Рождественская сказка

*В тексте использован перевод “Once upon a December”, на мотив вальса Джузеппе Верди.

Я хотел бы рассказать тебе историю. И, знаешь, начнется она банально, как и многие другие мои рассказы: жил-был один юноша. Да-да, юноша, самый обыкновенный мальчишка. И не надо думать, что чудеса случаются только с теми, кто является не бог весть кем: заморскими принцами, принцессами, да бравыми молодцами. Чудеса – материя непостоянная, она людей не просто так любит. За добро.

Как узор на окне,
Снова прошлое рядом:
Кто-то пел песню мне
В зимний вечер когда-то.
Словно в прошлом ожило:
Чьих-то бережных рук тепло,
Вальс изысканных гостей
И бег лихих коней...

Вот и жил на свете один такой юноша, добрый и честный. Он играл на пианино, целыми днями перебирая клавиши в надежде написать поэму о любви. И не простой любви, а любви к одной красивой девушке. Девушка эта была из богатой семьи. Всеми оберегаемая и взлелеянная, вряд ли она посмотрела бы в его сторону, ведь ее родители считали, что для дочери лучшей партией будет юноша из богатой, известной семьи. Тем не менее, мальчик пытался ухаживать за ней, как мог: он работал целыми днями, чтобы на вырученные деньги купить букет цветов. Ему никогда не разрешали подойти к девушке: няньки, охранники, слуги дома тщательно оберегали всеми любимый цветочек от общения с «грязью». Всякий раз он находил свои букеты выброшенными и очень страдал: неужели не понравилось?..

Но, все же, не один он страдал. На самом деле, этот скромный и добрый мальчик очень нравился девушке. Однажды, еще пару лет тому назад, в такой же морозный декабрь, девушка соврала родителям, что будет на чаепитии со старой нянечкой. А вместо этого няня повела ее на один из первых концертов этого юноши. Под открытом небом, на просторной сцене, сидящий за огромным белоснежным роялем, он смотрелся нелепо, а его пальцы проворно плясали по клавишам, изящные и сильные. С каждой следующей нотой вальса в сердце девушки приятным теплом росло и разливалось новое чувство: любовь. Она словно своими глазами видела эти пышные залы, изысканные украшения и мчащиеся среди танцующих снежинок упряжки, спешащие на бал. Целыми днями она сидела у окна, надеясь вечером вновь увидеть его силуэт. Слуги никогда не отдавали ей цветов, но старая нянечка всякий раз брала по одному цветочку из каждого букета: «Себе поставлю. Мне, старой, мальчишки ни к чему, а цветы жалко больно», - смеялась она и подмигивала седому повару, неизменно появлявшемуся на шум. Мужчина всякий раз густо краснел и, бормоча, уходил на кухню готовить великолепные десерты для тоскующей девочки.

Вальс кружил и нёс меня,
Словно в сказку свою маня,
Первый бал и первый вальс
Звучат во мне сейчас.
Зеркала в янтаре
Мой восторг отражают...


Так они и жили. Стесняясь, не смея признаться друг другу, но неизменно ожидая редких вечерних визитов: она – у окна, он – у кованой решетки ворот.

Однажды отец девушки увидел этого юношу и прогнал его, навсегда запретив и близко подходить. Напрасно день за днем девушка ждала ухажера, сидя у окошка. Она заболела и начала таять на глазах: руки истончились, бледная кожа стала почти прозрачной, и, казалось, ничто уже не сможет удержать девочку на этом свете. Ее мать поминутно смахивала слезинки из глаз накрахмаленным платочком:
- Ах, моя заинька! Это все нянечка, надо ее уволить! – причитала она. Нянечка испуганно охала, девушка всхлипывала и грозилась упасть в обморок.
Отец мрачнел: все женихи разбежались, никому из приличных семей не была нужна пусть и богатая, но больная невестка, а бедняков отец бы не принял. Нанятые врачи как один качали головами, прописывали ей успокоительные капли на сахар, а самый известный и вовсе сказал, что девочку, мол, «горечи терзают, и родители пуще этой горечи», но был обозван шарлатаном и с позором изгнан из дома. Она продолжала чахнуть, и нянечка подарила ей двух кроликов – чтобы хоть чем-то отвлечь любимицу от снедавшей ее тоски. Снежно-белого мальчика девушка назвала Вальсом, а белую, в серых подпалинах девочку Сахарком, ведь в этом году весь декабрь она проводила не в ожидании очередного концерта юноши, а в кровати, только и слыша о сахаре.

