22

-22-

Утро следующего дня. Меня тошнит, и это всё, о чём я могу думать. Постепенно всё же мыслительный процесс восстанавливается.

Естественно, первым делом я осознаю, что чувствую себя ужасно, особенно болят челюсть и ноздри. Видимо, я слишком взрослый для всего этого. Вторая и более тревожная мысль: я плохой крёстный. Я не помню, договаривался ли с няней вчера, чтобы она присмотрела за Элизабет. Третья мысль, от которой я сначала подскочил на кровати как ужаленный, но затем в полном бессилии и отчаянии упал обратно, осознав весь масштаб возможных последствий: здесь ли Луиза? Оставалась ли она на ночь? С Фрэнком. В его постели. Занималась с ним сексом. Скрипела кроватью. Прыгала на нём. О боже, пусть это всё будет кошмаром, всего лишь страшным сном.

Странно, что озарение посещает человека порой именно в тот момент, когда его тело ослаблено и голова одурманена. Вот у меня сейчас наступил именно такой момент. Я вдруг ясно понял: не хочу, не хочу, чтобы это случилось, пусть окажется, что Луиза не спала с Фрэнком. Нет, нет, нет.

Со стоном залезаю обратно под одеяло. Надо всё обдумать. Десять минут спустя я всё ещё обеспокоен, но теперь уже знаю, что делать. Пора вставать.

Не помню, как закончился вечер. Помню только, как я ввалился в дом и Фрэнк на себе потащил меня вверх по лестнице. Кажется, это он уложил меня в постель, а потом долго стоял и смотрел на меня. А кто раздел? Кто-то же должен был меня раздеть – на мне футболка, а не вечернее платье. Может быть, Луиза? Всё, ничего больше не помню.

Но то, что я ничего не помню, ещё не означает, что секса у него не было. Вдруг был? Я должен знать. Это жизненно важно.

Впрочем, есть и маленький плюс в происшедшем - всё-таки один раз мне удалось уснуть, не слыша, как Фрэнк занимается сексом.

Я спускаю с кровати трясущиеся ноги, снова подкатывает нестерпимая тошнота. На столике бутылка воды “Эвиан”, я залпом выхлёбываю пол-литра. Который час? Где Элизабет? Почему не звонит Хани? Фрэнк переспал с Луизой?
А может, она ушла домой? Когда мы танцевали, она была очень зла. Скорее всего, так и было – пришла сюда, раздела меня и уехала к себе. Да, наверняка уехала, ей же нужно было отпустить няню. Или няня осталась с ребенком на ночь, как и Мэри с Элизабет? Хотя нет, если она пришла сюда, то наверняка осталась.

Наконец, мне удаётся встать прямо, не очень шатаясь, найти и натянуть красные фланелевые штаны от пижамы, чистую футболку. Потом я ковыляю в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. В унитазе не плавают использованные презервативы – хороший знак. В мусорной корзине их тоже нет. Вспоминаю, что футболка, в которой я проснулся, принадлежит Фрэнку. Что бы это значило? Он снял с себя футболку, когда укладывал меня, или они с Луизой так распалились, что стали срывать с себя одежду, как только вошли в дом? Прежде чем поднять меня наверх, они успели наполовину раздеться? Или они по-быстрому совокупились на лестнице, пока я валялся рядом в пьяной коме? Нет, ничего такого я, конечно, не помню, но сегодня нельзя слишком полагаться на свою память – у меня частичная амнезия. Не помню даже, как мы добрались домой – в памяти полный провал. Я сморкаюсь, ещё раз, но это не приносит облегчения. В доме тихо, как в гробу. Сбрызнув лицо холодной водой, спускаюсь вниз. Тишина. Такое ощущение, что я вообще один.

– С добрым утром, – говорит Фрэнк.

Он сидит за кухонным столом и ест тост. На нём серая футболка с длинным рукавом, поверх неё надета ещё одна, фиолетовая, с короткими рукавами. Оглядываюсь в поисках Луизы. Осматриваю каждый угол, даже заглядываю в кладовку. Нет, её там нет. И в саду за окном тоже.

– Что потерял? – спрашивает Фрэнк. – Чаю хочешь?
– А где Луиза? – хриплю я.
– Луиза? Можешь меня обыскать. Думаю, она дома.

Слава Богу. Слава святой Деве Марии и мужу её Иосифу, и всем святым, и тебе, милый крошка Иисус. Спасибо. Спасибо вам всем большое.

