Тяжкие времена

                Новелла

     Максим Антонович Мамаев со вздохом встает с постели, боясь разбудить жену, тихонько, будто крадясь, продвигается на кухню. Закрыв за собой дверь, распахивает форточку, потом садится и закуривает, но мысли все равно, будто назойливые мухи, без конца пристают и все лезут, и лезут…
     И чего это я так вдруг разволновался, - задает себе трудный вопрос, - хочу, но не могу уснуть? Ведь такое случалось и ранее и к тому же не раз! Ничего, обходилось всегда без каких бы то либо серьезных последствий, нюни не распускал. Пронесет и сейчас! Повоюем еще, вновь испеченные господа демократы и прочая шушера, перекрашенные коммунисты, и посмотрим еще, кто кого!.. Посмотреть-то посмотрим, только руки дрожат, черт возьми! Очевидно, старею, нервы уже не те…
     Ровно два часа ночи. Во рту от табачного дыма горчит, сами слипаются глаза. Закашлявшись, Максим Антонович морщится и, открыв холодильник, достает на прошлой недели раскрытую четушку. Некоторое время он усиленно размышляет, принять рюмочку или нет, все же ставит бутылку обратно и возвращается в постель.
     Были когда-то времена!.. – снова мрачные мысли одолели Мамаева. – Только были да сплыли. А жаль. Что там ни говори, а жили, так сказать, не тужили. И работать-то было много-много спокойнее. По крайней мере, каждый руководитель знал, что может где-то на кого-то поднажать и о чем-то потребовать, спросить, а теперь и не спросишь… Может быть, они в чем том-то отчасти правы, затеявшие эту глупую и беспрецедентную заваруху?.. Но всего лишь отчасти. Вся беда только в том, что они, сторонники и зачинатели перестройки, не смогли все предвидеть, все до конца предусмотреть, не смогли разобраться в реальной, отнюдь не в столь простой и идеальной жизни. Самодовольные пройдохи, возомнившие себя героями, забыв о чувстве самосохранения, выпустили из бутылки джина, который, к сожалению, туп и довольно жесток. Этот джин – наш народ, наше вчерашнее быдло. Почуяв волю, он готов на все, лишь бы каким-нибудь законным, а чаще незаконным способом пробиться к власти, лидерству, набив мошну, разрушить и разгромить все то, что мы так долго создавали, строили десятилетиями. Революция!.. Кто был никем, каким-нибудь неграмотным, зато весьма горластым и тщеславным демагогом, сегодня рвется к большой власти, норовит править миром. А если это не получится, то хотя бы пробиться к этой власти поближе, получить от нее всевозможные льготы и блага. Главное же такому человеку, как можно больше урвать, обогатиться лично, а что будет потом, через несколько десятилетий, его мало, очень мало волнует.
     Во сне что-то мычит и поворачивается на бок жена, которую в течение совместной жизни Максим Антонович не очень-то и баловал, увы, не уделял ей нужного, не говоря уже о ревности и нежности, внимания. Не до этого было…
     Очень-очень хотелось бы знать, черт возьми, - опять мысли его о работе, - что же там намечается и с какой стороны ждать подвоха, ждать большого, быть может, и решающего для него удара?.. Можно было бы приготовиться, хорошенько подумать, чем же бить самому… Ведь не зря говорят, лучший способ защиты - нападать самому.               
     Отворачиваясь от супруги, Мамаев сам ложится на бок, в излюбленное для него, чтоб скорее уснуть, положение.
     Вне сомнения, кто-то явно хочет меня утопить, - опять думы его о делах. – Только кто?.. Ни к чему утешаться, ни к чему, господа, ликовать, потому что меня утопить очень-очень непросто!.. И я вам не Хайруллин, как делал мой предшественник, приписками не занимался, ну а если и что-то урвал, то все было без всяких помарок, так сказать, шито-крыто. Да и пытающегося меня подсидеть змееныша я на своей груди не пригревал… А грешки, разумеется есть, у кого же их нет?..
     И тут снова жена во сне что-то лепечет, ворочается, неожиданно вздрогнув, начинает храпеть. В мыслях ругнувшись, муж осторожно, все ж немного жалея, толкает ее локтем.
- А! А! Что?!.. – и садится в постели она.
- Все нормально, Анюта, ложись, - успокаивает супруг, - только повернись на бок.
     И женщина послушно, как ребенок, ложится опять и тотчас засыпает. Максим Антонович решается ее обнять, только мысли… Ах уж эти несчастные мысли!..
     Может, действительно главный, главный инженер управления, строит всякие козни, очень хочет меня подсидеть?.. А что, пожалуй, потянул бы, но… Слишком много и нагло ворует, а народ возмущается. Давно, черт побери, прижал бы ему хвост, так ведь свой же, племянник, нехорошо как-то, к тому же жалко наглеца… Все же нет, вряд ли он бы и смог на такое пойти, хотя кто его знает?.. Нынче за эту чертов власть люди готовы на все, даже и горло перегрызть, и не только племянник, а брат брата продаст и утопит, задушит!.. Нет же, нет, полагаю, не он… Ну а кто же тогда?.. Неужели Шпирин, которого в свое время поставил на должность начальника участка, должность для него явно высокую? Лично я бы не стал это делать, попросили однако, а верней, кое-кто указал. Из-за этого Шпирина пришлось пожертвовать толковым и в принципе вполне устраивающим Журавским. Впрочем, сам виноват, меньше жрал бы спиртное! И вообще слабоватый орешек! После одной-единственной взбучки, чересчур уж обиделся, распустил нюни и на неделю запил.
Ну и Бог с ним, с Журавским, ему в замах намного спокойнее, а зарплата немного и меньше. К сожалению, Шпирин, которого между собой люди называли Штирлицем, ни моего доверия, ни надежд тех вышестоящих товарищей не оправдал. Несмотря на его импозантность, оказался довольно тупым, с большим гонором мелким чинушей. Воспитывал этого дурака, воспитывал, а он так ничему и не научился, не смог найти общего языка ни с народом, ни с руководством. После моего крушения, тут же сняли с должности и его. Бедняга все еще пытался брыкаться, делал попытки выдвинуться по партийной линии. Безуспешно и тут. Одним словом, фуфло!.. Только жизнь очень и очень изменчива и полна парадоксов, очень часто фуфло, как и дерьмо, выплывает со дна, оказывается на коне… Ладно, Шпирин мне не противник, его мне бояться нечего, этого я в два счета вокруг пальца обведу да еще и дураком выставлю…
     С улицы доносится цокот женских каблучков, воркующий мужской голос…
     Весна, - с завистью им задумывается Максим Антонович. – Для влюбленных хорошая, но для меня – не лучшая пора. Тяжелые настали времена, тяжелое время года… Может, все чрезмерно утрирую, может, тот сигнал сверху, что меня окончательно снимут, и гроша ломаного не стоит, может, мне ничего не грозит?..
     Такие и похожие мысли все лезут, мучают бывшего начальника управления чуть ли не до утра.
     К обеду позвонил сам управляющий трестом и предложил Максиму Антоновичу стать своим заместителем. Однако под вечер, после труднейшего рабочего дня, Мамаев вдруг схватился за сердце, его верной, не слишком избалованной супруге пришлось вызывать неотложку. Когда приехал врач, было уже поздно.

                1992 г.