сильно разрослось, совсем приблизилось к дачному поселку. Анюта знала, где это находится. Лучшего места не придумать! Туда она и сказала ехать своей жертве. Никак иначе она не хотела его называть.
  Через полчаса езды асфальт закончился, и Шкаф с разгону въехал в грязь, от неожиданности плюнувшую в хищную морду автомобиля. Шкаф притормозил, озадаченно глядя на колдобины и лужи, до краев наполненные подрагивающим лунным светом.
  - Будет прикол, если мы застрянем, - он с сомнением скреб свой лысый затылок.
  - Да, лучше не рисковать. Тем более, до дач рукой подать, пешком минут за десять дотопаем.
  Даже раньше, чем они ожидали, среди деревьев показались острые тени дачных крыш. Шкаф легко сбил ногой хлипкий замок в одном из сарайчиков и нашел лопату. Там же, незаметно для него, Анюта прихватила топор и спрятала его под пальто, плотно прижав сбоку рукой. Она действовала, как по наитию, словно кто-то в ее голове отдавал команды, а она их исполняла. В темноте Шкаф не заметил некоторой неестественности ее позы. Свободной рукой она взяла еще одну лопату:
  - Помогу тебе потом яму закапывать.
  Его лицо попало в полосу лунного света, и Анюта вновь увидела ту самую кривую усмешку, которой он одарил ее в квартире. «Ухмыляемся, значит? Ну-ну».
  Покинув дачный участок, они углубились в лес, залитый мертвенным туманом. Под ногами хлюпала загнивающая листва, а над головой, там, где ветер шевелил макушки деревьев, окоченевшие ветки постукивали друг о друга, словно кости покойников. Наконец, среди деревьев стали появляться холмики и кресты.
  - Да, жутковатое место выбрал твой супружник.
  - Зато надежное, - Анюта пошла вперед, высматривая место. Одна из могил была без оградки в довольно запущенном состоянии.
  - Здесь.
  - Точно?
  - Да, рой здесь, - она на секунду замялась, - куртку сними…, запачкаешься, - и подхватила ее на лету со звякнувшими в кармане ключами.
  Анюта присела на корточках чуть поодаль и, как завороженная, смотрела на светлое пятно его лысой головы, то появляющееся, то исчезающее в черноте ямы. Чувства ее вновь обострились, а нервы напряглись. «Или он, или я. Если я не решусь…», - мысль о сыне, как ножом, полоснула ее, а жизнь, которая еще сегодня вечером казалась ей никчемной и безвозвратно погубленной, вдруг приобрела удивительную ценность.
  Светлое пятно в яме продолжало свое движение. Вот оно снова приблизилось, Анюта привстала, размахнулась и со всей силы ударила по нему обухом топора. Пятно исчезло, будто черная дыра засосала его, а Анюта вновь присела на корточки чуть поодаль и во все глаза, не отрываясь, смотрела в эту черную пустоту. Она не могла решиться подойти и заглянуть туда. Казалось, что стоит ей лишь бросить взгляд, как мощные руки схватят ее и утащат в выкопанную могилу.
  Анюта вышла из этого состояния, когда у нее затекли ноги настолько, что она не могла даже подняться. Растерев их, она кое-как встала, взяла вторую лопату, лежавшую рядом с ней, и издалека стала забрасывать яму. Ее поверхность уже сравнялась с землей, но рядом оставалось еще достаточно свежевывороченных влажных комьев. И опять Анюта оцепенела. «Раз осталась лишняя земля, значит, он действительно там», - подумала она, как будто могло быть иначе. Надо было утоптать землю, она же никак не решалась ступить на эту неровную поверхность. Ей чудились щупальца его железных рук утаскивающих ее за ноги под землю. Наконец, ей удалось перебороть себя, и она сделала шаг вперед. Напоследок раскидала лишние комья по сторонам и утрамбованную яму забросала прелой листвой.