Тем временем, юноша решил забыть девушку. Он закрылся дома, с удвоенным старанием изучая гаммы и сочиняя новые произведения, разогнал всех друзей, чтобы не мешали работать, и вот, раз за разом, мелодия за мелодией его душа, светившаяся белизной во мраке, стала чернеть, угасая день ото дня, как угасало раньше здоровье девушки. С тех пор он не играл вальсов, но вскоре его сонеты, симфонии и сочинения стали известны по всему миру своими отточенными холодными мотивами и изящными композиционными переплетениями. Он занимал призовые места в самых известных (заменить, неудачное слово) музыкальных конкурсах, не раз играл в домах тех людей, многие из которых когда-то не постеснялись бы вытереть об него ноги, а прекрасные девушки толпами гонялись за отстранившимся от мира музыкантом с горячими пальцами и пронзительным взглядом изумрудных глаз.
Только вот сердце его стало холодным: все тепло души было заключено в том морозном декабре, когда льдисто-голубые глаза девушки, сидевшей в первом ряду, смотрели на него с восхищением, робостью и надеждой.

Девочка не знала этого. Она продолжала болеть, но, с появлением крольчат, ее здоровье перестало ухудшаться. Нянечке выписали премию за идею – большие, очень большие для обычных людей деньги! - и она купила себе домик где-то далеко за городом, собираясь рано или поздно уехать туда, что крайне печалило девушку. Временами, когда любимице становилось совсем плохо, нянечка приносила ей срезанные в саду цветы: пионы, астры, георгины и ноготки летом, или же строгие розы зимой; такие же цветы были в букетах влюбленного юноши. Сам юноша как сквозь землю провалился.

Приближался декабрь. Семья девочки собиралась устроить пышный прием по поводу ее совершеннолетия: она становилась свободной, и отметить взросление нежного цветочка решили торжественным вечером. К тому же, они втайне надеялись, что за год девушка успела забыть свою выдуманную любовь к нищему проходимцу, а большой праздник с друзьями развеселит ее, окончательно выбив все глупые мысли из головы. Мать выписала лучшего заграничного повара (на что очень обиделся муж нянечки, и уехал жить в купленный не так давно домик), отец пригласил известного пианиста. Девочка попросила только одного: чтобы прием проходил на той открытой сцене, где несколько лет назад она впервые увидела мальчика и влюбилась в его игру и его душу.

Они не понимали, что за блажь пришла в голову имениннице, но спорить с бледной и решительной девочкой побоялись.
Наконец, все места были заняты: она с семьей расположилась в первых рядах, следом - потенциальные женихи и именитые гости, а прислуга - в самом конце.
Девушка специально выбрала себе то же место, что и несколько лет назад, на первом его концерте в такой же холодный декабрь.
Но когда музыкант вышел на сцену, он даже не взглянул на нее.
Сонеты в честь праздника взлетали в небо, исходя из глубин черного, как крыло ворона, рояля. Они не сплетались со снежинками, а буквально раздирали их, и болью отдаваясь в сердце девушки. Час просидела именинница, в неверии глядя на сцену и кусая губы. Неужели это он?.. Мальчишка с теплой, солнечной улыбкой, весенние глаза которого снились ей весь год… Нет! Не может быть! Люди не меняются так!
«Такого не бывает…»- твердила она, спешно выбегая из зала на сцену.
- Хватит! Хватит фальши!
Гости ахнули. Юноша, которому никто не смел перечить, замер; тонкие пальцы застыли на покрытых каплями воды клавишах.
- Это музыка, - спокойно произнес он.
- Твоя лучшая музыка – это вальс… – тихо всхлипнула девушка, дотрагиваясь до его горячей ладони.
- Вальс – это танец. А я исполняю музыку, – холодно хмыкнул парень, отдергивая ладонь и со стуком захлопывая крышку рояля.
- Это фарс! – вскрикнула девушка. Разворачиваясь к толпе. – И вы все – фарс! Фальшивые, никчемные безделушки! – она, не глядя, швырнула подаренные цветы в толпу, и, подхватив пышную юбку платья, убежала к своему экипажу.
Мать бросилась к людям, извиняться за испорченное представление, а отцу пришлось здорово доплатить обиженному юноше за продолжение концерта. Дома родители собирались как следует поговорить с дочерью и запереть ее в четырех стенах за такое поведение аж до следующего декабря.

