Осень для дурочки

Жара надоела. И сразу же наступил суровый сентябрь. Резко упала температура. Посыпали нескончаемые дожди. Подули омерзительные слякотные ветра. В глазах появилось растерянное смирение – так и должно было случиться! Никто не вправе отменять осень или навязывать ей правила. Но птиц в парке стало вдруг больше. В короткие перерывы между дождями они шумно совещались. Хотя в дорогу собирались не только они.

Лисичка смотрела на Добряка, сильно отклоняя голову. Восторг от знакомства с ним в ее глазах еще не прошел. Но уже пришло время расставаться. Ей этого не хотелось. Хотя где-то внутри  ворочался и соблазн проверить свои чувства. Отчего тоска уже сладко пощипывала предстоящим одиночеством и страхом перед новым ожиданием. В глазах же Добряка светилась уверенность и невозмутимая сила – все у нас будет хорошо! Они расставались действительно ненадолго – до весны. Даже была надежда увидеться на Новый Год! И разве возможна жизнь без разлук? Она соглашалась, что жизнь без них неинтересна, что эти безумицы делают людей сильнее, что все неприятности однажды заканчиваются, но все равно ей сейчас грустно-грустно!

День был мрачный, и даже темный. В парке отовсюду исходил холод. Тяжело и некрасиво обрывались сырые листья. По лужайке бегала худая светленькая собачка, опасливо поглядывая на застывших посетителей, и будто бы нетерпелось, – когда же они уберутся отсюда! И Лисичку бродяжка стала почему-то раздражать. Неожиданно возникло совсем коротенькое желание наброситься и разорвать несчастливицу в клочья, чтобы никого больше не мучила! Но вырвалось в сторону животного только короткое: «Ам!» И предыдущее желание прошло, закончилось ужасом, который скрыть не сумела. Но не объяснять же настоящую причину? Вот и закричала непонятно откуда взявшиеся слова, еще более неожиданные:

– Не уезжай! Останься! Ну, еще на денек, пожалуйста! Я прошу тебя, Добряк! Если любишь!..

В сильном волнении она часто вздрагивала, и ее остренький носик становился как бы курносым и розовел. Что всегда вызывало улыбку у собеседников. Эта улыбка создавала в ней еще большую неприятность, и следовала уже настоящая атака ненависти ошеломляющая и всесокрушающая.

– Гаденыш! Ты знаешь, что ты гаденыш? Зачем ты встречался со мной все это время? Разве не знал, что уедешь? Ты обо мне думал? Скотина! Ты скотина! Тебе нужны были только удовольствия со мной!  Гаденыш! Гаденыш! Гаденыш!

И Добряк отшатнулся, попятился, как от серии ударов. Потом попытался взять себя и ее в руки. Не получилось. Она увернулась. И он окончательно пришел в растерянность. Эта его непривычная беспомощность распаляла ее все больше. Наконец, несдерживаемая агрессия заставила развернуться и обратиться в бегство.

Прекратила ее буйство только пожилая женщина властным, и в то же время мягким тоном.

– Отбой, отбой Лисонька! Твой полоумный уже в автобусе. А в полном уме с тобой теперь никто не свяжется. Вся округа слышала рев бомбардировщика!

Лисичка отвела взгляд на лужайку. Она была теперь также пуста. Холод и отчаянье заставили последний раз передернуть плечами. Захотелось броситься женщине на грудь. Но та уже обошла препятствие. А к девушке приходило понимание, что больше бросаться ни на кого не следует. И все же еще раз «амкнула» на пустую полянку. Глупостей на сегодня было достаточно. Только происшествия для нее на этом не закончились.

Выйдя из парка, она стала свидетелем, как старенький «Жигуленок» сбил молодого человека. Машина пыталась притормозить, но на мокром асфальте сделать этого не удалось. После чего водитель прибавил скорость и уехал. Лисичка номера не запомнила. Просто в такой момент эта обязательность не пришла ей в голову. Но тут же вызвала «Скорую». В милицию позвонил кто-то другой. А она засуетилась возле парня. Именно засуетилась, не зная, что делать. Он был без сознания. В  крови. Когда зачем-то пыталась его приподнять, стонал от боли. Потом ее грубо отстранил какой-то мужчина. Она не ушла. Дождалась медиков, милицию. Человек в форме задавал ей вопросы. Благодарил за неравнодушие. Несколько раз переспрашивал фамилию и адрес.

