К А Л И Т К А
( Посвящается бабушке)
И встречаю тебя у порога,
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем Бога,
На холодных и сжатых губах!
(А.Блок.)
Наконец, самолет поднялся и стал набирать высоту. Летели из Москвы в Нью Йорк через Шеннон. До Ирландии от Москвы было два часа лету, а оттуда до конечной цели двенадцать часов. В салоне эконом класса было немного пассажиров, а в бизнес классе и того мало. Я устроилась где-то в середине салона, заняв все три места для полного комфорта и удобства. Симпатичные бортпроводницы, с приятными манерами предлагали легкие напитки, орешки и леденцы. Но мне хотелось чего – то существенного, а до ужина было еще достаточно времени. Как обычно, перед дальней дорогой, в моей, так называемой сумочке внушительных размеров, была уложена кое – какая снедь: различные бутерброды, охотничья колбаса, красная и черная икра. Рядом теснились бутылка водки и коньяка. Я не была пьющим человеком, иногда в год один или два раза от силы, могла оттянуться так, что две бутылки казались мало. Я не пьянела, но была довольна таки на высочайшем жизненном подъеме. И мне становилось так хорошо, что появлялось желание делать приятное всем сидящим рядом. Но, никогда в дороге не принимала спиртного, тем более в самолете. Летать всегда боялась, до ужаса, до смерти. Что делать, в Америку другого нет пути, не считая теплоходов и других морских судов. На всякий случай прочитала молитву от тысячи бед, тем самым немного успокоив свою больную психику. Но тут возник вопрос: может ли наша молитва дать нам то, что мы просим? Я была человеком, для которого аспекты религий, были весьма сомнительными. Само положительное влияние любой молитвы на человека казалось аксиомой. Но я знала то, что молитва должна быть искренней. А самой что ни на есть искренней она будет как раз тогда, когда человек просто верит. И ничего другого не надо. Так что, вера и есть тот самый действенный механизм, с помощью которого и осуществляется благотворное влияние на человека. Все эти мои размышления чисто умозрительны, ибо я сама еще благотворного влияния молитвы не испытывала. Молитва и всякого рода амулеты – это атрибуты веры. И потому я крепко сжала в ладонях свой древний серебряный амулет виде треугольника, подаренным незнакомым старцем еще в Самарканде. В такие страшные моменты, когда летишь по нескончаемому водному пространству тут волей не волей, полностью отдаешься под власть этой маленькой культовой вещички. Этот таинственный символ, с помощью которого я борюсь порой с тем, что не может победить моего природного страха и негативную энергию. Я очень хотела, чтобы мой амулет работал на меня в трудную минуту жизни. Он должен был нести в себе мощный заряд бодрости и энергии и, одновременно, содержать в себе глубоко сознаваемое, вернее, даже чувствуемое, содержание истины для меня. Хотелось, чтобы в амулете была сконцентрирована мудрость всех времен на все случаи жизни. Чтобы он содержал в себе именно ту силу, которая являлась бы личностным и преданным мне другом. Амулеты и всякого рода талисманы всегда помогали человеку. Этим вещам служит образ великого творящего начала, как бы словом его не назвали бы. Этим творящим началом может служить Он и любой предмет, на котором сознание расширяет беспредельно, как расширяющаяся вселенная. И может, в этом расширенном до вселенских размеров всемогущем образе, от которого зависит все и кроется тайна всех религий. Видимо в человеке есть некий психологический центр веры, который должен функционировать, как бы соединяя свое сознание с космической беспредельностью. Появляется страшная потребность общения с так называемым высшим существом. Да, стоит изучать эту потребность, ибо вот стоишь перед чертой, за которой простирается то, о чем никто и никогда не узнает, ибо пока жив – нет этого, а когда это есть – ты уже мертв.
Тем более гадалка нагадала мне долгую, мучительную старость. Слава Богу, я еще, относительно, была молода и в расцвете сил и в мои планы, умирать, никак не входило. Недавно я сделала себе пластическую операцию и выглядела на лет двадцать пять. Еще жила во мне мечта о великой романтической любви, и это в мои пятьдесят с лишним лет! Ах, эти «девичьи грезы»… Отпустив столик, прикрепленный к креслу, я выложила на него свои запасы. Сделав добротный бутерброд с красной икрой, начала укрощать невыносимый голод. Хотелось чего-то горячего, скорее всего, чашечку кофе. Спокойно нажав верхнюю кнопку, стала ждать стюардессу. Через несколько минут ко мне подошел довольно таки симпатичный мужчина лет тридцати пяти. Я на мгновение загляделась в его ярко голубые глаза.
-Я весь во внимании – вежливо проговорил стюарт.
-Если можно, - попросила я, - чашечку горячего кофе.
- Да, конечно, сейчас принесу, - он очаровательно улыбнулся, обнажив прекрасные зубы. Я подумала ненароком, повезло, хоть на бортпроводника. Сколько летаю, всегда попадаю на крашенных девиц, которые вежливы только ради приличия. Очень скоро попивала кофе, закусывая бутербродом, из которого на все стороны растекалась красная икра. Но кофе быстро кончилось и мне пришлось вновь нажать на кнопку вызова. «Красавчик» стюарт, быстро подошел ко мне и вопросительно взглянул.
-Мне как-то даже неудобно, можно еще кофе? Если да, то желательно в чашечку побольше..
-Никаких проблем, я понял вас, может еще что-нибудь, - он вновь улыбнулся.
-Нет, спасибо. Я дождусь ужина.
Вскоре ко мне подсел мой братишка Немат и Азим, от икры остались одни воспоминания. Им так же захотелось горячего кофе, пришлось опять нажимать на кнопку. Бортпроводник шел, улыбаясь и доброжелательно кивая головой.
- Извините, - сказал Немат, - как вас звать?
-Вадим.
- Вадим, можно и нам по чашечке кофе?
-Обязательно, сейчас принесу.
-Одно кофе без сахара, пожалуйста, - быстро вставил Азим. Тот, кивнув головой, быстрыми шагами скрылся за шторами.
Так прошел час, до Шеннона оставался еще один час, не считая двенадцати часов до Нью Йорка. Пока болтали о том и о сем, время незаметно пролетело, и голос стюардессы объявил о скорой посадке в Ирландии. Вот, наконец, приземлились, нас попросили оставаться на местах до особого приглашения. Никому не хотелось двигаться и идти в аэровокзал, но вежливый голос вновь попросил всех до исключения покинуть салон самолета. Меня разморило, ноги еле- еле передвигались, глаза закрывались на ходу. На выходе стояли две девицы с осиными талиями и наш красавчик Вадим. Он мне по -особому улыбнулся, видно, как уже старый знакомый. Девушки странно хихикнули. Пройдя мимо них, мы оказались в узком проходе, который вывел нас в огромнейший зал, освещенный, как днем. Было очень красиво и уютно. Дизайнерская работа была на высшем уровне. Вот тебе фонтан с каскадом, а вот маленький скверик с растущими березами и хвойными деревьями. Здесь можно посидеть и полюбоваться окружающей красотой человеческого творения! Ребята предложили пройтись по бутикам, я категорически отказалась. Не любила шататься просто так, тем более терпеть не могла эти магазинчики с баснословными ценами, которые не то что бы кусались, а рвали твою душу на куски. Время было позднее и пассажиров отлетающих в разные стороны мира оставалось все меньше и меньше. Закрыв глаза, я очутилась во мраке. Постаралась на время отключиться и ни о чем не думать. Не думать о предстоящих гастролях, ни о международном фестивале, ни о друзьях ждущих нас в Америке, ни о чем не думать. Я стала медленно расслабляться и чувствовать легкость во всем уставшем теле. Неожиданно почувствовала колебание воздуха, и слух мой уловил еле уловимый шепот: « Холдархон, девочка моя». Мгновенно открыв глаза, оглянулась по сторонам. Каждый пассажир был занят сам собой. Рядом никого не было. Усмехнувшись, вновь закрыла отяжелевшие веки, в надежде уснуть. Опять кромешная тьма… Вдруг, в темноте появилась малюсенькая точка, которая стала расти и приближаться ко мне. Через мгновение она превратилась в деревянную калитку, исказившуюся и почерневшую со временем. Боже мой! Я мысленно оказалась перед домом моей бабушки Хайриниссо. Калитка обрела четкие очертания, вот уже увидела невысокий глиняный дувал – забор, сделанный из самана. Я попробовала толкнуть калитку, но она не подалась, попыталась еще и еще раз, но она была наглухо забита…
-Ты что, Холдар, заснула что ли? – Немат и Азим стояли рядом и ели мороженое.
-На, возьми, это тебе, сливочное, - сказал братишка и протянул вафельный стаканчик с мороженым.
- Не хочу, не полезет. -Ответила я, не открывая глаза.
-Бери, бери, я его то же не съем, не полезет.
-Отстань от меня, я никогда не любила мороженое, отдай Арсению, он лакомка.
-Где я его буду искать, сама отдай.
Мне пришлось не только открыть глаза, но и встать, и взять, и идти искать своего племянника. Беглым взглядом, пробежавшись по залу, и не заметив его присутствия, уже собралась выкинуть его. Когда мороженое стало интенсивно таять, Арсений вышел из-за какого –то закоулка. Я махнула ему рукой и слегка окрикнула. На мой «легкий» окрик обернулись многие, но только не Арсений. Пришлось быстрыми шагами догонять его, наконец, он обернулся на мой зов. Когда увидел протянутое мороженое, он замахал руками:
-Нет, нет, тетя Халида, не хочу и не могу, спасибо, съешьте сами.
Я начинала злиться.
-Ты видишь мусорку?
-Да, вот она напротив вас.
Бросив растаявшее мороженое, пошла в женский туалет, мыть руки. Слава Богу, туалет оказался напротив меня. Хоть в чем-то должно же было мне везти в этот бешенный и перегруженный день! Когда вышла из туалета, Немат с Азимом махнули мне рукой. Понятно, объявили посадку. Тем же путем я попала в узкий проход, соединяющий с самолетом. У входа стоял один только Вадим. Увидев меня, он мило улыбнулся.
-Добро пожаловать на борт, Халида.
-Вы уже знаете мое имя?
- Я почти все имена пассажиров запомнил. Вас не так уж и много в самолете. В Шенноне высадились человек тридцать, теперь самолет совсем пустой, ну не считая вас артистов.
-Как, совсем пустой? – поинтересовалась я.
- Можно сказать и так, - он вновь очаровательно улыбнулся, смело вглядываясь в мои глаза. Мне стало приятно, кивнув ему головой, прошла в свой эконом класс. Действительно, салон был совершенно пустой, так, кое –где сидели наши артисты и несколько иностранцев. Сев на свое место, я глубоко и недовольно вздохнула. Теперь лететь и лететь, до одури, до помрачнения сознания! Был уже десятый час ночи. Самолет взлетев, вновь набирал высоту, я стала прочитывать свои спасительные молитвы, а потом вытащила из « маленькой» сумки кроссворды. Но тут приятный женский голос объявил о предстоящем ужине. «Наконец-то», подумала, наверное, не только я. Вадим с личной персоной протянул мне бокс с едой. Увидев на столике охотничью колбасу, бутерброды, семгу, он не смог скрыть своего удивления.
-Мы хорошо кормим своих клиентов.
-Да, конечно, вы кормите, как клиентов, а мне хочется просто поесть вкусно и сытно, не как ваш клиент. Поймите, я азиатка, с голодными и жадными глазами.
-Да, азиатка вы, с раскосыми и страстными глазами, - неожиданно сказал Вадим.
-Вы знаете поэму Блока?