– А Лиза?
– Хани забрала её. Они пошли на ланч в Кенвуд-хаус. Потом она должна отвести её на утренник в честь дня рождения какой-то девочки, с которой Элизабет ходит в детский сад. Кажется, её зовут Пердита.
– А который час?

– Первый.
– О, моя голова. Ты давно встал?
– Давненько. Повеселился вчера, а?

Я киваю и тихонько ползу к холодильнику за молоком.

– Я всегда считал тебя утонченной натурой, – говорит Фрэнк.
– У меня много скрытых достоинств, а уж пороков...
– Ну ты вчера и покуролесил, – смеётся он. – Я сам иногда не прочь так повеселиться. Да, и мне жаль, что у тебя не сложилось с этим диджеем.

– Не надо, не жалей. - Отхлёбываю чай, глотать больно.
– А тебе, правда, жаль? – спрашиваю я.
– Да, конечно.

Я ставлю на стол кружку, разливая чай.

– Правда? Нет, правда, Фрэнк? А почему?
– Что почему?
– Почему тебе так жаль?

– Ну, не так уж мне жаль, – улыбается он. – Но если он тебе нравился, то мне жаль, что у вас не сложилось.
– Фрэнк, нам надо поговорить.
– Говори.

Время дорого. Мне некогда ходить вокруг да около, и вообще от хронического похмелья я потерял способность деликатно выражаться.

– Кажется, – я опускаю голову и обхватываю её руками, – я к тебе неравнодушен.

Фрэнк чуть не захлёбывается чаем.

– Что? – спрашивает он, пристально глядя на меня. – Что ты сказал?
– Я сказал, что ты мне нравишься. Невероятно, но факт. Возьми меня, Фрэнки.
– Кончай придуриваться, – раздражённо говорит Фрэнк. – Чёрт возьми, Даниэль.

– Я не придуриваюсь. Я серьёзно. Ты мне нравишься, не знаю почему. Возьми меня.
– Перестань повторять “возьми меня”.
– Всё не так, – говорю я с обидой. – Сейчас ты должен был перемахнуть через стол и поцеловать меня взасос.

– Даниэль! Всё, довольно с меня этих дурацких шуток!
– Слушай, мне с утра трудно говорить. Но это чувство давно во мне копилось и сейчас застало меня врасплох. Ты мне очень, очень нравишься. Мне с тобой так хорошо, весело. И всё остальное не имеет значения. Я же тебе не жениться на мне предлагаю, Фрэнк. Я предлагаю тебе переспать со мной.

– А что значит “остальное не имеет значения”?
– Думаю, мы оба знаем, что это значит. Теперь ты понимаешь, насколько сильно ты мне нравишься, ведь обычно для меня подобные вещи имеют очень большое значение.

– Да я понятия не имею, о чём ты, Даниэль. – Фрэнк совершенно растерян. – Я вообще ни слова не понял из того, что ты сказал.
– Забудь. Слушай, может, сходим куда-нибудь? Устроим свидание как нормальные люди, а потом переспим. Может, сегодня? Может, прямо сейчас? А?

Фрэнк вздыхает и проводит руками по волосам.

– Нет. – У него такие красивые глаза, и они смотрят на меня ласково и печально. – Даниэль, это твоя очередная шутка, да?
– Я совершенно серьёзно.
– Тогда я польщен, но вынужден ответить “нет”.

– Нет?
– Нет, я не могу. – Он протягивает руку и гладит меня по щеке, всего один раз, большим пальцем.
– Я думал, что нравлюсь тебе, – говорю я с нервным смешком. – Пусть у меня нет необходимых половых признаков.

– Я... – сдавленно произносит Фрэнк.
– Да ладно, проехали, – вульгарным голосом прерываю его я. – Пойду приму ванну. Потом, может быть, позвоню Луизе. Договорюсь с ней пообедать в городе... – Мой голос всё слабеет. Надо бежать из кухни, потому что я сейчас расплачусь.

– Даниэль, – просит Фрэнк, – не уходи.
– Я весь какой-то липкий. Надо освежиться. – Откашливаюсь. – Ты извини, я, наверное, всё не так понял. Прости, Фрэнки. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение.
– Лу придет к нам.

– Да, когда?
– Она только пошла домой переодеться. Я обещал сводить её на обед в ресторан. – Он смотрит мне прямо в глаза, бледный как полотно. Беспомощно пожимает плечами.

