Сука

Он аккуратно ложечкой вынимает из чашки ровные кубики сушеных яблок и засовывает их в рот.
 - Почему ты не пробуешь? Они вкусные…
«Не доверяю чаю-за-тридцать-пять-рулей-упаковка».
Выдавливаю из себя улыбку и продолжаю молчать. Разговор не клеится. Мы сидим в кромешном молчании уже почти час, только изредка обмениваясь ничего не несущими в себе фразами. Он не сильно изменился. Все те же неопрятными колтунами свалявшиеся волосы. Интересно, это от мелко-кудрявой структуры, или от полного отсутствия личной гигиены. Старые потрепанные джинсы и драный на локте свитер. Проблема в том, что когда тебе 17, все прощают это нарочитое пренебрежение стилем, но в нашем возрасте… Когда-то я и сама резала себе джинсы аккуратно под задним карманом, что подчеркивало изгиб линии таза. Как давно это было…
Для того чтобы скрасить пустоту, он начинает тараторить про все эти годы, что мы не виделись, про свою группу, про то, что они уже скоро должны записать альбом и наверняка стать знаменитыми, про знакомого продюсера (надежного человека), который обещал все устроить.
Слушаю в пол-уха и думаю о своем. Между нами как будто стоит перегородка, мой защитный блок от старых воспоминаний. Я начинаю злиться от непонимания того, что же я здесь делаю. Наверное, это мой прощальный ритуал, последнее сжигание мостов. Нечто похожее на предание очищающему огню тряпичной куклы и фальшивые завывания плакальщиц. Впервые за долгие годы я полностью организовала свою жизнь и до полного вступления на порог сытой безмятежности остаются считаные дня. Интересно было бы посмотреть на его лицо, узнай он, где я сейчас нахожусь. Ничего азартно-интригующего. Я поежилась, представив это брезгливое выражение лица. Одним поступком я могу перечеркнуть всю свою стоимость, которую зарабатывала долгим трудом.
Да, это непросто. Здесь дело не только в одежде, нужно нечто другое, нечто большее. Необходимо определенное умение подать себя, манеры, талант  держать себя, взгляды на жизнь и жесткий иммунитет против политики. Мы не можем вычитать это в книгах или заучить по фильмам, это необходимо впитывать каждой клеткой. Такое умение дано далеко не каждому, нечто сродни избранности. А еще в этот круг нельзя войти дважды, одна ошибка и двери для тебя навсегда закрыты. Но я доилась своего и совсем скоро у меня будут не просто положение и репутация, а самые законные в мире права, права жены. Я уже решила, что на первый месяц мы уедем куда-нибудь в Италию, и ни о чем не будем думать.  Наступит долгое время безмятежного спокойствия.
Он смотрит так пронзительно и прямо, как можно смотреть только на близкого человека.  Меня раздражает этот взгляд, я слишком привыкла к тому, что такие, как он, соблюдают почтительную дистанцию. Просто мы с ними живем в разных мирах, у нас почти нет шансов пересечься в одной плоскости. Наверное, я единственная такая из них, кто знает наверняка о существовании того другого мира, кто изучил его вдоль и поперек, и именно поэтому готов зубами держаться за свое сегодня. Сначала я была удивлена, в первый раз заметив в себе ростки подобной жестокости. Это было несколько лет назад, когда мы с моим тогдашним бой-френдом (спонсором) сидели на летней веранде одного из кафе в центре. Мимо проходила девочка, с которой мы учились в одной группе. Она узнала меня. Я перехватила радостный взгляд тупой стервы, готовой подойти ко мне и одарила ее таким ответным взором, что лицо девочки резко перекосило. Она скрестила руки на груди и удалилась более чем поспешно. А я еще несколько минут не могла прийти в себя. Нет, не от  страха, это оцепенение проходит быстро, скорее, от удивления. Тогда я почувствовала внутри себя такой прилив ненависти, что его хватило бы ни на одно убийство. Потом я точно поняла, для того, чтобы жить так, как я мечтала, я готова на все. И это у меня есть.
