любовь

24.08.09


Теплое майское утро, зеленая листва переливается на солнце, шепчет, окутывая перламутровый фасад открытой террасы, свежесть, свет проникает внутрь, игриво освещая стройные черты исполненного степенной бодрости пространства.
- Это было ошибкой с вашей стороны, - произнесла мадемуазель в белом и, сделав глоток горячего кофе, передвинула фигуру на шахматной доске.
- Вы слишком нетерпеливы, Изабель, - ответила сидящая напротив дама, поправляя ниспадающий на лицо локон каштановых волос. – В жизни всегда есть возможность исправить допущенные неточности. И время, как видится, к этому располагает.
- Надеетесь на чужие ошибки? – улыбнулась Изабель.
- Главное сохранять спокойствие. Духовный мир не терпит суеты.
- Это не скучно? Кажется, мы должны получать удовольствие, как того требует организм.
- Полноте, милочка…Как могут телесные прелести сравниться с тем духовным трудом, которым наградил нас Господь?! Мы  с вами все-таки люди.
- И ничто человеческое нам не чуждо. В частности, любовь. То самое чувство, с которого все началось и успешно продолжается. Разве она возникает не по велению плоти?
- Любовь – это, прежде, духовная связь. Все остальное второстепенно и направлено исключительно на продолжение рода. И если мы с вами будем прозябать в похоти, то мир в скором времени утратит свой первозданный вид, что лишит нас возможности правильно мыслить.
- Значит, все-таки не от обезьяны…Жаль, красивая была история, естественная и аргументированная. А может, и есть. Мы, Татьяна Павловна, животные, как бы того не хотелось. Влечения наши – рабские, связи – половые. Химия, одним словом. Стоит ли мифологизировать правду?!
- Вот-вот… - подхватила порыв барышня с красным шелковым платком, мелодично перебирая клавиши белого рояля. - Любовь – это страсть, безумная, всепоглощающая страсть, не имеющая предела! Она всегда должна быть свежей, легкой и обязательно достигать высшей точки удовольствия. Очень, друзья мои, неприятно обременять сию данность философской терминологией, и уж тем более наполнять ею лабораторные сосуды. Это музыка, ее нужно просто чувствовать, и наслаждаться.
- Как же вы, Леночка, с такими убеждениями будете создавать ячейку общества? – возразила дама, удовлетворенно занимая себя вышиванием в медленном покачивании плетеного кресла.
- Что вы, Варвара Андреевна, какое отношение может иметь любовь к этим скудельным конструкциям! Разве способны они подчинить себе музыку высших сфер?!
- На этих, как вы выразились, конструкциях держится мир.
- И ради бога! Только зачем же смешивать все в одну кучу… Любовь –  это одно, семья – это другое. И, кстати, последнее настолько давит на чувства, что деформирует их до неприглядности, и, не зная, что делать дальше, скрывается за ширмой привычки. Здесь изначально не может быть даже намека на истинные порывы сердца. Это всего лишь полагание…
- А как же дети?
- Думаете, они хотят именно этого? Их просто ставят перед фактом, и заставляют следовать.
- Без любви?
- Они об этом не знают.
- И не чувствуют?
- Чем - настоятельной логикой?! Не смешите!
- Выходит, вся моя жизнь, мои отношения с Александром Николаевичем, мои прелестные девочки – все проистекает без должных чувств? Charmant!
- Не сердись, Варенька, это эмоции, - благодушно улыбнулась пожилая  дама, машинально убрав с разложенного перед собой пасьянса неосмотрительно поставленную шахматную фигуру. – Они юны и наполнены соответствующей дерзостью. Но при этом, как всегда прелестны и имеют свою правду.
- Правду?! Это не правда, это, Зинаида Андреевна, глупость чистейшей воды!
- У вас всего лишь разные представления о жизни. Что же до любви, то сие чувство, смею вам напомнить, имеет существенную зависимость от известных интересов. Материальное состояние и почетное место в обществе еще никто не отменял. Вряд ли сыщется такое семейство, где не мечтали бы свое любимое и, безусловно, достойнейшее чадо пристроить на весьма выгодных условиях. Да и само оно, чадо, не редко стремится к подобным проектам, в чем его, собственно, трудно упрекнуть, потому как жизнь, известно, дается нам один раз. Как же может очаровательная барышня отказать себе в полном удовольствии. Сие, знаете ли, образ неестественный. Афродита, - она, не поднимая глаз, указала на гипсовую статуэтку, стоящую на массивном обломке древнегреческой капители, - должна быть в полном соку.
- Игра, все игра, как и сама жизнь, - пыхнула сигаретой мадемуазель в сером кепи, не прерывая своей абстрактной графики. – Любовь – это игра, театральная постановка, маскарад, где правит обман и фантазия. Аплодисменты, слезы, дуэли, сцены ревности, споры на кухне – все это забавные игры, из которых наиболее изящные попадают на талантливое перо, иконизируются, подаются на стол в качестве жизненной необходимости…
- Не дурно, Катрин, - перевернув очередную карту, отметила Зинаида Андреевна. – Мы все обманываться рады. Но все ж я  не рекомендовала бы окончательно соотносить эти два понятия. В жизни не редко возникают такие впечатления, где подмена, какой бы талантливой она не была, встречает большие трудности. И музыка высших сфер, поверьте мне, здесь далеко не исключение.
- Забавные исключения?.. – усмехнулась Катрин. – Это пошло!..
- Что может быть хуже отсутствия… - задумчиво произнесла мадемуазель, стоящая у стены, за роялем, со скрещенными на груди руками. – Полного, изначального отсутствия…
(Море)