  Прихватив топор, она дошла до дачного участка и опустила его в бак с водой. Там же обмыла туфли. Руки тряслись, потому туфли промокли насквозь. С отвращением она натянула их на ноги и захлюпала к оставленной на обочине машине. Брезгливо пошарив в кармане мужской куртки, она вытащила связку ключей и стала перебирать их. Не те!!! Тепловая волна ударила в голову, она качнулась, прислонившись к еще неостывшей машине. Постепенно придя в себя, она лихорадочно стала обыскивать всю куртку. Наконец, в верхнем кармашке пальцы коснулись ключа. Она зажала его в кулак, перестав дышать от волнения, и резко вытащила. Тот! Снова закружилась голова, теперь уже от задержанного вздоха. Открыв дверцу, она присела боком на сидение, аккуратно стянула туфли, положив их на соседний коврик, и вставила ключ зажигания. Слава богу, мотор завелся сразу.
  Через сорок минут, оставив автомобиль в тени кустов недалеко от своего дома, Анюта, держа в руках испорченные туфли, с опаской скользила по лестнице к себе в квартиру. Она осторожно щелкнула замком и вошла. В первую очередь она заглянула в комнату сына. Тот, благодарение небесам, безмятежно спал, раскинувшись в аппликациях лунного света и сбросив с себя одеяло. Анюта ласково прикрыла его и вышла из комнаты.
  Теперь она действовала, словно робот, четко и без долгих раздумий. Вначале полностью переоделась, сложив одежду с себя в отдельный пакет. Потом вытащила из-за дивана завалившееся туда накануне свое обручальное кольцо с брильянтом. Выковырнув из него камушек, она вспорола брюхо у плюшевого мишки и положила брильянт туда. «Когда шеф хватится своего помощника, то сам увидит камушек или ему доложат… подумает, что нашел его Шкафчик тайник, делиться не захотел и скрылся. Так. Хорошо. Что дальше? Собрать еду, вещи. Но не все. Не должно быть видно, будто что-то брали. Мертвым ведь вещи не нужны. Как с документами? Брать, не брать? Паспорт брать опасно, по нему могут вычислить, а если не брать, то, как же без него? Нет, не брать! Если паспорт останется в квартире, то будут искать трупы, а не живых людей». А вот диплом… Он на девичью фамилию и… свидетельство о рождении тоже… мое и сына… Их можно взять. И права… только, чтобы доехать. Гаишники вряд ли запомнят фамилию, они столько машин останавливают!
  Все собранные сумки с вещами, едой вынесла наружу и уложила в багажник. Самые любимые игрушки сына сунула на пол между сидениями, а на самом заднем сидении из подушек и пуховых одеял устроила ему постель. Его, спящего, она обернула своим полушубком, на руках вынесла на улицу и бережно уложила в машину. Ключи от квартиры не стала брать с собой, и потому дверь просто прикрыла.
  Анюта села в Мерседес и огляделась: в растекшейся тишине ворочались неторопливые тени. Нигде ни человека, ни звука. Она бросила взгляд на часы: было всего-то около трех ночи, а, казалось, что с начала всех этих событий прошло уже несколько дней. Куда ехать? И снова ответ появился как бы сам собой, будто кто-то вытащил его из глубин ее памяти. Баба Шура. Мать ее отца, который ушел из семьи, когда ей было шесть лет. А перед этим событием они гостили у бабы Шуры в деревне, и маленькая сухонькая женщина понравилась ей своей душевностью и какой-то сказочностью. В детскую память врезались вкуснющие ватрушки из русской печи, вышитые полотенца и ударяющий в голову запах полей. Оказалось даже, что она не забыла название деревни, и где та находится.
  Глуховка. То, что надо, чтобы отсидеться, чтобы про тебя успели забыть. Потом сделать себе новые документы и начать новую жизнь. А старую забыть. Забыть совсем. Мать, которую она всю жизнь не устраивала, что бы ни делала. Первого мужа, не выдержавшего трудностей, в том числе совместного проживания с тещей, и сбежавшего к более легкой жизни. Второго мужа, свалившегося на нее, как снег на голову, и так же внезапно исчезнувшего, втянувшего ее в непонятную и страшную историю. Из-за него она чуть не погибла, стала преступницей! Завтра на нее может быть объявлена новая охота, потому что могли остаться какие-то следы. Она не смогла оправдаться перед бандитами, не сможет и перед милицией. Никогда ей не доказать, что существует некто Интеллигент, приказавший уничтожить ее с сыном. Что она ударила Шкафа обухом топора, спасая свою жизнь. Ведь в тот момент он мирно копал яму и даже не замахивался на нее. Как доказать, что она знала о его намерениях, что просто не могла пустить все на самотек и ждать, когда он начнет действовать? Если бы она не нанесла упреждающий удар, то он раздавил бы ее, как клопа. Очень уж неравны были их силы. Нет, никто не квалифицирует это, как допустимую самооборону. Никто ей не поверит. Не захочет поверить.
