Сон в первую ночь осени

В полвосьмого утра раздался звонок в дверь. Кое-как выцарапав себя из теплой постели, я поплелся открывать. На пороге стоял мой друг Миша, а рядом с ним незнакомая мне девушка, в светло-синем свитере с высоким воротником. Я не успел ничего спросить, а Миша уже затараторил:
 – Знакомься, это Лика. Извини что разбудили, она сестра Димы. А у тебя пивас остался?
– Какого Димы? – не понял я спросонья.
– Ну, ты даешь! – рассмеялся Миша. – Соседа своего забыл уже? Ну, так что насчет пива?
– Проходите. – сказал я отходя от двери. Тут я сообразил, что стою перед незнакомой девушкой в одних трусах с тигрятами, и извинившись побежал в комнату переодеваться. Напяливши домашние шорты и теплый морской тельник, я пошел на кухню, где, уже гремя посудой, вовсю хозяйничал мой лучший друг. Усевшись на мягкий уголок, рядом с девушкой, я уткнулся в чашку с кофе, заботливо подсунутую мне под нос Мишей. На Лику я старался не смотреть, потому что дико стесняюсь малознакомых симпатичных девушек. А она, даже на первый, очень беглый, взгляд мне понравилась. Выше меня почти на голову, стройная, с роскошной, почти черной шевелюрой, и очень приятной улыбкой.
– Извини за раннее вторжение, но поезд очень неудобно приходит.
– Ничего страшного. – Ответил я стараясь скрыть дрожь в голосе, и наконец решился посмотреть ей в глаза.


Глаза у Лики были темно-серые, смеющиеся и очень выразительные. Я мог смотреть в них бесконечно, и понимать, что она сейчас хочет сказать, еще до того как она произнесет это. Когда она что-нибудь рассказывала, а это она любила, её руки находились в постоянном движении. Длинные тонкие пальцы мелькали перед моим лицом как крылья бабочки. Красивая нежная бабочка с черными, заостренными кончиками крыльев. Её высокий голос окутывал меня теплым уютным пледом. Я смотрел на нее и не мог отвести глаз. Даже нет, просто не хотел. Ничего не было вокруг, на что было бы приятней смотреть, чем на неё. Она была единственной совершенной частичкой этого непутевого мира. Иногда я забывался настолько, что переставал понимать, что она говорит, терял нить повествования. В таких случаях крыло бабочки нежно касалась моей щеки, и она немного обижено спрашивала, слушаю ли я её.


Я вставал, брал её руки в свои, целовал каждый палец, и говорил, что конечно слушаю. И что чудно – в этот момент я на самом деле понимал, что знаю, о чем она говорила, хотя и не слышал. Я слышал её всем своим существом, и мне не нужны были слова. Она была лучшим, что произошло в моей жизни, нежданным, может даже незаслуженным счастьем.
Однажды, зимним солнечным утром, я стоял перед зеркалом, расчесывая волосы. Она лежала на диване, я видел её в зеркале. Я поймал её взгляд и показал ей язык. В ответ она улыбнулась и попросила, чтоб я и её расчесал. Признаться меня эта просьба удивила, ведь раньше Лика никогда не говорила, что ей это нравится, но подошел к дивану. Миша сидевший с ногами в своем любимом кресле, сказал, чтоб я особо не усердствовал, а то она сначала замурчит от удовольствия, а потом, глядишь, и хвост отрастит, и когти об мебель точить начнет. Лика кинула в него подушкой. Барсик, мой кот, сидевший у Миши на коленях, сбежал от снаряда с недовольным мявом.


Она лежала на животе, спустив длинные ноги, обтянутые темно-синей джинсой, с дивана. Подходя, я нечаянно наступил ей на пальцы. Лика отдернула ногу и томно протянула:
 – Ты наступил на очень нежную часть меня.
 Я извинился. Взял её густые волосы в руку, наклонился к ней и поцеловал в краешек губ. Она довольно зажмурилась. Меня же, как всегда когда я её целовал, словно разрядом тока пронзило. Рядом с ней во мне бушевал водоворот чувств. Щемящая нежность и восхищение, желание оберегать и желание подчиниться. Полная уверенность в ней и яростная ревность. И мне очень нравилось это смешение, рядом с Ликой я чувствовал себя живым.
Этим вечером она сказала что уезжает. Их с Димой маму выписывают из больницы. Мое горло сжалось в ледяных тисках безысходности. Я ушел на кухню и выкурил три сигареты подряд, прежде чем смог хоть что-то сказать.


