НЕ романтическая история

Нет, дорогая, ты не просто эгоистка. Твое мировоззрение - это квинтэссенция эгоистического мировоззрения, в котором есть лишь одна религия, один культ - любовь к тебе, и одна богиня, идол да идеал для поклонения - твоя возвышенная многоликая персона. Больше ничего светлого, ничего возвышенного и прекрасного. Ты разрушаешь всё: любовь – да, ты любишь себя, а разве может быть иначе, любовь тех, кто неосторожно успел влюбиться в тебя – прозаичная данность твоей красоте; дружба – она, конечно только на выгодных для тебя условиях, и пока она не обременительна; семья – это: 1. Союз родителей для дарения миру тебя, 2. Твой с кем-то для твоего личного роста, комфорта и стабильности, 3. Сомнительные союзы низших существ, именующих себя твоими друзьями для помощи тебе в твоем победительном шествии под названием «Покорение этого мира».
Голод в Замбези, война в Ираке, СПИД в Африке – мелкие и несущественные проблемы по сравнению с твоим сломанным ногтем или ветром испорченной прической. И твое удивление практически искреннее, когда ты вдруг задумываешься: «а почему это люди не преклоняются передо мной, не носят на руках, и волхвы даров не преподносят?». Глупцы, неспособные оценить всю красоту, нежность , тонкость и чувственность, заложенную в тебя природой…
Твоя классификация людей поражает цинизмом: полезные, бесполезные и те, кого надо растоптать. Девушки делятся на уродин и дур, во вторую категорию попадают все, кто хоть чем-то лучше тебя. Парни также уроды и дураки, но что поделать, тебе приходится снисходить и изредка быть с дураками. Ну, в самом-то деле, не с уродом же рядом идти на бал в ночной клуб. Хотя, дураки все равно не оценят по достоинству твоего преподношения им. А те, кто смог бы оценить – просто уроды.
И так ты идешь легкой походкой по жизни, разбивая сердца, стирая улыбки, ломая судьбы людей, разрушая семьи и уничтожая все доброе и светлое, к чему прикасаешься.
Но знаешь, я помню тот день, когда простой парень, по твоей классификации – уродливый дурак, каким-то чудом на короткое мгновение единственный раз в твоей жизни ворвался в твой маленький мирок. Единственный, кто хоть на миг овладел тобой целиком и полностью. Ты не зависела от себя. И даже не понятно, как так вышло, что исходило от этого человека – по твоим меркам бедный, хотя остроумный, живущий в какой-то другой системе ценностей и с другим мировоззрением, далеко не самый красивый парень, которых ты встречала. Да и слишком прямолинеен и угловат местами, вспыльчив и эмоционален… да полное чмо, хотя и не совсем без мозгов. Но что-то в нем было, что-то мягкое и обволакивающее, перед чем нельзя было устоять. Тебя мягко приподняло и начало уносить, при этом страха или паники не возникало. Ты сама так выражалась, обосновав отсутствие страха при этом своей стихией – водой.
И что же случилось в тот момент, единственный момент в твоей жизни, когда ты позволила себе полную беспечность? В тот момент, когда он так нежно взял твою руку и так глубоко заглянул в твои глаза, как никто до этого? Лишь нежная улыбка с налетом горечи да томный взгляд с примесью жалости были его прощальным послесловием. Что ты чувствовала тогда, о чем думала? Какие идеи выдавал твой холодный разум, когда он покинул твою квартиру? Какие планы придумывались, когда ты наблюдала за его силуэтом, скользнувшим из подъезда во тьму улицы? И что ты почувствовала, когда он неожиданно остановился и влажными глазами посмотрел в твое окно на втором этаже? Не помнишь? Так я тебе напомню, как ты растерялась, как не понимала, почему человек, который мог обладать тобой целиком и полностью, так просто отказался от этого. Ты ему не нужна ни физически, ни морально, ни вообще. И как он посмел тебя жалеть, да-да, именно жалость была в его глазах. Да кто он такой? На смену смятению пришла злость. Вот именно, никто! У него нет ни то что семьи, а даже девушки, работа есть, но какая-то странная и, судя по всему, не прибыльная, живет на съемной квартире, считай, что бомж, почти нет друзей да и связей, 90% знакомых с ним людей его недолюбливают. Какое право он имел проявлять жалость? Себя пускай жалеет. Он не то что человек второго сорта, а просто брак, раковая опухоль общества, болезнь социума, что его породил.
