Песочный город

                Песочный город


               Краткое содержание вероятных предыдущих глав.


                Я по пустыне ходила, полной воды,
                По голодному краю, с изобильем еды.

                Всё пропитано щедро мучительным ядом,
                И смерть ходила, косясь, улыбаясь рядом.

                Шла бесцельно, без надежды найти
                Тихий приют, не выбирая пути.

                С идущею рядом,уже хотелось начать говорить -
                Молчала и продолжала кругами ходить.

                Я кричала, каюсь, ругалась на Бога,
                Ничего не менялось, все та же дорога.

                Я забыла, как пришла в это место,
                Да вообще и не знала, если уж честно.

                Так получается, я здесь и родилась,
                Если жива, иду, и не отравилась.

                Я привыкла, утоляю и жажду, и голод,
                От рядом идущей, лишь исчезающий холод.

                А жаль, я привыкла уж к ней,
                Не так страшно и идти веселей!

                Внезапно мелькнуло, я здесь не родилась!
                Я, в этом месте со всеми простилась …


                1.

        Когда с тобой что-то происходит, ты об этом узнаёшь первым и часто единственным, где-то в четырехлетнем возрасте я совершил это неожиданное открытие. Другим важным открытием стало то, что происходящее не всегда является желаемым и шансы избежать явно не в пользу встревающего тела организма, но они явно где-то есть. Со временем это развилось в болезненную потребность полной предсказуемости происходящих событий. Неожиданные и гадкие сюрпризы были сродни временному буйному помешательству, все должно было находиться строго в рамках ожидаемого чего-то. Кому-то это и покажется помешательством, но кому-то, же и запах дерьма нравится, так что, рассуждения, по-моему, здесь излишни. Каждому нравится то, что нравится.

        Жизнь это сценарий, уже давно написанный, и весь процесс существования есть ни, что иное, как его постановка. Кто-нибудь, из разряда умнейших, захочет обязательно глубокомысленно произнести, что в ходе постановки в сценарий вносятся изменения, чушь щенячья …. Любая импровизация, если она заранее не была предусмотрена в этом месте, вносит хаос и начинается череда бесконечных выкрутасов, уводящих от линии ведущей к ожидаемому результату и все рушится, и получаешь то, что имеет неприятный запах.

        Во времена прыщавой юности, я очень хотел изъеиметь одну красивую, но очень уж зазнавшуюся барышню. Пригласил ее на свидание, естественно в предвкушении горячего соития. А, что мне нужно было мечтать пообсуждать с ней бессмертное творческое наследие, ставшего столь же бессмертным Вилли Шекспира?! Да его Ромео сам со стояком наперевес бегал к Джульетте! Как бы там ни было, я предложил ей встретиться и приятно провести вместе коротенький отрезок наших жизней. Она ответила твердым согласием. Никакой лупоглазый умник не убедит меня в том, что она не прокрутила в своей крашенопудренной голове различные варианты развития событий. И вот когда она стала делать, довольно убедительно, вид, что беспробудно не понимает, чего от неё хотят, ведь она такая вся неземная. Я просто дал ей по куполу, предоставив тем самым оторваться от земли и дальше все было вполне предсказуемо и ожидаемо. Сначала, она смущаясь сопротивлялась, а потом забыв про стеснение, самозабвенно хрипела от удовольствия и вульгарно шептала, что даже не представляла как это может быть приятно.
 
       Почему я так поступил, на первый взгляд по-скотски? Был горький опыт. Импровизировал с одной, разные там уси-пуси, старался угадать момент, там когда она сама подаст знак и все такое. И что? Ее трахнул другой, который не стал размазываться перед ней, а просто зажал в углу и … Все должно быть предсказуемо. Кому как, а мне хочется так, просто нужно выбирать правильное направление.

       Я не мечтал о чем-то таком, от чего может случиться вывих мозга, просто хотел быть перманентно счастливым. Как спел, когда-то, тоже великий и ужасный, мрачно-веселый Блэки Лоулесс «Я хочу быть хоть кем-то!». Звучит глуповато, но согласитесь, что червяк  зависти щекочет, когда смотришь на человека, который этим «хоть кем-то» стал. Он выбрал нужное направление и уже прошел большой отрезок пути, смог извлечь выгоду из дерьма. Дерьмом, я называю Систему, в нём, простите в ней всё живет и приспосабливается, хотя тоже куча. Система, это мой маленький бзик, ели я начинаю о чем-то рассуждать с умным выражением на лицевой части черепа, то меня всегда сносит до обсирания Системы. Хотя я, как и 99,999% понятия не имею о ее устройстве, но так хочется попинать паровоз, ему по хрену, а мне величественно приятно. Немного попорчу свою обувь и успокоюсь, мысли войдут в нужное русло, ведь по большому счету всему насрать на все. Глубокий вдох … Сейчас попытаюсь все связать.