И скольких я давила. Последнюю я размазала совсем недавно, она пыталась вцепиться в Ника почти перед самой свадьбой. Тогда под ударами моей тонкой иронии она согнулась, я почти видела, как лицо ее расплывается грязной лужей по мраморному бордюру. Нечего прикасаться к чужому. После нескольких моих фраз все отвернулись от нее, и больше я ее не видела, наверное, зализывает раны в каком-нибудь одном из лондонских колледжей.
За окном темнеет, и я начинаю подумывать о том, как бы побыстрее выбраться из этой вонючей конуры, которую он, почти наверняка, именует квартирой. Что ж, я там, он здесь. Вежливо улыбаюсь и жму ему руку:
 - Я уверена, что тебя ждет великое музыкальное будущее.
От его руки моя ладонь получила пропитку из липкого пота. Думаю, он хотел чмокнуть меня в щечку на прощание, но я бы не смогла. Проглатываю ком, подступивший к горлу, и поспешно ретируюсь. Черт, в глазах темнеет и все сжимается внутри, когда вспоминаю, что мы были любовниками. Достаю Салфетку и тщательно вытираю руку.
Почти не помню, как выбежала на улицу. Возникло почти невыносимое желание пробежаться по сырой и промозглой осенней погоде, но мешает мысль о моем маленьком Порше, который бросила в соседнем дворике. Сажусь в машину и мчусь до Кутузовского. Там бросаю машину у обочины и почти бегом вниз по улице. Чувствую, как все тело напряжено, мне необходим воздух. Ненавижу себя, за то, что туда поехала. Готова ударить себя по голове, чтобы выкинуть все эти воспоминания. Ощущение такое, как будто на меня только что вылили ушат липкой грязи, влажной и склизкой, как пот его рук. В какой-то момент понимаю, что стою посередине улицы и рыдаю. Возвращаюсь к машине, нужно посидеть и отдышаться.
Закуриваю. Да, когда-то я курила толстые дешевые сигареты. Сейчас не могу представить, как мои тонкие пальцы могли бы сжимать подобное бревно. Сейчас сигареты мне привозят из Франции. Я считаю, что просто преступление против себя и окружающих, курить отечественный табак с его противным опилочным вкусом. 
В студенческие годы я резала джинсы и пела в группе, мечтая стать великой панк-певицей. Мы часто встречались на репетиционной базе на окраине города, прихватывая с собой выпивку-подешевле. Иногда мы курили (это мне нравилось гораздо больше, чем питие). Но главным была музыка. Я начала отстраняться от них, когда окончательно поняла, что здесь меня ничего не ждет. Тогда я знала, что в среде студентов существуют разные  пласты. Моя компания гордилась тем, что мы не имеем ничего общего с «гламурной» молодежью. Я помню свой первый шок, когда поняла что эти холеные детишки, которых мы считали н-е-д-о-л-ю-д-ь-м-и, сами брезгуют общением со мной. Я тогда отчетливо увидела в глазах одного парня что-то, похожее на страх, страх, как перед заразой, как перед противной инфекцией. Какой грязной я почувствовала себя в тот момент. Помню, как все мое тело съежилось. Наверное, уже тогда я твердо приняла решение: НА МЕНЯ НИКОГДА НИКТО НЕ БУДЕТ ТАК СМОТРЕТЬ.
И я спала с ними, с ребятами из той компании, мы делали это пьяными, пару раз на скамейках на улице. Меня начинает трясти бессильная злоба, когда думаю об этом. О том, как очнувшись, поняла, что те, кого я считала друзьями, всего лишь сборище алкашей и ничтожеств. Как я возненавидела их тогда. Возненавидела за иллюзии, за обман, за брезгливый взгляд того парня (это я так должна на него смотреть!), на то, что они пачкали собой мое тело, мое безупречное тело.