У меня подкашиваются колени, как в старом кино. Я сейчас упаду в обморок.

– Ты... ты с ней спал?
– Да.
– Ну и как, она похотливая самка? – Сейчас брызнут слезы, как у нервной барышни девятнадцатого столетия. Ноги словно приросли к полу.

– Не надо, Даниэль. – Он тянется к моей руке. – Иди сюда.
– Не трогай меня! – ору я как сумасшедший и убегаю наверх.

О, какое самообладание. Браво, Даниэль. Что теперь? Боже мой, какой стыд, какое унижение. Какая мука.

Чёртова кукла Луиза. Я знаю, Фрэнк такой слабак, знаю, что он не может отказать женщине, но Луиза!.. Она же моя подруга, единственная подруга. Как она могла поставить под удар нашу дружбу и перепихнуться с Фрэнком, этим рыжим говнюком, который без разбору трахает всё, что движется, за исключением меня? И ведь я её предупреждал.

Да, конечно, она пару раз спросила, не обижусь ли я... Но она могла бы понять. Она моя подруга и могла бы догадаться, что я не стану вставлять ей палки в колеса. В такой ситуации любой бы сказал, что она не против, – так же, как все англичане жеманно отказываются от угощения, прежде чем навалить себе третью порцию добавки.

Когда так говорят, надо понимать, что подразумевается обратное. Настоящие друзья поняли бы это. А значит, она мне не настоящая подруга. Выходит, я опять один, опять у меня нет подруги. Если бы это была не ванна, а море, я бы с удовольствием уплыл от всех них, погрузив Лизу к себе на спину, как ламантин. Я уплыл бы к счастливым берегам. Чёрт! Что теперь будет?

В дверь звонят. Я неохотно вылезаю из ванны и одеваюсь – не могу же я прятаться в собственном доме. Надо спуститься к ним и как-то смотреть им в глаза, иначе я тут останусь на всю жизнь.

Чтобы сделать это, мне потребовалось всё мое мужество. Фрэнк и Луиза стоят в гостиной у жёлтого дивана. У неё безумно счастливое, блаженное лицо, и я понимаю, что не могу на неё сердиться. Он смотрит на неё с недоумением, словно не может поверить, что она на самом деле существует.

– Даниэль! – радостно улыбается Луиза. – Ты выспался?

Я бормочу ответное приветствие и киваю.

– Ну и ночка выдалась! Мы как раз собирались пойти пообедать.

Я снова бормочу что-то невнятное и нагибаюсь, чтобы подобрать с пола Лизины игрушки.

– Я видела Адриана, что-то он не в настроении.
– Он меня достал, – говорю я. – Мне его парнем быть стрёмно.

Фрэнк слабо улыбается. Неплохо для разнообразия: он всё утро смотрит на меня сочувственно и как-то озадаченно, и это меня уже бесит.

– Ты с нами не пойдёшь? – спрашивает Луиза. – Мы недалеко. Фрэнки говорит, тут рядом есть бар, где неплохо кормят. “Герцог какой-то там” называется.
– “Кембриджский”, – говорит Фрэнк. – Даниэль?

– Нет, спасибо. - Я не вынесу этот обед.
– Ну, если передумаешь, то знаешь, где нас искать! – Луиза чуть ли не прыгает по комнате, от счастья у неё так помутился разум, что она даже не замечает моей злости.

Фрэнк идёт в коридор надевать пиджак, а она вдруг кидается ко мне, показывая два больших пальца.

– Что, Луиза? Всё отлично?
– Да! – шепчет она. – Ты говорил, что второго свидания не будет, но вот, смотри-ка.
– Я за тебя очень рад.

– А я-то как рада, Даниэль. Вчера была такая ночь, такая ночь... необыкновенная. Он...
– Лу, только давай без подробностей.
– Но он такой замечательный. Такой...

– Лучше Паровозика Тома?
– Да, – улыбается она. – Пожалуй.
– Наверное, у него больше опыта, – киваю я. – Хотя как знать? – Добавляю, чтобы смягчить свои слова.

– Пошли, – говорит Фрэнк. – Пока, Даниэль. Ты тут один справишься?
– Уж как-нибудь, Фрэнк, я не болен. Просто мне немного не по себе. Это пройдёт.
– Да, пройдёт, – соглашается Фрэнк. – До вечера.