-Да, мой любимый поэт и «Скифы» - это из самых гениальных поэм. Я его знаю на память.
-Первый раз встречаю умного, начитанного бортпроводника, - искренне призналась я. Вадим поторопился со мной поспорить.
-У нас все начитанные, зря говорите, вы меня обижаете, Халида.
-А что вы обижаетесь за других? Другие – это другие. Вы не можете знать все о других бортпроводниках, и не уполномочены говорить за всех. Я слишком часто летаю и встречаю таких ваших сотоварищей, - это действительно позор нации. Пошленькие товарищи, а когда еще не слишком церемонятся, как вы сказали с клиентами, совсем неприятные, даже противные.
Пока я изливала недовольство по поводу всех проводников аэрофлота, Вадим смотрел на меня пристально и изучающее. «Закадрила, кажется» с иронией подумала я. Обычно так смотрят влюбленные мужчины, скорее всего Вадим еще не влюбился, но он был на пол пути к этому. Интуиция – вещь мощная и проверенная! А почему бы нет? Ведь я выглядела шикарно, с необычной азиатской внешностью. Почти все считали меня даже очень красивой женщиной, как любил повторять Азим, женщина с необычной и загадочной красотой.
-Да, Вадим, где можно покурить?
-Да прямо здесь и курите.
-Может где-нибудь на хвосте? Если можно?
-А почему не хотите на месте.
-Столько лететь!... Вы сами знаете, без движения можно отсидеть себе все. А так, ну как бы на прогулку идешь. Проветриваешься, какие-то хоть действия, понимаете?
-Понимаю, даже очень понимаю, - Вадим вновь как-то по - другому посмотрел мне в глаза. Ну что, это было даже очень неплохо, понравиться такой симпатяге, как Вадим. Можно теперь все двенадцать часов пофлиртовать с ним, построить глазки, вешать лапшу ему на уши, глядишь, ты уже в Нью Йорке. Замечательно!
- Вы любитель кроссвордов?
-Да, только не любитель, а профессионал, - и наконец, я тоже осмелилась посмотреть ему в глаза. Боже, боже мой, какие глаза! Это просто фантастика! Спасибо матушке Руси за таких красивых мужей и богатырей. Вадим был прекрасно сложен и был очень высоким крепышом. Я поймала себя на том, что я больше увлеклась им, чем он мной. Да ладно, невинные женские интересы, не приводящие к серьезным отношениям и тем более, к серьезным последствиям.
-У меня есть кроссворды, может вам, Халида принести?
-Не откажусь.
Вадим в развалку поплелся в свой отсек и резко обернувшись, сказал:
-Минздрав все-таки предупреждает, что курение вредит здоровью.
-Ваш минздрав зря теряет на меня время, с курильщиком может бороться только время!
-А как?
-Человек умирает от рака легких или от других болезней, вот и все. А если подумать, не все ли равно от чего и как умрет бедный и несчастный человек? Ограничивать его во вредных привычках, значить сокращать ему жизнь!
-Возможно, вы правы, - он быстрыми шагами вновь скрылся за тяжелыми шторами.
После ужина меня, как обычно, разморило, глаза механически закрылись. Заснуть мешал гул моторов авиалайнера. И все – таки, когда засыпающее сознание отлетало прочь от меня, оно все – таки коснулось краешком какого – то чувствительного участка мозга. Вновь кромешная тьма, я попыталась не думать ни о чем и все-таки заснуть. Но вдруг снова перед глазами появилась маленькая, искаженная временем бабушкина калитка. Я попыталась ее толкнуть, но она никак не поддавалась. Как так можно?! Нет преград для человеческой мысли, она всевластна во всем! Но перед маленькой калиткой, она была бессильна!
-Вы спите, Халида? – это был голос Вадима.
-Пытаюсь, но не получается,- равнодушно ответила я.
-Принес кроссворды, возьмите.
Мне пришлось открыть глаза, Вадим стоял с протянутой стопкой журналов. Поблагодарив его, я стала рассматривать их. Он все еще стоял и вроде бы, не собирался отходить от меня.
-Может вам чай или кофе?
-О нет, спасибо, кажись, я перепила и переела.
- Вам понравился ужин?
-Представьте себе, что даже очень.
Вадим, незаметно сел в кресло напротив меня, давая знать, что он готов пообщаться. Я улыбнулась и стала думать, что сказать ему, но он сам задал мне вопрос:
- Как я понял, у вас гастроли в Америке?
-Да, вначале у нас фестивали по некоторым штатам, а потом начнется турне. Возможно, нам придется переехать еще в Канаду.
-Вы первый раз в штатах?
-О, нет, мы уже в пятый раз. У нас по творческому проекту теперь будут частые поездки в США.
- Надеюсь, тогда мы станем часто встречаться в перелетах, если будете пользоваться нашей авиакомпанией.
-Возможно, - сухо проговорила я. – А как часто вы летаете? У бортпроводников особый график?
-Вообще – то я не бортпроводник. Я летчик первого класса. Просто сегодня наш друг стюарт женится, я в этом качестве по его просьбе. Я до такой степени привык к «небесной» жизни, что мне все равно в какой должности поднимаюсь в небо.
-А…а…а…
-Вы на артистов не похожи
-Почему?
-Обычно артисты слишком энергичный народ, очень шумный и капризный. А вы все сидите, как суслики, вас даже не слышно. Вежливые какие-то.
-Это вы мне мстите за ваших сотрудников?
-Нет, нет, и в мыслях не было.
- Нынче скромность не в моде, но она продолжает украшать человека. Понимаете, Вадим, все хотят в наше время быть великими и гениальными, легко и быстро завоевать разбалованную публику. Истинное искусство и настоящие творческие люди вне моды, они неторопливо кропотливым трудом идут через тернии к « звездам», то есть к цели – служению человечеству. Именно служению. Это очень тернистый и неблагодарный путь, уж мне можете поверить. Это творцы, создающие своим гением и трудолюбием и, обязательно фанатизмом ту великую Красоту, которая является основой и смыслом всего Человечества. Это посланники нашего Господа Бога. Они всегда остаются в тени своих гениальных шедевров! Им чужда слава, признание, рукоплескание толпы, они абсолютно бескорыстны и честны перед собой и своей совестью. Такие Творцы, «как звезды горят, но и сгорают по - звездному тоже».
- Красиво сказали…
-Это не мои слова. Есть такой замечательный русский поэт, наш современник Валентин Игнатов из Самары. Боже мой, какой умница, настоящий Гений, но… непризнанный…
-Кто виноват?
-Почему сразу ищем виноватых, если на то уж пошло, то неблагодарное время, и в первую очередь сами люди. Другие ценности, другие желания и другие порывы. Зачем им стихи какого-то поэта из Самары? Как модно сейчас говорить, «о времена, о нравы!»
- Времена всегда не благоволили гениев, делая из них изгоев человеческого общества. Вы правы, Халида, пришла новая общечеловеческая религия – это материальное благополучие. К сожалению, сегодня деньги – это твой Бог, твоя религия, без которой невозможно твое ни духовное, ни физическое существование.
-Ну, где деньги, там не может быть и речи о духовности, уважаемый Вадим. Духовность идет в противовес всей людской корысти, алчности, что там еще, ну жадности что ли…
-Халида, кто вы по профессии или, чем вы занимаетесь?
-Я, авантюристка по жизни, артистка балета по квалификации, свободный художник в творчестве, а вообще, как уже говорила, - я изгой.
-Не может быть, - запротестовал Вадим, - не может быть, такая женщина, как вы одним взглядом может разрушать барьеры.
-Вы это о ком говорите, я не поняла?
- О вас, только о вас.
-Вы немного ошибаетесь и знаете почему?
-Почему?
-Я вам просто чем-то нравлюсь, скорее всего, как женщина.
-Да, нравитесь, не скрою своих симпатий к вам.
- Чем?
- Отвечу. У вас необычная внешность, как сказать, вы, несомненно, красивая и слишком обаятельная женщина. Но даже ваша красота какая –то другая…
-Какая, такая другая, ну – ну, говорите, говорите, Вадим. Вы меня заинтриговали.
- Магическая красота, загадочная и таинственная. Когда на вас смотришь, невозможно оторвать от вас взгляда, понимаете. Вы словно гипнотизируете человека. От вас исходит нечто неземное…Титаническая сила…
-Может я в вашем понимании пришелец?
-Все может быть, чем больше говорю с вами, тем больше убеждаюсь в вашей неординарности. Вы другая какая-то, вы загадка.
-Энигма.
-Да, да, точно, Энигма.
-Наша компания тоже называется «Энигма корпорейшн», кстати.
-Компания пришельцев.
-Точнее, компания гениев.
-Вы тоже гений?
-Разве вы до сих пор не поняли, Вадим? Я самый настоящий гений, блуждающий во тьме людского безразличия. Нет, конечно, я шучу, хотя я считаю, что гениальность – это норма. Некоторые из нас в силу складывающихся обстоятельств, в силу своим духовным возможностям и ряду непредвиденным причинам, обстоятельствам, прорываются вперед и отрываются слишком далеко от обыкновенного человеческого стандарта. Иногда мы их называете шизиками, иногда чудаками, иногда просто психами, вариантов миллион.
-А как вы их называете?
- Гоями… Хотя они являлись и являются лучшими представителями нашего человечества, веками гонимыми и беспощадно уничтожаемыми « нормальным» и безрассудным обществом. Это – великие Гойи, наши учителя, учителя всего Человечества. Их мир насыщен фантастическими красками, он необычен во всем своем проявлении. Попасть в их мир, значит оказаться перед лицом самого Господа Бога! Но обычных и самодовольных людей, этот мир оставляет равнодушными и безразличными. Ведь в нем нет места материальным благам, зависти, предательству, гордыни и тому подобное… На всю историю человечества приходится всего около тысячу признанных гениев, понимаете, Вадим? Всего тысячу! Это цифра касается официальных гениев, скажем так, но, сколько их не раскрытых?
-Вам обязательно хотелось бы знать их имена, их личности?
-Представьте, да, да, и не только должна знать я, но и вы, и он, и тот, и другой, да все остальные, кто считает себя нормальным человеком.
-Почему вы так считаете?
-Да потому, что я живу и существую в том мире, который все еще держится, благодаря им! . Держится на их мыслях, на их самосовершенствовании, на их бесконечном стремлении к прекрасному. В стремлениях нечто к такому, что нам простым и обыкновенным людям в этой жизни не понять, ибо гении смотрят на этот мир глазами божьими, слышат его слухом, страдают его сердцем, говорят Его устами, творят его духом! Знаете, чем они еще отличаются от нас?
-Чем?
- Если в людском обществе каждый пытается кем-то быть, занять хоть какое – нибудь положение в нем, то гении абсолютно не стремятся к этому. Они довольны своей обычной жизнью, какой бы она не была. Их маленький неуютный домик, их немодная одежда, их скудная еда – это не важно, так же неважно - оденут ли венец славы, получат ли признание. Им все равно, из какого стакана выпьют воду: – из хрустального или из простого стекла, ибо главная суть – утоление жажды! На вид они просты и порой, кажется, примитивны. Обычно их выбирают объектом для насмешек, грубых, несправедливых издевательств. С ними не церемонятся, так как они являются постоянным раздражителем «нормальных» людей. И этому « элитному» обществу не приходит в голову, что они ежедневно пользуются их гением, их изобретениями, их Творчеством, их мыслями. А Гойи живут вот где-то рядом, совсем близко, возможно, мы каждый день проходим мимо них, не видя, не замечая их природного величия, их конкретную значимость в существующем мире.
