О Ленфильме...

В городе, впитавшем в себя столько дождей и печали, кино может быть только таким, - камерным, с оттенком высокородного благородства и высоким содержанием таланта в крови. Место, где такое кино рождается, особенное. «Фабрика грез» - это понятие заморское, «Ленфильм» же – это по-нашему, по-ленинградски.

О нем нельзя сказать как о неодушевленном предмете. «Ленфильм» - властный, харизматичный эстет, мужчина, не скрывающий своего внушительного возраста, день рождения 30 апреля 1918 года почти не справляет, но гордится бурной биографией. Он высок в плечах, представителен, мудр, и облечен властью смущать умы и сердца. Его многочисленные дети, рожденные под старинными сводами, составляют славу русского кинематографа. Здесь Козинцев с Траубергом основали «Фабрику эксцентрического актера» и это была настоящая лаборатория таланта, породившая много «молодой стали и огня». Здесь родились легендарный «Чапаев», трилогия о Максиме,  в пору страшной Второй мировой операторы «Ленфильма» создавали военную кинохронику, фиксируя самые ударные моменты войны. После, когда были подсчитаны человеческие потери – не все «ленфильмовцы» вернулись в съемочные павильоны, - жизнь закипела, операторы вновь встали к камерам, а режиссеры скомандовали «Мотор».

Удивительно, но прожив почти век без семи лет, «Ленфильм» сохранил на себе отпечаток старого города, он, как гомеопатическая гранула, содержит в себе лекарственное вещество под названием Ленинград. В основе большинства картин, снятых на этой студии, - простая человеческая история, вроде бы безыскусная, бесхитростная, но в большинстве своем – пронзительная. В свое время она стала основой авторского европейского кинематографа, чем и прославила его.

Мы беседуем о нынешних реалиях, одолевающих «Ленфильм» с Алексеем Родионовым. Его должность звучит гордо: Начальник производства киностудии «Ленфильм». О  временах сослагательных и нынешних, об упущенных возможностях и будущем возрождении, о том, что не исчезает и держит студию на плаву мы беседуем с ним в новомодном кафе-баре, открывшемся рядом с легендарным кафе «Ленфильма».

Приют радостей и печалей - Вы ведь помните это кафе, скорее похожее на столовую? И вроде уюта особого нет, но все сидели там.   Это - намоленное место,  некое технологическое звено, которое в нашем бизнесмире, в мире нынешних правил и понятий, хранило в себе атмосферу творчества. Туда приходили студийцы, несли свои переживания, боль, секреты, там развивались идеи, заплетались в узел интриги, маленькие добрые, не всегда добрые, там набольших столах раскладывались эскизы,  и прокуренные дядьки, тыча в них пальцами, уже видели весь фильм от начала до конца. В этом кафе назначались  встречи, велись переговоры, здесь ругались, расходились, мирились. Здесь сидел замечательный талантливый Миша (фамилия?- К.Ф.), царство ему небесное, который похоронен на Комаровском кладбище, сидел с официальным миллионером Советского Союза Соломоном Шустером, и они обсуждали творческие вопросы. Там были все, вся история Ленфильма разворачивалась там. И вдруг, представьте себе,  это кафе взяли и закрыли. Даже притом, что на студии сейчас небурное производство, это прозвучало как абсурд. Первое, о чем говорили в главном офисе студии: «Давайте откроем кафе». Люди не могли работать, все думали только об этом.  Пока мы договаривались на уровне директората, студийцы просили: «Давайте так: вы откроете дверь, мы сами туда поставим кулер, аппарат кофейный, сами все сделаем, нам важно не есть, нам важно там общаться». Потом открыли это кафе (Родионов обводит взглядом ультрамодное заведение с широкими мягкими диванами, вкрадчивыми официантами, громоздкой барной стойкой во всю стену). Наши люди изредка сюда заходят, но вы же понимаете – здесь все другое и не только цены (улыбается). Слава богу, гроза миновала, и наше старое кафе снова открыли.  Оно работает до последнего посетителя. Важное технологическое звено работает.