  Итак, Глуховка. Правда, очень далеко. Но ведь, чем дальше от этого места, тем лучше! Только бы успеть доехать. Только бы не перехватили по дороге. И тут ее прошиб холодный пот. Она в чужом автомобиле, без документов на право его использования! Когда Шкафа начнут разыскивать, в первую очередь будут отслеживать его Мерседес. Ехать, ехать скорее. За пределы области. Пока еще не кончилась ночь. Как можно дальше. Потом автомобиль где-нибудь спрятать, а самой затаиться.
  Она завела мотор и двинулась в путь. Загородная дорога растворялась в черноте, еще более сгущавшейся от слабого света залепленных грязью фар. Сердце Анюты бешено колотилось, ей казалось, что сейчас что-нибудь случится, но ничего не происходило. Вскоре она выехала на более освещенную и оживленную центральную трассу, и машина покатила веселее.
  Анюта совсем было успокоилась, как перед глазами мелькнул полосатый жезл. «Это конец». Тем не менее, она притормозила. Неторопливые шаги приближающегося инспектора резонировали с ударами сердца и отдавались в висках: «Конец, конец, конец…». Он глянул на номера, окинул взглядом машину, растягивая во времени мучения Ани, потом наклонился и через открытое окошко бросил взгляд в салон.
  - Дорога сейчас не грязная, а у вас номера почти не читаются, да и фары так заляпаны, что еле светят… Такой шикарный автомобиль, - он со знанием дела прищелкнул языком, - а вы к нему так небрежно относитесь… К тому же, с таким слабым освещением по ночам ездить небезопасно.
  - Только не говорите громко, лейтенант, а то ребенка разбудите, - улыбнулась в ответ Анюта и кивнула головой на заднее сидение. - Вот, завтра внеплановая командировка, потому срочно перевожу его к бабушке. Успеть бы, а то он еле заснул, не хотел с мамой расставаться.
  - Как это вас муж отпустил ночью в дорогу?
  - Гости у нас вчера были, выпил он, заснул, вот и пришлось ехать самой.
  - А право управлять машиной у вас есть? Покажите-ка документики.
  - Конечно, лейтенант. Вот мои права и доверенность на управление, - с этими словами она полезла в бардачок. Прошуршав там немного, Анюта взялась за сумку. Ничего не найдя и там, она виновато улыбнулась и округлила глаза, - Ну, конечно, лейтенант, я вспомнила! Ведь я второпях кинула папку с ними на заднее сидение, перед тем, как уложить туда малыша, да видно так они там и остались, - и она попыталась просунуть руку под постель. Ребенок заворочался и закряхтел. Анюта продолжила поиски. Ребенок стал похныкивать.
  - Ну, ладно, ладно уж. Придется вам поверить на слово. Езжайте, только будьте осторожны. Передают похолодание, вы можете попасть в гололед. Да, и машину помойте.
  - Спасибо, лейтенант, я поеду совсем тихо, а по пути загляну на автомойку.
  Через пару километров она вновь набрала скорость. Как в калейдоскопе, освещенные участки трассы сменялись совсем темными и глухими, но она ничего не замечала, до конца не придя в себя оттого, что сумела выпутаться.
  - Мам, а где мы? - раздался сзади тоненький голосочек.
  Анюта от неожиданности вздрогнула:
  - У нас с тобой началось приключение.
  - Ой, как здорово! А почему ты не сказала мне об этом вечером?
  - Хотела сделать сюрприз.
  Мальчик замолчал на некоторое время, уткнувшись носом в стекло, а потом задумчиво произнес:
  - Знаешь, мне кажется, что мы уже едем по боку земли.
  - Может быть и по боку, у нас же приключение.
  - А мы не свалимся в космос?
  - Нет, не беспокойся. Земля притягивает нас сильнее любого магнита.
  Никитка облегченно вздохнул и через некоторое время снова спал, укачанный монотонной ездой.