Вариации на тему Ч. 7. Казнь после убийства

Из статьи В.Маяковского «Как делать стихи?»

«Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки:

                В этой жизни умирать не ново,
                Но и жить, конечно, не новей

После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом.»

Вся статья, полностью, впервые была опубликована в 60-х годах. И именно этими строками заканчивалась она раньше. А дальше… дальше шло следующее:

«Сразу стало ясно, сколько колеблющихся этот сильный стих, именно – стих,  подведет под петлю и револьвер. И никакими, никакими газетными анализами и статьями  этот стих не аннулируешь. С этим стихом можно и надо бороться стихом, и только стихом.
Так, поэтам СССР был дан СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ(выделено мной, С.М.). Написать стихи о Есенине. Заказ исключительный важный и срочный. Заказ приняли многие.
Появились стихи, статьи, воспоминания, очерки и даже драмы. По-моему, 99 процентов написанного об Есенине просто чушь или вредная чушь.
Мелкие стихи есенинских друзей. Их вы всегда отличите по обращению к Есенину, они называют его по-семейному – «Сережа»(откуда это неподходящее слово взял и Безыменский). «Сережа» как литературный факт – не существует. Есть поэт – Сергей Есенин. О таком просим и говорить. Введение семейного слова «Сережа» сразу разрывает социальный заказ и метод оформления. Большую, тяжелую тему слово «Сережа» сводит до уровня эпиграммы или мадригала. И никакие слезы поэтических родственников не помогут. Поэтически эти стихи не могут впечатлять. Эти стихи вызывают смех и раздражение.
Вырванное из сложной социальной и психологической обстановки самоубийство, с его моментальным, немотивированным отрицанием (а как же иначе?!), угнетает фальшивостью.
Мало поможет для борьбы с вредом последнего есенинского вреда и проза о нем.
Начиная с Когана, который, по-моему, изучал марксизм не по Марксу, а постарался вывести его самостоятельно из изречения Луки – «блохи все не плохи, все черненькие и все прыгают», считающий эту истину  высшим научном объективизмом и поэтому заочно (посмертно) пишущий уже никому не нужную восхваляющую статью, и кончая дурно пахнущими книжонками Крученых, который обучает Есенина политграмоте так, как будто Крученых всю жизнь провел на каторге, страдая за свободу, и ему большого труда стоит написать шесть(!) книжечек об Есенине, рукой, с которой не стерлась полоса от гремящих кандалов.»

Вы теперь понимаете, почему каждый, кто хоть раз выпил с Есениным, сразу пустился в сочинительство о его жизни и смерти? Почему расходятся в таких воспоминаниях не только биографические данные о Есенине, не только хронология событий и не только расхождения во временных отрезках, но и сразу видятся несовпадения в событиях декабрьской ночи 27 числа, в питерском «Англетере».
Это нам сейчас можно оправдаться временем, а им? Они что – сами не видели, как их воспоминания и даже показания тех, кто являлся понятыми утром 28 декабря, расходятся между собой. Как один воспоминатель противоречит другому. Другой – третьему, и так  далее. Они сами этого не замечали? И почему известные литераторы, как Пастернак, например, писали множества писем «свидетелям» дела, под номером 89, с вопросами об истинных событиях гибели Есенина и  не получали на них ответы?
Почему ложь, которую породили эти «свидетели» до сих пор жива?

Из беседы с Н.Н. Брауном:

«И впоследствии, когда Есенина вынесли через черный ход «Англетера» во двор, положили на финские дровни и он тронулся в свой последний путь, Николай Леопольдович Браун  сказал Рождественскому: «Сева, как ты мог?.. Ты же не видел, как Есенин петлю на себя надевал». На что Рождественский с присущим ему дефектом речи, немного шепелявя, ответил: «Ну, а как?!... Мне сказали: нужна ещё одна подпись! Я и подписал!»

Ниже я хочу привести несколько фрагментов из писем. Мне кажется, красноречивее скажут неангажированные литераторы.