С 1980 по 1995 год я работал на «Ленфильме», сначала в цехе, потом пошел директором на картины, мой послужной список в этом смысле не очень велик, из прогремевших фильмов «Невозвращенец», «Хрусталев, машину», натурная часть и, пожалуй, все.  Были совместные проекты с итальянцами, англичанами,  все в качестве директора. Мне повезло несказанно, с 1988 года по 1995 я успел непосредственно поработать с Лешей Германом,  Витей Трегубовым, Витей Аристовым.  Какой-то период я работал «лакмусовой бумажкой». Объясняю. Творцы - Алексей Герман, покойный Сеня Аранович, взяли себе в привычку тестировать свое кино на мне,  чтобы понять, что делать с полотном, которое вроде смонтировано, но не клеится.  В киносреде, скажу я вам,  есть негласное правило: «Если не знаешь, что делать с картиной, иди к мэтру». А мэтров тогда было немеренно - Аристов, Аранович, Герман и так далее.  И все шли к мэтрам. Но в какой-то момент Алексей Юрьевич (Герман – К.Ф) говорит: «А сходите к Леше Родионову». Я в панике: кто я такой, технарь, не творческий человек, но мне говорят: «Посмотри», я сижу и  смотрю, а сидящие рядом творцы смотрят не на экран, а на меня.  И вот я выдаю простую человеческую реакцию, когда меня что-то коробит. И мэтры этим пользуются, галочку себе ставят. Таким образом, я успел посмотреть почти всю «Белую гвардию» Снежкина,

Директор фильма - это главный растратчик. Диапазон его полномочий шире чем, чем просто экономика. Директор – это организатор, логистик кино, он практически отвечает за все кроме творческого процесса. А творческий процесс, в свою очередь, зависит от его талантов, способностей, умения разговаривать с людьми, твердости, мягкости, дипломатичности и так далее. Директор картины – это чернозем, на котором вырастают цветы (Алексей Владимирович, уточните, чему соответствуют цветы – режиссерам или фильма – К.Ф.) Сейчас директоров нет, на их место пришли продюсеры. 
Самое ценное, что мне дала эта работа - опыт общения с людьми, начиная со взаимодействия с бутафорами, рабочими, выставляющими декорации, заканчивая построением отношений между актерами, режиссером, ассистентами, и соединение многих сфер деятельности, которые попадают в технологический процесс кинопроизводства, сведение всего этого в единое целое, дабы вышел целлулоид, или проще говоря, чтобы вышло кино.

Сейчас я начальник производства,  «мучаюсь» с марта сего года. Молодой еще совсем в этой должности. Специально вернулся из Москвы, не принимал довольно интересные предложения по работе, потому что сознательно хотел работать только в кино. За все годы, которые я занимался бизнесом, не уходила ностальгия по тому трудоемкому,  но захватывающему процессу, что именуется производством фильма. Это не просто любопытство, что там наши ребята нового сняли, это именно ностальгия по всему, что сопутствует созданию фильма. Моя связь с «Ленфильмом» не прерывалась, -  даже когда уехал в Москву, я возвращался, встречался с коллегами, мы обсуждали новости и проекты, словом, был в курсе. Я не знал, и до сих пор не знаю, почему кто-то из «зевсов» решил, что я должен быть на студии именно в этом качестве, именно в это время. Так сложилось. Почему я? Наверное, потому, что когда-то у меня сложились отношения с ведущими режиссерами студии, а также потому, что какое-то время я жил одной жизнью с этими людьми, варился во всем этом, пропустил через себя все, что полагается пропускать директору фильма.

Что такое «Ленфильм» сегодня?  Многие говорят – это умирающий лев. Не встанет. Давайте его пнем. Ну, или что-то в этом роде. С одной стороны, есть тому подтверждения: в 1991 году в производстве было 60 картин, а сегодня – 3. С другой стороны, сегодня много заказчиков, своих и сторонних, которые имеют московские, как правило, корни, их достаточно для того, чтобы «Ленфильм» мог себя чувствовать живым. Остались специалисты, уникальные, мощные, они работают, они варятся в этом котле. Есть поле непаханое для работы с продюсерами, линейными продюсерами, с директорами, мы пытаемся сейчас оптимизировать этот процесс. Сейчас многие наши партнеры приятно удивляются, что мы существуем и даже что-то предлагаем.

