Жизнь в оккупации

ФРОНТОВЫЕ БУДНИ ЗЕМЛЯКОВ - 4

      -   Вспоминать о прошлом тяжело, но и забыть невозможно, - вздохнув, сказала Лидия Антоновна Виндюрина, - Два с половиной года довелось жить на оккупированной территории, месяца два – под одной крышей с немецкими офицерами.
      -   Что и говорить, пришлось хлебнуть горя, - добавляет её сестра Анна Антоновна Седова. – Нагляделись на высокую культуру немцев и «райскую» жизнь при них. Когда наши ушли далеко на восток, немцы почувствовали себя хозяевами на Украине и добренькими прикидывались. Зато при отступлении показали своё истинное обличье…
    На Украине Антон Прокопьевич Бутырин и его супруга Варвара Яковлевна оказались не случайно: голод предвоенного года в наших краях прогнал из родного села на поиски лучшей доли. А семья в марте 40-го года прибавилась: родилась дочка Люба – шестой по счёту ребёнок. Как только мать поправилась после родов, Бутырины снялись с насиженного места.
    По совету двоюродной сестры матери приехали хворостянцы в село Тихоновку, что в 7 км от Мелитополя Запорожской области. Подыскать квартиру для многодетной семьи оказалось делом нелёгким. Родственники переговорили с председателем соседнего села, Колхоз там был богатым, одним из лучших в районе. Нашлось подходящее жильё – большой дом, бывшая усадьба помещика с шестью 2-комнатными квартирами. Вскоре в этом доме поселились три семьи. Двух комнат вполне хватило и на большую семью Бутыриных.
    Так оказались хворостянцы в селе Борисовка. Антон Прокопьевич устроился плотником, Варвара Яковлевна – дояркой.
     -   Мы трое – Алексей, я и Лида – тоже ходили на работу до сентября, - продолжает Анна Антоновна, - а дети поменьше – Иван, Нина и Люба – находились в детсадике… В Украине не как у нас: там пропалывали все посевные культуры. Вот мы и ходили на прополку. Тяжеловато приходилось, зато председатель колхоза хвалил нас:
      - Я в людях толк знаю и редко ошибаюсь. Хорошая семья к нам приехала…
     22 июня 1941 года началась война. Немцы стремительно продвигались на восток. Вскоре и в Борисовке они появились. В доме, где жили Бутырины, немцы выпроводили одну небольшую семью и разместили в той квартире штаб.
       -   Так мы оказались под одной крышей с немецкими офицерами, - продолжает Анна Антоновна. – От голода спаслись, а попали к немцам. Мы боялись их присутствия, на глаза старались не показываться. Зато нас никто из немцев и болгар никогда не трогал.
      -   Как вошли немцы в Борисовку, так сразу грабить принялись, - вспоминает Лидия Антоновна. – Кур во дворах начали ловить, яйца в сараях искать, поросят стрелять. Но это в первые дни, потом комендант собрал людей на площади перед клубом и стал говорить на ломаном русском языке. Мы, конечно, ничего не понимали. Комендант приказал одному из своих помощников перевести и разъяснить его требования доходчивее. А требовал он, чтобы с утра все трудоспособные жители села выходили на работу. Перерыв на обед – один час. Обедать только на рабочих местах, куда из колхозной столовой будут доставляться продукты. Рабочий день – всё световое время суток. Если кому-то потребуется отлучиться домой по уважительным причинам, необходимо отпроситься у старосты. Тот выдаст пропуск. За самовольную отлучку – расстрел. Для молодёжи тоже ввели ограничение: находиться на улице разрешалось до 23 часов. Всюду круглосуточно патрулировали немецкие солдаты. Всех подозрительных задерживали и доставляли в комендатуру.
      -   Больше всего жителей тревожили болгары, - говорит Анна Антоновна. – Их почему-то в селе было очень много. Если они позволяли себе лишнее в отношении женщин, немцы их тут же, принародно, наказывали плётками. Этим самым фрицы доказывали своё благородство по отношению к местным жителям. Но случалось и другое. Однажды в июле комендант, наблюдавший с вышки за работающими в поле женщинами, заметил, что они стоят без дела
Верхом на лошади примчался к ним и спросил, почему они не работают.
    -  Господин комендант, ещё земля сырая, - за всех ответил бригадир. – Нельзя ли подождать ещё немного, чтобы не потоптать посевы?
