Роман Деление Глава 1

Всем пережившим  и не пережившим позор и унижение 90-х посвящается



        Глава 1

               
                Прежде чем сделать первую запись в своём дневнике, Максим долго стоял у окна и думал. Ничего стоящего в голову не приходило, почему-то перед чистым листом бумаги все его мысли разбежались, спрятались и затаились в укромных уголках черепной коробки. Максим поморщился и принялся нервно барабанить кончиками пальцев по подоконнику. Тяжело выдохнул и тут увидел Жорку Присмотрова. Этот шалопай слонялся по двору не зная, чем себя занять. Отвесил подзатыльник какому-то мальчишке и согнал его с качелей. Жорка сам занял качели и стал медленно раскачиваться, доедая мороженое, которое мимоходом конфисковал у другого малолетки. «Вот ведь жлоб!» – подумал Максим, но в следующую минуту его осенило. Жорка подбросил ему неожиданную подсказку. И тема для записи в дневник обнаружилась сама собой. Матвеев решил замахнуться на теорию Дарвина. К четырнадцати годам Максим Матвеев успел разочароваться в человечестве, и всё же не до такой степени, как знаменитый англичанин. Теория Дарвина о происхождении видов казалась ему оскорбительной, но взрослые часто полагаются на чужие заблуждения, так проще. Что-то совершенно безрассудное, тут же с большой охотой объявляют грандиозным и великим. И попробуй потом с этим не согласиться. Максим сел за стол, склонился над тетрадкой и записал: «Когда на Земле появился человек, не только обезьяны, но и другие животные стали прятаться подальше в джунгли». Перечитал предложение и остался доволен. Что-то в этом есть! Хотя, идти против общепризнанного авторитета не так-то просто – обнаруживалось много противоречий. Когда Матвеев узнавал об очередной проделке своего соседа Жорки Присмотрова, теория Дарвина одерживала верх. Этот тупоголовый гражданин всеми повадками напоминал примата. Жоркина квартира была во втором подъезде, а он бегал курить в третий подъезд, чтобы не запалиться перед своей скандальной мамашей. Подставить другого, чтобы не получить выволочку самому, что ещё могло прийти в голову несчастному подобию человеческого детёныша. Жорка прятал свои окурки под дверной коврик квартиры Матвеевых. В конце концов куча окурков была обнаружена, но никакой выволочки Максиму не случилось, глупо же в самом деле оставлять такие улики против себя. И всё же с того дня Татьяна Васильевна стала обнюхивать руки сына, когда он возвращался из школы или с тренировки. Перебить запах табака можно мятной конфеткой, но кожа рук хранит его намного дольше. Максим с порога улыбался и подставлял свои ладони матери. Мадам Присмотрова даже не пыталась контролировать своего отпрыска. Она сама дымила, как паровоз. Жорка боялся матери, просто, потому что привык бояться на всякий случай. Мадам Присмотрова была натура вспыльчивая и не предсказуемая. Она любила намекать на то, что происходит не из простого сословия. Соседи ей не верили, если и были там когда-то дворянские корни, то давно выветрились. Кто придумал называть её мадам неизвестно, но ироничная приставка к невыдающейся фамилии приклеилась прочно. Оплеухи, которые прилетали Жорику от матери, были самые что ни на есть пролетарские, поэтому он с младых лет привык хитрить.

            Максиму Матвееву было непонятно, зачем сосед ему мелко пакостит, и он решил поговорить с Присмотровым по-мужски. Учились они в одной школе, но в разные смены, и во дворе почти не общались. Максим подкараулил Жорку в воскресенье:

            – Слушай, ты чего в наш подъезд повадился. Дымил бы в другом месте. Я что ли твои бычки убирать должен. А если пожар устроишь?!

           Присмотров вытаращил глаза от удивления:

            – Я же их гашу!

            – И на том спасибо!

            – А что за предъява, ты не пацан что ли? Хочешь сказать, что сам не куришь?

            – Не курю.

            – Врёшь.

            – Ничего не вру.