Когда мы с мамой приехали домой, сестры и моего соседа Димона не было. Лика оставила записку, что вернется в аккурат к отъезду. Мы начали собирать вещи. Вернее собирала мама, а я бестолково крутился под ногами. Она уже застегивала последний чемодан, когда позвонил дядя Гриша и сказал, чтоб через пятнадцать минут мы выходили. Пока я выносил чемоданы к подъезду, мама насыпала корм Барсику меняла ему воду, закрывала окна.
Яркое зимнее солнце отражалось от чистенькой, блестящей кабины дядиного «Вольво». Сам он курил рядом с машиной, я подошел к нему пожал ему руку, и попросил зажигалку, моя сегодняшним утром приказала долго жить. Он спросил, где Лика, я сказал, что сейчас должна подойти, и пошел запихивать чемоданы в длинный кузов фуры.  Как опытный дальнобойщик, дядя Гриша не возвращался в родной Челябинск пустой, поэтому чемоданы я запихивал между ящиками с музыкальными центрами. Я особо не спешил, потому что сестры еще не было, тщательно закреплял каждый чемодан, чтобы в дороге они по кузову не скакали, попутно стараясь не запачкать свои светлые джинсы.


Я уже закончил, дядя закрыл кузов, а мама начала переживать, когда Лика с Димоном пришли.  У нас во дворе был довольно высокий холм, вот на его вершине я их и увидел. Уже склоняющееся к закату солнце светило им в спины, поэтому они казались пришельцами с какой то неведомой планеты. Картину усугубляли рисунки на их лицах. Над переносицей у каждого по три точки явно нарисованные Ликиным коричневым карандашом для глаз. Под глазами, и на щеках  такие же, только по пять в ряду. Я уже привык к причудам сестры, поэтому не обратил внимания, а вот мама заохала, запричитала, что, мол, и милиция остановит, и побить за такое могут, и за сектантов принять. Лика только отмахнулась. Дядя Гриша снисходительно улыбнулся и полез в кабину. Тут прибежал Миша, лучший друг Димона, запыхавшийся и взъерошенный. В руках у него была сумка из ближайшего супермаркета, подозрительно позвякивающая.


Я помог взобраться на высокую ступеньку маме, подал ей сумочку. Димон, нежно, будто она хрустальная, подсадил Лику и сам влез за ней. Я думал он попрощается и вылезет, но не тут то было. Я попытался его вытащить из кабины, но он с такой силой вцепился в поручень, что отодрать его от него, возможно, было только вместе с торпедой. Я понял, что он твердо решил ехать с нами, этого можно было ожидать, он даже с работы пулей домой летел, лишь бы поскорей мою сестру увидеть. Поначалу я не верил, что он и правда любит Лику, но уже через неделю от моих сомнений не осталось и следа, настолько ярко у него горели глаза, когда он её видел. Пожав плечами, я тоже залез в кабину, и хотел, было захлопнуть дверь, но Миша тоже решил ехать с нами. Кое-как уместившись в кабине, ведь оно вроде, как и фура, но не резиновая, мы тронулись в путь. Лика сидела на коленях у Димона, тот обнял её, уткнулся лицом ей в спину и не отпускал, почти всю дорогу. Мама залезла на спальное место, и вставала только когда, дядя Гриша передавал управление мне, и лез спать. Ему хватало трех часов сна, и мне руль он доверял только на тех участках трассы, где не было постов ДПС.  Миша же пил пиво из лимонадной бутылки и мучил нас практически ежечасными просьбами остановиться.


Было часов десять утра, светило яркое солнце, когда Ликин дядя высадил нас на Челябинске-главном. Мы шли по перрону, разминая затекшие конечности. Теплая ладонь Лики лежала в моей ладони, наполняя окружающий мир более яркими красками и отчетливым смыслом. Миша спрыгнул с платформы и направился за вереницей людей двигающейся к зданию вокзала более коротким путем. Мы уже хотели последовать за ним, когда сзади раздался паровозный гудок. Женщина идущая впереди Миши повернулась и сказала ему отойти. Миша замешкался, шагнул не в ту сторону, и хотел уже идти  дальше на следующий путь, когда по этому пути из тоннеля вылетела встречная электричка. Миша оказался в узкой щелке между несущимися навстречу друг другу составами. Мы затаили дыхание, у каждого промелькнула мысль о самом страшном. Когда электрички разъехались, мы увидели его целого и невредимого. Ликина мама схватилась за сердце, Дима обнял её и успокаивающе гладил по спине. Мы с Ликой спрыгнули с платформы, и подбежали к Мише. Тот стоял неподвижно, белый как снег лежащий вокруг и что-то бормотал. Взяв его за плечи, я поднес ухо к его губам  и разобрал, что он повторяет одно единственное слово – «Водки!». Я взял его под руку и потащил в сторону вокзала. Дима, перепоручив мать сестре, помогал мне. В вокзальном буфете я купил вожделенную Мишей жидкость, и мы сели за железный, обшарпанный стол кафешки, неработающей по зимней поре. Миша уже понемногу отходил от пережитого шока, его била крупная дрожь. Я налил почти полный стакан и сунул ему в руки. Он выхлебал поданное, шумно выдохнул и еще дрожащими руками прикурил. Нам тоже надо было выпить, поэтому я разлил остальное по стаканам и опустил бутылку в стоящую рядом урну.