Белокурая бортпроводница, выглянув из-за штор, окликнула Вадима. Он, в свою очередь, сделал вид, что не слышит ее. Но вдруг в микрофон раздался требовательный и настойчивый голос, просивший подойти в служебный отсек бортпроводника Корнеева.
-Извините, Халида, я скоро приду. – Я кивнула головой. Мне показалось, что это блондинка была раздражена чем-то, возможно, Вадимом. Скорее всего, обычная женская ревность. Бортпроводница плотно прильнула к парню, прижимаясь всем телом. Бедра ее странно закачались, а потом вдруг она быстро что – то зашептала ему на ухо, почти прикасаясь к ним губами. Болтовней я только отогнала свой сон. Закрыв плотно веки, попыталась заснуть. Вроде стала засыпать, но вдруг перед глазами появилась опять бабушкина калитка…
Мне было шесть лет, когда неожиданно умерла бабушка. В тот момент я находилась в детском саду, почти рядом с бабушкиным домом. Во дворе было много людей: кто-то бегал туда- сюда, кто-то суетился на заднем дворе, кто –то просто сидел опустив голову. Во внутренних покоях женщины громко плакали и причитали. Я испугалась и прижалась к дереву. Старшая сестра Мамлакат, забирая меня с садика, тихо прошептала мне на ухо:
-Бабушка умерла, - и тихо захныкала
-А что это такое, - ничего не понимая, спросила я в ответ
-Это то, что она никогда не будет вместе с нами
-Нет, не понимаю, а что, она куда-то уехала?
-Да, да, уже уехала, понимаешь, уехала. Давай скорее, пойдем, нас отец ждет.
- Ждет только папа? А где мама?
-Ты мне надоела со своими вопросами, я пошла, если хочешь, догоняй!
Сестра, торопливыми шагами, направилась к бабушкиному дому. Я была слишком мала, чтобы понять и осознать случившееся. На мне был летний сарафанчик с двумя кармашками, куда обычно складывала все, что мне нравилось. Они были забиты цветочками, пуговицами, да черт знает еще чем. Почти, дойдя до бабушкиного дувала, стала освобождать их, вытряхивая всякую чушь. Тут подошла большая, шумная толпа людей. Прижавшись к молодому тополю, стала наблюдать за ними. При их появлении, сидящие люди вскочили, и бросились им навстречу. Стало совсем, шумно. Я плотно закрыла уши и зажмурила глаза. Кто-то схватил меня за плечи, это был папа.
-Что ты тут делаешь, беги в наш дом и закройся. Мы подойдем чуть позже, поняла малышка? – я кивнула головой и сильно прижалась к папе.
-Папа, а что вы все здесь делаете? Почему все плачут? Где мама, я так по ней соскучилась!
Отец, прижав меня к себе, так же тихо, как и сестра, заплакал…
-Ну вот, и ты плачешь!.. – недовольная закричала я во все горло.
-Тихо, моя дорогая, не шуми. Случилось горе, бабушка покинула нас.
-Ну вот, я же сказала сестре, что бабушка куда-то ушла, а она мне, нет умерла, нет ее больше.
Папа после моих слов, совсем уж расстроился и разрыдался. Я обняла его седую голову и крепко прижала к себе. Мне было странно, что взрослый плачет, как маленький ребенок. Подбежала старшая сестра и повела меня домой. Мы жили на параллельной улице, совсем рядом. Естественно, я стала брыкаться, кусать ее руки, но она неожиданно ударила меня по лицу.
-Ты хоть сегодня не доставай нас, не понимаешь что ли, горе у нас, маленькая дура, сколько можно тебе объяснять, нельзя маленьким туда, понимаешь, нельзя!
Я не заплакала, только прижала ладонью щеку, которая заныла от боли.
-Маленьких не бьют, ты большая дура! – закричала я в истерике. – Я всего лишь хочу увидеть бабушку. На, смотри, - я раскрыла ей карман, напичканный до верху, - это все ей. Я соскучилась по ней, пожалуйста, отведи меня к ней. Я только отдам гостинцы и сама побегу домой, честное слово!
Сестра присела на корточки и, приподняв мой подбородок, печально ответила:
-Пойми меня, моя дорогая, нет больше бабушки, она днем умерла…
-Что значит, умерла, я не понимаю этого слова, - Мамлакат совсем уж расстроилась и стала еще сильнее плакать. – И папа плачет, и ты плачешь… Умереть это плохо, да?
-Да, моя маленькая, это ужасно плохо, идем домой, там тебя ждет Махпрат. Посидите без нас, поиграйте в куклы, хорошо?
-Хорошо, идем, только вечером я понесу еду для бабушки. Она меня будет ждать, ты не знаешь, как она меня любит, и я ее люблю, очень, очень люблю, больше, чем свою куклу, чем тебя, чем Махпрат, чем…
-Ладно, ладно, пойдем, люби, кого хочешь, только посиди дома, хорошо?
-Хорошо, только и ты дай слово, что никогда больше не будешь бить по лицу. Если очень захочешь меня ударить, то ударь лучше по руке, она сильная и не чувствует боли, хорошо?
-Хорошо, моя маленькая, прости меня. Видишь, как мне плохо, ты тоже должна понимать и слушаться старших.
Во дворе было тихо, на тапчане сидела Махпрат и делала уроки. Она даже не взглянула на меня. Мне показалось, что она плачет. Подойдя, я посмотрела ей в глаза, она резко отвернулась. Махпрат бесшумно плакала. Поднявшись, я обняла ее и стала вытирать ей слезы.
-Отойди от меня, ты мне мешаешь! – вспылила она.
-Почему ты тоже плачешь?
-Ты что, с луны свалилась что ли? Бабушка умерла!
-Ну и что, что умерла, вечером пойдем к ней, посидим с ней, она сказки нам расскажет, потом даст нам конфеты…
-Ну, какая же ты тупая и глупая! Не понимаешь что ли, бабушки нет больше. Она больше не нуждается в еде и сказки теперь рассказывать не будет.
-Почему сегодня все вы меня обижаете? Я не понимаю, что такое умирать!...
-Это значит, что ее нет в живых, она заснула навсегда и никогда не проснется!
-Мы пойдем и разбудим ее! Вот увидишь, она обязательно проснется.
-Она не проснется, ее сейчас похоронят.
-А что такое похоронят?
-Ее закопают в землю, откуда она никогда не встанет.
Ее слова меня удивили и сильно испугали. Я не в силах была тогда понять, что такое умирать, что такое могила и зачем надо было бабушку закапывать в землю. Махпрат училась в третьем классе и многое понимала. И от того она осознанно переживала смерть нашей любимой бабушки. Я долго, долго смотрела на нее, и вдруг вскочив с места, бросилась к воротам. Сестра не успела удержать меня, я уже бежала по кривой улочке и кричала, что есть силы:
-Бабушка, бабушка, тебя хотят закопать. Бабушка, я спасу тебя…
Споткнувшись, я сильно упала, разодрав колени и локти. Люди подбежав, отряхивали меня, гладили по голове, целовали мне руки, лицо и … плакали. Я смогла вырваться из рук и вновь побежать. Около бабушкиного дома стояло много народу, а впереди папа, дядя, брат и еще какие-то родственники держали огромный ящик, накрытый бархатным покрывалом. Вдруг все они хором произнесли «Аминь!» и пошли вперед. Это теперь мне понятно значение этого короткого слова. «Аминь», как бы ставило точку на всем, даже было неким восклицательным знаком, утверждающим, что будет именно так, как написано, как предначертано судьбой.
Чьи-то сильные руки схватили меня за талию. Я отбивалась и брыкалась, как могла. В тот момент я понимала одно, что бабушку положили в этот страшный ящик и понесли закапывать. Я была уверена, что могу ее еще спасти и вернуть домой!
Когда толпа людей скрылась за поворотом, меня отпустили, и я во всю прыть вбежала во двор. Там было много женщин, плачущих и причитающих. Все были одеты во все черное и серое. Никто не обратил на меня внимание. Не было видно ни сестры, ни мамы, ни тем более бабушки. Всплеск приходится на день похорон. Но здесь заглушается скорбь торжественностью траурного обряда. Да и сами хлопоты по его проведению отвлекали от сознания ухода близкого человека. Но вот снова накапливаются эмоции, которые просто распирают человека. И на третий день, и на седьмой и на девятый он снова поплачет, помянет и – вроде бы опять можно жить. А вот уже и сороковой день наступил – и снова разрядка. А дальше самостоятельно. У кого как. Кому каждый день на кладбище надо ходить, а кому – только раз в год. Попросту говоря – у кого больше слез наберется. А они и должны пролиться, как у мамы, с нескончаемым потоком, каждый день с самого раннего утра до сумерек. И так на протяжении всех лет…
Бабушка обычно сидела на айване, поджав одну ногу под себя, а другая нога согнутая, всегда выступала впереди. Ее старческие руки покоились на колене. Она каждый день ждала меня и Махпрат. Мы ежедневно в одно и в тоже время носили ей ужин. Мы весело подбегали к ней и начинали ее целовать. Она двумя руками обхватывала нас и сильно прижимала к себе. От нее пахло мамой. И вообще мама с бабушкой были похожи, как две капли воды. Она начинала усердно шарить в карманах камзола, потом вытаскивала конфеты. Я очень любила эти карманы, они были такими большими и глубокими, что было ощущение, будто в них вмещался весь мир.
-Махпратхон, это тебе, доченька, а это тебе, моя маленькая артистка Холдархон.
-Бабушка, а кто такая артистка, - наивно, не понимая значение этого слова, спрашивала я.
-Это те люди, которые умеют танцевать, как ты, доченька.
-А, это те, кто выступают по телевизору, я знаю. Но я не хочу быть артисткой.
-А кем хочешь стать?
-Наверно, я даже не знаю, бубуль, я еще маленькая, я не умею работать.
-Но, ты же, прекрасно танцуешь.
-Да, танцевать я люблю, но, наверно, когда я вырасту стану солдатом.
Бабушка от души начинала смеяться над моим детским лепетом. Иногда я садилась ей на колени и всем тельцем прижималась к ее груди. Она начинала петь странную, грустную песню, постоянно поглаживая мою голову. Мы очень любили ее рассказы о дедушке Ибрахиме, о разных приключениях, произошедших в их совместной жизни. Она любила вспоминать о былом времени. Она рассказывала порой то, что мы уже много раз слышали. Бабушка для нас была эталоном мудрости и еще чего – то очень большого и недостижимого для нашего восприятия. Ведь именно она терпеливо, и не раздражаясь, отвечала на наши бесчисленные вопросы. Потом мы прощались. Она провожала нас до калитки, еще раз обняв и поцеловав нас , закрывала ее вслед за нами. Мы еще слышали за дверью ее тихий шепот: будьте обласканы Господом, пусть всегда он пребывает в вас, а вы мои внучки в нем, аминь!
Через два года после смерти бабушки я пошла в школу. Мама, тяжело перенесшая ее смерть, продолжала по утрам плакать. Она уже плакала совсем тихо, не как впервые дни. Я тоже продолжала тосковать по ней и по утрам, лежа на своем месте, начинала в унисон маминому плачу, проливать детские слезы. Ночами лежала без движения, а сердце сжималось комочком непонятной боли. Как прежде, я уже не бегала к бабушкиному дому, да и родители запретили мне ходить туда. Да и сама я не рвалась, после того особенного случая, который заставил меня быстро повзрослеть. А случилось вот что.
