Караулики

      Ехали долго, весь день, хоть и было пути – верст шестьдесят. Даже собирались обернуться за один день: собрать аппарат, проверить, поручить кому-нибудь из местных присматривать за ним и тут же назад, домой. Но не получилось.

      Сначала Пахомыч надумал заехать к сестре – по пути ведь, жалко терять оказию… Сестрица, Раиса Пахомовна, будто ждала - уставила полный стол домашними пирогами: с капустой, грибами, картошечкой – разве откажешься? Муж, добрейший души еврейчик  Марк Моисеич, добавил к столу штоф рябиновой настойки  – как не попробовать? Уже через полчаса застольной беседы сестричка называла молодого напарника Пахомыча «Димулей» и «сынком», а Марк Моисеич безуспешно пытался затянуть скрипучим, как колодезный ворот, голосом «По диким степям Забайкалья…» Не допел, не дали.

     Провожали от ворот; Раиса Пахомовна даже всплакнула, а пес Догоняй, которого ради такого праздника спустили с цепи, долго бежал за разукрашенным в павлиньи цвета ГАЗ-66, сначала лаял, а потом вдруг завыл, будто по покойнику. И тут же грянула гроза… Ливень был такой,  что пришлось остановиться и переждать: дворники не справлялись с обрушившимся на машину библейским потопом.

      После дождя и без того не бархатная дорога превратилась в сплошное болото и больше походила на полосу препятствий. Несколько раз приходилось выходить из машины, перепиливать  рухнувшие на дорогу деревья и оттаскивать их в сторону. Сидевший за рулем Дмитрий весело насвистывал какую-то мелодийку, а угрюмый и немногословный Пахомыч лишь сердито посматривал на часы.

    «Ну, когда же будет эта чертова деревня?» - нетерпеливо ерзал на месте Пахомыч. «Да скоро,» - отвечал молодой напарник и смотрел по сторонам: есть столбы – будет и деревня. Непонятная какая-то, Караулики… Кто только придумывает такие названия?

     Но все же доехали -  когда уже начало темнеть.  Неожиданно, как черт из шкатулки, выскочила в глаза из лесов и буераков огромная поляна, усеянная  полусотней строений – темных, наклонившихся к земле, без единого огонька или печного дыма. «Оба-на! – присвистнул молодой. – А где же люди, где хлеб-соль и духовой оркестр?» «Да вон они,» - показал рукой Пахомыч, и верно: у первого же дома замерла одинокая фигурка старика в каком-то немыслимом балахоне и с сивой бородой до колен.

     Остановились, размялись  от долгой дороги, подошли к старику и представились. Оказалось, дед не совсем и дед: лет около шестидесяти, лицо – изрытое глубокими морщинами - как темное печеное яблоко, острые глаза едва проглядывались из-за разросшихся бровей, на губах – улыбка.

    «Как доехали?» - спросил, будто перед ним стояли отпускники-пассажиры с поезда, а не линейные телефонисты с вездехода. «Лучше не бывает, - буркнул Пахомыч. – А вас как звать- величать, уважаемый?» «Державины мы, - гордо вскинул седую голову дед, подбочениваясь каким-то особенным образом. – Спокон веку здесь живем. Русь обороняли – от татар, от степняков. Степь-то здесь – эвон, ста верст не будет. Раньше ее Дешт-ы-Кыпчак называли.  Потом француза воевали, немца… Да и теперь ворога хватает…»

     Ремонтники почтительно выслушали экскурс в историю и начали выгружать из машины инструмент, но дед и тут не дал. «Куда вы, на ночь-то глядя? Любое доброе дело с утра надо начинать, помолясь. Да и темнеет уже. Давайте-ка в избу, смородинным чаем вас напою.»

     Пришлось согласиться: темнело осенью быстро, да и по небу снова заходили лохматые темные тучи. В большом доме, состоявшем из одной комнаты с огромной русской печью посредине, дед выставил на тщательно выскобленный ножом стол угощение: вареную в мундире картошку, кислую капусту, хлеб собственной выпечки, медовую бражку и несколько туесков с лесной  ягодой. «Но сначала – в баньку!» - торжественно сказал он, вручая гостям веник и два холщовых полотенца. «А банька-то откуда?» - изумился молодой. «Так вас ждал, готовился…» Не поверили, конечно, но в баньку пошли с удовольствием.

     Потом, уже за столом, отведав простого деревенского угощения и сытной бражки, повели неспешную беседу. Дед выспрашивал, по какой надобности наведались в их глухомань такие важные гости; те же – в ответ – спрашивали про деревню, сколько в ней жителей и где лучше поставить телефонный аппарат, чтобы всем было удобно пользоваться. «По всему миру теперь можешь звонить, - заметно подобревший Пахомыч широко развел руками. - Хоть в Америку!» «Да не с кем мне особо говорить, разве что с Господом Богом,» - ответил дед, повернулся к висевшей в красном углу божнице и истово перекрестился. «Все равно, другие пусть говорят,» - сказал Пахомыч и подарил деду пластиковую карточку.

     «Денег здесь немного, рублей сто, но на первое время тебе хватит. А потом карточки будут  продавать в магазине. Магазин-то у вас есть?» «Есть, конечно. Клавка заведует, Державина тож… А как этой штукой пользоваться-то?» «Да просто, - ответил Пахомыч. – Суешь ее в щелку в аппарате, набираешь телефонный номер и говори себе в удовольствие!» Дед с сомнением покачал головой, но карточку взял, бережно вытер рукавом рубахи и положил в карман рубахи.