Радио вещает: «Учащаются случаи пропажи людей. В списке уже пропавших директор банка Х., известная фотомодель Е., журналист с центрального телевидения Д., известная поп-дива У. и председатель одной из крупнейших нефтяных корпораций Т.. Это все к нашему часу. Удачного вам вечера».
Выключаю радио.
Откидываюсь на спинку кресла и закуриваю еще одну.
Тогда мое тело не было еще безупречно. Хорошая фигура требует обширных инвестиций, но они окупаются, когда достигаешь результата.
В наш век вся жизнь строится по-иному. В институте нам промывали мозги Фрейдом. Старик давно в прошлом. Миновали времена, когда женщину мог привлечь размер члена, сегодня миром правит размер кошелька. Чтобы оказаться там, где сижу я, в уютном салоне собственного Порше, необходимо связывать свою жизнь с большими кошельками. На этот счет у меня собственная теория. Если ты ложишься в постель с кошельком потоньше, знай, дальше тебе уже ничего не светит. Итак, правило номер 1: никогда не опускайся до тоненьких кошельков (до людей второго сорта), не сбивай себе цену. Крупные кошельки предпочитают только первоклассный товар. Однако бывает еще и такой вид, представители которого обладают гигантскими кошельками. Здесь уже нужно быть очень аккуратной и тщательно все обдумывать. Эти мужчины похожи на особей из прошлого века, обладавших слишком крупными членами. Их размер может причинить боль, а то и травму. Слишком богатые люди должны непременно обладать слишком высокой степенью жестокости, а, соответственно и любые контакты с ними могут обернуться катастрофой. С такими я тоже предпочитаю не связываться, слишком велик риск и слишком высока конкуренция, где соперницы не бьют тебя, а в прямом смысле убивают. Мой выбор – кошельки №2. Они достаточно объемны для удовлетворения моих потребностей, достаточно удалены от остального мира, чтобы иметь четкие гарантии никогда с ним не пересекаться, и при всем при этом умудряются сохранять рудименты человечности. Молодые, сильные, накаченные, всегда стильно одетые и обученные галантным манерам. От усталости на работе, не слишком удручают тебя постелью, осознавая свои плюсы, не сильно угнетают ревностью. Определенно, это идеальный вариант.
Первое время я очень боялась, что во мне узнают представителя низшей касты. Уже тогда я понимала, что это будет концом всего, а сама я превращусь в обыкновенное быдло, заросшее бытом, детьми и тупым работягой-мужем, вечно пьяным и дурно пахнущим.
Я снова зябко поежилась от одной мысли о возможности подобной перспективы. 
Свой первый кошелек №2 я открыла совершенно случайно на морском побережье. Полноценное же его становление из перспективы в представителя происходило буквально на моих глазах. У меня тогда хватило ума не завязывать курортный роман, но и привязать его достаточно крепко. Когда мы трахались он пыхтел как паровоз и терся об меня плотной колкой щетиной, вызывая опасения за сохранность моей кожи. Когда я уходила, он плакал. Это он ввел меня в этот круг звонких бокалов, легких закусок и приятных разговоров. Это рядом с ним я училась одеваться, накладывать макияж, ухаживать за собой так, чтобы всем окружающим хотелось ухаживать за мной с фанатичным усердием. Я научилась себя продавать и окончательно разучилась работать. С тех пор мои длинные ноги всегда обеспечивали мне неизменно приятный досуг и относительно безбедное существование.
Я    была счастлива.
Чувствую, как нервы постепенно пришли в норму, и завожу мотор. Мне нужен легкий ужин и приятная музыка. Нужен столик в ресторане и превосходный сервис.
Была счастлива... 