Когда мы более-менее успокоились и уже собирались уходить, со стороны рынка расположенного неподалеку от вокзала, раздались крики, и показались бегущие люди.
Ликина мама потянула нас во дворы, и мы, ускорив шаг, пошли за ней. Оглянувшись в очередной раз, я разглядел виновников «торжества». Бритые наголо молодчики, в черных куртках и с какими то палками, наводили свой порядок на Челябинском привокзальном рынке.
Пройдя метров триста, мы свернули в очередной двор. Там обнаружилась компания таких же бритых ребят. Видимо они откололись от общей массы, чтоб беглецов вроде нас вылавливать. Завидев нас, они поднялись с лавочки, и подошли к нам. Их было семеро. Окружив нас, они недобро оскалились, поигрывая битами. Один из них, с татуировкой на тыльной стороне ладони, подошел к Лике, взял её за подбородок двумя пальцами и протянул: – Хороша цыпа, не трогать её пока. Ликина мама закричала чтоб они не трогали нас иначе она милицию вызовет, и дрожащими руками стала набирать номер, стоявший рядом с ней боец выхватил телефон из её руки и критически его оглядев сунул в карман.


Я смотрел в лицо татуированного не находя в нем ничего человеческого, кроме презрения и похоти. Это не человек, это даже не животное, такие твари не имеют права топтать эту землю. Я смотрел на пальцы только что трогавшие мою Лику, и думал, в какой очередности их ломать. Гнев накрывал меня горячей вязкой волной, дыхание становилось тяжелым и свистящим, тело окутала мелкая дрожь. Я бросился на него, и кровавая пелена заволокла мои глаза.


Я пришел в себя и понял, что Дима и Лика держат меня за руки и тащат прочь от детской площадки ставшей ареной моей битвы. Я посмотрел на своего врага. Он лежал на спине не шевелясь, с лица пластами свисала содранная кожа, правый глаз вытек, губы превратились в бесформенный кусок мяса, истекающий кровью. Песок вокруг него был красным. Я посмотрел на свои руки. Они были все в крови, половина ногтей выломана с мясом, костяшки сбиты почти до кости. Облизнул губы и почувствовал вкус крови. Силы покинули меня, и я обмяк в руках друзей, потеряв сознание.


Проснулся я под теплым одеялом у Лики дома. Руки были забинтованы, и болели нещадно, особенно там, где были ногти. Лика сидела рядом и гладила меня по голове. Я поймал её руку и стал целовать длинные тонкие пальцы. Мне стало так спокойно и хорошо, что не хотелось отпускать это мгновение, хотелось увязнуть в нем как мошка в янтаре, даже, несмотря на боль. Лика поцеловала меня в лоб и сказала, что мне надо уехать. Здесь слишком опасно для таких как я. А там у меня работа, дом. Она обещала приехать, как только сможет. Как ни странно, меня эти слова не расстроили. Я твердо знал, она выполнит обещание, не бросит меня одного в этом мире. Что она приедет и все будет как раньше. Этой ночью мы были особенно нежны друг с другом. Словно боялись разбить нашу ночь как вазу тончайшего фарфора. Поцелуи щекотали кожу, словно крылья мотылька, пальцы играли ласковые сонаты. Уснули мы, обнявшись, в одну минуту, и я понял, что значит сказочное выражение «умерли в один день».


Утром я уехал, оставив Лике список своих бывших адресов по России. Мы решили сделать из тоскливой поездки увлекательный квест. Она проедет по моим бывшим адресам, коих накопилось за мою недолгую жизнь целых шесть штук, и позабирает мои вещи. Я умудрялся при каждом переезде забывать что-нибудь более-менее ценное, как будто знал, что это пригодится в дальнейшем. Мы договорились встретиться в конце апреля. Я же должен был до этого времени сделать ремонт.


***
   В конце марта, когда ремонт был в самом разгаре, я шел на работу знакомыми с детства дворами. На улице было пасмурно и зябко, поэтому я поднял воротник куртки и спрятал руки в карманы. Я не особо спешил, потому что времени до начала рабочего дня, было достаточно. Раздумывая, в какое бы зайти кафе позавтракать, я шагал по припорошенному снегом асфальту. Впереди, метрах в пятидесяти, из переулка вышли два рыжих кота. Первый шел на задних лапах. Я подумал, что мне показалось, и прибавил шаг, чтоб разглядеть получше. Сократив расстояние до двадцати шагов, я с изумлением понял, что не ошибся. Первый кошак, гордо вышагивал, на задних лапах, еще и передние за спиной сложил, как человек. Второй трусил за ним след в след. Забыв обо всем на свете, в том числе и о том, что мне нужно на работу, я пошел за рыжими. Единственной целью для меня стало, узнать, куда они идут, узнать, где живет такой необыкновенный кот. Их длинные хвосты мерно покачивались, вгоняя меня в транс, и я уже почти не замечал ничего вокруг. Мы шли по дворам, по проспектам, шли через какой-то парк. Я не замечал, сколько прошло времени и километров. Я стал машиной с единственной заложенной программой – шагать за рыжими котами.