     Дмитрий уже клевал носом, и дед распорядился к ночлегу: гостей положил на широкую кровать в углу, а сам, кряхтя, забрался на полати. «А где свой аппарат ставить будете? – вдруг высунул он из-под лоскутного одеяла  лохматую голову. – У сельсовета, что ль?» «Завтра посмотрим, где лучше, - ответил Пахомыч сквозь сон. - А вообще-то сельсоветов давно уже нет, теперь это называется «администрация»… «Это у вас – «дминисрация» - проворчал голос сверху, - а у нас – сельсовет, и все!»

     Утром дед попотчевал гостей ужинным завтраком и смородинным чаем, одел прорезиненный плащ, хотя дождя на улице не было, и взял в руки ружье-одностволку. «А ружье-то зачем?» - спросил Дмитрий. «Да так, на всякий случай, мало ли что?» «Дед, - вдруг вспомнил Дмитрий, облачаясь в оранжевый комбинезон, - а света-то почему в деревне нет?» «Так вчера какой ветрина-то дул? Вот и оборвало провода на линии… Поди, починят скоро.» «Так у тебя ж здесь ни лампочки нет? – не унимался молодой. – Как ты живешь-то без света?» «Лампочки все перегорели, еще в прошлом году. Зато радио есть, только без батареек. А вместо холодильника – погреб. Зачем мне электричество? Баловство одно.»

    «Ладно, - вмешался в разговор молчавший до сих пор Пахомыч, – хватит лясы точить, работать пора. Показывай, дед, свои Караулики…»

     Улица была пустынна. Палисады заросли бурьяном, покосившиеся дома смотрели в землю пыльными окнами, и только редкие одичавшие собаки встречали гостей хриплым лаем и тут же убегали, поджав тощие облезлые хвосты.

    «А где ж народ?» - спросил Пахомыч у деда, широко шагавшего по кажущейся бесконечной улице с берданкой наперевес. «Кто где – кто в поле, кто в лесу, кто в город уехал по делам, а кто и вовсе… на погосте лежит.»

     Наконец, подошли к большому кирпичному зданию. «Библиотека! – с гордостью сказал старик. – Книжек здесь – немеряно, тыщ сто! Народ у нас любит читать, особенно про разные путешествия, или эти… детективы.»  «А где библитекарша?» - спросил Дмитрий, потрогав огромный амбарный замок на двери. «Людка-то? Так в город, видно, поехала. Давно уже… Книжки выбирает. Скоро будет.»

     Следующее здание с вывеской «Магазин райпо» тоже оказалось на замке. «Клавка тоже в город уехала?» - вспомнил Дмитрий про продавщицу: Державину тож… «Ага, - ничуть не смутился старик. – Обещала мне новые сапоги привезти, эти-то совсем развалились,» – показал  он собеседникам вылезший из сапога черный, будто обугленный, палец.

    Через полсотни шагов подошли к зданию почты, которое тоже оказалось на замке. Здесь Дмитрий надел кошки, залез на столб и подсоединился к проводам. «Работает, - сообщил он сверху Пахомычу. – Странно. Я вчера, когда ехали, видел оборванные провода на линии. Неужели восстановили?» Пахомыч равнодушно пожал плечами: после вчерашних возлияний чувствовал он себя прескверно. «А у нас все работает! – с гордостью сообщил им дед. – И люди у нас хорошие, никому худого не сделают…»

     Тут он замолчал, прислушался к каким-то звукам и вдруг бросился за угол. Следом прозвучал выстрел. Слегка побледневшие телефонисты метнулись за ним и увидели лежащего на земле подстреленного зайца. «Вот, будет вам на ужин! - похвастался дед, поднимая зайца. – Небось, у вас-то в городе такого не добудешь!» «А что это у вас зайцы прямо по деревне бегают?» - спросил Пахомыч. «Так у нас здесь не только зайцы… И волки бегают, и лисы, и людишки кой-какие. Пришлые…» «Ты в них тоже стреляешь? – поежился Дмитрий. – А на ужин мы не останемся, мы хотели еще вчерашним днем обернуться.»

     Дед пожал плечами: «Ну, я-то вам помог?» «Помог.» «Ну вот...» - не договорил и повел их дальше по улице. Но ничего нового они не нашли: ни людей, ни машин, ни даже пресловутого «сельсовета». Пришлось идти обратно, к дедову дому, и здесь, прямо возле калитки,  крепить к столбу телефонный агрегат: если людей в деревне нет, то какая разница, кто будет им не пользоваться? Работу-то все равно надо делать, даже бессмысленную.

     Установка аппарата заняла у них часа три. Дед ушел в дом и больше не показывался. Уже к вечеру, когда работа была закончена, связь проверена, а инструмент погружен в машину, они вернулись в дом, чтобы поблагодарить хозяина за приют.

     Большая печь была жарко истоплена, на плите стоял чугунок с только приготовленной  зайчатиной, пахло полынью и ладаном. На свежевыскобленном столе, под образами, сложив руки на груди, лежал хозяин дома. На нем была одета длинная холщовая рубаха, а лицо после смерти истончилось и даже посветлело – так, будто прилег он на малую минутку, в ожидании другого - более долгого и более счастливого пути.