Я отправляюсь обратно в постель и встаю только часов в пять вечера. Мне намного лучше. Хани с Элизабет уже вернулись. Я зацеловал девочку, мы искупали её, долго играли с ней “в дома”. В семь часов Хани уехала на какую-то светскую вечеринку «добывать мамонта», как она называет поиски богатого мужа, а я прочитал Лизе длинную сказку про синего кенгуру и в восемь часов уложил спать. Девочка моя любимая.

– Фуэнки? – спрашивает она перед сном. Я пообещал, что он придёт к ней попозже и поцелует её.

“Фуэнки” пришел примерно через час после этого. Один. Я, по своему обыкновению, ем – передо мной одинокая тарелка с макаронами, и, когда Фрэнк входит в кухню, я как раз втягиваю длинную макаронину, испачкав соусом весь подбородок.

– Выпить хочешь? – спрашивает Фрэнк. Сам он выглядит не очень трезвым. – Опохмелись. Поможет. Мне помогает. На, вытрись, – он протягивает мне рулон бумажных полотенец.

От одной мысли о спиртном меня тошнит, но в его словах есть разумное зерно. Можно ведь напиться до беспамятства, как брошенная жена, и забыться одиноким, тяжёлым сном. Я вытираю подбородок.

– Пожалуй. Налей мне стаканчик красного. Ты где был?
– В пабе.
– Со своей девушкой?

Фрэнк даже не улыбается. Под кожей перекатываются желваки.

– Называй как хочешь, – отвечает он.
– Со своей любимой девушкой, – грустно констатирую я, правда, должен заметить, фраза звучит несколько иронично. Я бы даже сказал издевательски, хотя и не специально.

Фрэнк вздыхает, снова двигает челюстью. Взгляд мрачный.

– Пожалуйста, не смотри на меня так. Такое чувство, что ты меня сейчас побьёшь.

“Наверное, именно этого тебе и хочется”, – думаю я про себя.

– Вот твоё вино.
– Выпью в гостиной, на диване. Пойдём, Фрэнки, как говорит тебе Луиза.
– Иду, – отвечает он, неискренне улыбаясь. Я забираюсь на диван, закутываюсь в плед и поудобнее устраиваюсь на подушках. Мы с Фрэнком не касаемся друг друга - диван просторный – между нами ещё полметра. Он ставит большой стакан с виски на подлокотник и тянётся за пультом от телевизора.

– Ну и где Луиза? – повторяю я как заезженная пластинка. Ничего не могу с собой поделать.
– Дома с Александром. Ты что хочешь смотреть? Кино?
– Что-нибудь успокаивающее. А почему ты не с ней?
– Потому что я с тобой. Даниэль, может, ты уже закроешь эту тему?

– Не получается, – говорю я в надежде, что он оценит мою честность. Хотя, судя по грозному выражению лица, это вряд ли. Он почти страшен на вид. Я отпиваю вина, а он делает большой глоток виски и сердито переключает каналы. – Фрэнк, для меня это важно. Я должен строить планы на будущее, не люблю неопределённости.

– Почему?
– Просто должен. Мне нужно морально подготовиться. Она теперь всё время тут будет?

Фрэнк трёт лицо руками.

– Я не знаю. Откуда мне, на хрен, знать? Чёрт, – говорит он. – Посмотри на это.
– Что? – Я перевожу взгляд на экран: мы включили мультипликационный канал. – Это же просто мультик.
– Ты название не видел. Отгадай, как этот мультик называется?

– Не знаю, сдаюсь.
– “Глубокое ущелье”. Пойдёт?
– Мощно, Фрэнк, – хвалю я, и Фрэнк смеётся. – Отлично. Не первое место, но всё же. Главный приз, на мой взгляд, по-прежнему остается за “Незаконным проникновением”.

– А мне кажется, что “Чёрный ход” круче.
– Кстати, о...
– Нет, не будем об этом, – прерывает меня Фрэнк.
– О...

– Я же сказал – не будем об этом.
– Фрэнк, я ведь не прошу рассказать мне всё в деталях. Просто хотелось бы знать, у тебя серьёзные намерения?
– Ты теперь не только сводня, но ещё и отец невесты? – Он снова делает большой глоток виски.

– В каком смысле – невесты? Ты что, собираешься на ней жениться? – У меня такое ощущение, словно ногой под дых пнули. Или даже ниже.
– Даниэль, это шутка.

