Убивал ли я на войне...

              Мне часто задают вопрос: «Убивал ли я на войне? Сколько? Что при этом чувствовал?» Если не получается отмолчаться, я пытаюсь по глазам, по голосу человека понять, почувствовать, для чего он задает этот вопрос? Что им движет? Бывает и такое, что, внутренне раздражаясь, я могу нагрубить в ответ, а то и хуже – ударить…

Убивал ли я?  Сейчас, когда после тех событий прошло более четверти века, я начинаю понимать, что это вопрос от которого я всегда интуитивно бегу, не хочу его слышать. Кому-то я могу ответить со злостью или равнодушно, похвастаться с пьяной бравадой или устало отмахнуться, а себе... Перед собой мне хочется оправдаться. И чем дальше по времени та война, тем острее вопрос: зачем? Нужно ли было?

Убивал ли я? Первый из нашего призыва  «молодых» погиб через несколько дней после прибытия в батальон. От брони БМПшки его отрывали – прижарился.

 Первым во взводе погиб Коля С. Нас в то время иногда использовали не по назначению, как штурмовую бригаду. Соседи, пехота, не могли взять «высоту», вот и обратились за помощью. Мы выручили, но были потери и, получилось так, что Коля попал к «духам». Ранен он был или уже погиб, не знаю, но сразу отбить, забрать его, мы не смогли. В Отряде было железное правило: своих погибших не оставляем. Как забрать Колю? Тогда «Батя», наш комбат,  собрал старейшин ближайшего кишлака и поставил условие: «К утру парня не отдадите, кишлак сметем». Колю отдали… мертвого. Он был раздет до трусов, изранен, лица не было – я тогда впервые увидел, что жара делает с человеческим телом. Когда мы стали Колю поднимать, раздутое тело лопнуло и потекло. Запах смерти… Война все расставила по местам, сразу и жёстко – не убьешь ты, убьют тебя. Разве я в этом виноват?

Что я чувствовал, когда убивал? А что я чувствовал, когда видел камни в животах  наших ребят? Что я чувствовал, когда собирал их израненные тела, после того, как «духи» глумились над ними? Что я чувствовал, глядя в выколотые глаза и понимая, что я остался жить потому, что  погибли они? Погибли, спасая  меня.

Убивал ли я? Скольких?..  А если одного?.. Этого мало? Чем больше, тем «круче»? Перед кем «круче»?

         Да, я убивал. Я убивал от страха – хотелось жить. Убивал с ожесточением – мстил за ребят. Убивал с азартом охотника – полгода был снайпером. Убивал хладнокровно – обстановка… так нужно… Разве я в этом виноват?! Разве я виноват, что мы, тогдашние пацаны и наши офицеры, попали в эту огромную ловушку – Афганский капкан?

Слова Честь, Совесть, Дружба, Дом, Надежда, Страх, Вера, Подвиг, Любовь… Жизнь и Смерть, все эти слова несли свой истинный смысл и звучали только с большой буквы. Значит, все было правильно? Но тогда почему болит душа и хочется оправдаться? А перед кем оправдаться? Перед самим собой?   

Я горжусь ребятами, с кем довелось служить. Я горжусь нашими офицерами, от командиров взводов до комбатов. Горжусь, что прикоснулся к той жизни, в которой был батальон, наше знамя. Мы выполняли Долг! Мы сохранили Честь! Судьбы и жизни за этими словами…

С тех пор прошло более четверти века. Недавно я разговаривал по телефону со своим командиром взвода. Мы вспоминали прошлое, и он сказал: «Я не жалею ни о чем и  повторил бы каждый свой шаг». И я согласен с ним, и я не жалею. Нам есть, за что себя уважать. Но тогда почему, чем старше я становлюсь, тем чаще ловлю себя на мысли, что мне хочется оправдаться…

А в чем я виноват? В чем и перед кем?