А на другой день, сразу после работы отправилась в больницу. Отыскала паренька. Он удивился ей и фруктам. И, оказалось, немного знает ее по общим знакомым. Поэтому разговорились легко и надолго. На следующий день она снова была у него. Уходя, пообещалась прийти и завтра. Незаметно эти визиты стали потребностью. А по выходу Игоши из больницы, подали заявление в загс. Тоже неожиданно. Через месяц расписались. Жить стали в пригороде в особнячке его деда. Поначалу им никто не мешал – жили одни, на просторе. Время это было забавным и веселым. В зале висели старинные настенные часы, которые с древней бесцеремонностью все еще продолжали тревожить людей ежечасным «Бом!.. Бом!..» Они ей почему-то напоминали мультфильмовского солдатика, и, проходя мимо, всегда передразнивала их – ать-два, ать-три! Со стены, напротив, за шалостями молодых на запущенном паркете и на повыцветших коврах следила строгая прабабушка. Но казалось, что иногда и она тайком улыбается им. Да, даже и старый черный кот встречал ее со всем своим кошачьим радушием. Правда, распорядок у него был свой и требовал кормежки  всегда неприлично рано. И почему-то именно у нее. Совсем уж все хорошо не бывает. Черный болван не понимал, что значит ранний подъем в медовый месяц для молодой женщины. Но приходилось вставать и кормить привередливого соглядатая. Молодой муж быстро и четко распределял обязанности в свою пользу. При чем делал это незаметно и поначалу безобидно: «Лисонька, у меня это никогда не получалось как надо. Ну, мурр?..» С неожиданным замужеством всегда так. На тумбочке возле кровати голенький фарфоровый самурайчик с мечом в подвижной ручке улыбался и смешно кивал головкой. И ей оставалось тоже только улыбаться, сочувствуя своему везению. В конце концов, ей никто ничего не успел наобещать. Даже сама себе не успела. Вот и не понимала многого. Приноравливалась к новой жизни, как умела. Поговорить с матерью не могла – маме ее спешка не понравилась сразу. Заезжала к ней иногда после работы попить чайку и осветить крохотные комнатки своим счастьем. Внимательный материнский взгляд ей не нравился. Она еще не догадывалась, что первая трещинка на ее мнимом счастье уже заметна.

А ближе к весне зачастили к ним его родители. Отец подолгу ходил по комнатам, будто не замечая их. Его задумчивость на лице напоминала ей алгебру. Потом он останавливался, смотрел на нее, будто удивляясь ей, и уходил в сад чистить дорожки, обрезать ветки, подолгу греметь железом в гараже и сарае. К приезду свекрови посреди комнат всегда собирался мусор. И даже она сама удивлялась своему беспорядку везде и во всем. Хваталась за тряпки и пылесос. Но уже понимала – предстоящего изменить невозможно! Согласно кивала головкой – да-да, хозяевам лучше вернуться в свой дом, у новой приживалки ничего здесь не получается. С ужасом слушала, как у другой женщины скворчит и пыхтит на кухне для нее ужин. Хозяйкой она так и не успела себя здесь почувствовать. Чаще обычного смотрела в зеркало и будто пыталась стряхнуть с лица пятнышки рыжей акварельки.

Комнат в доме было достаточно для двух семей. Однако двум женщинам всегда тесно. Она попробовала заговорить насчет городской квартиры, но родители ее уже сдавали. И приходилось притираться к новым родственникам – так говорил Игошин старший. С ним Лисичка чувствовала себя свободнее и увереннее. Он предложил ей работу у себя. Все ей говорили, что нужно  соглашаться, и она согласилась. Вслед за этим на работе мужу сделали предложение, от которого он также не смог отказаться. Он уезжал на север. Пока на три месяца. Работа была вахтовой. Вот только с ней он даже не посоветовался. И очень удивился, когда она попробовала по этому поводу возмутиться.

– Лисонька, у меня это совсем ненадолго... Ну, мурр?..»

Розовый самурайчик на ее тумбочке вдруг загрустил, будто он своим игрушечным оружьицем нечаянно сделал еще один порез-трещинку на прекрасном лице молодой хозяйки. Игошин младший уехал, а Игошин старший неожиданно стал разговорчивым и увлекательным. Поначалу она приняла это как поддержку в разлуке с любимым и в учащавшихся несправедливостях свекрови. Даже когда после работы повез ее в ресторан, не сразу сообразила, чем это может закончиться. Закончилось тем, что хмель объединил их обиды. И ладно бы только в тот вечер. У этих обид были одни и те же глаза – жгучие и самоуверенные. Через какое-то время свекровь обо всем догадалась. Самурайчик, съежился, не зная какую из хозяек ему защищать, и сделался безразличным к ней и ко всему окружающему.  Лисичка почти без сожаления вызвала такси, чтобы больше не возвращаться за вещами. Прошествовала через зал с медлительной уверенностью. Только чужая прабабушка грустно улыбнулась ей, будто уже ставшей своей. И часы вдруг остановились. Ей не пришлось в последний раз передразнивать их – ать-два, ать-три! В дверях сочувственно посмотрела на Игошина старшего – его никто не выгонял. Хотя, возможно, скоро ему привезут другую невестку. Начиналась новая осень. Но уже не такая резкая и холодная.

Прошла еще пара недель, и Лисичка спешила через старый парк на новую работу. Впереди услышала неприятный высокий голос «пожарной сирены». И он показался ей почти знакомым.

– Я дурочка! Всего лишь дурочка! А ты скотина, сволочь, негодяй! Ты все хорошо понял?

Подойдя ближе, увидела плачущую девчонку. Она была уже одна.

– А стоит ли превращать недоразумение в белую горячку? - Лисичка даже не поняла - произнесла это вслух или только подумала, но девчонка обращалась уже точно к ней:

– Да пошли вы!.. Что?.. Давно такой умной стала?

Голосок плачущей уже напоминал писк поранившегося мышонка…

– Недавно. Правда, недавно! И даже не знаю, надолго ли?.. Все мы бываем дурочками.



Из книги "Солнце в чужом окне" 2011год
ISBN 9878-5-904418-52-6


.