   Когда я обрел способность соображать, на мир уже успели опуститься сумерки. Двух рыжих хвостов нигде не обнаружилось. Я не помнил момент, когда потерял их из виду. Ноги налились свинцом от долгой ходьбы, желудок сжался в комок от голода. Голова была тяжелой и бесполезной, ни одной умной мысли в этот момент в ней не было. На телефоне десяток пропущенных от начальника. Я оглянулся вокруг в поисках метро. Хорошо, что заветная красная буковка оказалась неподалеку. Спустившись в подземку, я понял, что до дома мне добираться придется с двумя пересадками. Вздохнув, я сел в поезд.


Перейдя на кольцевую, я сел на лавочку, в ожидании состава. На платформе, несмотря на час пик, кроме меня никого не было. Мое сознание нехотя отметило этот факт, а вот удивиться поленилось. Наконец подошел поезд. Я зашел в вагон, погруженный в свои мысли и, не глядя по сторонам. А зря.


Когда я поднял голову и огляделся по сторонам, меня прошиб холодный пот, воздух комком застрял в горле, ноги подкосились и я осел на пол. В вагоне не было ни одного человека, но не это было самым страшным. Вагон был полон каких-то непонятных существ, непохожих на друг друга ни формой, ни размерами. Некоторые напоминали плюшевые игрушки, и выглядели вполне безобидно, другие были до рвотных позывов безобразными, и вызывали первобытный ужас. Третьи же не поддавались вообще никакому описанию. У них не было формы, были только расплывчатые очертания. Одно из них находилось рядом со мной. Оно плавно пульсировало, будто дышало. Коротким отростком оно обвилось вокруг поручня. При каждом «вдохе» оно меняло цвет. Только что было зеленым, и вот оно уже синее, а в следующий момент оранжевое. Пахло от него тухлой клубникой. Этот тошнотворный запах окутывал меня, пропитывал мою одежду.


От всех этих тварей исходили волны враждебности. Я чувствовал повисшую в воздухе злобу. И она была направлена на меня. Я закрыл глаза, стараясь дышать как можно тише, может так они не обратят на меня внимания, отвернутся брезгливо, как люди от вонючего бомжа, спящего в вагоне на кольцевой линии. Минут пять я ехал в темноте, слушая мерный перестук колес. Больше никаких звуков в вагоне не было слышно. Вдруг рядом со мной раздался резкий свист. Я открыл глаза и увидел, что существо рядом, ставшее сливового цвета, быстро раздувается. Еще немного, и я окажусь внутри его. Оно меня поглотит и переварит. Кислота будет разъедать сначала мою кожу, потом мышцы, моя кровь послужит этой твари компотом, а кости она довольно отрыгнет, на потеху всему вагону. Я завопил и бросился к противоположным дверям, как раз в этот момент они раскрылись, и я выпал на платформу. Продолжая кричать, я отползал от кошмарного вагона. Дьявольская слива в вагоне продолжала надуваться. Двери со стуком захлопнулись, и в эту же секунду она лопнула. Сливовая жижа заляпала стекла, а из открытых окон раздался смех. Хотя эту какофонию из трещания, стонов, свиста и уханья нельзя было назвать смехом, я точно знал, что отродья в вагоне именно смеются, над своим неудачливым собратом, который и добычу упустил, и сам теперь собираться до утра будет, по капле.


Кое-как встав на ноги, я побежал к переходу. Ближе к эскалатору, мне навстречу стали попадаться люди. Я бежал, не глядя под ноги, натыкался на людей, кого-то кажется, сбил с ног. Но мне было все равно. Я влетел в поезд на своей ветке, огляделся вокруг и, удостоверившись, что его населяют обычные люди, забился в угол и дрожал до своей станции.
Попав, наконец, домой, я закрылся на все замки, укрылся с головой одеялом, и попытался уснуть, чтоб быстрей забыть сегодняшний кошмар. Видимо мироздание сжалилось надо мной, потому что уснул я быстро, и спал без сновидений до самого утра.


На следующий день, я совершенно разбитый, но невредимый, добрался до работы, наврал что болел. Вечером, так же без приключений попал домой. Итак, в течение нескольких дней, жизнь, похоже, начала входить в обычное русло: никаких рыжих котов, белых кроликов и бездонных нор. И даже в метро я себя заставил спуститься, и не обнаружил там никаких ктулхуобразных тварей. Спустя неделю, я почти убедил себя, что это был страшный сон.


В начале апреля, меня охватило радостное возбуждение. Ремонт я почти закончил, а в конце этого замечательного весеннего месяца, должна приехать Лика. Она снилась мне почти каждую ночь, будто хотела скрасить тоскливое ожидание. После этих снов я просыпался с дикой жаждой жизни, я ощущал тепло её ладони, которую только что сжимал в своей руке. Даже неприятные ремонтные хлопоты были в радость, ведь это делалось для нас двоих.