            Жорка смотрел на Максима с плохо скрываемым недоверием, а потом принялся излагать набор пацанских понятий, которые придумывал на ходу. Это он умел. Максим оценил всю бессмысленность разговора, отмахнулся от него и пошёл домой. Жаловаться мадам Присмотровой, породившей и воспитавшей такое недоразумение, было не только бесполезно, но и унизительно. Пепельница под дверным ковриком исчезла с наступлением лета. Мадам Присмотрова узнала на школьном собрании о том, что Жорка курит и отреагировала весьма оригинальным способом. Когда собирала чемодан сына в пионерский лагерь, то положила туда блок сигарет. Выходит, напрасно он прятался от неё, курение мадам Присмотрова считала мелкой шалостью. Желание выделиться – люди её круга обязаны придерживаться свободных взглядов. Бог знает, что творилось у неё в голове, об этом лучше не думать. Одноклассники грозились исключить Жорку из рядов комсомольской ячейки, но с того, как с гуся вода. «Вы меня перевоспитывать должны. А не угрожать. Воздействовать на мою несознательность.» – ехидничал Присмотров. Зная, что ничего ему за это не будет. Водились за Жоркой и другие дела, не столь безобидные. Мало кому из людей захочется стоять на одной ступени развития с таким субъектом.

             Если не брать во внимание Присмотровых, то поспорить с дарвинистами было о чём. Впрочем, последнее время Максим стал замечать за собой, что спорит часто и без особой на то надобности. Спорит и всё тут. Отчим, Сергей Михайлович, тоже обратил внимание на появившуюся у него дурную привычку и посоветовал вести дневник. Полезное занятие дисциплинирует и помогает формировать характер. Отчим и пасынок слова, не вполне подходящие в их ситуации. Они семья Матвеевых и точка. Никакие бюрократические формальности не изменят этого.

             Максим сидел за своим письменным столом, задумчиво уставившись в дневник. Триумф человека разумного над приматами длился недолго. Умные мысли в голову больше не приходили. Он повертел в руках тетрадку, на обложке из коричневого дерматина белела наклейка с претенциозной надписью – Дневник Максима Матвеева. В тот момент, когда он был почти готов капитулировать перед дарвинистами, раздался спасительный голос мамы:

             – Максим, иди ужинать!

             Он торопливо засунул дневник под учебник истории за восьмой класс и поспешил на кухню. За столом грустно размышлял о том, чем будет заполнять пустые страницы. И пришёл к выводу, что чистая страница, это самое умное, что можно придумать. Татьяна Васильевна с беспокойством в голосе поинтересовалась:

             – Ты не заболел часом?

             – С чего это?

             – Битый час уже молчишь, на тебя непохоже.

             – Уж и помолчать нельзя.

             Сергей Михайлович отложил вечернюю газету и внимательно посмотрел на Максима. Сделал какие-то свои выводы и продолжил, как ни в чём небывало, поглощать ужин. Как будто добавил крохотную гирьку на аптекарские весы семейного равновесия. И Татьяна Васильевна перестала цепляться к сыну, а примиряюще улыбнулась.
               
             И пусть это время потом назовут застоем. Всё же семидесятые начало нашей истории. Как сказал один умный человек – истории семидесятников. Быт советского человека скромен и прост, что правда, то правда. Советский минимализм вообще отдельная тема, зато в каждом доме своё почётное место занимали полки с книгами. Чтение толстых журналов было больше, чем мода, это считалось нормой. Благословенное время для воспитания подрастающего поколения, когда старшие в одной команде с младшими. Туризм ещё одно повальное увлечение – чудесное время романтики с кострами и гитарами. В походы ходили целыми семьями. Подлинная свобода, пропитанная духом товарищества.