       Всегда старался быть вне этой пресловутой Системы, не зависеть от нее, ведь интересно же, есть ли жизнь за ее пределами. Становясь журналистом думал, что это самый лучший способ творить пакости этой вездесущей. Как молоды и чудесно наивны мы были! Я стал ее любимой частью, Она любит самолюбование, а я над этим трудился, не понимая и потому не покладая рук. Но надежда найти выход никогда не покидала. Со временем я пришел к выводу, что я не часть, а наблюдатель. По роду своей деятельности искал, находил, наблюдал и по мере необходимости (чаще материальной) описывал события, к слову, люди для меня тоже представлялись событиями. Создавая полные замирания от восхищения, щенячьи статьи-репортажи о жизнедеятельности как бы элиты, я закладывал бомбы замедленного действия в корявую кладку современной истории. Каждый пустотелый пердун, воспринимающий окружающих не своего круга быдлом обыкновенным, а стало быть, позорным, позиционирует себя важной и неотъемлемой составляющей творимой истории современности. Даже не задумываясь, что не будь этой вонючей кучки дерьма, которую в итоге они из себя представляют, этой самой современности значительно легче дышалось бы. Ух, как я люблю над ними поглумиться, обычные блатные суки на пятнадцать минут своей никчемной славы. К сожалению, чем больше я над ними издевался, тем яснее понимал, что играю по их  правилам и становлюсь таким же, и стремлюсь к тому же. Но ведь я ищу выход! Слабенькое оправдание. Прав был Кафка, страдалец чахлый, нам не важно, что мы не виновны, нам важнее быть оправданными, даже в том, чего не совершали. Сложно все-таки приходится идиоту мыслящему, так было во все времена. Буду продолжать искать, предвкушение самое ценное, что есть. С предчувствием чего-то нового, и это уже, как ни жаль, стало обыденным, я отправился творить новый репортаж, новую замедленную бомбу. Но на этот раз, решительно, никакого флуда. Хоть высокоразвитый обыватель и элита любят воспринимать лишь информацию о том, какой длины член у певца N и на сколько сантиметров он проник в задницу политику P или наоборот, особой разницы в расположении задниц и языков нет. Короче, тот, который стоически это терпит, дабы не выдать свою латентную гетеросексуальность, и что это за дама с красивой прической, заботясь о всех, делает ему глубокий минет, ну и так далее по кругу. В этот раз, я подсуну настоящую бомбу, начиненную ненавистью и их же собственным дерьмом. Я нашел такое событие! Лишь бы скорее добраться до нее, уж она то расскажет, все и без кривляний, и это многим будет серпом по всему, что там у них свисает.

       Проспать весь путь до места назначения для меня плевое дело, даже привычка. Сначала разглядываешь, то, что успеваешь, потом надоедает, зевок, еще и нет тебя, появляешься полуотдохнувшим, пропустив нудное время передвижения. Но спать на жаре к разряду изысканных удовольствий не относится, даже папуасы не спят на солнцепеке, а прячут свои изуродованные тела в тени. Проснулся я от жестокой духоты. Огляделся вокруг и удивился, вернее, будет сказать оху.. , короче очень сильно удивился.

       Машина стояла посреди, хотя на самом деле это очень условно, выжженной, красовавшейся своими бесконечными трещинами на глинистой почве, степи. Кругом одинаковый до идиотизма пейзаж, водителя нет (исчез сука), да и вообще вокруг никого и ничего нет! Забавно. Бак у машины, не вру надеялся на другое, оказался девственно сух. Следов вокруг никаких, будто с вертолета сбросили, только нафига нужна машина с пустым баком?! Точно, в ней оставались пара бутылок с водой. Слава Богу, я не в хреновом, прифантастированном экшене, вода на месте, хватит и того, что я в огромной, иссохшей жопе. Паники не было никакой, да и какая паника, она сама обосралась от увиденного и сбежала в ужасе. Короче осталось лишь выбрать направление в котором будет угасать надежда. Все идут на север, когда все равно куда идти. Значит на север.

       Первые три дня, они одинаковые самые. На четвертый приснился сон. А был он такой. Я шел своей, только мне известной, новой дорогой, но на всем Пути я так и не встретил Радугу. Человек с Серебряной Горы, похоже, обманул меня, вокруг твердая глиняная пустыня. Местами возвышались огромные каменные столбы, отбрасывающие душную, но все же  не убивающую тень. Это было похоже на конец Пути. Смерть от жажды и голода в бесконечном ползании за тенью, ведь солнце здесь временами тупело и забывало, что бывает ночь. Я стою у входа, назад дороги нет, там Смерть и впереди пейзаж был явно ее кисти, одинаковый до безобразия, покуда видят воспаленные глаза. Осталось сделать шаг.

       Хороший был сон, в нем хоть эти огромные столбы с жухлой тенью … Завидовать самому себе во сне, это уже даже не звоночек, это охреневший удар в колокол. И … Хвала Создателю, сон оказался вещим, далеко впереди, насколько далеко об этом лучше не думать, я заметил три таких уродства! Может под ними будет тень?! Когда я до них добрался, то тени там не обнаружил, безлунной ночью она лишний персонаж.

       Утро, я становлюсь романтиком, подарило мне радость, пусть и странную, но радость. Я увидел, что впереди появилось нечто, к чему можно идти, безбрежная пустота не лучший друг рассудка. Видно так устроен человек ограниченно, что глазам, как это говорят по-русски, нужно за что-то зацепиться. А тут вдалеке вырисовывался огромный, во весь горизонт, город в пустыне. Хочется надеяться, что город.

       Все происходит не просто так и вовсе не зря. Но очень уж обидно было, столько протащиться и найти город, где из населения только развалины, пыль и дырявые тени. Где же в асфальтированных джунглях, откуда меня принесло, я мог растоптать бабочку? Город, какой-то он горбатый, пугал, да нет, он просто приводил в состояние близкое к безумию, своей мертвой пустотой и разрывающей уши тишиной. К черту детские обсиралки! Дело к ночи, надо раздобыть радость для желудка, переночевать в развалинах и утром … Утром нужно принять по возможности безошибочное решение, пойти через город и найти хрен его знает чего или обойти его по краю и найти то же самое. Будущее, ты как всегда прекрасно! С ужином повезло, как носатому французу, мне удалось увесистым камнем размазать по земле голубя, серливую птицу мира. Разодрав руками и по возможности очистив, я его неубедительно пожарил и съел. А в этом месте могла бы быть реклама Zippo. Бросая курить, не бросай любимую зажигалку, хотя бы и подарила ее тебе нелюбимая девушка!   Или вот еще: Девушки приходят и уходят, а Zippo остается!
      