В десятых числах, в солнечное воскресение, я решил сделать себе выходной и прогуляться. Я шел по городу, вдыхая свежий воздух, уже вовсю пахнущий весной, и щурясь от яркого солнца. Остановившись у торговой палатки, чтоб купить сигарет и воды, я увидел как из-за угла дома невдалеке выруливают уже знакомые мне коты. Первый все так же шел на задних лапах. Я машинально забрал сдачу и покупки и направился за ними. Сознание пыталось меня образумить, сказать, что они опять меня в какой-нибудь кошмар заведут. Но я отмахнулся от него и продолжил шагать за рыжими котами, как бездумный кусок мяса. Я шел и шел ничего не замечая, наверное очень долго, пока не почувствовал легкое прикосновение какой то ветки к моему лицу. Я пришел в себя, коты были далеко впереди. Я побежал за ними, и сразу же споткнулся о какой то камень и рухнул на землю. Зашипев от боли в ушибленных пальцах, я кое-как поднялся на ноги. Вокруг меня раскинулся обширный парк. Неподалеку находилось заброшенное одноэтажное здание из красного кирпича. Наверное планировалось оно как трансформаторная будка, но сейчас тоскливо пялилось на меня пустыми оконными и дверными проемами. Я попробовал сделать пару шагов, и понял, что ходить могу. Потряс ушибленной ногой, словно стряхивая боль, и краем глаза заметил какое-то движение в здании. Приглядевшись, я разглядел стоявшее в дверном проеме существо, и меня передернуло от омерзения. Размером с большую собаку, длинная извивающаяся шея. На ней небольшая вытянутая морда. Глаза расположены по бокам, как у птицы. Глядя на меня то одним ярко-голубым глазом, то другим, по голубиному выворачивая голову, существо скалило длинные желтые клыки. Тело у него было белесое, без шерсти и покрытое какой то слизью, блестевшей на солнце. Глядя на эту тварь, я вспомнил виденного мной, кажется в Рязани, таракана без панциря. У него было такое же мерзкое белесое тело. Потом я узнал, что это они так линяют, а тогда перепугался, принял его за мутанта.


Существо, зарычав, стало приближаться ко мне. Я стоял, оцепенев от страха, холодный пот струйками стекал по спине. Оно подходило все ближе. Я собрал все силы, но смог лишь попятиться на пару шагов, и запнувшись обо что-то, начал падать. В этот же момент тварь прыгнула. От удара спиной об землю перехватило дыхание. Тварь стояла передними лапами на моей груди, и роняла мне на лицо зловонную слюну. В панике я начал шарить по земле руками, в поисках чего-нибудь тяжелого, и наткнулся на цепочку с ключами. Никогда не думал что придется использовать её как оружие. Дрожащими пальцами я расстегнул карабин. В эту же секунду существо резко выбросило вперед голову, метя клыками мне в горло. Я машинально прикрылся рукой и остановил выпад. Выпутав таки  цепочку из кармана, я накинул её на шею твари и начал затягивать. Она начала вырываться, но я держал крепко, откуда только силы взялись. Цепочка в моих руках стала наливаться ярко-малиновым светом. Чем яростнее чудовище вырывалось, тем ярче светилась удавка. Наконец, оно дернувшись в последний раз, рухнуло на меня. Свет окутывающий мое оружие потух.  Я столкнул с себя мертвое тело и поспешно отполз в сторону. Меня била крупная дрожь, сердце раненой птицей билось в прутья ребер. Я вскочил на ноги и побежал к зданию. Мне хотелось спрятаться от этого ужасного мира, где водятся такие создания. Вбежав в полумрак за кирпичными стенами, я услышал писк, доносящийся из угла. Там копошились три маленьких тельца – детеныши убитой мной твари. Меня окутало душным одеялом ненависти, и я начал топтать эту гадость ногами. Остановился я, когда в гнезде из старых грязных тряпок прекратилось всякое шевеление. Я попятился от этой мерзости и сполз по стене на пол в противоположном углу.


Не знаю сколько я просидел в этом темном вонючем здании, без движения. Все тело болело от пережитого страха. Но как оказалось, это еще был не конец. Внезапно, снаружи раздался пронзительный звук, похожий на пение китов. При всей своей мелодичности, он нагонял на меня ужас. Ладони мгновенно покрылись липким противным потом, меня опять затрясло.  В помещение вошло еще одно непонятное создание. В отличие от уже мертвого монстра, оно было высоким, с меня ростом, наверное. Его тело было гибким, словно бескостным, и переливалось всеми оттенками зеленого и синего цветов. В такт издаваемым звукам, на нем вспыхивали оранжевые пятна. Существо подошло к гнезду, протянуло изящные руки, с черными длинными, словно из антрацита вырезанными когтями, к мертвым детенышам, и издало особенно пронзительный крик. Он будто выдернул меня из оцепенения. Я посмотрел на эти когти, и понял, что если сейчас не свалю отсюда, то они легко, как масло разрежут мое горло. Но сбежать, не получиться, оно явно быстрей меня двигается, нужно предпринять что-то другое. Тут мой взгляд упал на обрезок арматуры, валяющийся рядом со мной, и я понял, что мне надо делать. Взяв его в руку я тихо поднялся. Стараясь бесшумно ступать по битому кирпичу, устилавшему пол этой конуры, я подкрался к твари, и резко размахнувшись, ударил её по спине. Она выгнулась и завизжала. Я продолжал наносить удары, а арматура в моих руках наливалась тем же малиновым светом, что и цепочка недавно. Наконец, шея существа переломилась, голова безвольно свесилась на грудь, и оно рухнуло на землю. Отбросив потухшую арматурину, я выбежал из здания и понесся, не разбирая дороги, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого страшного места.


