В поезде

 
            

      Поплыл мимо  перрон, следом - дома,  берёзы. Кирилл,  худощавый, молодой  мужчина, сморщился и  опустил голову,  подумав, что теперь для него за окном всё это чужое.
    В купе  вошёл  полный, высокий, в возрасте пассажир.   Отдуваясь тяжело, он грузно сел напротив  Кирилла. И сказал взволнованно:
    - Представляете, я  ведь не в своём поезде. Смотрю: номер  вагона мой, лезу на ходу, а это не мой совсем поезд.  Проводник  разрешил посидеть  до  станции.
      Выложив  ненужные для Кирилла сведения, он  из  портфеля достал бутылку коньяка и нарезанную палку  колбасы, завёрнутую в газету.
      - Извините, стресс  надо снять. Присоединитесь, за дорожную компанию? Стаканы надо бы...
     Подвижный , несмотря на  возраст и объёмный живот, он покинул купе и вскоре принёс два стакана. И посмотрел на Кирилла вопросительно.   Выпивать с первым встречным  Кирилл не привык.  Но толстый попутчик  ему показался  мужчиной простым,   да и никудышнее у самого настроение... Поэтому, улыбнувшись криво и придвинувшись к столу, сказал:
      - Спасибо. У меня, знаете, подобная беда...
     - Да ну? – изумился толстяк. – Вы, верно, шутите?  – Он поднял стакан. – Давайте для начала знакомиться:  Владимир Николаевич,  можно  Владимир,  можно на ты.
     Кирилл представился и, хмурясь, проговорил:
     - Нет,  поезд  я не перепутал.  С женой путаница.   
      - Ты поэт?  Образно… - ухмыльнулся толстяк. – Так, так... Если и мне сказануть образно, то у меня случай, а у тебя  проблема.  Расскажи, если хочешь. – Он ещё налил по пол стакана. 
      - Можно рассказать, - вздохнул Кирилл.  Выпив коньяк, он начал рассказ.
     - История скучная. Пять лет  прошло после свадьбы нашей.  Но когда минул лишь один год,  любовь и ласки  у жены отошли  в сторону.  Главным стало соревнование с соседками. Например, кто  первый купит импортное что-то. Чтоб похвастаться.  Рождение сына не исправило её. Меня, представляешь ты,    в свои дела втянула. И ничего удивительного: ещё её ласки мутили мне голову.  Я и  азарт почувствовал, охотничий понимаешь ли. Кстати, я люблю охотиться и рыбачить.  Короче, со временем мне  её дела поднадоели.  Страсть к охоте и рыбалке  перевесила охоту за импортными безделушками. А её страсть к вещам перевесила семейные отношения. Вот такой расклад. Ну и пошли   скандалы.   Я не выдержал  и ушёл к приятелю.
    - Не помирился?
   - Как видишь. Наоборот, взял расчёт на службе  – и вот...
   - А куда?
   - К сестрёнке пока . Муж  у неё главный на стройке;   к нему  устроюсь. Уже созвонились.
    - Выходит,  бросил семью, - качнул головой толстяк, наполняя стаканы. – Не чокаясь, выпил. – А как же сын?
    - Ничего, расскажу потом всё…
    - Сына оставил – худо. 
   Кирилл устало  махнул рукой. По щеке его прокатилась слеза. Толстяк глянул удивлённо.
      - Всё-таки не понимаю, - не глядя на собеседника, как бы сам себе, проговорил Кирилл,  -  как-то я утром  не спал, но глаза прикрыл, точно  сплю; и тут чувствую, наклонилась она ко мне и поцеловала в лоб . Любит, что ли…
      Толстяк молчал.
       – А сынишка простит, - продолжил Кирилл. -   Когда-нибудь…  Только когда уходил я, он глянул на меня как на незнакомого дядю - исподлобья, молча.  Такое переносится тяжело.   
      Попутчик – молчал. Поезд притормозил : за окном показался силуэт  станции.
        - Пошли! – встал толстяк.
        - Проводить?
        - Пошли оба. Поедешь  обратно. 
       - Не понимаю.
      - У тебя дома остались жена, сын. Бросил ты их, понимаешь?  Вернись. Поговори с женой, приласкай сына. Представь, как, по-другому,  взглянет он на тебя…  Они, уверен я,   надеются, что ты так вот, насовсем, не можешь уехать . Просто был не в себе.  Жене твоей уже встряска,  задумается. Откровенно поговорите.  Вы молоды, поправите всё. Вставай! Ну, строитель! Раз семью построил, то и не разрушай!
      Кирилл почувствовал: толстяк тянет за ниточку, которая  не оборвалась и  привязывает его к сыну и жене,  тянет   сильней электровозной тяги, что безжалостно тащит его неизвестно куда.   Он протянул руку к чемодану.