После всех поминок произошла ссора между тетей Огилхон, дядей и мамой. Они оба ополчились против мамы в целях присвоить бабушкин дом. Да мама и не стремилась прибрать его в свои руки, ей было не до этого. Мама всем сердцем любила свою мать и до последних дней постоянно заботилась о ней. После похорон, дядя сильно избил маму. Папы не было рядом, и, воспользовавшись его отсутствием, они вначале потребовали от нее бабушкино золото, которого никогда не существовало на самом деле. Это был всего лишь повод для длительной родовой войны в длинною в жизнь. А потом просто избили – это уже было без повода. Маму долгие дни приводили в чувство. В тот роковой день, оказалось, она потеряла не только свою мать, но и родную сестру и брата. Отца еле удержали соседи, но он смог, все же предупредить их, что следующего раза не будет, он просто всех убьет и сдаться в милицию. Конечно, дядя с тетей сильно испугались его угроз и отстали от мамы.
-Берите этот дом и будьте прокляты, - сказал отец в порыве гнева, - но Гавхар оставьте в покое, иначе всех перестреляю и с собой покончу. Где вы были все эти годы? Сидя на айване, ваша мать проглядела все глаза в ожидании вас. Но вы пришли только в день ее смерти. Будьте трижды прокляты, вы, нелюди!
Отец, собрав нас всех, строго настрого запретил ходить в бабушкин дом. Я с Махпрат сильно расплакались. Мы боялись отцовских угроз, и пришлось все – таки подчиниться его приказу. Проходили дни полные маминых стенаний и рыданий. Все терпели, и, молча ,сносили общее горе. Но однажды я не выдержала, и после детского садика побежала к бабушкиному дому. Калитка была наглухо заперта. Через щель проглядывался двор, айван, где обычно сидела бабушка, и длинная дорожка в задний двор. Я тихо постучалась и приложила ухо к калитке. Было совершенно тихо. Я была уверена, что бабушка в доме и вновь с большей силой забила по доскам. Нет, совсем тихо. Только ветер гулял по двору, заигрываясь с пожелтевшей, опавшей листвой. И я решилась позвать ее:
-Бабушка, бабушка, это я Холдархон, твоя артистка пришла. Открой, пожалуйста, я никому не скажу, что приходила к тебе. Ну, пожалуйста, открой. Я, правда, кушать не принесла, но ничего, я сбегаю домой и принесу тебе что- нибудь. Только вначале открой мне калитку, пожалуйста. Я так соскучилась по тебе, моя дорогая, моя родная. Я только обниму тебя и поцелую.
Но моя детская просьба растворилась в осенней тишине. Устав, я опустилась на корточки и заплакала.
-Говорят, что ты умерла, я не знаю, что это такое. Это, наверно, ты заснула. Но прошло столько времени, и ты уже проснулась, наверное. Нельзя же столько спать, бабушка! Давай просыпайся! – и я вновь затарабанила по калитке. Кто –то сильно схватил меня за плечо. Это была моя сестра Махпрат. Она грозно и угрожающе взглянула на меня.
-Ты знаешь, что будет с тобой, если папа узнает? Ты маленькая дура, говорят тебе, что бабушки уже нет на этом свете!
- А где она, скажи, пожалуйста. Я быстро сбегаю к ней и только обмниму, и быстро вернусь обратно. Ты только скажи где она? Я тебе дам свои конфеты, на, возьми, это шоколадные. Я их собирала для бабушки. – Быстро вывернув карманы, я сунула его содержимое в руки сестры. Тут неожиданно заплакала Махпрат. Раскрыв мои карманы, она положила конфеты обратно. Потом, неожиданно, сильно обняла меня и сказала:
-Я тоже скучаю по ней. Я не хочу верить, что ее больше нет на этом свете.
-А что такое этот свет?
-Ну, это, как тебе объяснить, мы живем в этом мире, а еще есть другой мир, куда умершие уходят навсегда.
-А..а…а – ответила я, будто поняв. – А дорога в другой мир есть? Мы можем ее найти?
-Дурочка ты, когда вырастишь? Ничего не понимаешь, тупая еще.
-Если будешь обзываться, я не стану с тобой играться.
-Ладно, ладно. Идем домой. Видно бабушка ушла в гости. Придем в следующий раз, хорошо?
-Хорошо, а ты папе не скажешь?
-Нет, конечно, не скажу. Я же не предатель.
Проходили дни, я ходила свой детсад. Приближался Новый год. Папа запретил мне спрашивать о бабушке, видно достала его со своими расспросами и бесконечными вопросами. Но я искренне верила, что бабушка продолжает жить в своем доме. Для новогоднего подарка собирала тайно от всех различные подарки. У меня во дворе было укромное место, то есть тайничок, куда и складывала все накопленное богатство. Перед сном, засыпая, ежедневно представляла, как поздравляю ее с Новым Годом, как танцую перед ней, как преподношу ей свой подарок, как она в восхищении целует и обнимает меня, как рассказываю стихотворение, которое читала, конечно, ужасно. В то время, я совершенно не выговаривала букву «р». Наконец, перед самым Новым годом, взяв все подарки, вечерком побежала после садика к бабушке. Несколько раз подскользнувшись, я падала о твердый и истоптанный снег. Чувствовала сильную боль, но хныкать было некогда. Вот бабулина почерневшая калитка. Не снимая варежек, я затарабанила одной рукой по калитке, в другой крепко зажала новогодний сверток. Как всегда, было тихо за глинобитной стеной, ни шороха, ни звука. Отложив подарок на снег, начала бить двумя руками и пинать ногой об искривленные доски. Вдруг раздался очень знакомый скрип дверей. Кто-то вышел во двор и пошел к калитке. Я страшно обрадовалась и схватила со снега сверток. Сопли текли, нос замерз и вообще атрофировался. В кармане был носовой платочек, и я попыталась его как – то достать, но в этот момент скрипнула калитка. Я от радости заплакала. Все это время меня обманывали, все время внушали, что бабушки нет больше на этом свете. А она жива и идет ко мне навстречу!
-Бабушка, дорогая моя, это я твоя артистка пришла и гостинцы принесла. Хочу поздравить тебя с Новым Годом!
За калиткой ответа не последовало, но она со скрипом, еле –еле, наконец – то, приоткрылась. Я уже собиралась броситься в бабулины объятья, но вдруг, вместо нее я увидела свою тетю Огилхон, которую очень боялась и не любила.
-Что тебе надо, девчонка – злобно бросила она мне в лицо и гневно сверкнула глазами. Я опешила, совершенно растерявшись. Я не могла произнести ни единого слова. Я испуганно смотрела в эти недобрые тетины глаза и страшно тряслась.
-Что тебе надо, еще раз спрашиваю тебя, паршивая девчонка!
-Я…я…я пришла не к вам…Позовите пожалуйста бабушку. Я только поздравлю ее с Новым Годом и уйду, честное слово…
-Ты, маленькая дура, твоя бабушка еще осенью умерла, нет ее теперь, а здесь я живу, поняла? Я тебя спрашиваю, поняла? И не приходи сюда больше никогда, или пущу на тебя свою собаку и она тебя разорвет на части!
После последних слов, я отпрянула от калитки. Что, если она и вправду пустит на меня собаку. Но, как же с подарком? Мне надо отдать бабушке. И тетя говорит, что она умерла.
-Тетя Огилой, пожалуйста, скажите, где моя бабушка?
-Нет твоей бабушки и все. Ну, пошла отсюда, или собаку позвать?
Я не знаю, что произошло со мной, но я одной свободной рукой схватилась за край калитки и заорала на весь голос:
-Да не боюсь вашей собаки, зовите ее, пусть она меня съест! Только скажите, где моя бабушка?! – я сильно расплакалась и стала ногами пинать калитку. Тут тетя, схватив меня за шиворот, со всех сил толкнула прямо на снег. Сверток улетел неизвестно куда. Больно ударившись об затвердевший сугроб, почувствовала, как потемнело в глазах.
-Твоя бабка там, на кладбище лежит, маленькая стерва. Чтобы все вы там оказались, дай Бог!
Тут подскочив, я машинально схватила ее холодную руку и со всей силой укусила. Тетя заорала и сильно ударила по голове. Но боли я уже не чувствовала. С детской яростью я стала ее кусать, куда придется, а она меня все била и била по голове. Последний удар пришелся по лицу, и я, с окровавленным носом упала лицом вниз опять на тот же сугроб. Я застонала. Тетя, видно испугавшись, постаралась быстро закрыть калитку. Я все еще лежала на снегу и не могла справиться с дыханием. А за глинобитной стеной все еще слышалось недовольное ворчание, перемешанное с ругательством.
Не знаю, сколько еще лежала от невыносимой боли, но собрав все свои силы, которые еще теплились в детском тельце, шатаясь и покачиваясь из стороны в сторону, поплелась к себе домой. Уже почти стемнело, когда постучала в свои ворота. Они распахнулись, на пороге стояла мама. Увидев меня окровавленную, синяками на лице, она ахнула и упала на снег. Тут выбежали все, кто был дома, кроме отца. Он, на мое счастье, был на работе. Брат и сестра не знали, кому броситься на помощь. Мама, потеряв сознание, валялась на снегу. Я, маленькая коротышка, избитая и вся в крови, стояла перед ними и только ревела.
Естественно, я соврала, придумав свою детскую версию. Что откуда –то выбежала собака и погналась за мной. Как я упала, как отбивалась от нее. Все поверили в мою историю. Мама, придя в себя, стала ругать старших своих детей. Так как детский садик находился в двух шагах от нашего дома, я сама, ежедневно и самостоятельно уходила туда и возвращалась обратно. После маминой взбучки было решено, что каждый день меня теперь будут отводить и приводить обратно домой. На следующий день я лежала с температурой и с разбитым носом. Болело все тело, лицо горело, губы, глаза распухли и посинели. Папа пытался найти собаку, но тщетно. Она существовала всего лишь в моем детском воображении. Пришлось новогодний утренник пропустить. И проспать весь Новый год. С садика передали мой подарок и добрые пожелания о скором выздоровлении.