Из письма М.А.Волошина – О.К.Толстой (Коктебель, 18 марта 1926г.)
«Я лично не знал и никогда  <не>видал Есенина. В стихах его мне чувствовался поэт. Несомненно подлинный… Смерть его поразила как новое звено в общем мартирологе русских поэтов. Когда начался газетный апофеоз после его смерти и посыпались все лживые и преувеличенные статьи, стало горько и обидно за него: все это слишком походило на посмертное издевательство  над несчастным мальчиком. Как русская публика ненавидит своих поэтов живыми: издевается и клевещет и выдумывает гнусные сплетни, а мертвеньких, удушенных, заспанных русской жизнью, качает на руках и возносит как поперек оставшимся в живых…»

Из дневника Вячеслава Мануйлова. Январь1926г.
«В еще большее уныние повергла меня вся эта панихидная болтовня. Я выслушал все траурные заседания терпеливо. Скулили профессора о том, что, мол, «не уберегли паренька в лапоточках, поэта голубой Руси». Перевирая каждую цитату, тот самый «литературный деятель», который вчера еще ругался в редакции, теперь распространялся о трагедии поэта, выражавшего определенную идеологию определенного шатающегося слоя. Все эти самодовольные лицемеры, отворачивавшиеся от Сергея при его жизни здесь, среди нас, в Баку, - теперь говорили о потере величайшего русского поэта, бывшего чуть ли не другом всех этих ораторов, льющих крокодиловы слезы. Было жаль, что Сергей не может прийти сюда и запустить во всю эту публику увесистой бутылкой, - чтоб не трепались зря. »


Но вернемся к событиям января 1926 года и за ним следующим.

Один за другим выпускаются сборники о вредном влиянии поэзии Есенина на комсомольскую молодежь. Достаточно вспомнить хотя бы пару из них – «Упадочные настроения среди молодежи. Есенинщина»(издательство коммунистической академии, Москва, 1927г.), «Против упадничества. Против есенинщины»(издательство «Правда» и «Беднота», Москва, 1926г.). Есенина убивают каждый день в журналах, на собраниях рабфаковцев, в газетах – там стараются все те же троцкисты, коих самих постигнет расстрел в 30-х годах. Они ещё не знают об этом и стараются изо всех сил. Но были и другие, которые даже в условиях полного запрета на имя Есенина, писали о нем так, как чувствовали его:

Из стенографического отчета одного из заседаний по «есенинщине»:

«Я, товарищи, давно собираюсь вылить свою душу (смех), потому что в последнее время, когда Сергей Есенин умер, писали: великий русский национальный поэт. И никто ничего не возражал. Прошел год. И увидели, что в связи с неестественной смертью Есенина (смех) на него широкая масса молодежи обратила внимание. И так как наша партия и комсомол увидели, что молодежь увлекается Есениным, который не был пролетарским поэтом, как у нас понимают и как ставят в пример Демьяна Бедного, я хочу поставить вопрос таким образом: существует ли у нас есенинщина, есть ли она, как таковая, и можно ли говорить об есенинщине? Я полагаю, что есенинщина существует только в уме Анатолия Васильевича Луначарского, в уме тов. Сосновского и других наших товарищей, которые подняли этот вопрос и начали  говорить об есенинщине.
Меня страшно удивило, когда я прочел, что тов. Луначарский выступает в рабочих клубах на тему «Хулиганство и есенинщина». Я подумал: господи, боже мой, что это такое? (Шум, смех) Может быть я ничего не понимаю (с места: «скорее всего!»), но я считаю, что это крайне несправедливо, что, когда тов.Сосновский пишет статью о хулиганстве, он говорит: «Вот, где корни хулиганства в литературе» и указывает на Есенина»

Целый год вокруг имени Есенина идет настоящая битва.
Великий русский поэт – с одной стороны, и «лирика взбесившихся кобелей»  - с другой.
Развязка наступает в январе 1927 года. Точку ставит Николай Бухарин – «Коля -балаболка», - как называет его Троцкий:

«В целом, есенинщина – это отвратительная, напудренная, нагло-раскрашенная российская матерщина. Причудливая смесь из сисястых баб, луны, березок, сук, господа бога, никрофилии, обильных пьяных слез и трагической пьяной икоты. И все это под колпаком юродствующего, квази-народного национализма  »
(Н.Бухарин: Злые заметки, Москва, ГИЗ, 1927г.)

Очень многие до сих пор отрицают то, что поэзия и проза Есенина были запрещены. Чтож, пусть говорит последняя супруга поэта:

из письма С.А.Толстой-Есениной – М.И.Калинину(Москва, 18 июня 1929г.)
«В дополнение к личным моим переговорам с Вами(18/VI-29 и в подтверждение того, что Собрание сочинений С.А.Есенина действительно запрещено для печати, прилагаю при сем справку от издательства «Федерация» за №… Запрещение издания книг Есенина лишает его семью (родителей, сестер, детей) единственных средств к существованию и порочит имя Сергея Есенина как советского поэта. Поэтому я прошу Вас оказать мне содействие в получении разрешения на издание всех перечисленных в справке книг.»