– А ты останешься тут жить? – Я так рад слышать, что он на ней не женится, что даже допиваю вино и вытягиваюсь на диване. – Можно, я на тебя ноги положу?
– Жить? Да, останусь. Если ты не попросишь меня уехать, – говорит Фрэнк, уж совсем как в мелодраме.

– Слушай, Фрэнк, я предложил тебе заняться сексом. Ты отказался. Ладно. Странно, конечно, но ты имеешь полное право. И будь уверен, я не проведу остаток своих дней в трауре по несостоявшемуся сексу. – Не хватало ещё, чтобы Фрэнк меня жалел. – Так что живи и не бойся, я постараюсь держать себя в руках.
– Я знаю.

– И я не думал о том, чтобы жить с тобой до конца дней своих.
- Я знаю.

- И уж точно не собирался делать тебе предложение.
– Я знаю.

– И заводить от тебя рыжих детей.
– Я так и думал.

– Мне просто стало интересно: а что, если нам с тобой переспать?
– Ладно, – говорит Фрэнк раздражённо, кажется, я переборщил и только ухудшил его настроение, – хватит. Я понял.

Минут пять мы сидим молча. Мне кажется или воздух стал тяжелее?

– А почему ты на самом деле хотел переспать со мной? – спрашивает Фрэнк.
– Ты о чём?

– Почему ты хотел, чтобы я тебя трахнул? – Вот, опять у него этот северный акцент.
– А что? – беззаботно говорю я. – Ты уже всех осчастливил, а я что – рыжий?

Фрэнк недовольно качает головой:

– Ты разве не понимаешь, что это всё испортит?
– Нет, – всё тем же беззаботным тоном отвечаю я. – По-моему, я уже говорил, что не собираюсь за тебя замуж.

Фрэнк смотрит мне в лицо – щёки втянуты, губы ещё жестче, чем раньше. На секунду я встречаюсь с ним взглядом, но тут же опять опускаю глаза, потому что от одного его взгляда я – простите за пошлость – впадаю в экстаз. Фрэнк опустошает стакан и вытирает рот тыльной стороной ладони.

– Тогда давай, – говорит он.
– Что?
– Пошли.

– Куда?
– В спальню. – Он встает с дивана. – Трахаться.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я с удивительным самообладанием. – Секс из жалости мне не нужен.

– Это не из жалости. Пошли.
– Ну, если не из жалости, то, судя по твоему лицу, из ненависти. Так что спасибо, но я, пожалуй, откажусь.
– Что значит “секс из ненависти”?

– Это когда ты кого-то так сильно ненавидишь, что тебе нужно просто переспать с ним. Оттрахать его. Я частенько занимался этим в университете.
– А, понятно. Это мне знакомо, – говорит Фрэнк. – Ужасно. Но иногда очень неплохо получается.

– Это да. Но, понимаешь, жить под одной крышей с ненавистным самцом не очень приятно, поэтому – нет.
– Ты мне всегда нравился, – говорит Фрэнк. – С самого первого дня, как мы с тобой познакомились. Ещё в Париже. И это будет не секс из ненависти. Пошли.

– Нет.
– Да что это такое! – кричит Фрэнк. – У тебя что, шизофрения?
– А как же Лу?

Фрэнк вздыхает:

– А что Лу?
– Ей это не понравится.
– Правильно. Думаю, не понравится. А кто ей расскажет – ты или, может быть, я?

– Ты, Фрэнк, просто свинья.
– Я не свинья, – говорит он. – Я тебе предлагаю секс, которого ты так просил.
– Бедная Луиза. Встречается со свиньей. – Мне доставляет удовольствие обзывать Фрэнка свиньей.

– Мы с ней не встречаемся. Она кинулась мне на шею. А ты буквально подложил её ко мне в постель. И что, по-твоему, я должен был делать?
– Переспать с ней, – пожимаю я плечами.

– Что я и сделал. А потом она умоляла меня пообедать с ней в ресторане. Я согласился. Но только потому, что она твоя подруга. Так что не надо пытаться уличить меня в безнравственности. Уж чья бы корова мычала... Кто вчера флиртовал со мной напропалую, чтобы досадить подруге?

В его словах есть доля правды, хотя я делал это не только из желания досадить подруге. Что мне ещё остается сказать? Только это:

– Хорошо. – Я осушаю бокал. – Сдаюсь. Пошли.