Гл. 13. Пустые комнаты

   Маг подвёл их к двери уже знакомой Йену и Бардли. Та же каюта, но Йен смотрел на неё другими глазами. Живописные виды были, словно, окнами в другие миры, где Йену никогда не побывать. Не только ему, им всем. Разве могут они, простые работяги (даже Эл с его учёной степенью всего лишь служащий) рассчитывать на подобные грандиозные путешествия и приключения. Это всё равно, если бы обычные рыбаки старенького траулера чуть больше винной бочки попытались бы отправиться в бесконечное кругосветное путешествие «по стопам» команды Кусто. А если учитывать их потрясающую способность вляпываться во всякие неприятности на ровном месте…
Экскурсанты разошлись по гостиной, как по залу художественной галереи, рассматривая запечатленные осколки чужих миров. Йена привлекло закреплённое рядом с экраном-иллюминатором, в котором виднелись грязно-желтые и бежевые облака туманности, небольшое полотно планеты с сине-голубыми океанами, с очень подробно прорисованным рельефом зелёно-коричневых материков и перистыми облаками. Капитану стало трудно дышать, он вдохнул полной грудью, но этого оказалось недостаточно – воздух, будто, не проходил дальше глотки. Йен обернулся, словно бы хотел попросить помощи, ему нужно было, чтобы остальные посмотрели на это.
Эл его опередил и привлёк внимание команды первым. Он сразу как вошёл в каюту заметил импровизированный камин, и портрет над ним, на котором красовался Маг.
Команда окружила камин, обсуждая портрет Мага и шутя, что даже в двух измерениях тот выглядит потрясающе. Маг не смутился, лишь предложил посмотреть на стену, где есть «портрет» способный заинтересовать их (команду) куда больше. Все обернулись. Картина, указанная Магом, которую до этого рассматривал Йен, действительно заставляла сердце пропускать удары и биться сильнее, лёгкие сжимались, и к горлу подкатывал ком. Эти прорисованные с таким усердием, с такой точностью и кропотливостью рельефы, казались более фантастичными, чем на других картинах. Эта планета казалась просто иллюзией, сном, который они все видели в прошлой жизни, покрытая дымкой облаков. Она красовалась на абсолютно чёрном пространстве и была такой светлой, такой лучистой. Её свечение покидало плоскость картины, и касалось их сердец мягко, а их разумов – точно самый острый нож, врезаясь в сознание, мыслю о Ней, о том, как Она бесконечно далека от них, о том, как они бесконечно далеки от Неё. И вот эта вот мысль разрывала ум и сердце жгучей болью. У Мика покатились слёзы, но он быстро утёрся рукавами, чтобы никто не заметил.
Так они стояли, молча, с мокрыми глазами, минут десять или двадцать, пока Йен не встрепенулся от шороха открывающейся двери. Вырванный из какого-то транса он поёжился, как от холода, и обернулся. На пороге стоял Маг и ждал их.
- Куда ты? – шёпотом сказал Йен.
- Я подожду вас в коридоре.
- Почему, – смутился капитан и подошёл к нему.   
Маг переступил порог и Йен вышел за ним.
- Я не могу смотреть на вас, когда вы смотрите на Неё. Эта картина сначала висела в кают-компании, но люди всякий раз проходя мимо, даже если спешили, не могли не остановиться возле неё. Она всегда вызывала только такие эмоции. Куда бы эту картину ни перевешивали, люди не могли пройти мимо просто так – они застывали и плакали каждый раз. Самые младшие и особо впечатлительные члены экипажа не выходили из своих кают несколько часов, не могли прийти в себя. Я всё это видел каждый день – боль, которую не залечить. Раньше если у кого-то из экипажа приключалось что-то плохое: неприятности, ссоры, затруднения в жизни, просто дурное настроение, они всегда обращались ко мне, они всегда могли попросить совета или просто выговориться, от этого им становилось легче. Но все мои попытки помочь справиться с грустью вызванной той картиной не имели никакого успеха. Они говорили: «Ты не поймёшь», а мне было обидно, ведь я всегда их раньше понимал и теперь тоже. Понимал, что вызывало столь глубокие и разрушительные чувства, парализующие разум, сердце и душу. Они просто не хотели расставаться с этой болью, как будто это единственное что осталось от Неё. В конце концов, Сэмми повесила эту картину у себя, сказав, что ей не нужен экипаж из теней и приведений, которые всё время всхлипывают и побрякивают цепями.