       Я устал и потому после того, как глубоко оскорбил свой интеллигентный желудок, быстро безо всяких летающих в черепной коробке тупостей, уснул. Проснувшись утром в когда-то чьем-то уютном доме, я стал усиленно думать, куда идти дальше. Лучшим представлялось обойти город по краю, не углубляясь в него, экскурсия по заброшенным памятникам современной архитектуры отменяется. Так вернее можно найти дорогу ведущую (или приводящую сюда!) подальше от этого вымершего места и найти живых, добрых и бодрых людей. Да и не нравилось мне в этом вместилище подавленности и умирающих шорохов. Когда я вышел наружу, мне показалось, что я либо давно и безо всякого предупреждения бесповоротно свихнулся, либо всю жизнь был скрытым лунатиком. Дом, в который я забирался на ночлег, был тот же, но то, что вокруг, мягко говоря, другое. К черту всё, оно ****ец какое другое! Вчера я вошел в дом, от которого была, до тошноты, ясно видна вонючая пустыня, по которой я перся четыре дня. Теперь я стоял в окружении огромных и заброшенных зданий. В желудке начинал скользить уже знакомый панический страх. Года в четыре, считая себя уже бесповоротно повзрослевшим, а потому чрезвычайно умным, я раскатывал на своем смешном, с кузовом, трехколесном велике по окраине города, где мы жили. То, что Колумб в тот момент по сравнению со мной был бледной поганкой, можно и не говорить. Я гордо и неторопливо рассекал пространство, думая, что все восхищенные взгляды прикованы только ко мне. Чем дальше, неизвестно куда, я удалялся от своего района, тем больше становились здания и незнакомее лица прохожих. И вот когда … Так, стоп, еще не время судорожно пачкать штаны.

       Выбрав здание, которое мне показалось более высоким, хотя они все здесь огромные, я решил забраться на верхний этаж и оглядеться. Вчера я сильно устал и просто не обратил внимания, ну ведь не могли же какие-нибудь загадочные гномики-гомики за ночь выстроить вокруг эти заброшенные урбанистические шедевры. Вперед! Считать этажи осточертело где-то после тридцатого, хотя честно, я весь гудел от усталости и просто был не в состоянии сосредоточиться. Ступени, ступени, ступени, окон нет и полумрак вокруг. Больше всего поразило, то, что ничем не пахло, совсем ничем, просто не было запахов. Полуживой, наконец-то добрался до верхнего этажа и вышел на балкон. Не скрываю, люблю побаловаться травкой, и кислоту пинкфлойдную пробовал, но чтобы так штырило, никогда. Первое ощущение, что город сожрал меня и я маленькая глиста, находящаяся в огромных недрах его кишечника. Везде, куда могли видеть закаленные бесконечным сидением перед монитором компьютера глаза, простирался серый, густо усеянный серо-песочными зданиями ландшафт, предела ему не было, да и был ли он …

       Меня охватила паника и я безвольно уселся на свою вспотевшую задницу. Если бы я был девушкой, подарившей мне Zippo, то безобразно-красиво разрыдался бы, но ни фига не выходило. Не выходит, так не выходит и с трусливо трясущейся надеждой, я отправился к балкону на другой стороне здания и так три раза, и кругом одно и то же. И когда я злорадно, с огромной высоты, мочился на морды низ лежащих кварталов, меня осенило. Это мой новый отсчет, отсчет нового времени, я из одного говна перебрался в другое. Я искал выход и нашел, да еще сделал гениальнейшее открытие—выход это переход. Так как переход занимает какое-то время, а может, я из перехода только и вышел, и … Блин, гномики-гомики когда ж вы суки, успели выстроить этот лабиринт?! Мама, я обещаю, больше не буду смотреть мультики про покемонов и губку Боба, никогда! Просидев часа три на верху, я принял весьма забавное решение, надо продолжать жить, а то сдохнуть всегда успею. Жутко стало интересно, что все это значит и, что дальше. Выживу, чего бы это ни стоило, хер вам в горло, чтобы шея не качалась. Бравада это хорошо, анус не так дергается, плохо то, что мысли бегают как тараканы в разные стороны, нельзя схватить и заглянуть в их коричневые глазки. Ясно одно, надо выбираться из этого чудовищного дерьма песочного цвета. Пора спускаться к новой своей реальности.   
               
               
                2.

       Прошло полгода. Два слова, а сколько и через что нужно было пройти, чтобы сейчас вот так легко произнести, да блин, вот и прошло полгода. Потом ещё около трех месяцев, но Брюс Спрингстин так и не перестал меня раздражать, хоть я и не слышал его все это время. Зато стал лучшим, из единственного, охотником на голубей и ворон, перестал быть болтливой неженкой, превратившись в брутального и молчаливого придурка. Альтернатива не предусматривалась по причине отсутствия таковой. Я уже начинал чувствовать себя сталкером в Зоне и пытался измерять расстояние не метрами-километрами, а событиями… Но любой из них, даже самый трусливый, раскрошил бы себе голову булыжником от отчаяния, здесь решительно ничего не происходило. День за днем пыль, пустые улицы и хищно пялящиеся, бельмовыми окнами здания. Иногда я придумывал себе преследователей и самозабвенно уматывал от них по направлению севера, хитроумно обходя заранее ими расставленные ловушки, говоря им самое лютое спасибо за их беспробудную тупость. Не про того фильмы снимали все это время, придурки! Кстати о птицах, эти сучьи твари, голуби и вороны, всегда, живут рядом с человеком, но никого разумнее своей тени здесь не повстречалось. Если долго думать об одном и том же, то можно продолжить дальнейшую жизнь с неисчезающей идиотской улыбкой и мочась под себя. Тогда я дал себе установку, что они появились вслед за мной, чтобы умиротворенно пожирать говно, которое с завидной периодичностью оставалось после меня. И вот, какая-то из тварей, неведомо как проникла в мои мысли, а птицы склонны к мести, нагадила на меня вонюче так, жирно и смачно. Мне показалось, что этот хлюп эхом прокатился по всему безграничному городу, заставив всколыхнуться всепокрывающую, жрущую время пыль. И ладно, насрала, так насрала, все равно никто не увидит моего позора.