             Семья Матвеевых не была исключением, они всегда много читали и путешествовали дикарями по стране. Со временем палатки, рюкзаки и спальные мешки изрядно поистрепались. Обновлять туристическое снаряжение дело накладное, и наступил момент, которого Сергей Михайлович боялся больше всего, Татьяна Васильевна завела разговор про дачу. Понять жену можно, многие мечтали купить в пригороде небольшой участок земли с крохотным щитовым домиком. Кому-то такой досуг даже нравился. Матвеев искренне не разделял трепетной любви к шести соткам, и упорно сопротивлялся. Татьяна, напротив, всё чаще начинала разговор про дачу с задушевной теплотой в голосе. Вот и на этот раз, после ужина Максим ушёл в свою комнату, а родители пошли к себе. Татьяна Васильевна завела любимую «пластинку» последних месяцев:

             – Я не понимаю твоего упорства, Серёжа. Сколько можно бегать с рюкзаками, пора остепениться. У всех наших коллег уже есть свои дачи. Чем мы хуже! Дача – это да…ча! От неё отдача!

             – Извини, дорогая, я уже говорил, что ковыряние в земле не для меня.

             – Ну и зря. Ты просто не умеешь ценить всю прелесть комфортного отдыха.

             – Отдыха?! Стоять буквой зю над грядками с морковкой, ты называешь отдыхом?

             – Почему обязательно с морковкой?

             – Да какая разница, хоть с огурцами! Ты не понимаешь, для меня это каторга. Ей богу, мне проще с абалаковским рюкзаком за плечами пешком до Владивостока прогуляться.

             Матвеев улыбнулся и прикрылся спасительной «вечёркой». Конечно, он помнил житейскую мудрость: если женщина чего-то очень хочет, дай ей это – первое правило семейного счастья. Сергей Михайлович понимал, что рано или поздно придётся уступить.

             Татьяна посмотрела на мужа, уютно устроившегося в кресле со свежим номером газеты, и забрала у него «вечёрку». Он улыбнулся и принялся читать «Советский спорт». Между делом, Татьяна достала утюг и приготовилась гладить бельё. Это занятие не мешало ей говорить.
               
             – Емельянова нашла прекрасный вариант в садовом товариществе «Дорожник». Представляешь, Серёжа, там тоже есть лес, речка, и комаров в избытке. Всё как ты любишь!

             Последней фразой постаралась поддеть супруга, чтобы убедиться, слушает ли он её вообще. Матвеев опустил край газеты, и всё с той же улыбкой примирения на лице сказал:

             – Пошутила!?

             – А! Значит всё-таки слышишь о чём я говорю. Только я не понимаю, что плохого в даче? Будем просыпаться, как белые люди, в своей кровати, а чтобы вскипятить чайник, достаточно воткнуть вилку в розетку.

             Она наклонилась и с силой воткнула вилку утюга в розетку возле кресла, в котором сидел муж:

             – Тебя никто не заставляет ковыряться в земле. Я всё буду делать сама. Давай завтра съездим туда. Емельянова сказала, что там прекрасный домик и участок очень ухоженный, не надо разрабатывать целик, всё уже сделано.

             – Завтра не получится. Мы с Максимом начнём затариваться продуктами, а ещё ему надо где-то купить новые туристические ботинки. Из старых он вырос.

             – Понятно. Придумал отмазку.

             – Почему отмазку. Сама знаешь, что купить хорошие ботинки целая проблема. Съезди со своей Емельяновой.
 
             – Емельяновой, по-твоему, больше нечем заняться. По выходным у неё внуки.

           – Ну не знаю. Давай отложим этот вопрос до лучших времён.

           – Каких лучших времён?
            

             Татьяна намеренно поставила гладильную доску прямо перед ним, чтобы перекрыть мужу путь к бегству. «Ох, уж эти маленькие женские хитрости.» – мелькнуло в голове Сергея Михайловича. Он смотрел на жену в домашнем халате и с утюгом в руках. Это была уже не та худенькая студентка, в которую он был тайно и безнадёжно влюблён с первого курса. Татьяна станет женой другого. Его счастливый соперник поступил в институт после службы в армии. Эдуард был в группе старостой, казался взрослым и очень надёжным. Получив дипломы распределились по разным местам. Эдуард увёз молодую жену на Кавказ. Очень скоро выяснится, что мечты юной девушки очень отличались от реальности. Так часто бывает. Когда милый образ уже почти исчез у Матвеева из памяти, он встретил Татьяну в компании старый друзей. Сплавлялись по реке Чусовой. Он узнал о том, что его любимая осталась одна с маленьким ребёнком на руках. И стал настойчиво добиваться её расположения.