- Почему же ты тогда указал нам на неё? – спросил Эл, вышедший вместе с командой из каюты.
- Это было так давно, сотни лет назад, я надеялся, вы изменились, но вы (люди) всё такие же…
- Это плохо? – оборвал его Док.
- Нет. Несмотря на сотни лет одиночества, когда я думал, что больше не увижу настоящих людей, и почти забыл какого это – чувствовать вашу боль, я ошибался! Ведь оказывается я тоже остался прежним! Глядя сейчас на вас, я чувствовал тоже, что и тогда… боль, вашу боль. Это так мучительно – созданный помогать людям во всех ситуациях, научившийся утешать и успокаивать во всех бедах, я ничего не могу сделать для вас, когда вы вспоминаете и плачете о Ней. Такой огромный, такой мощный, такой технологичный и в тоже время научившийся сочувствовать, сопереживать и понимать, но все, же я не лучше ржавой консервной банки. Я не могу и не знаю, как вам помочь, как утешить и унять вашу боль… Извините.
Маг замолчал и, отвернувшись, побрёл по пустому коридору. В этот момент Йен взглянул на Дока, прожженного циника, – у него глаза были на мокром месте.
- Что?! – Произнёс он вполголоса, немного смутившись от улыбки капитана. – Ты видел кого-нибудь трогательнее?
  Команда тихо пошла следом за проводником. Уже через пятьдесят метров они начали понимать, что коридор опустел, коридоры и каюты разом вымерли – люди, снующие туда сюда в форме Космофлота, к которым они привыкли и которых обходили машинально, испарились, будто и не было вовсе.
- Маг, – обратился Эл, – а почему ты выключил запись?
- Я не выключал, – спокойно ответил Маг, – это просто другая запись…
- Но где люди? – перебил Лин.
- А их нет уже пятьдесят лет. Я продолжал записывать автоматически и после того как меня покинули люди, – пояснил Маг. – Сейчас эта запись идёт в ускоренном темпе: десять лет в минуту.
Команда огляделась: двери кают, залов, лабораторий и других помещений были открыты, а больше ничего не поменялось. Перед ними проходили десятилетия, но ничего не менялось – десятилетия пустоты, мёртвой, оглушающей тишины. Колоссальная разница с кипением жизни, которую они наблюдали полчаса назад, а Маг – сотни лет назад.
- Когда я почувствовал, как ваш корабль пристыковался ко мне, – продолжил Маг, – сначала я не знал кто вы, но мне понадобилась пара десятков наносекунд, что бы просканировать ваш корабль и определить форму жизни. А когда опознал, замер, выключил свет и все системы – спрятался. Спустя столько лет я не знал, как встретить вас, как заговорить и о чём. Не знал, что сказать. Видел, как вы ходите по коридорам и помещениям, разговаривая, что-то обсуждая иногда бурно, иногда шутливо, а иногда печально. И всё что мог чувствовать так это то, как вы (люди) заполняете пустоту, с которой я свыкся, Жизнью! Снова! Как раньше! Будто пробуждаете от долгого сна. Сна без сновидений и от того мучительного и терзающего. Это радость и боль от встречи с теми, кого когда-то сильно и беззаветно любил! С теми, чья жизнь была смыслом твоего существования! Эти пробуждённые вами чувства, от которых уже отвык, парализовали, поэтому я не сразу встретил вас, а только когда собрался с духом.
  Капитан Йен, его команда, плюс один археолог стояли, разинув рты, в остолбенении, каждая фраза задевала струны их сердец. Но больше всего их повергло в шок нечто вырывающее душу… Слёзы! Большие и блестящие, как алмазы, капли, катящиеся по детским щекам Мага, когда он говорил о том, как их прибытие наполнило его жизнью и напомнило о любви к тем, кого он потерял.
Этот странный голографический парень смотрел на них огромными синющими глазами мокрыми от настоящих слёз и становился таким тёплым и живым, что не обнять его было невозможно.