В свои пять лет я впервые ощутила боль, нет, не физическую, конечно. Я была слишком мала, чтобы объяснить то, что происходило внутри меня. Я ощущала странную боль внутри себя, в сердце, в голове. И все дни, лежа на кроватке, я уже не думала о бабушке. Странные мысли угнетали мою детскую душу. Именно с ними все время ложилась спать. Да какие угнетающие душу мысли у ребенка? Тем не менее- это было так. Не знала я тогда, что и это мое детское состояние свойственно взрослым. Несправедливость! Несправедливость по отношении ко мне, к матери, к умершей бабушке… Я ее осознала еще крохотным ребенком. Чтобы ее победить или пережить, я тогда не понимала, конечно, что нужно было время. Следовательно, для торжества справедливости необходимо время, вернее - сила справедливости заключено во времени. Видно, я относилась и отношусь к тому поколению, обреченного на несправедливость. То есть, борись, не борись – все едино. Как говорят мудрецы: каждому учению – свой час. Перед моим детским взором вставало озлобленно и искаженное тетино лицо, больше походившее на колдунью. С того самого дня, я перестала надеяться вновь увидеть бабушку. Необъяснимо, но я вдруг поняла, что ее больше нет, и не будет. Это было моим первым и настоящим горем. Первым разочарованием в человеке. Это была первая настоящая ненависть и желание убить человека, в свои пять лет…
В Узгене я проучилась до шестого класса. В школе я испытывала то же самое, что и в детском саду – отсутствие свободы! Да –да, отсутствие свободы! Правда, я ее приобретала только тогда, когда сбегала с уроков. Я мгновенно приобретала душевный мир и чувствовала себя абсолютно свободной, свободной от всего: от школы, от уроков, от учителей. Одним словом – от всего, что меня тяготило и раздражало. Просидеть в классе полтора часа для меня было просто невыносимо и тягостно. Оказавшись на улице, я будто возвращалась к привычной суете. Портфель, набитый толстыми учебниками, тащился за мной, зато подавляющая школьная жизнь отдалялась от меня все дальше и дальше. И каждый раз, проходя мимо бабушкиной улицы, я останавливалась и с замиранием смотрела на ее калитку. В тревожном и гнетущем состоянии я проучилась до седьмого класса. Кстати, училась я даже очень неплохо, особенно проявились во мне потенциальные способности к математике и к другим точным наукам. Ничего не скажешь, школу я терпеть не могла! Именно в школьные годы я научилась, везде, заменять свое хочу, то есть свои желания, на такое жесткое и упругое слово « надо». И это «надо» витало в течении всей прожитой мной сознательной жизни! Оно вошло в плоть и в кровь. Мои родители искореживали все мои желания, а я покорно и от большой любви к ним, как всегда, заменяла свое «хочу», на « надо». Но я все – таки добилась своего, папа отвез меня в Ташкент, где поступила в Узбекское Хореографическое училище. Но это уже другая история. С того самого дня и до шестого класса, я уже не ходила по бабушкиной улице. Видно, произошла странная психическая метаморфоза, из –за перенесенного разочарования. Как – то раз в канун мусульманского праздника хаит, родители повели всех нас детей на кладбище. И я впервые в жизни увидела этот небольшой бугорок, заросший свежей зеленью. Дурманяще – тошноватый запах цветов с примесью свежей земли от могилок, унылое, серое небо, словно отгораживали мои чувства и мысли от постижения ужаса небытия. Они отвлекали мое сознание от жуткой тайны ухода человека из жизни. Я пристально смотрела на могилку, пытаясь представить там, в ее холодной глубине, моего любимого, родного человека. Тщетно, бабушки там не было! Она оставалась живой и здоровой в моей детской памяти. Я отвернулась и пошла прочь с мыслью, скорее выйти на большую улицу. Но я уже никогда больше не спрашивала про бабушку. Она осталась внутри меня, в моем детском мире, куда никто не мог проникнуть, кроме нее. Я продолжала с ней мысленно встречаться, как прежде прикасаться к ее лицу, целовать руки, прижиматься к ее теплому телу, ощущать ее неповторимый запах, слушать ее рассказы о дедушке, о сказочных добрых героях. И так уже полвека… Она осталась в моей памяти, как некий духовный, божественный образ. Всего лишь, как образ…Я уже не могла четко представить ее, так как время беспощадно и с нашей памятью и с нашим воображением. Хоть я и любила в детстве разглядывать ее лицо, ее спокойные огромные глаза, изящные линии черных бровей, немного удлиненные мочки ушей – ясный образ со временем поблек, утеряв реальные черты. Все в ней было благообразно и красиво. Всем своим видом, она подчеркивала что она – есть существо возвышенное, знающая сокровенные тайны жизни, постигшая мудрость бытия и не очень простой человеческой жизни.
Осознание утраты становится все острее. И начинаешь жить воспоминаниями об отданном, которое в твоих глазах затмевает все остальное. И коришь себя, что поторопился и предал свое отношение к жившему рядом с тобой человеку. Почему мы любим уходить в прошлое, окунаясь в память о былых, навсегда ушедших днях? Может, чем дальше в глубь времен, тем грязи меньше? А может, это кажется, что там, за какими – то невидимыми временными пластами, все было лучше и царила этакая пасторальность?
Я почувствовала, что кто –то рядом стоит. Открыв глаза, увидела перед собой глаза, сияющие небесной голубизной. Вадим держал в руке чашечку с чаем.
-Вот, выпейте с медом и с джемом. Перед сном не помешает,- и он протянул мне небольшой поднос. Я поблагодарила его, чай был кстати.
-Кажется в салоне прохладно – заметила я.
-Сейчас принесу вам подушку и одеяло, вы пока пейте чай.
Горячий чай немного согрел меня. Некоторые наши артисты тоже чаевничали и весело о чем – то переговаривались. Я заглянула в иллюминатор. Господи! Подо мной была черная и непроглядная бездна! Я вмиг ощутила себя в космическом пространстве. Стало совсем страшно и мурашки поползли по телу. Я еще с детства страдала фобией высоты. Я сильно зажмурила глаза, голова закружилась и тошнота подкатила к горлу. Мне ничего не оставалось, как внушать себе, что это просто океан. «Ты же любишь море? Вот оно, только это океан, он не намного больше моря. Помнишь, как шум волн приносил вдруг удивительное спокойствие? Потому что движение моря как бы согласовывалось с ритмом внутри тебя? Пойми, и ты – природа, и море – природа. Между вами существует многолетнее согласие. Прислушайся: вот он морской камертон, тот самый неторопливый ритм, который тебе нужен. Вот взмах руки, вот неторопливое при падание на ногу, вот мягкий поворот головы и вопрошающий взгляд. Замедли движение, оглянись вокруг, что ты видишь? Вот она твоя добродетель, протяни ей руки, не так, будто просишь подаяние, а с достоинством, с гордо поднятой головой, ясным взором. Но в нем должны быть и буря – стресс, и штиль – покой! Раз бросок ногой. Резкий поворот назад, руки хаотично пытаются зацепить нечто очень нужное, очень важное, без которого нет смысла в жизни!... Остановись и замри. Задумайся на мгновение. Так, где же она есть – эта абсолютная добродетель? Может только в мечтах? И нет ее на земле, а она где – то там – в такой манящей человека вышине – голубизне? Сядь и прими позу, в которой всегда сидела твоя бабушка и сообрази, о чем она могла думать в тот момент? И может, не случайно именно Туда, и отлетала душа человека после смерти, словно там он хотел найти покой и утешение? Чего не хватает для логического совершенства этого танца? Слышишь, шум волн? Он подсказывает тебе вслушаться в себя и в космос. Найди их гармонию в себе!.. Прислушайся к таинственному шепоту. Слушай, слушай и вникай в каждое слово! Ведь и ты принадлежишь к этой Грандиозности. И ты частица этой бесконечности, а значит – бессмертна! Встань на цыпочки, подтянись всем своим телом, вытяни руки наверх и постарайся коснуться вечности. Да! Теперь танец завершен! О, какое сладостное состояние, когда ощущаешь, что столь заветное желание, наконец удовлетворено. Вот он, миг наивысшего подъема чувств! Но никогда не забывай, что жизнь – убеждение, а мир – представление. Мечтать, мечтать не переставай, чтобы Танец был, как Жизнь, и Жизнь была, как Танец!
-Вам плохо, - опять раздался голос Вадима.
-Нет, нет, так ничего, сейчас пройдет. Есть фобия высоты. Я научилась себя перебарывать в такие минуты.
-Ну, молодец! Обычно различного рода фобии не проходят. – Улыбаясь, он протянул мне упакованный плед и подушку.
-Совершенно новые, можете не сомневаться. Мне кажется, вы очень брезгливый человек.
-В этом вы даже очень ошибаетесь. Если судьба ставит меня в безвыходное положение и обстоятельства выступают против моего хочу и не хочу, , я спокойно вхожу в это положение, отодвинув в сторону свои капризы и амбиции. И когда я оказываюсь среди людей в закрытом пространстве, я становлюсь их частью. Чем я лучше их? А, возможно, я даже намного хуже их?
-Вы никак не можете быть хуже других – Вадим уже сидел опять напротив меня. Его симпатичное и обаятельное лицо придавало мне настроение. Глаза его были необычными, именно они передавали чувства симпатии ко мне. Я ощутила эти зачатки симпатии к себе. Наверно, и мои глаза излучали взаимную симпатию к нему. Как все просто! Мне показалось, что наши отношения уже начались с наших красноречивых и ответных взглядов, с наших глаз, а они никогда не врут. То есть, правильнее сказать: его отношение ко мне началось именно с моих глаз – а потом уже он ощутил ответный взгляд, который укрепил дружественные и другие чувства к себе.
-Откуда вы знаете? – я постаралась, как можно спокойнее посмотреть в глаза Вадиму..
-Пока вы спали, я ближе познакомился с вашим племянником и шефом. Арсений очень приятный и неординарный человек. Он многое о вас рассказал. Я, честно говоря, приятно удивлен и восхищен вами.
-Боже мой! Да что же такое он рассказал про меня?
-Арсений дал мне диск с вашими постановками, скажу честно, я шокирован! Все что я увидел – это гениальное и захватывающее зрелище. Скажем так- философское Искусство.
-А что именно вам понравилось?
- Абсолютно все! – пристально посмотрев мне в глаза, Вадим на мгновение замолчал, а потом продолжил, - Я не мог предположить, что под классическую музыку можно сделать такие экзотические танцы! Какая фантазия! Конечно, я не знаток танцев, но красоту всегда вижу. Я завидую вам. Завидую людям имеющим возможность на самовыражение. Да, вы гений Халида, обыкновенный гений.
Я засмеялась от души, чай почти вылился на столик. Вадим подскочил и помог навести порядок.
-Откуда у вас все это берется? Я понимаю, такую красоту, раз и не придумаешь. Все же творчество зарождается не в голове, а в сердце. Это ее истинный источник.
Да никакой я не гений. Обычный творческий человек. Просто мне дан дар – видеть музыку и всего лишь.
И всего лишь? – удивился неподдельно Вадим. – И вы говорите всего лишь? Этого разве мало, видеть музыку? Честно говоря, я впервые слышу эту фразу – видеть музыку.
-А живопись слышать…
-Что, что? Слышать живопись?
Да, это восточная мудрость, пришедшая из Индии: музыку надо видеть, а живопись слышать.
-Да, Восток дело совсем тонкое, - тихо, но с восхищением произнес мой собеседник.
-Ммм да, совсем тонкое, что, европейскому брату не всегда удается увидеть и различить эти тонкости.
-Меня очень интересует одна вещь: что главным является в вашем творчестве, чем руководствуетесь или, скажем так, что движет вас в творчестве? Человек, создающий подобные шедевры – стоит на несколько голов выше остальных!
- Вы уже в роли журналиста. Вадим? – тот засмущался и очаровательно улыбнулся.
-Нет, просто интересно.
-Я не считаю себя великим художником или творцом. Я делаю то, что умею, слава Богу. Правильно использовать свои возможности, благоприятное стечение обстоятельств, нужные люди и в нужное время – это залог успеха твоего творчества. Для меня оно просто моя работа, мой хлеб насущный. Не буду кривить душой, конечно, это непросто работа. Это состояние твоей души, твой образ жизни, улаженные и выстроенные в определенный жизненный уклад. Это вы видите мой конечный итог. Кажется, все прекрасно, все на высшем уровне, не жизнь, а малинник какой –то. Но человеку, которому пришлось само утверждаться с самых ранних лет, уставшему доказывать всем о нужности и необходимости твоего творчества и таланта, человеку, в свои пятьдесят лет начавшему жизнь с чистого листа, оставившему свой уютный и милый дом, - уже безразличен его успех, которому он шел долгим и проторенным путем!
-Но что –то же двигало вас вперед?
-Да, конечно и это Вера. В вере я продолжила жизнь.
-Вера во что?
-В первую очередь в себя и только в себя. А потом уже в Бога, в высшие силы и тому подобное…Понимаете, Вадим, человек может надеяться только на себя, на свои духовные силы, на свой жизненный опыт. И главным путеводителем в его судьбе является его вера. Слово уверовать и вера имеют для меня разные значения и понятия, хотя у них один корень. Уверовать – значит осмыслить, утвердиться и понять смысл всего, что окружает тебя, которое складывается в одно единое понятие – кредо. А вера – это то, что уже есть сейчас , с чем живешь на данный момент и то, что будет всегда с тобой, как спутница, не позволяющая затеряться в лабиринте жизненных перепутий. Понимаете, Вадим, Вера, вроде своего рода инструмент, с помощью которого душа настраивается в нужном направлении.
