Савваторий 3

*
…Сказать, что Андрею пришлось по душе неожиданное гостеприимство лучезарного Саввы Оттовича – покривить душой. Альтернативный вариант с немедленным выкидыванием за ворота его тоже не устраивал.  Как говорил его сосед Мироныч – нужно включать дурку и косить под дикий восторг от предложения. Может и вправду удастся надыбать сенсационный материал?

«Аха, а чего тут включать – всё включено и запущено», - думалось ему. И думы были довольно безрадостные. Но…Как в каждом заборе - дыра, в каждом безвыходном положении всегда можно найти выход. «Ну, ну, Андрюха, вспоминай книги детства. И оттуда тягай лозунги. Во – бороться и искать, найти и не сдаваться. С кем бороться? С этим ансамблем мордоворотов? Ну да, эта борьба быстро закончится на койке с дозой аминазина, блин, куда там его пендюрят-то? Если в задницу – наверное, та сестричка делает. А что она ещё делает? Импичмент делает?

«Ах, как она делает импичмент.»

…Покончив с чайными церемониями, Савва Оттович присел за стол. На пороге нарисовались «добры молодцы» в коричневой униформе. Андрей рассмотрел имена на бейджиках. М.И.К., Г.А.Б. и Р.А.Ф. в совокупности с УРИ готовы были принять новенького. То, что попал он не туда, куда так долго стремился, тот давно уже понял, когда прочитал на журнале адрес - Тимашево.

То, что он попал конкретно – стало окончательно ясно только сейчас.

Доброжелательно улыбаясь и выстроившись боевой «свиньёй», квартет повёл Андрея прежним маршрутом обратно, на первый этаж.

- Может, обойдётся? - подумал.

Спустившись, конвоиры развернули Андрея в другую сторону от основного зала. Это не была та ванная комната, куда продавал «Солидный» розовые билеты.

Тесная, загаженная душевая, с ржавым, грозящим свалиться на голову душем, стенами, выкрашенными унылой тёмно-синей краской в разводах присохшего дешёвого мыла, выбитой метлахской плиткой, отчего грязные цементные потёки тянулись по полу.
 
Конвоиры распределились дугой вокруг душа. И Андрей понимал, что оставлять его наедине с освежающими, несмотря ни на что, струями прохладной воды и своими думами никто не собирается. Это было унизительно.

«Хорошо, задницу никто не проверяет. С них станется» - горько произнёс про себя.

Мобильник на прощание моргнул маячком и скрылся в кармане одного из ларца – Рафа.


Андрею разрешили оставить из своей одежды лишь плавки. Босиком провели через коридор.

Так же, впятером вошли в небольшую комнатушку, уставленную грубо сколоченными деревянными стеллажами. Стопы униформы были аккуратно разложены на полках и перетянуты киперной лентой. Здесь были груды с ярко-малиновой и кислотно-синей, огненно-оранжевой и изумрудно-зелёной одеждой.
 
Коричневой не было.

«Только для дураков. То есть, для меня», - отметил про себя Андрей.

Второй близнец из ларца - Габ подал бравому отставному сержанту то, что ему предстояло на себя надеть на ближайшие сутки. И отчего-то в первый раз за весь довольно насыщенный событиями день ему до жжения в кулаках захотелось влындить в лоб этому Габе. Больших усилий стоило себя сдержать.
 
Костюмчик представлял из себя малиновые штанцы с нелепым манжетом по низу, без ширинки. Затягивались они на поясе тоненькой верёвочкой – на такой не повесишься. Куртка, также без пуговиц, была скроена по типу кимоно или, скорее – банного халата. Примерив на себя это великолепие, Андрей понял, что теперь вполне вписывается в контингент. И что его через сутки не выпустят.

Даже если удастся рвануть отсюда при возможности – первый же встречный прохожий, без раздумий, сдаст обратно именно сюда. Без вариантов. В крайнем случае, в трусах бежать. По крайней мере, не столь очевидно «откуда дровишки».

Двинулись по коридору. И снова не к большому залу. Судя по разносившимся в помещении запахам карболки и машинного масла, близилось время обеда. И стайки больных стягивались к двери, возле которой уже образовалась небольшая очередь.

Пристроив журналиста в конец очереди, его сопровождающие словно испарились. А очередь становилась все длиннее и агрессивнее.