Была. Пока меня вновь не постиг очередной удар. Год назад, традиционно скрупулезно рассматривая свое отражение в зеркале я заметила на своем лице первые признаки возраста. Еще совсем тонкие ниточки залегли в уголках глаз. Впервые я поняла, что молодость не вечна, что я сама не вечна. Что мой мир, выстроенный на высоте моих ног, упирающий своим основанием в мой бюст может когда-нибудь рухнуть. Меня одолел долгий приступ депрессии. Стала очевидной необходимость поиска постоянного спонсора.  Все хорошо сейчас. Осталось 5 дней.
    *               *             *
Чувствую вибрацию в сумочке. Кто бы это?
От первого же взгляда на экран мое тело пронзает острый стержень напряжения.
Мы не виделись почти 6 лет. И не виделись бы еще столько же.
 Откуда у нее мой номер?
Женька, после нашего свидания, даже не пыталась заговорить со мной. Мы разные, нам не по пути. Это ее слова. Что ей, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, нужно от меня сейчас, когда осталось всего 4 дня?!
Извиняюсь и выхожу из-за стола, прихватив с собой сумочку. Оглядываю уборную на предмет выявления посторонних ушей и только тогда достаю телефон.
Голос в трубке хрипит в попытке перекричать машины.
- У меня проблема, мне нужна твоя помощь. Ты знаешь, я бы никогда сама тебе не позвонила, если бы это ни было так срочно и ТАК важно.
С чего меня должны волновать твои проблемы? Продолжаю слушать ее тирады.
- Нет, это не мои проблемы. Я знаю, о чем ты думаешь. Это НАШИ проблемы. Это касается наших родителей. Если мы не разберемся с этим в ближайшие пару дней, ВСЕ ПОЛЕТИТ К ЧЕРТЯМ. Ты меня слышишь?
Черт возьми, да что это такое?!  Диктует адрес.
- На месте все объясню. До встречи, дорогая.
Я не поеду. Я не хочу туда ехать. Гребаное прошлое настигает меня и лупит по башке. Какого черта им всем от меня сейчас нужно? Поправить макияж и выйти наружу. Я здесь уже слишком долго. Думать будем потом.
- Я совсем загрустил без тебя. Думал, ты исчезла, золушка, - улыбка Ника досталась ему от Чеширского кота. 
Мне нужно обо всем подумать. Сейчас я придумаю повод, мы поужинаем, потом я встану и поеду к ней. А он поедет домой. И ни о чем не догадается, потому что я обязательно что-нибудь придумаю.
Мне нужно встретиться с подружкой. У меня нет подруг. Что может понадобиться человеку в такое время? Мысли лихорадочно летят. Мне страшно, мне нужно побыть одной. Нет, слишком подозрительно. Если хочешь врать, скажи много правды и каплю лжи, тогда обман останется незамеченным. Это знали все сектанты и великие манипуляторы.
- Мне позвонила одна старая знакомая и попросила о помощи. Мы не виделись 6 лет, но сейчас я беспокоюсь за нее. Мне нужно уехать.
- Знакомая?
- Ну, да. Родственница. Сестра. Двоюродная. Мы с ней давно не общались. У нас плохие отношения. Мне нужно ехать.
- Не знал, что у тебя есть сестра.
*              *              *
В подъезде пахнет сыростью и мочой. Высокие потолки. Лифта нет. Просторный холл. Сталинская постройка. Нахожу высокую деревянную дверь в облепленной бардовой краске. Наверху табличка: «Открытая экспозиция: УБЛЮДКИ ЭТОГО МИРА». Звонок сломан. Стучу.
Дверь открывает парень со взъерошенными волосами в майке RAF и растянутых джинсах. Иду за ним. Проникаем в большой зал. Люди сидят на полу. Люди сидят везде. Сквозь абсолютную тишину просачивается мощный мужской бас. Декламирует экзальтированно.
