Шел трамвай десятый номер

Егоровна надела старенькое пропахшее нафталином и угольным угаром кашемировое пальто, накинула на седую голову цветастый теплый платок, сунула худые, скрученные артритом ноги в полусапожки, и вышла во двор. Зимой в восьмом часу только начинает светать, лежащий с позапрошлой недели снег успел посереть и стоптаться в плотную корку. Егоровна опирается на алюминиевую лыжную палку со стальным наконечником внизу, падать категорически запрещено, не тот возраст. Каждую зиму с их улицы кто-то да ломает себе кости во время гололеда. Слава Богу, ей недалеко до остановки.

Под навесом всего два человека, мужчины среднего возраста в дубленках с поднятыми воротниками. Мужчины молча курят и периодически притопывают каблуками, согревая озябшие пальцы ног.

Послышался характерный стук по рельсам, предвещающий появление трамвая. Егоровна щурит глаза, по этому маршруту ходит несколько марок, но ей нужен только десятый номер. Сумрак не дает ей разглядеть неподсвеченное табло над лобовым стеклом и она обращается к мужчинам:

- Детки, не подскажите, какая марка?

Тот, что поближе, улыбается. Видимо рассмешила его своим обращением «детки».

- Десятый, мать, - весело отзывается он.

- Спасибо, милок.

Ступеньки. Кто придумал такие крутые, высокие ступеньки? Она хватается обеими руками за ручку на двери и подтягивается. Дверь выгинается наружу. Кто-то из вагона протягивает руку и тянет за полу пальто.

- Спасибо, - бормочет Егоровна незнакомому благодетелю.

- Уступите бабушке место, - слышится голос кондукторши, не в меру упитанной женщины, с жилетом ТТУ и в мужской меховой шапке на голове. Место уступает женщина лет тридцати пяти, худенькая, с осунувшимся лицом. Егоровна поблагодарив, усаживается, испытывая при этом угрызения совести. По всему видно, что у женщины самой жизнь нелегкая, кто знает, может она всю ночь провела у постели ребенка, или отработала смену на заводе. Чтобы немного отвлечься, бабулька смотрит в окно. Серые домики частного сектора навевают мысли о том, что угля осталось на полмесяца, что крыша прохудилась и нуждается в латке, что ее забор ничуть не лучше вот этих, пьяно шатающихся изгородей.

Проехали пару заводских остановок, на которых сошли рабочие, еще спустя три остановки вышли студенты, и в трамвае стало свободно. Егоровна начала прислушиваться к разговорам, она искала собеседников. Вообще, это был ее ежедневный маршрут за хлебом хлебозавода №3. Она считала его лучшим в городе. Проезд для пенсионеров бесплатный, но на самом деле, у нее была большая потребность с кем-то поговорить. Муж умер одиннадцать лет назад, дети жили далеко и у них уже у самих были внуки и море своих забот.

Кто-то однажды сказал «если хочешь понять, чем живет город, проедься в общественном транспорте». Этот человек был абсолютно прав, желая убить время, или, как Егоровна, найти собеседника, пассажиры поднимали самые злободневные темы для разговора и обсуждали их вслух, громко или полушепотом, иногда к дискуссиям подключался весь трамвай, включая кондуктора и даже водителя, в это время все ощущали какое-то особое единение, которое сближало настолько, что выходя на своей остановке, вы начинали желать всем едущим дальше хорошего дня.

Сегодня, как и обычно, обсуждались новые правительственные глупости. Кто-то закинул «вы смотрели вчерашнее ток-шоу с участием премьера?», и началось… Потом перешли на местные власти, пенсионный фонд, происшествия в городе, новоявленных звезд эстрады… Егоровна вставляла свое слово и с радостью воспринимала каждый жест, означающий согласие с ее мнением. Напротив нее сидела пожилая женщина, по всему было видно, что она хотела что-то сказать на каждую из реплик, но сдерживала себя, кусала губу и крутила ручку сумочки в руках. Егоровна подумала, что женщина стесняется включиться в разговор и решила ей помочь, после очередной сентенции она спросила, прямо обращаясь к своей соседке:

- А что вы думаете на этот счет?

Женщина покраснела. Казалось, что весь трамвай притих и ожилает от нее ответа. Пенсионерка глубоко вздохнула и громко сказала:

- И вам не стыдно? Вот уже полчаса вы обсуждаете людей без их присутствия.

По трамваю прокатился возглас недоумения и возмущения.

- Когда Христа избивали, оскорбляли и распинали, он ничего не говорил, и никого не судил.

- И что же вы предлагаете, молча сидеть, когда над нами издеваются власть имущие? – спросил мужчина стоящий рядом.

- Нет, если вам есть, что сказать, скажите это тому, кому вы это хотите сказать, но не делайте это за их спиной. «Во всем, как хотите, чтобы поступали с вами, так поступайте и с другими».

- Да? А почему же правительство не хочет поступать с нами так, как с собой?

- Каждый будет отвечать перед Богом за свою жизнь. Они ответят за свою, а вы за свою.

- Хм, где вы такого начитались? Откуда вы это взяли?

- От Бога. Из Библии.

Разговоры как-то сразу скисли, а точнее перешли на нейтральные темы: о погоде, ценах на молоко и хлеб, о лечении народными методами. На полпути между остановками трамвай неожиданно остановился, свет погас и водитель объявил, что нужно покинуть транспорт всвязи с его поломкой. Пассажиры нехотя стали покидать трамвай, бурча что-то о невезении. Егоровна вышла крайне расстроенная, еле сдерживая слезы. На хлебозавод она теперь попадет весьма нескоро, только когда сломавшийся трамвай оттащат в депо, поэтому благоразумнее всего было бы вернуться назад, а для этого пройти пол-остановки. Она огляделась по сторонам, чтобы понять к которой из остановок будет ближе и удобнее идти. Слева от себя Егоровна заметила церковь необычной конструкции со шпилями, без златоверхих маковок. «Католический костел» - решила старушка. Он находился совсем рядом, и она видела, как в центральных вход зашла пожилая парочка. Значит открыто. Любопытство и мороз подтолкнули ее принять решение, она направилась к воротам костела.

Егоровна не заметила, как пролетели полтора часа внутри церкви. Тут все было непривычно, не так, как в православном храме: стояли мягкие скамьи, на которых было удобно сидеть, вместо икон – статуи, возле каждого сидения  лежали песенник и Библия. Именно Библия и задержала ее тут. Как только Егоровна взяла ее в руки, она сразу же поняла, что потеряла в этой жизни: она верила в Бога много десятков лет, но так ни разу и не открыла Его слово для себя. Своими близорукими глазами она осилила всего четыре странички евангелия от Матфея, но этого было достаточно, чтобы перевернуть все ее понимание о Боге, Христе и о вере. Она покидала церковь в слезах и с решением изменить свой ежедневный маршрут – «ибо не хлебом единым будет жив человек, но всяким Словом, исходящим из уст Божьих».

 

Соболев Митя