И лишь спустя время начала обретать признаки какой-то системы. «Малиновые» обречённо толпились в конце очереди, не пытаясь прорваться вперёд. Впереди них довольно организованной группой, в колонну по два стояли «зелёные», затем вразброд – «оранжевые», и по одному подтягивались «синие», которых безропотно пропускали вперёд.

Троица кастрюлеголовых в сопровождении тощего буденовца величественно прошла сквозь толпу. Дверь, приоткрывшись и выпустив в коридор облако запаха кислых щей и пригоревшей капусты, вновь захлопнулась.

Толпа ждала.
 
Ждал и Андрей. За ним пристроился уже знакомый ему Писатель. Он тоже был «малиновым». Впереди, среди «синих» увидел он «мерседесника», «гаишника». «Табуреточник» смиренно стоял в колонне «зелёных».

Андрей увидел в верхнем углу коридора камеру видеонаблюдения.

- Нехило. Как в аквариуме – всё напоказ. А я карась, тупо попавший на крючок. Причём -  без привады. Интересно, в палатах тоже есть камеры?

Ожидание длилось не менее сорока минут. Затем в том же порядке кастрюльная элита  прошествовала из столовой.

И толпа постепенно стала втягиваться в скрытый доселе от глаз журналиста зал.

Помещение, куда почти через час ожидания он попал, было чем-то средним между трапезной нищего монастыря и казарменной столовой. В отличие от большого зала, потолки – низкие, тёмные, зашитые почерневшими от времени досками, нависали почти над головой. Андрею, с его ростом, было неуютно, как в салоне троллейбуса.

Он успел понять примитивную структуру местной иерархии. И, как в армии, не пыжился высунуться в компанию «дедов», являясь при том «салагой». Высмотрев за столами «малиновых», уверенно направился в ту сторону. И... остановился в изумлении.

Сплошная, без единого окна, стена обеденного зала была расписана неведомым художником.

…В огромном пустынном кукурузном поле, среди стеблей и початков, бесформенной поначалу глыбой, постепенно переходя в правильный конус, высилась гора человеческих мозгов.

Тысячи, много тысяч оголённых, беззащитных в своей хрупкости человеческих мозгов. Сморщенные, кое-где потемневшие горстки бывших жизней, стремлений, достижений.

Гора высилась, упираясь вершиной в небо. На детски-наивном, пухлом и несерьёзном облаке сидел старикан с аккуратно подстриженной белоснежной бородой, босиком, в поддёрнутой почти до колен женской ночнушке. Он смотрел оттуда, сверху…И грыз мелкое краснобокое яблочко. Кажется, бабушка называла такое ранет.

Обычный, домашний, сытно пообедавший и догоняющийся теперь яблоком старикан…

Картина была тщательно выписана в деталях. Андрей не разбирался в искусстве, но внутреннее чутьё подсказывало, что художник был неординарен.

Он сел рядом с Писателем.
 
По проходу двигались «зелёные», человек пять, с тележками. Они ставили перед каждым тарелку с едой.
 
Андрей продолжал рассматривать фреску, его тронули за плечо – это был раздатчик. Пухлое лицо дружелюбно расплылось в улыбке.

- Ыыыык, ама, - сказал он и поставил перед новеньким тарелку с перловкой, политую рыжей бякой.

- Не обращайте внимания, он полный дурачок, несмотря на то, что из зелёных, - неожиданно внятно сказал писатель.

- Да? – протянул Андрей неуверенно.

- Ешьте. На ужин будет только хлеб и чай.

Андрей взял ложку и попробовал. Еда была вполне сносной. Сбоку в тарелке лежала маленькая протеиновая котлетка.

- Скажите, а вы давно здесь?

- Достаточно. Надоело, знаете ли, изрядно среди этих идиотов.

- А вы разве не пациент Саввы Оттовича?

Писатель вдруг бросил ложку и пристально посмотрел на Андрея.

- Нет. Я здесь пишу книгу. Мне нужно непременно написать книгу. Мне нужно, понимаете? Написать непременно. Нужно. Книгу.

- Зачем?

- Мне нужно.

- О чём ваша книга?

- Тогда мне непременно присвоят пятый стол.

- Пятый стол?

- Да, пятый стол. Это картошка с кнедликами из риса, и ещё – сладкий сок. Мне нужен сладкий сок. Мне нужно его пить. Мне нужна глюкоза.