    Вместо ответа бригадир получил несколько ударов плёткой. Переводчик сказал, что если они сейчас же не приступят к работе, будут наказаны все.
      -  Так вот мы и жили при немцах, - вздыхает Лидия Антоновна. – Во время работы отдыхали стоя, и то с оглядкой.
    Как правило, визиты коменданта заканчивались наказаниями. Причину он умел находить. Управлял четырьмя колхозами, но успевал побывать за день везде. Однако чтобы люди не разочаровались в немецком порядке, комендант не забывал о «щедростях» : вызывал к заболевшим врача, который назначал лечение, помогал нуждающимся в приобретении рабочей одежды. Но самой главной щедростью было то, что он выдал людям столько зерна, что те не знали, куда его девать. А всё потому, что в первое военное лето урожай зерновых выдался на славу. Комендант не сумел вовремя придумать, что с этим богатством делать и вот и раздал людям.
  -  Мы и на чердаке рассыпали пшеницу, и ямы во дворе выкапывали, куда тоже определяли Божий дар, - продолжает Анна Антоновна.
    Перед началом нового учебного года комендант сказал женщинам, что с первого сентября все дети школьного возраста должны прекратить работу в поле и приступить к занятиям. Он убеждал, что в школе всё будет по-старому. Однако советских учебников не оказалось: их немцы успели вывезти и сжечь. Преподаватели пришли другие, которые в основном объясняли изучаемый материал на немецком языке. Иногда кратко переводили на русский язык. Так продолжались занятия до конца первой четверти. После ноябрьских каникул дети пришли в пустые классные комнаты: парты тоже вывезли. Этим комендант дал понять, что образование людей славянской национальности его не интересует. Словом, занятия в школе прекратились.
-   Обо всём разве расскажешь? – размышляет Лидия Антоновна. – Помню хорошо, когда в 43-ем наши погнали немцев из-под Сталинграда, фрицы у нас в селе совсем озверели: сожгли склад с зерном, взорвали мельницу. За малейшее неповиновение расстреливали. Малых детей бросали в колодцы, чтобы своим криком не портили настроение. Да ещё гранаты вслед бросали.
-   А я помню, - добавляет Анна Антоновна, - когда наши стали приближаться0 немцы даже огромное стадо коров в поле бросили. В Германию тогда наш скот угоняли. Мы ловили коров и приводили к себе во дворы. Брат Алексей в это время свою корову пас. А как начался артобстрел, наша кормилица убежала в стадо. Но я привела другую корову. Без молока нам бы не прожить: Нина и Люба тогда маленькими были… Корова оказалась дойной. Так и жили.
     В конце октября – начале ноября советские войска приближались к Борисовке. Жители оказались под двойным огнём. Люди уходили в поле и рыли землянки, где и спасались. Бутырины никуда не уходили: где можно поместить такую ораву?
    Однажды по всему селу заполыхали пожары: немцы, удирая, жгли дома. Начальник штаба, живший в доме Бутыриных, приказал им срочно выселиться, т.к. и этот дом будет сожжён. Бутырины переселились в один из уцелевших домов.
-   Как сейчас помню, - говорит Анна Антоновна, - пришли в Борисовку наши солдаты. Грязные, худющие, голодные. Просят поесть. А у нас у самих ничего нет, кроме коровы. Всё сгорело в том доме. Потом солдаты нашли оставленный немцами грузовик с печёным хлебом и набросились на него…
-   А кода наши пошли дальше на запад, - вспоминает Лидия Антоновна, - мы ходили по полю, собирали трупы своих и немецких солдат и хоронили в большой могиле. Много погибло тогда солдат.
    Осенью того же года пришло последнее письмо от отца. А через месяц получили извещение о его гибели.
    В конце 44-го ушёл на фронт и брат Алексей. Он остался жив и служил ещё два года после войны. В 1947 г. Варвара Яковлевна с неполной семьёй вернулась на родину. Анна осталась жить у родной тёти в Тихоновке. Но через год мать привезла домой и её. С помощью родственников и односельчан построили свой дом. Скитания по чужим углам прекратились.
-   Такая вот наша жизнь, - заканчивает Анна Антоновна. – Теперь разбежались кто куда. Только мы с Лидой остались в родном селе.