Привкус горечи. Не только о треске
Поднял. так поднял - иду есть уху.
Всё-таки не удержался я на "мосту", сказал: "Бог нас наказывает".
----- . -----
В 2 часа ночи из постели выдернул технолог Шарапов: "Юра, пойдём пошкерим". Подвахта. Все возмущаются, даже матросы, которым мы облегчаем работу: "Да чего там убирать - рыба крупная". Возмущаемся и мы с мотористом Андрюхой: "Ну, Шарапов, ну, Шарапов!.." И действительно, через час, когда рыба на исходе, он приходит: "Всё, шабаш, ребята, - и в своё оправдание, - Мне капитан сказал..." Я до утра, конечно, не усну, разгорячённый работой и чаем. На вахту прихожу варёный. Капитан - на мостике. После некоторой паузы с деланным возмущением я начинаю: "Какого чёрта понадобилось Шарапову подымать нас на обработку рыбы. Там матросам делать нечего". Капитан молчит некоторое время - переваривает, не знает признаваться или нет, что инициатива исходит от него. Затем говорит, оправдываясь: "Тут такие показатели были, думали завалимся..." (рыбой - Ю.А.)
----- . -----
Хочется отстраниться от того, что у нас происходит. Уговариваешь себя: "Ну хватит уже, навоевался". Нет не могу успокоиться. Рыба прёт валом, ещё в ящике осталось тонн 5, подымаем трал тонн на 12. Рыба давится, мнётся, трётся, теряет товарный вид, да и вкусовые качества, наверное. В довершение всего поступает команда: "Филе не резать". Проходит время - ещё одна команда: "Пикшу не брать". И крупная треска, и пикша идут за борт. Её не много, но всё же. Причина? Спрос. Рыбопродукцию чаще сдаём в Норвегию или Данию, и не всегда понятны указания наших боссов.
----- . -----
Ещё не прошло и полрейса, а как всё привычно и как всё надоело. Наши развлечения: выгрузка и бункеровка (заправка топливом).
Развлекает иногда Даниил Хармс: "Мы долго жили с ней вместе, но потом она, кажется, куда-то исчезла, точно не помню".
"Память - это вообще явление странное. Как трудно бывает что-нибудь запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запомнишь одно, а вспомнишь совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь с трудом, но очень крепко, а потом ничего вспомнить не сможешь. Так тоже бывает. Я бы всем посоветовал поработать над своей памятью".
----- . -----
Все палубные механизмы открыты ветрам и волнам. Всё работает на пределе. Не успели сделать траловую лебёдку (потеряли полсуток, и нет гарантии, что доработаем до конца рейса), вышла из строя грузовая лебёдка. Опасаемся также вставать на якорь. Чтобы запустить брашпиль (лебёдку для работы с якорями - Ю.А.), необходимо собрать всех механиков, начиная с "деда", и несколько часов над ним колдовать. Главный двигатель "сожрал" всю пресную воду (течёт из-под крышки), зато повсюду - забортная вода - на мостике, в коридорах, в каютах, в рефотделении, на фабрике. Там, где не должно течь (через, так называемые, водонепроницаемые переборки) - течёт. Компрессоры, нагнетающие холод в трюма, почему-то не "любят" крена на левый борт и бортовой качки... Перечень неисправностей можно продолжить. Надо бы в порт бежать и делать всё основательно, да боимся начальства: могут не понять, как выражается капитан.
Вот так и работаем. Теряется время на устранение недоделок, расшатываются нервы, падает интерес к работе, нарушается психика, наконец. А в конечном итоге, это всё сказывается на рентабельности.
Впрочем, о чём это я? Неужели начальство этого не знает? Да быть такого не может!
----- . -----
С каждым (хотел написать "годом" и задумался, наверное, месяцем) месяцем всё легче стать миллионером. Сейчас миллион "весит" три тысячи "зелёных". Это полгода работы в море.
Но радости от этого мало.
----- . -----
Снился друг Толя, и независимо от него через цепь ассоциаций в памяти возник образ его бывшей жены Лены. Эта цепь началась всё той же треской, которая в мыслях занимает много места. Поражаясь, сколь неисчерпаемы её запасы в Баренцевом море, я вспомнил разговор перед рейсом со случайно встретившимися ребятами из Полярного института Валеркой Зубовым и Женей, с которыми 20 лет назад ходил на научном судне "Поиск" к берегам Антарктиды. Я спросил у них в шутку: "Ну как, хватит мне ещё тресочки полохматить?" Вспомнив Женьку, вспомнил, как купил у него в то далёкое время электрофон "Вега-002". Через несколько лет, когда переезжал, продал его Толику вместе с пластинками. Толя развёлся, и "патефон" остался Лене. Хорошо, что я успел забрать диск Джорджа Харрисона, привезённый мною на том же "Поиске" из Уругвая. Впрочем, мы с Леной находили общий язык, и наши беседы иногда затрагивали вопросы психологии. Тут же я вспомнил профессора Дранкова, который блестяще (театр одного актёра) читал этот предмет в Ленинградском институте. Профессор Дранков сказал однажды, что знает профессоров психологии, которые совершенно не могут понять своих детей. Лена тоже училась в этом институте и не расставалась с мыслью заняться изучением психологии в аспирантуре. Мы с Толиком смеялись по этому поводу, конечно, когда Лены не было рядом.
----- . -----
Перед самым отходом получил письмо из Англии от Энди. Не прошло и двух месяцев, как написал ему ответ.
Dear Andy!
Hello, how are you? I hope...
Дорогой Энди!
Как Вы? Я надеюсь, что всё хорошо. Извините, что не писал долгое время. К сожалению, в море почты нет. Ваше письмо из Англии для меня - фантастика, как полёт на Луну. Извините, что пишу коротко. Это письмо для меня - первое на английском.
После ремонта в Харстаде я пробыл дома полтора месяца. Мы ездили на Фиате (машина была куплена мною в Норвегии за 300 долларов, и Энди её видел) с женой и дочкой в горы, в лес, на речку. Это было прекрасно.
Моей дочери 9 лет. Она очень любима мною, но не воспитана, не слушается маму. Она учится в третьем классе. Мой сын работает в Мурманском морском пароходстве. Он, подобно мне, моряк и повар, подобно маме.
А я работаю в Баренцевом море...
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №212011100189