Когда эмоции чуть приутихли, ты начала думать о мести. Чего-чего, а опыта портить людям жизнь тебе не занимать. Но в тот момент, когда ты почти осознала, что ничего не сможешь ему сделать, ни забрать квартиру, ни разрушить семью, ни уволить с работы, ни сделать больно родственникам, ни сжечь машину, когда почти осознала то, что впервые встретила абсолютно свободного человека, ты подошла к окну. Его фигура, ни медленно ни быстро удаляющаяся от подъездной двери в сторону неизвестного тебе ночного города, вдруг развернулась. Задумчивое лицо с тенью нежной улыбки и влажный блеск теплого взгляда дали тебе понять – даже если бы могла что-то сделать, не сделала бы. Не поднялась бы рука. Он обернулся и растворился во мгле. Единственная твоя слабость покидала тебя, оставляя такой же сильной, такой же уверенной в себе, такой же гордой… и такой же одинокой, как и до этого.
…В ту же ночь, когда после пары чашек чая с мятой легкая тревога и дискомфорт прошли, ты наконец уснула. Посреди ночи тебе приснился сон. Ты, маленькая, как в пятом классе, бредешь по аллейке то ли в школу, то ли со школы. Бредешь как обычно одна, без подруг, да и мальчики тебя не провожают. На скамейке, что по пути, сидит он, тоже как пятиклассник. Ты подходишь к нему, пытаешься посмотреть в глаза, но он прячет взгляд, поворачивая голову в сторону. Тогда ты присаживаешься рядом, и вы минуту молчите. Потом он кладет свою ладошку на твою, так же нежно, как в жизни, только более робко и говорит:
- Сегодня я посмотрел в твои глаза, - голос прозвучал очень по-детски и так неподдельно искренне, - знаешь, что я в них увидел?
- Что? – твой голос тоже был детским, но даже при этом ты услышала, как неестественно напряженно это прозвучало.
- Там глубоко-глубоко внутри – целый мир. Огромный мир. Он холодный, там вечная осень. Везде огромный лужи, сыро грязно… Когда идешь в чистом, обязательно запачкаешься. И очень холодно, негде погреться. И хотя в этом мире есть заборы и дома, там нет людей. А на стенах домов, как плакаты рекламы, - лица людей. Мужчин, женщин, детей, и никто из них не счастлив, все печальные. Кто-то расстроен, кто-то удивлен, кому-то больно, многие плачут, многим страшно.
При этих словах у тебя на глазах появились слезы, к горлу подступил комок, стало тяжело в груди. Ты пыталась сдержаться, но не смогла и, покраснев, начала плакать.
- Надписи на этих плакатах не рекламные, там стоят вопросы «зачем?», «за что?», «почему?», «чем я заслужил?», «как так?» «неужели так было нужно?» или просто какие-то слова: «нет», «не надо», «прости», «отпусти», «пожалей», «не мучь»…
Его голос начал становиться взрослее, а твой плач – громче, то и дело прерываясь всхлипываниями.
- В комнатах этих домов много вещей, беспорядочно валяющихся, набросанных, как мусор, и многие из них с бирками с человеческими именами: «машина Игорь В.», «компьютер Дима Ч.», «целый дом Фредерик А.»… Также много бумаги, очень много, какие-то журналы, рекламки, распечатки, картинки, и ни одной книги. Не знаю, может и были, но куда-то исчезли…
Его голос становился все взрослее и взрослее, а твой плач все безудержнее, но по-прежнему детский.
- Также в нем нет животных и деревьев. Вообще ничего живого. И если бы не постоянный ветер, который поднимает листки бумаги, полиэтилен и какие-то куски ткани, тишина была бы невыносимой.
Он сделал паузу. Ты хотела что-то сказать, как-то оправдаться, объяснить… Но не смогла унять слезы. Его голос стал уже взрослым, как этим вечером, такой же тихий и спокойный, как перед уходом.
- И ни одной плавной линии, все квадратное, угловатое, и нигде нет места для отдыха, ни к чему нельзя прикоснуться – все либо грязное, либо острое. В этом мире нет места ни для меня, ни для кого-либо другого…
Он замолчал, а ты продолжала рыдать. Первый раз с двенадцати лет, да и то во сне… Он поднялся со скамьи, такой как вечером, перед сном и стал напротив тебя. Не унимая слез, ты подняла голову, и ваши взгляды встретились…
- Единственная, кого я встретил в живых – это девочка-пятиклассница, которая сидела на скамейке и плакала. Я посмотрел ей в глаза, и знаешь, в них – целый мир, яркий, нежный, теплый, но бесследно исчезнувший навсегда…
Он развернулся и начал уходить, а ты стала оглядываться вокруг и увидела огромный мир с вечной осенью, сыростью и полным отсутствием плавных линий…
Ты проснулась с комком в горле и влажными глазами, но не проронив ни единой слезинки на подушку. Не позволила себе такой роскоши, как слезы наяву. Но чувствовала себя плохо, поэтому встала, побрела к бару и извлекла оттуда бутылку виски, и на кухне под какой-то полуфабрикат, разогретый в микроволновке, со словами «Решу проблему по-взрослому», выпила где-то половину. А после, приняв две таблетки снотворного, остаток ночи провела без снов, а остаток жизни без хотя бы «бледного подобия чувств».