- …деструктивность не есть природа человеческого разума, а лишь воплощенное выражение интериоризированной деформации социальных отношений, усвоенной сквозь призму личности. Понимание сути социальных отношений и направление фрустрированной энергии, застрявшей в путах бесчеловечного мира,  обладает освобождающим потенциалом. Только в борьбе способно раскрыться истинное лицо рода человеческого, превращая деструктивные тенденции в конструктивные. Итогом же является освобождение. Диалектика борьбы включает в себя единство насилия и катарсиса. Терпящее ежедневные мучения, причиняемые системой, проводниками которой являются верные слуги капитализма – буржуа и переродившиеся рабочие, большинство должно восстать против меньшинства. Подобная агрессия в отношении угнетателей является оборонительной, а, следовательно, конструктивной. Авангард берет на себя роль…
Лица преступников и наркоманов. 15 отборных представителей социального дна. Где-то в углу моя сетренка. Хрупкая, по-мальчишески сосредоточенная, сложила ноги в позу лотоса и уместилась так на тумбочке рядом со стопкой книг. Она все такая же хорошенькая. Маленькое личико и озорные щечки. Она всегда лукаво щурилась и ехидно улыбалась.
Голос вещателя становится приглушенным и хриплым, что вынуждает всю аудиторию податься вперед.
- …мы, воспитатели рода человеческого, преемники великой революционной традиции, авангард угнетенного  класса, ставим своей задачей коренное изменение мира. Сегодня, товарищи, на ваших глазах состоится суд. Нет, не над банкиром и кровавым убийцей, но над  предателем своего класса. Над человеком, падшим и продавшимся, самолично отдавшимся цепким лапам капитализма…
Это дурной сон. Хочу повернуться, чтобы сбежать, но за спиной люди, много людей и впереди они. Выдавливают меня на сцену, на откуда-то появившийся стул. Я начинаю задыхаться, упираюсь ногами. Их все больше, они тянут ко мне свои липкие пальцы. Я начинаю отчаянно сопротивляться. Борьба происходит в кромешном молчании. Что-то бьет меня сзади, и я проваливаюсь в черный мрак.   
Открываю глаза, лежа на пыльном полу. Руки больно связаны за спиной. Резко воспоминания настигают меня. Все та же комната, но людей стало заметно меньше. Вижу высокую мужскую фигуру, которая все также вышагивает по центру и декламирует. В углу находится еще кто-то, лица я не вижу. Фигура в тени.
- …роль искусства. И мы повторяем вслед за великим режиссером: «искусство не отражение реальности, а реальность отражения».  Мы должны вновь завоевать гегемонию на художественной арене. Буржуазная проза выдохлась. Сегодня мы являемся открывателями новых форм. Концептуальное продолжение идей Брехта принимает в наших работах форму нового динамичного искусства реальности.  Новая драматургия динамики человеческой жизни, уличный театр, многоступенчатое уравнение, записанное на пленку без гримас, без постановочных сцен. Мы являемся творцами своей судьбы, мы освободители человечества, мы рождаем искусство в движении здесь и сейчас, новый психологический театр, где освоождение получает каждый участник…
В комнату входит человек в респираторе и начинает выводить на стене баллончиком:
«1. ЗРИТЕЛЬ -  САМ УЧАСТНИК ДЕЙСТВИЯ
2. СТАНОВЛЕНИЕ ДЕЙСТВИЯ ЧАСТЬЮ ЗРИТЕЛЯ ПОСРЕДСТВОМ ОТРАЖЕНИЯ И ПРОЖИВАНИЯ
3. ПОЛИТИЧЕСКАЯ АНГАЖИРОВАННОСТЬ СПОСОБНА ОСВОБОЖДАТЬ
4. ИНТЕРИОРИЗАЦИЯ ИДЕЙ ПОСРЕДСТВОМ ВИДЕОРЯДА»
Что за бред… Он продолжает писать.
В какой-то момент лектор уходит. Тишина, мое тело немеет от невозможности долго изменить позу. В комнате становится темно. Сколько времени я здесь нахожусь? Уже светлело?