-- …… в рот! – услышал я за спиной гадость, произнесенную пронзительно приятным голосом. Свершилось, есть дьявол на земле! Признаюсь, я уже заждался слуховых галлюцинаций, значит теперь мои убегалки будут с полноценной озвучкой. Я обрадовался, я теперь всему радовался и потопал дальше на север. Почему не на юг? А я вообще не знал где то, а где другое! Здесь все не так и тени и, звезды не такие, так что мое продвижение на север очень условно, главное, что шел в одном направлении. Я тоскливо передвигал ноги, а что-то весело шуршало за мной. В моем фильме, ваше 3D нервно курит в туалете, полный эффект присутствия!

-- Я уже достаточно разглядела твою жопу, --тот же голос, но уже раздраженный, -- Не возбуждает, чудик!

 Не знаю для чего, но я это сделал. Скорчил изо всех сил, на сколько, только хватало моего актерского мастерства, наипротивнейшую и наидебильнейшую рожу и повернулся на голос.

-- Гы-ы-ы-ы, -- разве только слюна не капала с подбородка.

-- Упс и спереди жопа!

За такую беззащитную, детскую улыбку можно простить и измену, но только измену ненавистной родине. Вообще красивым женщинам прощается многое, правда делают это идиоты с очень заниженной самооценкой. Но она была до неприличия красива! Стройная, с большими, серого цвета глазами брюнетка, длинные и волнистые волосы, чувственные припухлые губы и … короче разрывное сопровождение для дрочащего в сортире солдата.

-- Я, это, Роберт. – Долгое молчание не лучшим образом сказалось на речевом аппарате, представляю, как ватно это для нее прозвучало, хотя я не о…..

-- Для жопы в самый раз! – вполне серьезно заметила она и вид у нее соответствующий – охреневшей, высокомерной, породистой суки. Становилось интереснее, я с любопытством разглядывал ее и, кажется, это действовало на нее возбуждающе.

-- Давай, определимся сразу! Ты еще не в моем вкусе, а значит, никаких ноктюрнов на кожаной флейте от меня не будет, играй сам на своей дудке! Усвоил? А то будешь носить ее в нагрудном кармане на память. И еще …

       Типичный бред, офонаревшей, от собственного ****ахуения, клубной дуры гадюкинского уезда, первый раз побрившей лобок, по приезде в большой город и почувствовавшей …, короче, я тоже обидно обзываться умею, но только молча . Тихо так про себя, без летальных последствий. Дальше я уже не слушал. Думал о своем и просто смотрел, как выпендривается эта красивая сучка. Странное существо, я за столько времени, встретил живой, разумный организм, а у нее все мысли между ног. Нет, ну раз уж, она об этом заговорила, то я конечно, и прямо не один раз и даже … Но сейчас еле сдерживал другое желание, треснуть ей по зубам, да так, чтобы кулак провалился в желудок. Тут я вспомнил, что не ожидаемая реакция, возвращает идиотов к реальности. Любопытство в моих глазах сменилось на брезгливое равнодушие. Я еще несколько секунд наблюдал за грациозными движениями ее телесной оболочки, непрерывное движение пухлых губок, улыбнулся и, развернувшись к ней ее любимой частью тела, зашагал дальше, как ни в чем не бывало, на свой север.
-- Стой, жопа! – теперь, это был голос напуганного, капризного ребенка, мне показалось, что она всхлипнула.

-- Отсоси, истеричка! – не оборачиваясь, бросил я.

-- Я согласна, ну стой же!

Мои ноги воткнулись в землю, а голова наполнилась нарастающим гулом.
-- Прости, я просто свихнулась от одиночества …

-- Я тоже.

-- Всё так неожиданно и я, я тебя, там …

    Только не это! Но она уже судорожно вцепилась в мою шею, отдирать не было смыла и поливала горячими слезами и без того нагретое садистски настроенным солнцем тело. Внутри все перевернулось, стало невыносимо мерзко, и новая волна ненависти к городу накрыла меня. Как он поглумился, над этим милым, все-таки, созданием. Я начинаю размякать. Вдруг явственно почувствовал, как его шершавые пальцы смыкаются на моем горле
…
-- Надо идти, -- вырываясь из двойных объятий, произнес я, -- днем я всегда иду!

-- Я там уже была
.
-- Все равно, я иду туда, здесь все не так, там была ты, а не я.

   Она покорно зашагала рядом, молча, словно боялась, что заговори она, и реальность тут же рассыплется в пыль, и она вновь окажется одна. И мне, почему то не очень то, хотелось узнавать про нее, как неожиданно свалившееся чудо, она мне нравилась больше. Хотя на самом деле, просто боялся услышать, то, что уже почти не вызывало сомнений.

-- Я говорил тебе, что я Роберт?

-- Ну да и я тебе …

-- Что ты мне?

-- Что я Ватрушка – она так необыкновенно произнесла это, с таким мягким ударением на первый слог, у меня аж мурашки пробежали по спине.
 
-- В смысле?

-- Безмысленная  Ватрушка, -- улыбнулась она – ну да Ватрушка, кажется, так меня называли, это я помню, наверное.