Хотя… чувствуется большая обветшалость техническая, съемочная техника, звук, камеры, - у нас семь камер и столько не живут, сколько им лет. Работаем с пленкой, очень хочется соврать, что есть «цифра», но увы. У нас выработаны  межотраслевые отношения, которые позволяют мне позвонить определенным людям и нам привезут «цифру», но в любом случае это не наше. А если говорить честно, в звукоцехе нет «первичной записи, зато есть полный комплекс для обработки звука на очень хорошем уровне, достаточно посмотреть пару картин, например «Трудно быть Богом», чтобы понять, что со звуком все хорошо, буквально вчера Леня Ярмольник «звучал» и еще как «звучал» под руководством Алексея Юрьевича. Если говорить о декорациях, то  достаточно посмотреть «Смерть Вазир-Мухтара» Винокурова, чтобы понять – здесь все в порядке. А декорации для «Вишневого сада», я диву даюсь, как люди в нынешней экономической ситуации строили павильоны. И надо отдать должное этим людям, есть еще порох в пороховницах. Что самое интересное, ведь не хотят уходить, зарплаты грошовые, а все равно работают. Как будто страну поднимают после войны, на энтузиазме, в стиле лозунгов: Давайте встанем, затянем потуже пояса и поднимем страну из разрухи». Подняли ведь. Так и у нас есть люди, готовые работать за идею. Это люди – легенды «Ленфильма», можно сказать, его соль, старейшие сотрудники, крепкие профессионалы. Я смотрю на них и удивляюсь – по законам нынешней жизни их просто не должно здесь быть, но они есть. Например, начальник цеха подготовки съемок Елизавета Алексеевна Похомова (уточнить фамилию – КФ). Она содержит несколько тысяч единиц сценически-постановочных средств и реквизит в таком состоянии, что когда к ней приходят люди, они диву даются, там есть костюмы XIX века в отличном состоянии, готовые к съемке. Это дорогого стоит.


Волшебство возникает из простой истории, которая рождается из замысла, затем выписывается шаг за шагом, реплика за репликой, а потом реализуется. Заявок – море, и есть очень хорошие, просто сказочные. Сейчас у студии приоритет – фильмы для юношества, об этом – наши три сегодняшних проекта, которые запущены в производство. «Моя бабушка – ведьма» - это фильм, который мы делаем совместно с городом в лице Антона Губанкова. Деньги выделяются,  режиссер Сережа Карандашов, чудесный человек, талантливый. Это и есть история, заключающая в себе волшебство. Хотя я бы сказал иначе. Иногда мы этого волшебства не видим, но оно дает о себе знать, меняя людей и их отношение к жизни. Рассказываю историю. Я заставил своих детей – одному 9, другой – 12 посмотреть «Гамлета» и «Короля Лира». Сын не проникся, мал еще, а дочка, что постарше, досмотрела до конца обе картины. Так вот. Были мы после этого в гостях. И там, на тумбочке, лежал какой-то глянцевый журнал, в котором была фотография – знаменитый кадр Смоктуновского из «Гамлета». И, увидев эту фотографию, дочка говорит: «Ой, «Гамлет». А хозяин дома – ему 30 лет – спрашивает у нее: «Что это?». Она отвечает: «Как что, «Гамлет» Козинцева». И вроде бы все, заговорили о другом, забыли. Потом проходит время, он мне звонит: «Леша, давно я такого кино не видел». Человек посмотрел «Гамлета» Козинцева и впечатлился. Вот оно, волшебство.


Мы сейчас ищем деньги, встречаемся с разными людьми из разных сфер. Ко мне зашел знакомый на студию, мы друг друга знаем, он увидел на стенках рукописные плакаты студийных картин, слухов-то много, это же прямо иконостас, он не дал денег, они все знают расходную и мало кто знает возвратную часть. Он сказал: «Это все не принадлежит ни Президенту, ни чиновникам, никому иному, кроме людей, живущих в этом городе. Он просто шел и говорил это мне, и за этим пафосом человека, с нашей точки зрения, прибитого гвоздями к земле и думающего исключительно о финансовых денежных потоках, прибылях, он исказал очень точно, какие бы люди тут не ходили, это не принадлежит нам, мы не имеем право распоряжаться этим местом так, как распоряжались раньше.