Когда я выдохся и перешел на шаг, злополучный парк остался далеко позади. Я присел на лавочку, на автобусной остановке чтоб отдышаться. Глядя по сторонам я не замечал ничего необычного. Тихий солнечный день. Людей немного, несмотря на выходной. Так что же, черт возьми, это было!? Неужели никто больше их не видит, не встречает? Почему же я вижу, что я, ****ь, особенный! Нахрен мне такие привилегии не нужны!


Посидевши и поматюкавшись про себя, я немного успокоился. Кошмар понемногу отходил от меня. Или я от него. Периодически меня передергивало, мышцы болели как после тренажерного зала, оставаться на улице было очень неуютно, и я, поймав частника, поехал домой.
Дома я вытащил из заначки бутылку джина, и принялся планомерно напиваться. Пусть мне будет назавтра плохо, но может произошедшее сегодня окажется плохим сном или приступом белой горячки. Я не хотел верить в реальность этих тварей. Выхлестав чуть больше половины бутылки, я вырубился прямо за столом, уронив голову на руки.

                ***

Утром я проснулся с тяжелой головой и трясущимися руками. Вчерашний кошмар еще не казался сном, но уже не так напрягал, будто понемногу размывался водичкой времени. Вздохнув, я пошел на кухню пить кофе.
Кое-как собравшись, я выдвинулся на работу. Всю дорогу я озирался по сторонам, в страхе увидеть очередную тварь. Но никого не встретил, до самого офиса.


Стоя в курилке с очередной чашкой кофе и сигаретой, я размышлял об этих существах, преследующих меня в последнее время. Почему они нападают на меня? Я же обычный человек, пролетарий, можно сказать, чем же я им приглянулся? Можно подумать, что никого кроме меня нет в этом мире, что только меня они замечают. Но почему же? Я даже спиритизмом никогда не занимался! Хотя и предлагали мне однажды покрутить "ведьмину доску", я отказался, потому что ни на йоту не верю, во всю эту хиромантию. Вернее не верил. Сейчас глупо отрицать существование потусторонних сил, ведь уже два раза, я чуть было не погиб от их рук… лап… Конечностей, короче говоря!


Страх понемногу отступал, уступая место негодованию. Да пошли они в жопу, эти твари! Убить их можно, это я уже выяснил. И теперь я не буду с ними церемониться! Как только встречу – сразу, хрясь! Может, парочку покромсаю, тогда они подумают, прежде чем пытаться меня съесть.


Разозлившись, я даже, как-то повеселел, и с таким настроением окунулся в работу.
Весь вторник и всю среду, я уже с азартом охотника высматривал на улицах рыжих котов, но они не появлялись. И лишь в четверг мне улыбнулась удача. Буквально в двух шагах от офиса, я наткнулся на рыжего кота. На этот раз появился только тот, который на задних лапах ходит. Я не стал раздумывать о том, куда пропал второй, и ломанулся за этим. Он шел, вроде как, не спеша, но догнать я его не мог, постоянно отставал на десяток шагов. Кот вновь вел меня по улицам города, я не замечал их названий, не понимал где именно мы идем, но это было не важно. Кот зашел в какой-то подъезд, я побежал за ним. Он, проигнорировал лифт, и пошел по лестнице. Я за ним. Остановился он на седьмом этаже, перед металлической дверью темно-бордового цвета. Кот медленно повернул голову, и я похолодел. На месте, где должна была быть морда, не было ничего. Ни торчащих усов с бровями, ни мокрого носика, ни светящихся в темноте глаз, ничего. Лишь белесое, постоянно движущееся марево. Я замер на ступеньках, а кот, как ни в чем, ни бывало, развернулся и прошел сквозь дверь. Только что он был здесь, и вот, остались лишь круги, расходящиеся по двери, как по воде.