       Никогда еще мне так остро не казалось, что происходящее, есть ни, что иное, как разрушающий все логические связи, реалистичный бред шизофреника. Я посмотрел на нее, идет рядом, справа, красивая, под облегающей кожаной жилеткой а-ля Доро Пеш, соблазнительно вырисовывается высокая грудь, правильная, твердая походка, видно тоже не на пуфике здесь летала. Протянул руку, прикоснулся – настоящая. Она глянула на меня, провела пальцем по моему предплечью и улыбнулась как старинная знакомая. Ну, что ты лыбишься, дура красивая, сдохнем мы тут с тобой и все. Я вдруг вспомнил, как жалко мне было красивых теток, которых красочно убивали в кино, особенно Монику Белуччи в «Необратимости». С подобными рваными мыслями я и добрался до позднего вечера, времени, когда я никуда не шел. О чем думала она, не знаю, может, расскажет перед сном. Всю дорогу казалось, что она вот-вот начнет, что-то говорить, но лишь периодически поглядывала и смущенно улыбалась, когда взгляды встречались.

       Темнеет. Мы зашли в отдельно стоящее двухэтажное здание и не договариваясь, словно постоянно только этим и занимались, начали разбивать мебель для костра. Видно наше предыдущее, раздельное здесь существование, скорее всего, имело много общего.

-- А ты приятная собеседница, -- поддел я ее, когда мы уже закончили приготовления и уселись возле огня.

-- Мне казалось, если я открою рот, то ты просто растворишься в воздухе.
Никак не удавалось привыкнуть к тому, что я с кем-то, а не со своими мозгами, вслух, ртом разговариваю.
 
-- Откуда ты здесь? – мне казалось, что ее ответ должен расставить все по местам и я зацеплюсь за эту ниточку и тогда …

-- Я не помню, раньше, кажется, знала, а теперь, как будто файлы поудаляли и все, нет информации, не восстанавливается.

-- Но ведь, что-то же ты помнишь!

-- Знаешь, у меня такое ощущение, словно я здесь была всегда. Но самое интересное, ты прости, конечно, я уже взрослая девочка, а у меня уже, короче я полностью забыла про месячные, их нет.
 
     Идиот. Ну, надо же, видно я так перепугался и зациклился на чем-то, что называется поиск выхода, что забыл про мелочи, которые могут многое объяснить. Я сидел и тупо тер свой подбородок. Я ни разу не брился, не потому, что нечем, а просто щетина больше не беспокоила своим ростом. Обычная, трехдневная, как в то утро, когда выехал … и приехал в никуда. Стало ясно, что я просто контуженый идиот, изнуряющий себя ежедневной онанистической ходьбой, просто потому, что страшно остановиться и заглянуть правде в глаза. Я убегал. А она …

-- Что ты хочешь этим сказать, что здесь …, -- мне с трудом удавалось сдерживать внезапно навалившуюся панику прозрения, --  Я даже не знаю, как это Здесь называется!

-- Ничего не хочу сказать, я просто блуждаю, мне очень страшно, но страшнее еще от того, что я не знаю от чего мне страшно. Бред, понимаешь, полный бред.

       Встретились два незнакомых человека и не могут рассказать друг другу ничего нового, просто потому, что его нет, ничего нет, ни старого, ни нового. Кругом вязкое Ничто и Нигде, и где-то в недрах этого барахтаются два тела. Им и с ума сходить не надо, нет грани разделяющей нормальность и ненормальность. И доктор болен, вон сидит, подмигивает, пидор кучерявый. Она что-то говорила, ее соблазнительные губы двигались, двигались, двигались … Организм запускал защитные функции, я тяжело проваливался в сон, переставая различать границу реальности. Я пытался из него вынырнуть, но оказывался в каком-то невообразимом киселе. Ватрушка, красивая Ватрушка, с нежным ударением на первом слоге, опять несла какую то высокомерную чушь, любит, сучка повыпендриваться.

-- … можешь смело засунуть себе в задницу. Лучше помечтай о ватрушках, я по ним сильно соскучилась.
 
       Мечты о ватрушках как-то не складывались, все больше о Ватрушке, и ближе, и понятней. Ватрушка?! Это, что намек на открытость? Вот я мысленно, все сильнее и сильнее открывал Ватрушку, тьфу ты, навязчивое прозвище. От костра остались лишь уютно переливающиеся теплым светом угли. Перед наконец-то, не одиноким завтра, сон предательски убегал от меня, заставляя мозги перетирать странное варево из выпечки, начиненной разбуженной похотью. Ватрушка! Одна большая, вкусная и … Мечта очень сильно набухает, сил удерживать ее полет нет. Какие на фиг условности, вокруг никого! Хочу ближе к реальности, а реальность тихо сопит на расстоянии вытянутой руки …

       Утро. Это надо же, какой бред приснился, полное ощущение реальности происходившего, да, с ее появлением сон резко сменил жанровую направленность.
-- Вау! – особенное утреннее вау и сладкие, как у детей потягушки, определенно забавное создание. А может ну его, это блуждание, когда она, тут, рядом идти совсем неохота. Сидеть смотреть на ее красивое лицо, говорить ни о чем и слушать ее мелодичный голос, просто мечта из другого мира. Пока я предавался  неполовозрелым, слюнявым мечтаниям, она куда то вышла, может, что-то и сказала, но мои уши витали вместе со мной. Вау и несколько фраз все, что составило наше общение. А после … , а после ничего.