В комнату входит пара. Они включают красную лампу, свет сочится тускло, медленно вдвоем расстилают на полу одеяло. Девушка раздевается. Когда она доходит до джинсов, он тоже начинает снимать одежду. Они ложатся на пол и начинают ласкать тела друг друга. Она постанывает, он входит. Они занимаются любовью, медленно, каждое движение сопровождая стонами наслаждения, переплетаясь и перекатываясь по полу. Это длится долго. Я неотрывно смотрю на их движения. Потом они кончают почти одновременно. Она чуть раньше, ее крик отдается у меня в ушах. Потом они долго лежат вместе, он все еще в ней.
Через какое-то время берут одежду в руки, собирают одеяло, выключают лампу и покидают комнату.
Я долго лежу одна в темноте. Пока не засыпаю.
Открываю глаза. Светло. Прямо перед моим лицом улыбающееся озорное лицо сестренки. Она лукаво щурится.
- Ну как? Ты вчера своими истериками нам тут чуть все не разнесла. Хорошо, что удалось тебе вовремя скрутить. Ты наверняка проголодалась. Есть сыр, молоко и хлеб.
 Поднимаю на нее глаза.
- Ааа, кто читал? Правда, он гений? Пойдем, вы еще обязательно познакомитесь. Слушай, ну руки я тебе развязывать, наверное, не буду. Ты как? Готова к нормальному общению? Знаешь, мне не хочется применять силу…
Под ее щебетание мы шли на кухню. Руки она мне все-таки развязала. На столе уже ждал стакан молока и обещанные хлеб и сыр. В следующие пару минут я не замечала ничего вокруг, жадно впиваясь в пищу. Только когда почувствовала, что желудок переполнен, смогла остановиться. Я давно не позволяла себе есть так. Обычно я заканчиваю прием пищи, будучи еще голодной. Это необходимо для фигуры. За спиной чей-то голос констатировал:
- Стадия номер один. Возвращение потребности в пище. Тяжелый случай. Необходимо будет пройти весь период эволюции.
Сестра лукаво усмехнулась в направлении угла за моей спиной и снова обратила взгляд ко мне.
Период эволюции. Они смеются надо мной? Черт возьми, мне нужен телефон, нужно позвонить.
Люди вокруг не обращают на меня никакого внимания и что-то заинтересованно обсуждают. На меня сыплется ворох фамилий и другой совершенно непонятной информации. Грамши, Лакан, Лукач, Альтюссер… Кто они? Что это за мерзкие теории?
Вчерашний лектор что-то рассказывает с профессорским видом. Я смотрю, как шевелятся его губы, как он высок, когда декламирует. Внимание окружающих приковано к нему, и я сама не могу оторваться. Слова проносятся мимо, всеми своими клетками я впитываю его образ. Все мое существо сейчас направлено к нему, я чувствую прилив возбуждения, как в детстве. Я начинаю тереться о стул, на котором сижу. Медленно я вожу по шершавой поверхности бедрами, прикасаюсь с сиденью клитором и перестаю замечать все, что твориться вокруг. Пространство съеживается и исчезает. Я беру стакан молока и выливаю себе на грудь. Медленно руками я растираю молоко по груди. Мои бедра двигаются все быстрее. Я кончаю прямо здесь, на общей кухне. 
*    *       *   
Просыпаюсь в пустой комнате. В окно льется лучистый солнечный свет.
Сколько времени я здесь?
Я на полу, в абсолютно пустом светлом помещении. Только паркет на полу, желтые стены и лепнина на потрескавшемся местами высоком потолке.
Осматриваю свое тело. Все в порядке. Это был кошмар. Теперь нужно думать о том, как отсюда выбраться.
Подхожу к двери – не заперто. В приоткрытую щелочку льется свет. Дверь подается, медленно вхожу. Это еще одна комната. Такая же пустая и светлая, как и та, в которой я проснулась. Напротив дверь. Открываю.
Снова комната.