             Матвеев вспомнил это, и сказал с нотками тепла:

             – Твоя Емельянова лет на десять нас старше. Я думаю, что рано она нас с тобой в старики записывает.

             – По-твоему на дачи ездят одни старики!?

             – Я тебе уже говорил, Захаров звонил, наконец-то, удалось купить новый рафт. Два года ждали этого. Захаров собирает нашу команду, а я обещал взять Максима на сплав. Парень расстроится. Сообщи ему об этом сама.

              – Ты обещал, ты и говори.

              – Таня, меня ребята ждут. Давай потом поговорим про дачу. Скоро отпуск, зачем портить друг другу настроение.

              У Матвеева на языке крутились слова о том, что когда-то именно рафтинг свёл их вместе и помог создать прекрасную семью, но он воздержался. Решив, что это запрещённый приём. Будет слишком грубо напоминать ей о тяжёлых моментах в жизни. Сергей заметил, что жена второй раз принялась гладить его любимую рубашку. «Почему она сегодня так нервничает?» – мелькнуло в голове, но он не успел додумать эту мысль, Татьяна выложила последний козырь:

              – Мне предлагают путёвку на двоих в Пицунду.

              – Вот и поезжай, отдохнёшь от нас. Возьми с собой маму.

              – У мамы давление, смена климата ей противопоказана.

              – Танюша, ты вообще меня слышишь!? Захаров сказал, что у нас есть новый рафт. Я же говорю два года не могли купить, и вот наконец-то достали. Нас ждут.

             – А я очень ждала путёвку на море, если ты забыл.

             – Ну извини, дорогая. Обиделась что ли? – Матвеев хотел обнять жену, но она увернулась от него.

             – Вот ещё!

             – Вижу, что обиделась.

             – Сказала же нет!

             Он пожал плечами и вышел курить на балкон. Татьяна вздохнула и повесила рубашку в шифоньер. Вопрос про дачу снова повис в воздухе. «Каторга! Скажет тоже! Ничего, капля камень точит», – подумала она.

              На курорт Татьяна демонстративно поехала одна. Пусть муж поревнует. Считалось, что все мужчины терпеть не могут отпускать своих благоверных «на юга», где за ними охотятся горячие парни с кавказских гор. Гагры и Пицунда мелькали чаще других в списке самых потенциально опасных мест. А в Сочи, как известно, вообще, тёмные ночи. Татьяна и не думала заводить курортный роман, но пощекотать нервы любимому мужу ей ужасно хотелось. Когда Сергей провожал её на вокзале, она не удержалась и спросила:

             – Не боишься меня одну отпускать?

             – Тебя? Нет. Ты самая верная жена в мире.

             – А вдруг?! Смотри!

             – Смотрю! Хорошо тебе отдохнуть. Мы тебя любим.

             С понедельника Матвеев тоже в отпуске, и теперь испортить ему настроение глупыми намёками было невозможно. Татьяна смотрела на мужа и понимала, что мыслями он уже на Алтае. Обнялись, поцеловались, и она села в свой вагон:

             – Иди уже. Не надо стоять. Не люблю этого.

             Это был первый отпуск, который они проводили отдельно. Женщине было ужасно грустно, желанная поездка на море не радовала. А вот её мальчики с нетерпением ждут своего путешествия. В этом она не сомневалась, наблюдая в окно своего купе, как муж энергично поднимался по лестнице ведущей в город. Максим даже не поехал на вокзал, он бегал по комиссионным магазинам в поисках плёнки Кодак для фотоаппарата. В универмагах хорошей плёнки было днём с огнём не сыскать, оставалась одна надежда на туристов, которые могли сдать купленный за рубежом товар. Максим с энтузиазмом готовился к своему первому сплаву, но сердце матери было не на месте. Она очень волновалась за сына, рафтинг рискованный вид спорта, но и признаться в своих страхах не могла. Хотелось, чтобы Максим вырос настоящим мужчиной. Отпуск складывался не так как надо.