- Мне интересно, каким вы были в детстве?
-Разочарую вас, самым обыкновенным ребенком. Я только что вспоминала, какой была я шесть лет.
-И какой же вы были.
-Я была уже личностью. – Произошла пауза. Вадим не торопился задавать очередной вопрос. – Каким может быть ребенок в свои шесть лет, переживший первую потерю, переживший первое горе, испытавший первое разочарование, жестокость и человеческую ненависть? Ребенок, мужественно отстоявший свое маленькое человеческое достоинство, за что был наказан по - взрослому? Древние римляне говорили, кто хочет – того судьба ведет, а кто не желает – того судьба тащит. Слава Богу, она меня вела все эти пятьдесят лет через множество испытаний, через людскую зависть, через предательство близких людей, учеников. Но в сердце моем продолжала жить Любовь к ним, к этим бедным, несчастным людям, для которых я навсегда оставалась непонятой и чужой. Я смогла уберечь себя от всяких пороков и негативных чувств. Не превратилась в нервозную стерву, опустившейся на самое дно позорного существования. Судьба вела меня по всем проторенным тропкам, беспощадно выставляя мою душу на обозрение недостойных и бесславных людей. Я, словно гранитный монумент, продолжала стоять с гордо поднятой головой вопреки всем и всему и не потому, что нашла коса на камень, а потому, что моя человеческая сущность являлась иного, более высокого и более духовного склада. Во всей этой людской трясине я не просто существовала, а жила. Жила с достоинством, не доказывая никому ничего, так как я, на этой земле в ответе за свою жизнь сама! Возможно, я действительно авантюристка по своей природе и, возможно, потому я в свои пятьдесят рванула в чужие дали, чтобы начать новую жизнь с чистого листа.
- Но у вас получилось! Еще как получилось, Халида!
-Да, получилось… Но какой ценой!...Хоть память это единственная моя ценность в этой жизни, я не люблю ворошить страницы прошлого. Сегодня не та, что была еще вчера, а завтра я буду уже совсем иной. Если мое творчество было наиглавнейшим кредо, то теперь, на сегодняшний день – это не только сохранение внутренней гармонии, но и ее непоколебимость. Только, благодаря ей , останусь полноценной и духовной сущностью. А из этого уже вытекает все остальное и в том числе творчество.
-Как часто жестокую реальность мы отбрасываем как негодную только потому, что она жестока. Как вы думаете, может, следует ее анализировать и изучать? И еще: Неужели во всех человеческих проявлениях вера – непреложный спутник успеха?
-Да, Вадим, смотрю, вы настроены на высокую философию? Философия чужда для меня, ибо она является непременным атрибутом мудрецов. Но я все –таки постараюсь ответить на ваш вопрос. Я всегда задумывалась над вопросами веры и искала в ней, прежде всего, процессы психические. Само обращение к высшему началу благоприятно воздействует на человека. Вера – это как бы психический инструмент, выводящий дух человеческий на орбиту вечности, приводящий его в соответствие со вселенским космическим законом. И не имеет значение вера ли в Бога, в другие высшие силы, вера в личностные идеалы, вера в творчество, в собственные возможности, в природные способности. Вера – это странное умиротворение духа, ибо она, являясь космической единицей, знает, что принадлежит к этой божественной грандиозности.
Я заметила, как у Вадима округлились глаза, и изменилось выражение лица. Я кивнула в знак согласия головой и продолжила:
-Только не перебивайте меня, пожалуйста, иначе потеряю мысли, вопросы потом. Так вот: вера помогает оценивать или переоценивать жизнь с точки зрения вечности. А из нее вытекает то, что мы называем душевной гармонией. Омар Хайям как – то сказал: Не беспокойся –путь начертан твой вчера. Честно говоря, я еще не врубаюсь окончательно в эту мудрость. Понятно лишь одно, вся человеческая жизнь, со всеми ее подъемами и перепадами, наши страдания и радости – заранее, кем –то уже предначертаны.
-Значит, человек живет уже по заранее составленной программе, в которой заложена вся его жизнь от рождения и до смерти?
-По Хайяму получается так. Это говорит о суете сует человеческого бытия. Что следует спешить медленнее и осознаннее. Мы отошли, к великому сожалению, от своей изначальной природы, от естественных, заложенных ею чувств. Мы сами себя загнали в безвыходный лабиринт технической эволюции, где нет уже места для добрых и искренних чувств. Но в этом замкнутом пространстве цивилизованного мира нашлось немного места для веры. Она оказалась незаменимой и необходимой для дальнейшего существования, а возможно и выживания.
-Как вы относитесь к понятию идеал, идеал в целом?
-Идеал – это посох, поднимающий человека с четверенок. Это не мои мысли. Но не это сейчас главное. Как быть, скажете с правдой? Разве сказать правду – это не первый ли шаг к совершенству?
-Что главное для вас самой в духовном самосовершенствовании? И кем является Бог для вас? Верите ли вы в его существование?
Вопрос прозвучал для меня неожиданно, хотя, в общем -то он должен был прозвучать из уст Вадима. Весь разговор приближался именно к Нему.
- Научиться говорить правду о себе. Ибо только она, как бы горька ни была, помогает мне выстоять в трудных испытаниях. Мир всегда был противоречив, но сгусток этих противоречий – человек, в котором всегда боролись две страсти: сиюминутная польза, лежащая на поверхности и глубокий нравственный закон внутри, который, кстати, я не нарушу никогда! А что касается Бога, это тема слишком длительная, можно сказать бесконечная. И каждый живущий на этой земле по- своему относится к Нему, то есть у каждого свои понятия о Всевышнем. Я, конечно, не знаю его осязаемых черт, а знаю только то, что есть высшее начало, которое, кстати и к сожалению, никак , пока, не влияет на ход моей жизни. Но, однако, если можно так выразиться, я остаюсь верующим безбожником. Я понимаю, что все не просто в этой жизни и есть высшее начало в ней. Понимаете, из ничего ничто не получается, следовательно, Он есть! Конкретных черт этого высшего начала никто не видел, в том числе и я, и потому, так как вера всегда конкретна, получается, что я верю в него. Моя мысль постоянно обращается к нему, к этому непостижимому и таинственному, мистическому и загадочному, вездесущему и невидимому, с таким коротким, но очень внушительным именем – Бог.
- Мне кажется, что созерцая Бога, человеческое сознание должно расширяться не только в пространстве, но и во времени. И что такое счастье по вашему понятию?
-Да… Я согласна с этим. А что касается счастья, то оно по моему понятию, это, прежде всего, осознание своего счастья. Это еще подлинная встреча с чем – то доселе неизвестным, не в момент созерцания или блаженства, а в момент, когда начинаешь осознавать это созерцание.
Недовольный и нетерпимый голос белокурой стюардессы, раздался за ширмой. Вадим, вздрогнув, недовольно, извинившись, вновь поплелся в свой служебный отсек.
Выкурив очередную сигарету, я попыталась заснуть. Куда уж там! Заснешь, когда чувствуешь бесконечную бездну под собой! Страх начал овладевать мною. Господи! Ну, что это такое! Надо взять себя в руки. Тем более я точно знала, что с нами в воздухе ничего не произойдет, что благополучно приземлимся в аэропорту Нью Йорка. Надо занять мысли чем- то другим. Не успела подумать, как перед глазами вновь предстала старая, дряхлая, почерневшая от времени калитка. И вся существующая реальность вмиг куда – то отступила, освободив пространство для видения из прошлого.
Пластинка воображения завертелась. Я стояла перед ней, как много лет тому назад, только уже в преклонном возрасте. Молча, положила руку на холодные доски и закрыла глаза. Мне казалось, что там, за глинобитными стенами начинается таинственный, ни на что не похожий мир. И это калитка является пропускным пунктом в его владения. Но все дело было в том, что мне не удавалось перешагнуть его границу и войти в него. Надо же, так застрять! Да повернись и уйди отсюда, тебе не дозволено переступить порог к таинству. Ты же всего лишь изгой, как миллионы других. Чем ты лучше или хуже их? Праведно жила? Молодец! Видно этого мало, слишком мало, если ты даже не смогла ни на йоту отодвинуть ее. Внутри меня, где – то глубоко – глубоко, сидела мысль осознание того, что я еще не подготовлена к столь ответственному моменту. Эта калитка напоминала мне целую вселенную, которая сжалась до пределов небольшой двери. Ведь существуют в космосе сверхплотные звезды, каждый кубический сантиметр которых вобрал в себя несколько планет типа нашей земли. Я прижалась к ней всем телом и прислушалась. Тишина, будто сама вечность, притаилась за ней. Потом мне вдруг показалось, что там просто пустота и всего лишь, как в космическом пространстве. И, если даже ее открою, то провалюсь в нескончаемую бездну вакуума. И мне стало не по себе. Я отошла на несколько шагов от калитки. Видно, не по моим силам открыть ее. Видно одного желания мало, соприкоснуться с укрытой от тебя тайной. Досада охватила меня и я расплакалась. Закрыв ладонями лицо, с разрывающей болью в сердце, я прошептала от отчаяния и безвыходности:
-Бабушка, родненькая, я пришла к тебе… Слышишь, милая, я пришла к тебе… Уже поседевшая, побитая и потрепанная судьбой, уставшая от зависти, от людского безразличия… Уставшая… уставшая от одиночества… Я буду приходить сюда вновь и вновь, и снова, пока не открою эту проклятую дверь!
Я рванулась к ней, и стала пинать ее, сколько есть сил, потом стала кулаками колотить по почерневшим и сгнившим доскам, потом, обессиленная, сползла вниз и облокотилась на нее. Все мое прекрасное детство промчалось перед глазами, как кино. Без бабушки, оно стало другим, хоть я росла в совершенном материальном достатке, окруженная родительской любовью и лаской. Когда бабушка умерла, она со своей смертью увела меня из прекрасного и беззаботного мира Детства. Оно кончилось для меня в канун Нового Года… Вдруг на меня нашли все перенесенные в жизни обиды, неудачи, творческие провалы. Все хорошее, что было в моей судьбе куда –то исчезло, оставив меня на пепелище несбывшихся надежд и разочарований. Вот она, действительность моей жизни! Хорошего было мало. Один только жизненный хлам! Даже эта несчастная, пропади пропадом, откуда –то взявшаяся калитка, не желает, не хочет пустить в мир, который бы смог меня спасти от невзгод реальной жизни. Да, спасти, укрыть, убаюкать, приласкать в конце – то концов, нашептать слова любви, в которых нуждалась все это время, дать силу вознестись над своими малыми и бесконечными бедами, неудачами и страданьями. За этими неприметными, обветшалыми стенами таился огромнейший, вселенский мир, наполненный великой божественной Любовью!... И он был не для меня… Я была не достойна его!... Наши желания в нашем реальном мире, слишком эгоистичны и мелочны! Все желания для личностного блага! Разве неправда?! Разве не так?! Есть ли на земле такой человек, желания которого были направлены на разрешение общечеловеческих проблем? В счет не идут отдельные личности, называемые пророками, единицы гой, в общечеловеческой толпе! Разве мы нужны в том возвышенном измерении, сотканного из божественной Духовности, со своими мизерными, тщеславными и мелкими желаниями? Да, все правильно и честно. Богу – богово, а кесарю…
Я поднялась с трудом, как поднималась каждый раз после очередного падения духа. Взглянула на бесконечно синеющее небо, уводящее твое воображения в такие же бесконечные и непреодолимые дали. Я успокоилась. Все встало на свои места. У меня есть еще время, чтобы изменить ход своей дальнейшей жизни, изменить поступки и мысли, освободив их от прочего негатива. Направить оставшуюся духовную энергию для служения добрых дел. Главное освободиться от самости во имя служения Добра и Любви. А кто нуждается в них? И нужны ли кому –то твои высокие порывы, твое вечное самопожертвование во имя Блага? Наверно, они нужны в первую очередь тебе самой. Только таким способом ты приобретешь внутренний покой и вечную гармонию в обществе само разрушающего Человека! Выйти из волчьей стаи и стать тем, кем предназначено быть изначально от Господа Бога! Ты должна стать просто думающим, осознанным человеком! И никогда не смей говорить о своей гениальности, она для тебя и для всех остальных людей всего лишь норма в достижении Абсолютной Истины!