Начинаю идти быстрее. Дверь. Дверь. Дверь. Перехожу на бег. Последняя дверь открыта настежь. Захожу. Такое же пустое и светлое помещение. Окно открыто. Из него сочится свежий ветерок. На широком подоконнике сидит беременная женщина в прозрачном белом платье и курит. Она смотрит в окно. Я смотрю на нее. Ее положение очень ненадежно, я боюсь, что она может упасть. Я вижу, как сквозь прозрачную ткань проглядывает молодое упругое тело и круглый живот. Она поворачивается ко мне и улыбается своей успокоенной материнской улыбкой. Мне становится душно. Она заполняет собой все мое пространство. Остается только ее улыбка, полная незыблемого тепла и гармонии.
Чувствую, как кружится голова. Она смотрит на меня. Ком подступает к горлу. Сажусь на корточки, чтобы не упасть. В глазах черные разводы. Что-то сжимает голову. Я куда-то проваливаюсь.
 *    *       *
Просыпаюсь на бетонном полу. Все вокруг из холодного бетона. Смотрю на пустой разрез окна. Темнеет. Время близится к вечеру.
Видимо, дом не достроен.
Выхожу из помещения, пересекаю еще несколько комнат и попадаю в просторное помещение. Напротив пустующая шахта лифта. Рядом, оплетая пустоту, вьется лестница. Слышу какой-то звук. Иду наверх, поднимаюсь на последний этаж, беру коробку, подтягиваюсь и лезу на крышу. 
Вокруг множество низких строений и кривые улочки. Справа безграничная синь моря. Слева кособокие домики жмутся друг к дружке и поднимаются на гору. Чем выше, тем реже становятся строения деревенского типа. Далее идут одни сетчатые заборы, наполовину разваленные, а затем только сухая песочная растительность выжженных солнцем гор.
Снова слышу звук. Он идет откуда-то снизу.
Посреди крыши огромная квадратная дыра (туда я и вылезла). Заглядываю внутрь. Там дети. Маленькие девочки в светлых платьях, похожие на ангелочков. Они поют и медленно двигаются по кругу в окружении бетона и мусора, ловко обходя кучки человеческого кала и битых стекол. Они танцуют босиком. Им весело. Они не обращают на меня никакого внимания. Я хочу к ним и, вдруг, понимаю, что не знаю, как спуститься. Они растащили мои коробки. Здесь нет лестницы. Я абсолютно одна. Мне становится холодно. Начинает раздражать их пение. Я кричу.
- Заткнитесь, маленькие твари!!!
Но они все ходят и ходят. Смотрю на свои руки, они все в каких-то ссадинах. Мне страшно. Убегаю к бордюру крыши и  сжимаюсь в углу. Качаюсь, обняв колени. Это все не со мной. Это все неправильно. Так не должно быть. Странно слышу собственное скуление. Я, как собака. Начинаю беззвучно рыдать, но из меня выдавливается какой-то сжатый легкими рык.
*    *       *
Я снова в комнате. Лежу на диване, укрытая пледом. Меня знобит. Вокруг ходят люди, они что-то оживленно осуждают. Я слышу их голоса как будто на отдалении. Никто не обращает на меня внимания.
 - …А что вы думаете по поводу теории Лившица?..
- …Свобода есть осознанная необходимость…
- …Диалектика абстрактного и конкретного, выраженная с предельной четкостью в его произведении…
Здесь мужчины и женщины. Красиво одеты. В руках они сжимают длинные узкие бокалы с шампанским.
Я лежу. Меня для них не существует. Я одна в своем темном углу. Мне хорошо. Здесь темно и холодно.
В голове крутится только одно: «Открытая экспозиция: УБЛЮДКИ ЭТОГО МИРА». Кто эти пропавшие люди, о которых говорили по радио? Это мы УБЛЮДКИ. Это я УБЛЮДОК.
Встаю. Никто не обращает внимания. Иду к окну. Встаю на подоконник. Сердце вздрагивает, как в детстве на аттракционах. Раскидываю руки и лечу. За спиной слышу хлопки. Мне аплодируют?..