Повесть Калейдоскоп -7

на фото дед Глусский Яков Аронович с моей маленькой мамой Валей


А ВОТ И ЖЕМЧУЖИНА, БЕЛАЯ И БЕЗЗАБОТНАЯ, ПРИВЫКШАЯ К ЛАСКЕ ТЕПЛОЙ МОРСКОЙ ВОЛНЫ

Плачь комариный под вечер,
Тихо вздыхает ковыль.
В путь по тропинке на встречу:
Поле поплыло, да пыль.

Грустно, дощатая дача,
Ветошь запущенных дней.
Как - то всё было иначе
В памяти детской моей.

Солнце. Плескал рукомойник
Струйки весёлой воды.
Что нам на завтрак сегодня?
Мамочка, яблоки-сны…

Там, за кустами малины
Ёжик живёт нелегко,
Ночью ворует из крынки
Кузьки-кота молоко.

Яблони, яблоки, книжки…
Тайный шалаш из досок,
Олька, с серёжкой из вишен,
Юлька – июльский цветок.

Нету пруда, тут, Ба – рыбина!
Плещемся как пескари.
Дед неизменно хохочет:
Рыбину в поле словил.

Просекой травы примяты,
Вновь воскресенье – жара!
Мама, сегодня мне с мятой
Чай завари, до утра

Будем с тобою про старость,
Молодость вспоминать,
Мама, мне мало осталось.
Я не хочу умирать.

Грустно, дощатая дача,
Ветошь запущенных дней.
Лето отпущено, значит,
Ливнем по крыше моей.

Слышишь, кукушка всё плачет,
Рожь переспела – смелей!
В детстве рыдалось иначе,
Радостней и веселей.

С мамой Валей мы ездили в отпуск на подмосковную дачу деда Яши в Барыбино, или к друзьям в Прибалтику. Она отпускала меня гулять допоздна, чему я была несказанно рада. И, по-моему, нарочно рассказывала о своих воздыхателях, о любимых, о мужьях своих подружек, о любовниках и любовницах друзей подружек. Почему-то доверяла все свои сокровенные тайны, может от внутреннего одиночества, несмотря на свою общительную натуру.
...Часто по вечерам, мама рассказывала мне, своей маленькой дочурке о приключениях, которые происходили с ней, в её юные годы. Я, словно кожей, впитывала эти истории, зажав от удивления раскрытый рот ладошкой. Сидела на расстеленной кровати, и молча, кивала го-ловой в такт её слов.

ВОТ ОДНА ИСТОРИЯ, КАК МЛЕЧНЫЙ КАМЕНЬ ХАЛЦЕДОН, КОТОРАЯ ПОРАЗИЛА ХРУПКОЕ ВООБРАЖЕНИЕ, И НАВСЕГДА ОСТАВИЛА СЛЕД В МОЕЙ ПАМЯТИ

Был 1947 год. Маме исполнилось всего 8 лет. Дом, где она жила с родителями находился в самом центре Москвы на улице Миусской. Каждый день маленькая мама ходила гулять в самый обычный послевоенный двор, и дружила с самыми обычными послевоенными шкетами, вечно голодными, но по-детски веселыми и беззаботными.

Да, голодно было тогда. Доступное лакомство для детворы – это сушенные груши для компота, скрюченные и очень жёсткие от долгого лежания на прилавке соседнего магазинчика, которые никто из взрослых не брал, поскольку, они были совсем не дешёвые.
От этих груш у мамы вечно болел живот, но все ребята, которые сумели каким-то образом купить вкусность, были чрезвычайно горды, и хвастались друг перед дружкой, смачно жуя чёрные высохшие дульки. Это тебе не нынешний «Сникерс», «Марс» или «Чупа-Чупс».

Но однажды случилось чудо! Ранним утром огромный грузовик привёз и с ужасным грохотом свалил прямо в мамином дворе гору деревянных бочек, и уехал. Разбуженные жители близлежащих домов вышли посмотреть: что же случилось?!
Бочки были не пустые, как вначале показалось. Они были со сгущн-ным молоком!
Реки сладкой, белой сгущенки потекли вдоль мостовой в июньскую пыль и мятый тополиный пух. Ошарашенный народ стоял и молча смотрел на это белоснежное чудо. Послевоенные голодные люди не стесняясь друг друга, не могли сдержать слёз, видя, как молочные ручейки быстро становятся серыми, черными и высыхают, как сушеные груши.
Не растерялся лишь пятилетний Голый Колька! Он всегда ходил голышом, давно ни кого не смущаясь, поскольку родителям не на что было купить ему штаны.
Колька тихо вылез из песочницы, взял свою зелёную лопатку для песка, нырнул в бочку, которая лежала на боку, и принялся деловито и бережно соскабливать с деревянных стенок толстенный засахаренный жёлтый слой сгущенки в своё ведёрко. Не обращая внимания на жуж-жащих ос и мух, облепивших его истощенное, костлявое тельце.
Глядя на него, народ оживился. Ведь бочек было полным-полно!

продолжение http://www.proza.ru/2012/01/10/878


Рецензии