Слухов много, начиная с того, что здесь будет развлекательный центр, заканчивая фешенебельным Бизнес Центром. Киностудия «Ленфильм» является собственностью государства. Не далее как неделю назад проходил конкурс, и мы выиграли деньги на производство фильма «Моя бабушка – ведьма». Собираем по нитке. Я не близок к Зевсам, но на данный момент существует не очень удачная система распределения финансовых средств, Министрество Культуры не в сотсоняии обеспечить киностудию минимумом, без которого никак. Даже то, что «Ленфильм» существует – это уже замечательно. Хорошо, что успокоилось все вокруг, студию оставили в покое,  помните, кипели страсти одно время и по поводу приватизации, и купить хотели, и бог знает, что было. Есть люди, у которых много планов на это место. Люди творческие знают: нельзя молиться золотому тельцу. Они-то это понимают, но, увы, сегодня мы существуем в такой системе координат, приоритетом которой являются именно деньги и ничего с этим сделать нельзя. Много странностей в нашем мире. 

Есть режиссеры, которых поддерживает город, Комитет Культуры, но большинство из них уповает на талантливых продюсеров, как например Сокуров, который много лет работает в тандеме с Андреем Сигле, который с миру по нитке собирает. Сейчас они заканчивают «Фауста».

«Священные коровы».   Владимир Владимирович Бортко, Алексей Юрьевич Герман, Алексей Алексеевич Герман, Сергей Сельянов, как организатор, бесспорно талантлив, Леша Балабанов – это все священные коровы «Ленфильма». Это цвет нашего кинематографа. Масленников, Сережа Карандашов, Юрий Фетинг. Когда-то, когда  были железные финансовые подпорки у студии, я непременно назвал бы больше фамилий, но сегодня, сами понимаете.  С одной стороны, студия беднеет, но с другой стороны,  вы не представляете, сколько студентов сюда приходит на съемки, на лекции, на практику. Мы пытаемся пробить льготы для студентов ВГИКА, студентов из ЛИКИ, и там видны имена, многообещающие. Все мастодонты, которые были, остались. Мы готовы с радостью поддерживать их проекты, но тут же возникает ситуация: «Дай деньги, Зин».

Для нас важно понять: перед нами меценат или бизнес-человек. Есть наметки на то, что не оскудела земля русская Третьяковыми, но это только наметки. Опять-таки история с «Трудно быть Богом». Один банкир посмотрев часть отснятого материла спросил: «Кто это делал», отвечаем: «Ленфильм». Да, я готов дать деньги.  А помощники говорят: «Деньги не вернутся». Конечно, мы ведем переговоры, это очень сложный процесс. Мы с вами знаем, что сегодня в России снимаются фильмы стоимостью 30-40 тысяч долларов и глядя на экран, все понимают, что это деньги безвозвратные, то мы
У нас есть уникальные вещи – город с его архитектурой, это своего рода декорация. Я жил в Москве 125 лет и я могу сравнивать, там, благодаря крепкому хозяйственнику, вообще от исторической Москвы почти ничего не осталось. Когда недавно в Питере снимали «Распутина» с Депардье,  проехали по огромному количеству объектов,  и было на что посмотреть.

Большинство того, что делается на «Ленфильме» - это творчество и в этом заключается то самое «держание марки», которое многим воспринимается сегодня как чудачество. «Да кому это надо?». Посмотрите, как другие живут, выполняют заказы каналов, снимают немерное число сериалов, делают приличные финансовые сборы. Ну, да, наверное так правильнее с современной точки зрения, но те, кто здесь работают, так не могут. Возможно это наша головная боль, но с дургой стороны – это стиль жизни, и я уверен, это выстрелит.

Герман – не для всех.  Стилистика Алексея Германа – понятие сложное. Можно слушать эстраду, а можно слушать Генделя, который в свое время современниками воспринимался как сегодня Олег Газманов. Сейчас его еще понять надо. Для того, чтобы посмотреть Германа, Годара, Сокурова надо думать. Или «Морфий» Балабанова. На просмотре этого фильма хрумканье поп-корном закончилось на десятой минуте после начала. Тишина стояла такая, будто весь зал задержал дыхание, что и понято, потому что фильмы Балабанова – это своего рода хирургия, «резать, не дожидаясь перитонита». Реакция зрителей была соответственной.   

Норнштейн, практически весь, Гарри Бардин особенно последний его фильм «Гадкий утенок». Из авторов почти весь Леша Герман-старший, Сережа Снежкин, бесспорно Сокуров, на мой взгляд это кинематографический Набоков. Из москвоских – Соловьев. Бергман, Годар, итальянская волна, французская, все это очень вкусно. Сережа Овчаров. Из фильмов, самое последнее – мне понравилась «Кошечка» Констатинопольского, сочное кино. «Кочегар» потряс. У Снежкина понравилась история «Похороните меня за плинтусом» - мощное, беспощадное кино, бьющее наотмашь.