Встань, и иди. Твой путь еще не завершен, твои дела не закончены, слова застряли в горле, чувства остались в закоулках твоего нутра. Начни опять все сначала, с чистого листа, пусть даже время твое уже подошло. Может за какое – то последнее свое мгновение, ты успеешь сделать тот набросок или штрих, к которому ты шла всю жизнь…
Я отвернулась от калитки и собралась идти, но тут дунул легкий ветерочек, словно он попытался загородить мне дорогу. И за глинобитными стенами я вдруг уловила еле заметный вздох… А потом шепот… Господи! Что это такое? Или почудилось? Я прислушалась, наострив все свое слуховое осязание. Нет, ничего. Тишина и покой. Но, что-то меня продолжало держать возле нее. Я вновь прильнула к ней и приложилась ухом в надежде хоть что –то услышать. Тщетно! Тогда глазами пробежалась по искривленным и почерневшим доскам, чтобы найти расщелину, но ее не оказалось. Тут уже сработала интуиция, она говорила, что там, за этой глинобитной границей что –то есть! Тогда, навалившись всем телом, я стала давить на дверь. Мне пришлось выдавить остаток как физических, так и духовных сил, лишь бы добиться ожидаемого результата. Я мгновенно вспотела, пот полился с меня ручьем, заливая до боли глаза. Все тело было до предела напряжено, как натянутая тетива, готовая вот – вот лопнуть. Но я не сдавалась и продолжала всем телом давить эту чертовую калитку и она… Она, вдруг жалобно скрипнув, приоткрылась…
Еще приложив немного усилий, я отодвинула дверь на столько, чтобы можно было втиснуться в нее. Оказавшись, Боже, наконец, в пределах двора, я немного отдышалась, перед тем, как пойти дальше в ее глубь. Но что – то привлекло мое внимание и я, подняв глаза, увидела перед собой неясную фигуру. Она была еще расплывчатой. Но я почувствовала ее взгляд. Она смотрела на меня спокойно и строгим вниманием. Неясные очертания какими –то наплывами стали проявляться в сознании. Но что –то мне мешало ухватить их, соединить воедино, сцепить воображением в нечто законченное, живое и плотское. Я еще и еще раз приложила усилия, напрягая память, для усиления образа. Надо поймать ее взгляд. Поймать не наяву: ее около меня не было. Я хотела уловить в своем сознании. Она была там. И состояла из множества виденных взглядов. Постепенно фигура стала обретать законченную осязаемую форму. В ее глазах я уловила укор и обиду, а может мне только показалось? Б…а…б…у…ш…к…а… Меня всегда поражали ее глаза, ибо они отражали Все! Особенно тончайшие оттенки малейших колебаний в ее настроении. Она сидела так, как сидела раньше, много, много лет тому назад. Ни чего не изменилось, ни в одежде, ни в горделивой позе, ни в ее облике. В ней чувствовалась мрачная напряженность и не доверие, загадочность сложного духовного ее мира. Она всегда была, безусловно, личностью властной и влиятельной. Но она была правдива и естественна в своем жестоком эгоизме. И никогда ее человеческая гордыня не позволяла преклонять колени перед кем бы то ни было, не считая Господа Бога! Я вдруг увидела ее молящей перед алтарем. Вот она приблизила голову к ладоням, и в этом едва наметившемся наклоне чувствовалась огромная выразительная и внутренняя экспрессия. Страстная мольба и глубинный диалог с верховным божеством ощущался во всем ее облике. Это был порыв к Богу, через смирение и безвыходности уставшей души. Мне было ясно, откуда, из какой внутренней сути шел этот порыв! Обращение сознания к высшему началу просто – напросто психологическая необходимость человеку, ибо это спасает от безысходности. О чем Бога может просить человек, на жизненном счету которого осталось считанное время? Ведь сознание конечности своего существования равносильно приговору. Вера же, как бы отменяет своей высшей санкцией этот приговор. Я видела не слабость человеческого ее духа перед природой, а мудрость самой природы, которая давала ей возможность выжить в экстремальных условиях. Через глубокую веру в свою религию, через всплеск человеческого духа, через его целеустремленность в бесконечное, позволило ей преодолеть ужасающую мысль о своей конечности.
Я засмеялась от радости и захлопала в ладоши, потом вдруг, упав перед ней на колени, стала плакать, плакать и плакать, потом я закричала, что есть силы! Вдруг грянул гром и полил сильный ливень. Я мгновенно промокла. Уже не было сил на эмоции. Только тело судорожно вздрагивало по инерции. А когда успокоилась, вдруг выглянуло солнце. Оно мгновенно высушило мою одежду, и разогрело меня изнутри. Мне стало, как никогда уютно и тепло. Я ощутила прилив неведомой, фантастической энергии, делающей меня счастливой и беззаботной. Я посмотрела на бабушку. Она продолжала, в своей величественной и царской позе, наблюдать за мной. Глаза ее потемнели и обволоклись слезами. О! сколько было в них тоски и отчаяния! Там не было места радости и счастью. Значит, она страдала все это время? Страдание длиною в вечность… Чем больше смотрела на бабушку, тем больше наступала умиротворенное состояние духа, спокойствие заструилось по всем жилам. Капли дождя, стекавшиеся с мокрых волос, падали на влажную землю. Одна, вторая, третья… Б…а…б…у…ш…к…а…
Она неожиданно протянула мне руки. Этот жест – раскрытые ладони, словно испускающие из себя какую – то вселенскую нежность, олицетворяли творящее материнское начало! Радость переполнило мое сердце. Такого ликования души, когда тело напрягается, словно излучая из себя радость, не помню. Источником этой неподдельной радости была, конечно, моя Вера… Вера в жизнь и в неиссякаемую ее доброту, в ее волшебство и сказочность. Где –то в отдаленных, не проснувшихся чувствах зарождалось нечто очень грандиозное и монументальное, возвышавшее мое подсознание на божественный уровень! Во всем в том, что меня окружало, не было ни малейшего оттенка фальши, которая могла бы убить мою радость и привести вновь очередному, возможно, фатальному разочарованию!
Я бросилась в ее объятия и крепко прижалась к ней. И вдруг, почти на физическом уровне, ощутила ее боль! И ощутила еще нечто, не совсем понятное моему восприятию, нечто негативное, переполняющее бабушкино нутро. И я поняла… Все это время она пребывала в своем мире, переполненная и перегруженная чем то неуютным и отвратительным. Это высшее существо, выше, чем мама, перенесшее обиду и предательство собственных детей, не могла найти вечного покоя даже после своей смерти! На меня неожиданно нахлынули такие нежные чувства, что от этих острых ощущений благодарности Ему и обиды на себя, разревелась. Я чувствовала крепкие бабушкины руки, сильно прижавшие меня к своему сердцу. Она обвенчала мою голову таким же крепким и долгим поцелуем.
- Я сильно боялась и переживала, что и на этот раз ты не услышишь меня. Что, не дождавшись тебя, мне придется на всю оставшуюся вечность остаться неизменным стражем этого двора. Я оказалась у него в плену со дня своей смерти. Это калитка стала срастаться с землею и еще немного, она пустила бы корни и превратилась в цветущую стену.
- Кто заключил тебя в собственный дом?
-Ты, моя дорогая.
-Как это так? Этого не может быть! Ведь я тебя любила, и буду любить всегда!
-В том –то и дело, моя малышка. Ты единственная не поверившая в мою смерть. Человек подвержен физическому уничтожению, но дух его продолжает пребывать и после смерти. До определенного времени, душа остается в привычной ей обстановке. Потом она переступает порог неизвестности.
-Значит, ты видела все происходящее в твоем доме?
- К великому сожалению, да.
Я оторвалась из бабушкиных объятий и посмотрела в ее глаза. В них не было света, одна бездонная пустота и страшная темень.
- Я чувствовала твое присутствие в доме! Мне никто не верил, что ты там и повсюду! Но меня, моя родная, не пускали сюда. Я каждый день приходила к тебе с подарками и с гостинцами, но дом был пуст. А потом, когда тетя переехала в твой дом, то я навсегда забыла дорогу сюда…
Взяв бабушкины ладони в свои, я крепко прикоснулась к ним губами. Я заплакала, и мне стало как-то легко и свободно. У меня было чувство, словно я хотела выплакаться за все прожитые мной годы! Бабушка, как в детстве, приложив свою голову к моей и глубоко вздохнула.. Во дворе становилось больше света, больше тепла. Вдруг на глазах, расцвели бабушкины розы, привезенные ей в подарок от дедушки Ибрахима из далекого Китая. Их фантастический и ароматный запах мгновенно распространился повсюду.
- Я не знала, что моя любовь к тебе может вызвать негативные последствия и превратиться из великого чувства в карающий, демонический бич!
-Успокойся моя малышка. Это не совсем так, как ты думаешь. Твое страдание и желание видеть меня было так велико, что с разрешения высших сил, я осталась здесь до той поры, когда ты вернешься сюда по велению сердца и разума.
-Но что было бы, если я не пришла сюда, или скажем, не смогла бы открыть эту долбленную калитку? Что?!
-Я существовала бы в этом пространстве всю вечность. – Она посмотрела на меня милостиво, словно понимая : именно она для меня является единственным и неповторимым творящим началом.
-Боже мой! Бабушка, бабушка, прости меня, но я не могла не любить тебя, понимаешь, не могла! Ничего не понимаю...
- Но ты, дорогая моя, в силу своего характера, в силу своего божественного воображения, в силу своего титанического духа и желания, не могла не придти сюда. Ты еще не учитываешь моих желаний и чувств. Все это время мысленно направляла тебя в прошлое, в детство, к этой, как говоришь, долбленной калитке. Она далеко не долбленная. Она олицетворение духовной силы и духовного начала. Я ждала тебя все это время и дождалась, наконец. Мне стало страшно, когда ты хотела повернуться и уйти. Я подумала, неужели я ошиблась в ней, неужели слаб ее божественный дух, неужели она стала такой же, как многие бесчувственные сущности?
-И ты глубоко вздохнула?
-Да, а потом тихо позвала тебя, уже без всякой надежды?
- Я услышала еле уловимый шепот.
. - Запомни дорогая моя девочка, только ты для себя и больной, и врач. Ты та вещь в себе, которая пристально вглядывается в себя, чтобы познать самого себя. И уповать можно только на внутреннее чутье, подсказывающее, где истина, а где только путь к ней.