Музыкант кивнул залу, с головой уходя в игру. Однако, теперь он и сам... нет, не видел, но чувствовал: его музыке чего-то не хватало. Слова о вальсе ледяной иглой вошли в его сердце, поселив там смятение. Тем не менее, концерт он доиграл, и, прощаясь вечером, отказался от всех предложений о сотрудничестве, сказав, что берет отпуск на неделю и собирается посетить Прованс.
Вместо этого юноша вернулся в свою старую квартиру. Там, в обшарпанной узкой комнатушке, большую часть стен которой занимали выцветшие от времени фото его старых друзей, сделанные еще во времена бедного существования, но богатой дружбы, под толстым слоем пыли и покрывалом, стоял его первый белый рояль. Юноша вздрогнул, когда тяжелая ткань с тихим шелестом соскользнула на пол, поднимая в воздух пыль.

Его руки заметно дрожали, когда, со скрипом отворив крышку, музыкант приготовился сыграть вальс. Впервые после стольких лет он собирался исполнить то, что в душе посвящал лишь одному человеку.

Глубоко вдохнув, музыкант вскинул руки, и..! И не смог. Он попробовал еще раз, и теперь даже сумел нажать несколько клавиш, но звуки выходили настолько жалкими и холодными, что даже стоявшие за окном морозы и задувающие в щели сквозняки казались ерундой. Юноша задумался: раньше в его игре было что-то, что заставляло друзей плакать, а ее – смотреть, всем сердцем отдаваясь мелодии. Он заглянул в свою душу, ища там ответ, и, среди темноты и равнодушия, нашел колючий, как метели декабря, но такой нежный взгляд льдистых глаз девушки. Девушки, которую он сегодня оскорбил – понял вдруг юноша. И, впервые за долгое время, из его глаз бисером посыпались на холодные клавиши крупные слезы, сперва черные, как вся та грязь, что захватила душу, а под конец, когда он решился несмотря ни на что найти ее, - кристально-чистые. Он должен был сыграть ей вальс, лучший вальс в этом мире, написанный много лет назад только ради ее улыбки.
Спустя несколько дней все высшее общество кипело от новостей и слухов: наследница, печально известная скандалом на своем приеме в честь совершеннолетия, сбежала из дома в тот же вечер. И вскоре пропал так и не вернувшийся из Прованса известный музыкант.

…Кто-то пел на заре
Дом родной покидая:
Будешь ты в декабре
Вновь со мной, дорогая….



***

Снег бескрайним ковром покрывал поля.
В мягкие зимние шапки были укутаны высокие вечнозеленые ели и низкие пушистые елочки. Здесь, среди пения птиц и журчания горных ручьев, находилась самая известная кроличья ферма в Провансе. Питомцев запрещали использовать на мясо и меха: они должны были стать подарками детям, и, за мягкий нрав и красивые шубки, пользовались популярностью из года в год.
Кролики мерзли даже в утепленных вольерах, несмотря на молчащий сегодня пронизывающий мистраль, и высокая стройная девушка перенесла их в дом. Сейчас она играла с крольчатами. В комнату зашел ее муж, неся на руках проснувшуюся маленькую девочку:
В комнату, неся на руках проснувшуюся маленькую девочку, зашел ее муж:
- Мы хотим что-то показать маме! – гордо рассмеялся он, усаживаясь за старенькое пианино. Девочка восторженно угукнула, потянув руки к крышке, и побарабанила по ней ладошками, в нетерпении ерзая на папиных коленях. Мама рассмеялась: малышка Виви росла не по дням, а по часам.
Мужчина кивнул на календарь: сегодняшнее число он обвел маркером. Женщина мягко улыбнулась: да, декабрь. Она тоже помнила. И все же, когда по комнате полилась музыка, и их дочь тихо замурчала в такт вальсу, который был написан только для нее и только ради нее, она не могла сдержать ни слез, ни улыбки.
Ведь теперь даже в самую холодную зиму нежный вальс и теплый взгляд изумрудных глаз музыканта не покидали ее.