Любое кинополотно содержит свой стержень. Я пытаюсь сразу понять: что ты хочешь сказать, в чем суть. Все остальное может обрастать чем угодно, могут быть детали, но если я понимаю и вижу стержень, для меня открывается суть. Для меня важно, чтобы кино было живым.   

Я должен быть жестким. Как человек, много лет занимавшийся бизнесом, я не могу без этого. Иногда приходится резать по живому, увольнять. В каких случаях? Есть люди, которые взваливают на себя тонну обязанностей, и не признается, что не справляются. А кинопроцесс таков, что если один не справляется, страдают все. А я, как директор по производству, отвечаю за людей, проекты, технику. И если я вижу, что человек взвалил на себя немеренно, не хочет поделиться своим  грузом с другими, и этот груз ему не по силам, я принимаю жесткие решения. Самое главное, достойно выйти из

«Птенцы гнезда Петрова».  Школа студии «Ленфильм»? Сейчас нет, но будет. Есть институты, которые призваны обучать всем этапам кинопроизводства. Сейчас на «Ленфильме» нет школы потому что творческий коллектив студии вынуждены зарабатывать себе на хлеб и многие из них устраивают свои студии, проводят мастер-классы. А на студии это исчезло, почему? Ответа нет. Но мы планируем работать с операторами, актерами, сценаристами, режиссерами. Это будет.
Россию накрыла волна бизнес-проектов, коммерческого примитивного кино, которое не требует работы души и ума, я уже не говорю про систему Станиславского. Хотя бы научились  бы выстраивать в кадре простую историю, правдивую с точки зрения драматургии и психологической органики. Даже этого не умеют режиссеры, снимающие блокбастеры. Но здесь кроется своего рода ловушка. Молодые неопытные души рождают потрясающие тонкие умные истории. Но как-то  где-то не дошел, показал заявку не тому, кому надо и вот уже ему советуют: «Ты это измени, концовку перепиши, мы дадим тебе много денег и ты снимешь такое кино, какое нам надо». И все, человек ломается, из чудесной истории возникает пошлый расхожий сюжетец, и пошло-поехало, маховик попсового кино запущен. И глядишь, течением этого Гольфстрима талантливый человек унесен совсем в иные воды, не родниково-чистые, а непонятно мутные. И обвинять-то его за это нельзя, потому что кушать всем хочется. 

Праздники и будни.  Недавно был праздник – фестиваль «Виват, кино России». Но праздник прошел. Если честно, сейчас не до праздников. Традиции остались, бить тарелки, например. В семье под названием «Ленфильм» все вынуждены думать о хлебе насущном. Сегодня для нас праздник, когда на студию завозят большое полотно. Праздник тогда, когда, люди занимаются работой, когда есть над чем работать: Ура,мы все работаем». Выпуск картины – да, радуемся. Владимир Владимир Бортко будет делать банкет по выпуску фильма «Петр  I». Рома Ершов заканчивает «Лимузин».  Многое ушло. В той, другой жизни было так: «Ой, сеголня премьера, давайте поедем в Дом кино, посмотрим, выпьем и закусим. Такого сейчас нет. Время другое. Хотя во всем этом было нечто объединяющее, когда все собирались вместе. И когда на дверях ресторана Дома кино было написано: «Ресторан закрыт», мы понимали, что Масленников отмечает окончание работы над «Зимней вишней», все понимали: «Это праздник».    
   
 Кавалергарда век недолог.  Слава «Ленфильма» была быстрой, мощной, неприходящей. Его мастадонты – Козинцев, Трауберг, Эрмлер, Юткевич, передали секреты мастерства следующим поколениям «ленфильмовцев». Здесь работали над лучшими своими полотнами Иосиф Хейфиц, Динара Асанова,  Владимир Мотыль, Семен Аранович, Александр Зархи, Надежда Кошеверова. Сегодня творческим базисом студии являются Алексей Герман, Владимир Бортко, Александр Сокуров, Сергей Овчаров, Алексей Балабанов. И не только. Для нас эти имена – марка качества, для «Ленфильма» - особая энергетика, достоинство, предмет для гордости.