       Я стоял и недоуменно оглядывался по сторонам, ее нигде не было. А может я сам придумал и уверовал в ее существование. Сны, разговоры, а недавно мне в солнечном мареве стали видеться забавные цветные пятна, которые с веселым  хихиканьем разлетались в разные стороны, когда протягивал к ним ладони. Они проворно улетали за угол ближайшего здания и переливаясь немыслимыми цветами, наполовину высовывались оттуда, наблюдая за моими передвижениями. Я останавливался, крепко зажмуривал глаза, потом резко открывал, ухмыляющиеся шарообразные пятна бесследно растворялись в раскаленном воздухе. Минуты через три, за спиной опять слышалось сдавленное хихиканье, я молниеносно, со скоростью нежданного пука, оборачивался, но там никого не бывало. Смешки умолкали, и все становилось на свои места, обычный перегрев. Но стоило развернуться и пойти вперед, как эти уроды начинали издевательски маячить в нескольких кварталах. А совсем недавно я полдня гонялся за …

--- Эй, Робик, пора в гробик! – она стояла, высоко, на полуобрушившемся балконе и явно собиралась измерить свои летные характеристики. И пока я двигал свою челюсть взад-вперед.

-- Нам уже не по пути, дальше сам. А ты милый! –  мне вновь почудилось шарообразное хихиканье,- Мы не протянем вместе вечность!Я знаю!Лучше помни меня!

   Мне везло всегда и везде!Женщины с даром предвидения!Но, бля, одно дело раздавить любовь, приняв ее за какие то сраные отношения! А тут...

       И она полетела. Мне в самом деле показалось, что она полетит, но тыкавший в глаз Ньютон, давным-давно открыл, на ее голову, закон всемирного тяготения летающих идиоток к смерти через размазывание. Летела она недолго и молча, потом звук после падения огромного мешка с куриными яйцами: хрясь-хлюп. Когда я подбежал к ней, то возникшая ранее симпатия, резко сменилась на рвотный рефлекс. Пока я изливал из себя на пыльный асфальт свою боль и недоумение, что-то быстрое и синее промелькнуло и исчезло за углом. Вздор, просто лопнул капилляр в глазу.

       А похороны, тоже развлечение, в бесконечной череде шагов в неизвестность, мрачно думал я, ковыряя могилу для Ватрушки. Как же на самом деле ее звали? Я ковырял твердую землю и вместе с ней свой мозг. Одиночество становится невыносимым, когда есть о ком думать … Соорудив, как мог, надгробие я поплелся прочь от этого места, прихватив, не знаю зачем, ее кожаный жилет а-ля Доро Пэш, наверное на долгую память. А, что мне нужно было как какой-нибудь Меджнун до смерти торчать у могилы и с рассвета пялить суровые, раскосые глаза вдаль и бормотать чего-то там на персидском?! Она ясно дала понять, нужно идти дальше. Дальше, дальше черный росток предчувствия уже основательно укрепился во мне.

       В этот раз, шел долго и остервенело. Усталость, решившая было составить мне кампанию, потеряла сознание и осталась где-то в лабиринтах улиц молчащего города. Остановился, когда глаза  уже совсем ничего не видели. Меня не покидало ощущение, что я пропустил несколько ночей к ряду, пройдя их в каком-то полуобморочном состоянии, а сейчас организм просто растворился в усталости и ничего кроме нее не мог чувствовать. Зашел в ближайшую квартиру и впервые(?) за долгое время решил развести на ночь костер, вновь раскрошив для этого некогда комфортную мебель. Мебель, единственное упоминание о прежних хозяевах, ни фотографий, ни личных вещей. Хотя, при чем тут мебель, ни о ком она не напоминала. Было ощущение, что ее привезли, поставили, а новые жильцы так и не приехали, здесь никого никогда не было. Я долго пялился на огонь, с трудом перенося половые сношения между правым и левым полушариями. Рядом лежала не заполненная роскошным телом Ватрушкина жилетка. Что там в карманах? Zippo, как у меня! Вот ****ь, из забытой жизни, настойчиво уверяла, что в единственном экземпляре, а еще дочка министра! Хотя чему тут удивляться, ведь он был замешан в гомосексуальном скандале. Dunhill (?!), полная пачка, сложенный вчетверо, ветхий лист бумаги и все. Первым делом, без раздумий, закурил, блаженство было неописуемое и уж затем, развернул лист. Стихи. Вообще то, что от них осталось, бумага была немилосердно затерта, так, что разобрать можно было лишь пару-тройку четверостиший, остальное обрывки, намеки на слова. Но и это доставило мне странную и приятную радость. Я человек, имевший дело с буквами и тем, что потом получается из этих невинных созданий, был на седьмом небе, вновь увидев их осмысленное сочетание. Этот город письменность обошла стороной. Долго и настойчиво искал здесь газеты, книги или, что-нибудь еще, что расскажет о месте, куда я попал. Вскоре убедился, что нет смысла искать, то, чего вообще не существует. Я не видел ни одной вывески, номера дома, ни даже дорожных указателей и знаков, просто запутанные или прямые безымянные улицы и серо-желтые здания, которые могли иногда хищно улыбаться. Со временем заставил себя перестать думать об этом и мечта найти в бесконечном лабиринте, огромную борхесовскую библиотеку засохла, заботливо накрытая тенью моего страха. Название, мои познания в испанском равнялись идеальному нулю! Но «Mas alla de la muerte», было знакомо, одному моему товарищу, чудовищно нравилась песенка с таким припевом, он достал ею всех, у него даже прозвище было, Тони Муэртэ. Хотя признаться звучит мелодично, люблю мелодику в языке – Mas alla de la muerte – по ту сторону смерти. Только сейчас проговаривая эти слова, ничего забавного не находил. Я начал разбирать сохранившиеся слова:

Полоумн.. …..це …….. …сеть,
………. руины …………… дырявая тень.
………..  ожа ………….. ет  ..ернеть 
…………………….. обугленный день.
Город ……………….. эхо и треск,
Гибнут осколки под толстой подошвой,                На башне с часами умерший блеск,
Жизни затухшей, давно уже прошлой.
Среди трещин …….., чей-то портрет,
Замерший миг, чьих-то надежд.
…………………………………….вет
О ……………………… -то одежд.
Кладбище вышло за пределы оград,
…………………………………………
…………………………………………..,
……………………………………… не рад
………………………………… ке
Тени ……..ят …………….лей тайн…
……………………………………. Русло
………………………………………….
…………………………… … грустно.
Унылый пейзаж …………….. ет секреты,
Желания нет возвращаться в руины,
И не придется, выхода нет и …
Блуждающий странник бесконечной равнины.

