Глина

 Загнанные холодом ливня в реку, потому что там теплее, кладите друг другу на плечи, и бедра, и груди – руки, прекращая дрожи ток. Так будьте там благоговейны. Руками, расталкивая бугристость волн, в энергическом рывке очутитесь у берега.
Тот берег серой глиной вымок и сейчас в ней ритмы глубоких ям – ступней и пальцев руки, пятерни следы. Маленькой и большой пятерни - следы.
Серыми гладкими змеями глина из сжатых ладоней выскальзывает; склизко остается тогда на шее и щеках, на голубизне груди. Друг друга вымазывайте глиной, таящей в себе нежность. Когда на вздыбившейся груди твоей глина, больше захватишь ею пространства. Вы, вымазанные в грязи, прыгаете, кувыркаетесь, шлепаете. И снова руки облепляют глиной-любовью. Сейчас, если вымазать ею губы – значит - любить их; если измазать ею стебли травы, значит любить траву, и если измазать глиной колени – значит - любить тебя всю изнутри. Если растворить глину в струях реки – значит - любить эту лесную реку.
Вот сейчас мы бежим, и если спотыкаемся, то нам вовсе не страшно упасть…, мы бежим, бежим к стогу сена, ибо хотим обладать одеждой из тонких ломких пахучих стеблей.
Смесь из мокрой от ливня глины и простых полевых трав – вот наша одежда. Под таким покровом надо быть только в такое время, когда дождевые столбы уже угасают, а солнце еще не появилось. Только сейчас и только здесь надо быть в подобной одежде.
…Мы – плетиво из стеблей и любящих тел. Скользящие, словно в глине меж стеблей, скрепленных между собой.
Грязь и стебли, тело.
А потом губы, губы, волосы.
И руки…
Дождь растворился в светлом пространстве и потому мы – по бедра в воде, не зыблющейся теперь кругами. Достаем со дна водоросли, смывая ими с тела налипшую грязь.
Вот солнце выискрилось; грязь потеряла уже свое магическое былое – не нужна боле…
Бредя высокою травою, оказываемся, наконец, у яблони, на которой яблоки, на которых капли дождя, на которых - звонкое блистание бликов, на которых – проблески магического былого. Их можно потрогать пальцем, увидеть – что там на самом дне капли? Надо вслушаться в шум остатков былого. Яблоки касаются  плеч, впутываются в волосы, наталкиваются на губы, зубы и жаждущий сока язык.
А сейчас спим в деревянной избе – естественном продолжении леса. 
В постели из сена.
Утро: встают солнца.
Их сейчас три – потому что счастливо!
Утро. Молоко в кувшине; молоко с краснеющими в нем ягодами. Молоко в кружках, миске, ладонях, каждом углу.
Хлеб, порезанный крупно.
Это завтрак.
Идем тропинкою; оказываемся на горе. Видно поля, изрезанные на мелкие ломти. На одних хлеб убрали… Это август. И видно: клин журавлиный с клекотом разрезает пространство.

omingalev@rambler.ru
                Харьков, 1976-77