Когда кот исчез, я вновь начал осознавать мир вокруг меня. И с изумлением понял, что стою перед собственной дверью. Неужели сегодня эти твари добрались до моего дома? Я дрожащими, от возбуждения руками, достал ключи, и крадучись вошел в квартиру. На первый взгляд, ничего подозрительного не было. Я тихо прошел в комнату, и увидел очередное чудовище. Светящийся, бесформенный комок светло-зеленой слизи, ритмично двигался на моей кровати. Ах ты ж сука! Уже в постель ко мне залезли, вообще обнаглели! В ярости, я схватил со стены, катану, подаренную мне Мишей, и начал кромсать эту тварь. Стены и кровать забрызгало светящимися пятнами. Она пронзительно завизжала, и стала разделяться пополам. Я понял, что если она успеет это сделать, то убить её будет намного сложнее. Я нанес несколько быстрых ударов по намечающимся половинкам, попутно отметив, что Миша наточил меч отменно, надо бы его поблагодарить. Тварь перестала визжать и без движения замерла на кровати. Я облегченно вздохнул, и отер со лба пот. Но тут, из под кровати, выскочил маленький комок такой же слизи, и шустро покатился в кухню. Я кинулся за ним, пытаясь достать его лезвием меча. Долго я бегал за ним по квартире, побил кучу посуды, стекло в двери и люстру, но в один прекрасный миг, он не рассчитав длину прыжка, нанизался на катану.


Стряхнув его с лезвия, я присел на табуретку отдышаться. Присмотревшись к убитой твари, я увидел, что зеленый окрас, затухая, уступает место пятнистому. Я протянул руку и потрогал её. Оказалось, что у чудовища очень приятный на ощупь мех. Я гладил его и думал о том, что давно Лике подарков не делал, а ведь она завтра приезжает. Вот сейчас сниму с Этого шкуру, и закажу ей шапку, или муфту. Как снимать шкуру я не знал, тем более с кого-то неведомого. Поэтому провозился я до самого утра. Усталости я не чувствовал, ведь сейчас я наконец увижу свое солнышко, наконец она приедет, я так долго ждал этого момента!
И вот, в полвосьмого, раздался звонок в дверь. 


                ***
 
Издалека доносились, приглушенные полосой деревьев, звуки музыки. Правда, из всей звуковой волны разобрать можно было только басы, да изредка слышались обрывки фраз. Басы противно били по барабанным перепонкам, и расходились по всему телу волнами мелкой дрожи. Едкий сигаретный дым вился, размывая вид противоположного берега реки. Дима забрался, казалось,  самый отдаленный уголок парка, в надежде, что здесь, наконец, он никого не увидит и не услышит. Но нет же, и здесь ощущалось отдаленное присутствие людей. Сидя на берегу реки, Дима смотрел на элитные новостройки, захватившие противоположный берег, раздражающие своим пошлым пафосом и псевдовычурностью.
Все стирается со временем, все исчезает. Исчезнем и мы с лица земли, настанет когда-нибудь и их черед. В этом случае время не важно, не важно – месяцы, годы, столетия, важен сам факт. Все исчезнет, и эти гордые стены домов, вознесшиеся, казалось бы, к самым небесам, когда-нибудь обратятся в прах. Да, мы раньше, но все же…
Перед взглядом Димы, как в заторможенном калейдоскопе, появлялись картины нескольких прошедших дней, плавно сменяя друг друга.


Москва, вокзал, такси. Лика выходит из задней двери, водитель достает чемоданы из багажника.

Бог мой, сколько крови!

– Дмитрий, вы знали Екатерину Нестерову?
– Нет, а что?
– Она умерла, вы в курсе этого?
– Нет. Умерла и что?
– Значит, вы утверждаете, что вам не известна эта девушка, хорошо…

– Лика, Лика! Что! Что случилось?!
– Димка, Димочка… он не мог!
– Не мог что?!

– Дмитрий, вы говорите, что не знали Екатерину Нестерову, а что вы можете сказать о Дмитрии Трифонове?
– Я… Он мой сосед и друг… был… ну, вы понимаете.

Господи!!! Что же здесь было?!!

– Лика, Ликочка, скажи мне, скажи, что случилось?!!

– Дмитрий, я понимаю ваше состояние, но все же хотелось бы услышать, что вы знаете по существу дела. Расскажите все, начиная с вашего позавчерашнего приезда в Москву.
– Мы с Ликой приехали в семь утра на Ярославский вокзал. Взяли такси, приехали к дому. Зашли… в смысле, Лика зашла в квартиру и увидела….  Я пошел, в это время, в ларек за сигаретами. Когда возвращался к подъезду, мне навстречу выбежала Лика. Она была такая, ну, как безумная и кричала…
– Что именно кричала ваша сестра?
– Что-то вроде: «Дима, Димочка, зачем?». Я точно не помню всего. Я за нее испугался очень сильно.
– Что было дальше?
– Дальше… Я посадил её на лавочку около подъезда и поднялся в квартиру. Дальше вы знаете.
– Что мы знаем? Что вы увидели в квартире?
– Да вы же все сами видели! Что мне ещё говорить?!
– Всё что видели на месте преступления.
– Да?! Вы хотите чтоб я рассказал?! Да я этого до конца жизни теперь не забуду! Что вы не видели? Не видели Мишку с девушкой его на кровати, порубленных в фарш?!! Не видели кота в ванной и шкуру на прищепках, на сушилке?!! Чего вы ещё не видели?! Димку на ступеньках со свернутой шеей?!! Я не знаю никакую вашу Екатерину! У меня сестра в больнице второй день, только отходить начала! Что вам ещё рассказать?! Димка был отличным другом, Мишка почти его тенью, не разлей вода, короче! И нормальным он был, понимаете, нормальным!!! А почему все это случилось, я не знаю, не знаю…