    Прочитав, я подумал, что это эффект от первой выкуренной за почти год сигареты. Я сидел у догорающего костра и подвергал свой мозг циничному изнасилованию. Она была как искра, мелькнула и исчезла навсегда, оставив маячащий, теперь перед глазами образ. Красивое, не по земному, улыбающееся лицо, белая, словно припудренная кожа и, и … почему-то пронзительно грустные, черные глаза. Глаза у нее как будто существовали независимо от настроения. Почему я сразу этого не заметил? Ну как же, какие глаза, когда такая жопа с сиськами! Стойхер озабоченный! Сейчас потекут слюни вперемежку с соплями, что если, то, и тогда, ах вот и была бы жива, а не сгорела бы как …. Она сделала, то, что сделала, это ее путь. Стоп! Сгорела, искра …. Это просто совпадение, да и владение мовой, как и испанским. Но Ватрушка, с нежным ударением на первый слог. Ведь могла же сказать, к примеру, коржик и слаще, и произносится легче. Значит ватра – костер. Надоело, умерла и мозги все вывихнула! Когда я наконец то вынырнул из вязкого варева, клокотавшего в моей голове, уже было светло, рядом со мной был рассыпавшийся, пепельный труп костра.

       Я встал и пошел. Впервые обратно! Мне надо было убедиться, что я не тумбочка с глазами и хлопающей дверкой, а еще человек и управляю собой. Я должен убедиться, она была наяву, что я не подобрал эту жилетку в какой-нибудь из бесконечных квартир, хотя, в них ничего подобного не было. Пыль и мебель, мертвая пыль и не тронутая мебель, усыпальницы в ожидании праха. Я шел, я знал, зачем я шел, она все испортила и, что теперь. Пусть я спал, но когда так резко будят, то сходят с ума. Хорошо, что я еще не далеко ушел от места, где, где, что!? Сейчас приду, ничего не найду, все примет ясные очертания и дальше, дальше буду кормить ненасытную надежду.

       Оказалось, этот затаившийся город не терпит движения назад, для того, чтобы добраться до ватрушкиной могилы Он отнял у меня две недели, и Он захотел, чтобы я ее нашел. Вот, оно корявое надгробие, достойное бездомной шавки, похороненной детьми в приступе неосознанного сентиментального милосердия, но не человека. И я как голодный, драный койот,  буду ее раскапывать. Учитывая, что я был (?!) журналистом мне часто приходилось читать об эксгумациях, читать, но не присутствовать. Постоянная жара и болотная ночная сырость! За время моего блуждания, воспоминания о временах года и перемене погоды, были полностью изъяты из воспалившегося сознания. Мысленно приготовившись к лицезрению, чего то, разбухшего и вдыханию тяжелого аромата, я принялся расковыривать обратно, мной, сооруженное последнее пристанище красивой, ускользнувшей девчонки. После часового пыхтения показалась нога … Ну все, убедился? Но я уже не верил здесь ничему. С ней ничего не произошло, она как будто просто спала, такая же чертовски красивая и соблазнительная, прямо бери и трахай, пока не проснулась и не послала  куда подальше. И куда подевалась моя изысканность? Я даже непроизвольно похлопал ее по щекам, чтобы очнулась. Не отреагировала, хитрая сучка. Стало невыносимо, непередоваемо грустно. В голове, что-то хрустнуло, я знаю это черный росток.

       Снова лабиринты улиц и шаги, шаги, шаги …. Почему меня не разбил паралич от отчаянья, я бы просто полежал немного и тихо умер бы в мучениях. Но я упорно шел и уже наверняка знал, что то изменилось. Город сжирает твои воспоминания, вроде помогает, но по садистски, эдак утонченно, оставляет маленькую частичку чего-то, что начинает разрывать тебя изнутри, и еще черный росток. Мечешься, больно ударяешься, но от чего, не ведаешь и становится …, я не знаю в земном языке таких слов. У меня появилось новое развлечение, сидеть на крышах и смотреть, просто тупо сидеть и смотреть, часто даже ничего не различая, просто перед глазами песочно-серое поле, усеянное черными точками. …выхода нет и …, блуждающий странник бесконечной равнины.

       Вы видели BMW конца тридцатых годов ХХ века? Не сказать, что ах какая красивая, больше напоминает наглого, черного и горбатого карлика. Вся штука в том, что свое уродство чудесно превращает в угрожающее достоинство, взгляд приковывает намертво. Так и я, стоял в надвигающихся сумерках, намертво вперившись взглядом в BMW 328, модель тридцать шестого года, но почему то с уродским жестким верхом, такой родстер испортили. В редакции висел огромный постер с белой триста двадцать восьмой, так, что про это чудо, я наковырял много информации. А сейчас, передо мной, вросший в асфальт монстр, лишенный стекол, с тоскливо свисающими сверху дворниками и разорванной кожаной обивкой. Я не любовался, а скорее обреченно разглядывал, как висельник толпу на площади перед ним.
 
       На пассажирском сидении, под толстым слоем желто-серой пыли, лежала фотокарточка, старая, на ней лицо красивой женщины со старомодной прической. У меня даже не возникло желания, поднять фотографию с сиденья … я знал, я боялся.