Я гладила старческие руки, сморщенные сотнями складок. Жадно вдыхала ни с чем несравнимый бабушкин запах. Моя голова лежала на ее груди. Она меня все гладила и гладила. Вдруг бабушка затянула щемящую душу песню. Ее звучание и мотив были до боли знакомы мне. Иногда, на протяжении всей жизни, неожиданно для себя, я начинала ее напевать. Просто так, как напев. Но почему? Этого я не могла знать. Какое –то умиротворенное спокойствие исходило на меня после того, как я напевала эти в общем – то ничего не говорящие для меня звуки. То ли от этой песни, то ли от умиротворяющего состояния, я расслабилась… И закрыла глаза. Перед моим взором предстала бабушкина комната, все было там напоено солнцем. В детстве нам хотелось ходить и дышать особым ароматом заставленной и увешанной старинными вещами дома. Причем не важно, что ты видел эти предметы уже не один раз. Нам с сестрой было радостно ощущать себя среди старины. Среди интересных и уникальных вещей можно было увидеть дешевые подделки, но все было подобранно со вкусом, ничего лишнего, только то, что радует глаз и волнует душу.
Время от времени, я поднимала ресницы, чтобы удостовериться в реальность происходящего. В этот момент я была готова пролежать всю оставшуюся вечность, ибо я покоилась в каком –то сверх блаженстве, после изнуренной, измотанной страданием жизни. Во всех бабушкиных словах я услышала страстное пожелание и призыв наших предков к нашей душе, в которой должно было, наконец, пробудиться высшее вселенское духовное начало. Эти слова и есть самое ценное, к чему когда – то пришли в результате всей жизни наши предки. Видимо, важно не просто обратить сознание на начало творящее, но и славить его. Нет, не ради творца, которого может и не быть. А ради самого сознания. Колесо изобретать не надо. Все уже придумано. Нужно только умело пользоваться тем, что дали нам предки.
-Бабушка, а в доме сохранились твои вещи?
-Какие именно?
-А те, которые украшали твою комнату, расставленные на полках, на шкафу и тумбочках?
-Их всех выкинула Огилой. Она не нуждалась в этом отжившем «барахле».
-Как зачем? Это ведь память о тебе, о дедушке. Есть ценности самих себя ценней!
-Каков человек, таковы и его ценности. Но ты не переживай, внучка. Материальные ценности, превратившиеся в духовные, - живут вечно. Они там, в комнате, каждая пребывает на своем месте.
Боже мой! Неужели наше сознание находится только на службе у наших потребностей, рождающих новые мысли, оправдывающие наши поступки и успокаивающие нас. Откуда это сатанинское начало в тете Огилой и в дяде Ташланбае? Ведь, ежели Бог всемогущ и он борется с сатаной в человеке, то неужели он не может победить его? Через Зло человек тянется к Добру. Более того – оказывается и Зло может совершить во имя Добра. Даже Мефистофель признался в том, что он создан делать Зло, но вечно сотворяет Благо! Но, к великому сожалению, это не про моих родичей.
Кто –то нарочито закашлял возле меня. Открыв глаза, увидела стоящего Вадима.
- Вы спали?
-Нет, не спала.
-Вы о чем –то думали?
-Нет, не думала. Я пребывала в каком –то чудном, не поддающем воображению мире.
-Чем он особенный?
-Он похож на наш с вами мир Детства, где нет зла, зависти, нет горя и обид. Он сияет лучезарной чистотой, откровением и доброжелательностью. Там нет места потере и смерти. Наши прекрасные и добрые мысли мгновенно материализуются и пребывают с нами рядом. Наши любимые образы родных людей оживают и вновь продолжают жить с нами в едином ритме.
-Вы можете вновь вернуться туда? Или я совершил нечто непоправимое?
Я посмотрела на Вадима уже совершенно другими глазами и с ощущением, что он всегда жил, где то рядом, на соседней улице, но в силу сложившихся обстоятельств или в силу закона подлости, наши пути не пересекались. Может опять, благодаря стараниям бабушки, или закону неизбежности, пути наши сошлись на небе? Я благодарно ему улыбнулась:
-Теперь, да! Я смогла открыть наглухо закрытую дверь. Теперь путь в тот мир свободен. И запомните, Вадим – мудр не тот, кто знает много, но тот, кто знает нужное.
-Может, вы мне подскажете, чем же все – таки руководствоваться в жизни?
- Да, даже не знаю, что вам ответить. Видно, ничтожные усилия не внушают надежду на улучшение, а надежды маловато для преобразования жизненного мировоззрения. Слишком быстротечна вся человеческая жизнь. И не мудрено сгореть в ней, самоуничтожаясь. Может, стараться не обращать внимания на то, что нельзя изменить? Лучше сосредоточиться в самом себе, как сделала я? Отказавшись от всякого рода эгоистичных желаний. Прошу обратить внимание – именно от эгоистичных желаний, а не от желаний вообще. Ох уж эти желания! Надо не только верить, но все –таки, желать тоже. Желание – не только воля, как энергия, позволяющая осуществлять те или иные намерения. Но есть в самом желании такое, что вроде действует независимо от нас. И В желании человека кроется нечто большее, чем импульс для преодоления трудностей. В желании скрыта огромная и загадочная сила. И чтобы то ни было с вами , чтобы не происходило вокруг да около вас, научитесь сохранять спокойствие в любой ситуации. Как говорили наши предки – уничтожь гнев отсутствием гнева! Все оценивайте с точки зрения вечности. Это отвлечет вас от суетности буден и настроит на оптимистический лад. «Если не можешь жить, как тебе нравится, пусть тебе нравится, как ты живешь. Это примирит вас с трудностями бытия и успокоит. Наши предки, изложившие эту философию, были слишком мудры и богаты жизненным опытом. Следуйте их совету, думаю, вы окажетесь на истинном пути. От того, что ты носишь в душе, и жизнь наполняется или опустошается. Носишь в душе теплое и светлое – и вокруг становится радостнее, носишь злое – и жизненные краски постепенно блекнут и темнеют. Спросите: откуда берется в душе это позитивная теплота? Да от представления о жизни! И если теплое чувство согревает душу, нужно раз и навсегда поверить в его подлинность. Именно поверить. Иначе растерзаешь душу сомнениями. Меня всю жизнь раздражали зачастую мелочи, которые вроде бы и раздражать – то и не должны. А они угнетали, не давали покоя и даже оскорбляли. Может, следует необходимо выработать нечто иное, соответствующее нынешним жизненным условиям? А для этого надо опереться на потребность нашего духа. Спросите, чего выявлять? Ежели, есть она, то должна быть на поверхности. На то она и потребность. Чтобы не получилось, как в анекдоте: на что жалуетесь? На жизнь!
Я вновь закрыла глаза, боясь, что видение исчезло. Я оказалась перед непроницаемой тьмой, будто зависла в поглощающей бездне. « Это конец» подумала я в отчаянии. Бабушкин мир вместе с ней исчезли навсегда, бросив меня в смятении и в полном разочаровании, в хаосе реального, земного измерения. Не было уже сил ни на слезы, ни на громкие стенания. Со стороны я выглядела, как марионетка на черном фоне, беспомощно зависшая обмякшим телом. Но вдруг непроглядную тьму прорезал крохотный лучик света, с каждым разом приобретая силу и мощь. Тьма отступила и вот передо мной море белого света. Когда мои глаза привыкли к сияющей белизне, я увидела перед собой ту же почерневшую, искаженную временем калитку. Она была приоткрыта. Я шагнула в нее и мгновенно растворилась в свете. Напротив меня стояла бабушка, срывая поспевшие желтые черешни. Лицо ее уже не выражало грусть, а наоборот оно было просветленным. Глаза, лоб, и особенно, как ни странно, щеки, излучали какую – то теплую энергию. Они светились. Чем больше всматривалась в бабушку, тем больше исходил от нее удивительный теплый свет, источающий приятную благосклонность и умиротворяющее спокойствие. Моя душа все эти долгие годы жаждала бабушкиной любви. Но ее смерть, это беспощадная реальность загоняла мои чувства к ней в подсознание. Прекрасно понимая абсурдность возврата того, что потеряно навсегда! И, тем не менее, человеческая потребность моей души жаждала отнятого! Я бросилась навстречу ей, крикнув:
-Бабушка, я вернулась! Вернулась к тебе, навсегда!
И вдруг в голове раздался ее мягкий, ласковый голос. Она заговорила со мной мысленно, на телепатическом уровне. Она обратилась ко мне не как родному для себя человеку. Неожиданным показалось это обращение не по имени:
- Именно я – твоя, переданная по наследству предками вера, твоя надежда и твоя сила. И запомни, девочка моя, доверяйся чувствам своим, ибо чего хочет человек, того хочет сам Бог! Мир во все времена был жесток. И потому многие люди злы и недоброжелательны, но ты должна быть добра к ним. Это спасет тебя. Обильных тебе благословений от Господа Бога. Малые знания отдаляют нас от Него, а большие приближают…
Я уловила в себе глубочайшее притяжение к бабушке. Она преобразилась в моих глазах в святую Богоматерь. Нечто удивительное и родное, сильное и нежное рождалось в душе. Это было божественное состояние. В сознании человека через желания и слова оживали образы, которые переносили в реальную жизнь то, к чему внутренне так стремилась душа. Но еще и то, что в нас живет память поколений, генная память предков. Особенно у восточных людей есть это великое чувство и преклонение перед ними. И это чувство благодарности каждый несет в себе, ибо велика сила духа, вложенного в нас природой через предков наших.
Вадим сидел напротив меня и следил за каждым моим выражением лица, которое ежеминутно изменялось, как у мима. Оно приобретало то, грусть, то отчаяние, то радость, то сияло счастьем и вожделением. После игры различных переживаемых мною чувств, оно приобрело блаженство и покой. Наступила нега для уставшей и избитой души. Я чувствовала Вадима, как чувствует мать родного своего ребенка. Нет, он еще мне не нравился по –настоящему, но уже не был безразличен. Я уже совершенно другими глазами смотрела на этого светло русого красавца. В нем пробудилось великое желание соприкоснуться с моим фантастическим миром. Он когда – нибудь поймет, что у каждого есть своя калитка, ведущая в его предназначенный мир. И что его ожидает там , неведомо никому. Главное, не только увидеть эту заколдованную дверь, но суметь еще и открыть ее. Открыть силою духа, силой желания, и силой Веры. Не надо чувствовать себя ничтожным в этом необъятном земном пространстве, а наоборот, надо ощущать себя частью этой колоссальной системы, играть в которой любую, даже простую человеческую роль очень почетно. Обязательно заставить сознание обратиться к высшему началу. Если человек во – что верит искренне, то для него это «что – то» есть. И все дело в представлении. Для одних это реальность, для других иллюзия. Магия иллюзии в том, что она благотворно воздействует на психику человека, а через нее и на его органику. Иллюзии как бы материализуются в самом человеке и влияют на его характер. И под воздействием тех или иных представлений – иллюзий человек видоизменяет и себя, и природу, и время, и пространство, и живущих вместе с ним.
И два слова о Вере. Она у нас в сознании устанавливает логический порядок и соразмерность. С ней человеку живется легче. Человек верующий даже умирает гораздо спокойнее, ибо он просто переходит в жизнь иную. Вера – это, как искусство, дар божий. И не каждому она дана. Искра божья есть в каждом человеке, но веры…
А на прощание скажу так: принять Господа Бога в сердце своем – значит, настроится на волну мироздания, ощутить себя капелькой в безбрежном вселенском океане, частицей того, от которого зависит все! Даже самые фантастические и нереальные мечты! Живи так, как если бы ты умер!
К О Н Е Ц
19. 10. 11г.
***
© Copyright: Халиф, 2012
Свидетельство о публикации №212010900672
Свидетельство о публикации №212010900672
Рецензии