Окурок больно прижег Диме пальцы, вырвав из плена воспоминаний в реальный мир. Отбросив его и тихо выругавшись, он потянулся за начатой бутылкой водки, стоявшей слева от него. Сделав пару глотков, он вдруг вспомнил, как в прошлом году, Миша чуть не попал под электричку и все они окаменели на ту минуту, пока состав пролетал перрон. Как показался живой и здоровый Миша. Как он потом с выпученными от шока глазами повторял как заведенный: «Водки, водки!». Карусель образов завертелась с новой силой.


Заголовки в желтой прессе трубили: «Маньяк терроризировал район в течении месяца!», «Три убийства за две недели!», «Девочка погибла спасая бездомную собаку и её щенков!», «Убийца наказал сам себя!», и тому подобное.


Лика лежит в постели, на ней больничная пижама. Отсутствующий взгляд устремлен в потолок.


Вой сирен, и всполохи мигалок милиции и неотложки, толпа зевак у подъезда, перешептывание бабулек , сзади на лавочках.


– Лика, очнись, скажи мне что-нибудь, пожалуйста! – Лика не поворачивая головы, все так же глядя в потолок, шепчет – Я не хочу, я не хочу. Он сказал, что приготовил мне подарок, что очень меня любит. Любит больше всего на свете. Он  не мог такое сделать. Нет, нет, это не он…


Сзади загремела ещё более громкая и мерзкая, казалось сверлящая мозг, музыка. Дима закрыл уши руками и согнулся почти до земли.


Сколько крови… Вся кровать пропиталась и пол и стены рядом забрызганы, словно пьяным в дрова маляром. А то что лежит на кровати… нет, это не люди, это не может быть людьми, так не бывает! Как так можно?! Это же куски… нет, масса… нет!!! Боже, это Барсик?!!


– …я не хочу, не хочу! Димочка, зачем ты это сделал?! – тело Лики начало мелко дрожать, Дима взял её за руку, она была холодная и мокрая. Продолжая трястись, Лика заговорила уже в полный голос: – Я же любила тебя, любила! – дрожь, бьющая Лику, становилась все сильнее, из глаз брызнули слёзы. – Это не ты! Ты никого не убивал! – Лика приподнялась на кровати и уже почти кричала. Раздался скрип дверных петель, и в палату заглянула обеспокоенная медсестра. Дима жестом показал, что  им ничего не нужно, и она ушла. Лика мягко опустилась на больничную койку, и всё тем же отстраненным взглядом продолжила смотреть в потолок. Она так резко успокоилась, словно кто-то повернул вентиль крана.


Дима открыл глаза и поднял голову с колен, уже начинались сумерки, на небе проявлялся огрызок луны. Дима помотал головой, пытаясь привести мысли в порядок, и понять, сколько он здесь просидел. Но последняя картина не отпускала его, навязчиво всплывая в мозгу.


Тело Димы на ступеньках, двумя пролетами ниже их квартиры. Он лежит на боку, растянувшись во всю свою длину, будто в прыжке. Голова неестественно вывернута налево. На лице выражение похожее на смесь непонимания, какой-то детской обиды, и отчаяния. Губы искривлены в крике. В глазах застыли слёзы.


Прислушавшись, Дима понял, что звуки вдалеке уже стихли. Не били по ушам басы, не скрипел ржавой железякой ведущий, слышались лишь редкие гудки  машин слева, видимо рассасывались последние пробки. Дима двумя глотками добил остатки водки, и поднявшись на ноги огляделся по сторонам. На другой стороне реки, причудливые очертания новостроек начали представляться ему, в наступающей мгле, какими-то странными, неземными, словно ненастоящими. Слева, переливаясь желтыми и красными огнями, медленно двигались по эстакаде автомобили. Сзади, возвышающиеся над деревьями, панельные дома, понемногу зажигали свои глаза-окна. Вдруг Дима уловил какой-то странный запах, сплетенный из огромной палитры ароматов. Запах свежей травы, реки, опускающейся на землю ночи, первых весенних цветков, и ещё тысячи  элементов, не поддающиеся описанию, создавали запах весны, запах жизни! Везде была жизнь. И точно так же  везде подстерегала, выжидала в засаде, неминуемая, неожиданная и никому неподвластная черта, за которой жизнь заканчивается. Дима поднял с земли камень, и размахнувшись запустил его в реку. По спокойной водной глади, пошли большие, далеко расходящиеся круги. Прикурив, он пошел по извилистой, вытоптанной тысячами но, тропинке петляющей вдоль реки, вперед к  холодным, разноцветным огням города.