       Машина стояла посреди крохотной площади, окруженной двух и трех этажными зданиями. За ними нависали вездесущие раскрошено бетонные громады, создавалось впечатление, что когда-нибудь, они сожрут ее вместе с ржавым BMW. Мне захотелось полюбоваться на эту площадь, она напоминала лишнюю мозаику на уложенном поле. Я забрался на плоскую крышу, ближайшей высотки, закурил еще одну, доставшуюся в наследство сигарету и принялся разглядывать площадь имени триста двадцать восьмой BMW. Как чудно и непривычно, было видеть автомобиль за столько времени. Межгалактический археолог с оборванной связью.

       Сумерки сгущались, приходила темнота, предметы принимали расплывчатые очертания и тут я чуть не задохнулся от втянутого дыма. У машины зажглись фары, они светили, каким-то желтоватым светом, очерчивая перед капотом круги от сиренево розового до болезненно желтого. Несколько часов я неподвижно сидел и разглядывал площадь с мертвым автомобилем, у которого по кошачьи светились глаза. Когда уже пришло ощущение зарождавшихся предрассветных сумерек, в полной тишине, площадь начала уменьшаться. Бетонные громадины бесчувственно сходились в одну точку. Через часа полтора, от площади остался лишь небольшой клочок вокруг BMW с подслеповато горящими фарами. Дрожащими пальцами достал сигарету, закурил и стал наблюдать, то, за, что любой фантаст, сменил бы наверное и ориентацию – увидеть наяву, свой написанный бред. Еще через пол часа , мне было видно лишь желтый луч, бьющий вверх, откуда то между высокими бетонными уродами. Слышно было лишь потрескивание последней сигареты при затяжке, но мне показалось, что я все-таки слышал сдавленный, усталый стон. Луч пошевелился, моргнул и затем словно растворился в надвигающемся рассвете. Все кончилось. Сожрал? Привиделось? Я с трудом верил в многочасовые галлюцинации. Мне не жаль, что я не киноперсонаж, который не обгаживая штаны, ринулся бы посмотреть на то место, глее стоял уродский BMW тридцать шестого года, с неправильным верхом. Ни за что! Он сожрал, тихо, совсем беззвучно, как аристократ, не чавкая, Сожрал!

       Солнце, как черт из табакерки, выскочившее из-за зданий, оно всегда так делало, заставило меня зашевелиться. Повертев в руках жилетку и клочок бумаги, я отшвырнул их, словно они неминуемо должны были убить меня. Я отошел подальше от них и уселся, на корточках, на самом краю крыши хреннадцатого этажа, подперев голову ладонями. Думалось издевательски хорошо, хорошо, но хаотично. Образы мелькали со скоростью ракеты-носителя, но при этом были очень четкими и с полным набором информации, прям системник на краю обрыва. Но нужных ответов не было, как и нужных вопросов, а без этого в патологоанатомии никуда. На что отвечать, если не знаешь, что ищешь? Но на самом деле, мне было, просто все равно, уже до визга в ушах надоело, что-то искать. А ответ , простирался прямо передо мной, докуда можно было только видеть и конечно же дальше. Но я не знал чертова правильного вопроса! Тогда я решил с головой окунуться в этот навязчивый, засмердевший своими убоговеличественными, нерушимыми останками, ответ. В голове зазвучал какой то бодрый ирландский марш. С воплем йе-хо, я ринулся к ответу, уже жадно раскрывшему свои объятия ….

       Все предсказуемо, все должно быть предсказуемо! И в последнюю секунду, я услышал чьи то окрики внизу и успел заметить несколько странно жестикулирующих силуэтов. Все-таки у мыслей скорость гораздо выше, чем у звука, совершенно не известно, сколько их пронеслось в тот миг. Самая главная и жирная, за которой неслись все остальные была надрывная – я здесь не один! Но мой полет в разинутую пасть начался и остановить его было уже невозможно. Сожаление, страх, злость и что то еще разрывали, мое цепляющееся за жизнь сознание, что то еще …. И ослепительной вспышкой, разбрызгалась в моей голове фраза, окруженная множеством, разбегающихся образов: Это лучше, чем трахнуть девчонку с Плейбоя! Я всегда подозревал, что перед смертью в голову лезет всякая ***ня.

       Акробатика и я, да это все равно, что научиться есть задницей. Но выходит, что я таки научился! Не знаю какой переворот с переподвыподвертом я исполнил в воздухе, но то, что в следующий миг после начала падения я судорожно цеплялся ногтями за карниз, это железобетонный факт. Кровь стучала в висках, ниже пояса ничего не чувствовал, зато желудком, с обреченностью освенцимского еврея, остро ощущал уйму метров Ничего под собой. Видеть я не мог, но истеричные вопли, иголками вонзались в мои уши, слов разобрать было невозможно. Кто станет вникать в какие то слова, когда ногти вырываются с мясом. Мозг разрезал скрежещущий звук отделяющихся от плоти ногтей.

       Они окружили меня плотным кольцом, что то говорили и смешно размахивали руками, я их не слышал …. Надо мной склонилась Ватрушка, она гладила мои щеки, а из ее грустных глаз скатывались бриллиантовые слезы. … скучал по тебе, хитрая сучка. Я ощутил себя BMW 328 тридцать шестого года выпуска, свет моргнул …. … Блуждающий странник бесконечной равнины.

                3

-- Мы соболезнуем, но новорожденный умер. Он отчаянно пытался жить, но внезапно ….- Мы изо всех сил пытались ему помочь, простите, но ….



-- Значит ему уже нечего было здесь делать, -- с тяжелым вздохом, еле слышно произнес один из врачей, красивая брюнетка с живущей в глазах грустью.

       Они постояли немного, разводя руками, видно ритуал у них такой и стараясь не шуметь удалились. Она осталась одна в палате, вскоре ее одиночество разбавили странные мысли.


                2011 год от Р.Х.