А вот, как отозвался на смерть Есенина сам Лев Давидович:

«Мы потеряли Есенина — начинает своё рыдание Троцкий, — такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом. Он ушел из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, — не хлопнув дверью, а тихо прикрыв ее рукою, из которой сочилась кровь. В этом месте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом»

Ну, просто - плачь Ярославны. И откуда рука, из которой сочилась кровь? Откуда такие криминалистические подробности, о которых никто не будет говорить ни во время предварительного следствия, ни во время разбирательств комиссии по выяснению обстоятельств гибели поэта в 90-х годах. Может, Лейба видел какие-то другие снимки, сделанные в пятом номере «Англетера» ночью 27 декабря 1925 года?

И далее из той же статьи:
«Он нередко кичился резким жестом, грубым словом. Но подо всем этим трепетала совсем особая нежность неогражденной, незащищенной души. Полунапускной грубостью Есенин прикрывался от сурового времени, в какое родился, — прикрывался, но не прикрылся. «Больше не могу», — сказал 27 декабря побежденный жизнью поэт, сказал без вызова и упрека... О полунапускной грубости говорить приходится потому, что Есенин не просто выбирал свою форму, а впитывал ее в себя из условий нашего совсем не мягкого, совсем не нежного времени. Прикрываясь маской озорства и отдавая этой маске внутреннюю, значит, не случайную дань, Есенин всегда, видимо, чувствовал себя не от мира сего. Это не в похвалу, ибо по причине именно этой неотмирности мы лишились Есенина. Но и не в укор, — мыслимо ли бросать укор вдогонку лиричнейшему поэту, которого мы не сумели сохранить для себя?»

Так, значит, все-таки двадцать седьмое декабря, а не 28? Как же так? Именно здесь Троцкий оказался слабее самого себя.

И финал:

«Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его».

Всё. Точка поставлена. Казнь – продолжается.

Продолжается она и по сей день – накануне даты рождения и, особенно, накануне даты смерти – всё больше и больше бывших судмедэкспертов, журналистов, криминалистов и прочих «истов» не отказывают себе в удовольствии принять дозу мученической крови, корпя над статьями. И каждый, даже находясь (в силу возраста) в шаге от Вечного Покоя, не страшась гнева Божьего – льют и льют на имя поэта клевету и мерзость.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Вместо эпилога…

из воспоминаний Николая Вержбицкого:
«… Постучав папироской о пепельницу, он слегка притронулся к колену Маяковского
и, вздохнув, произнес:

- Да… что поделаешь, я действительно только на букву Е. Судьба! Никуда не денешься из алфавита!.. Зато Вам, Маяковский, удивительно посчастливилось – всего две буквы отделяют Вас от Пушкина…

И, сделав короткую паузу, неожиданно заключил:

- Только две буквы! Но зато какие – «НО»! 

При этом Сергей высоко над головой помахал пальцем и произнес это так «Н-н-но!», предостерегающе растянув «н».
А на лице его в это время была изображена строгая гримаса.
Раздался оглушительный хохот… »

И вот чем мне бы хотелось закончить:

(из воспоминаний Р.Березина)
«Госиздат выпустил четырехтомник Есенина. На обложке в черной рамке зеленели ажурные березки. Издание было раскуплено в несколько дней и вскоре вышло второе (каждый из четырех томов вышел тиражом в десять тысяч экземпляров. По тем временам – это колоссально. Прим. мое, С.М. ) Но не прошло и года после смерти Есенина, как в «Известиях» появилась злая статья Бухарина «Развенчайте хулиганство», в которой Есенин назывался родоначальник разнузданности в среде советской молодежи. За первой статьей последовала вторая того же автора. Называлась она «Злые заметки». И в ней Есенин поминался недобрым словом. После этого издание стихов Есенина прекращается, а спрос на Есенина растет изо дня в день. Наконец,  в конце 1929 года издательство «Федерация» выпускает небольшой сборник, из которого ПО ПРЕДПИСАНИЮ ГЛАВЛИТА УДАЛЯЕТСЯ ножницами портрет поэта(выделено мной, С.М.) Кроме этого сборника, было выпущено еще три:  в издательстве МТП, в издательстве «Художественная литература» и в издательстве «Советский писатель» в серии «Библиотечка поэта». Все эти издания печатались небольшим тиражом и раскупались в день появления на книжных прилавках»

***
начало  http://www.proza.ru/2011/12/24/1683