Огни притона - Коллекция Русского Экрана

                «От лица Автора…»

То, что многие в Александре Гордоне принимают за снобизм, на самом деле является гордостью Автора. А так как нынче Автор – понятие раритетное, диковинное во всех смыслах, то его ценность возрастает в сотни раз. В образе Гордона мы обрели этого самого Автора – гордого, знающего себе цену, не опускающегося до заигрывания с поп-корновым зрителем…

Картина маслом…
Александр Гордон, завоевавший репутацию духовного гурмана, интеллектуала и непримиримого борца с дилетантизмом, имеет полное право снимать именно такое кино. Такое, как «Пастух своих коров» и «Огни притона». Первый фильм – история несостоявшегося сближения горожанина с деревней, «Огни притона» - экскурс в мятущуюся женскую душу.  Оба фильма сняты по сценариям Гарри Гордона, отца режиссера, что вполне понятно – трактовка сценария и перенос его на экран – занятие сложное, многофазовое, здесь нужна ясная сюжетная отправная точка.
На такое кино, какое снимает Александр Гарриевич, «молодежь не пойдет», это собственно слова самого режиссера – «Не думаю, что пацанва, или как в Одессе говорят «сратва»,  просто будет ломиться на этот фильм…». И правильно думает, в ситуации с фильмом «Огни притона» это звучит как комплимент. Хотя, молодежь молодежи рознь, точно также и проститутки бывают разные. Есть Пышка Мопассана, есть Сонечка Мармеладова, есть куртизанки Золя, заложницы социального болота. А есть героиня из гордоновского мира – одесского, местами блатного, местами лиричного, вкусно-говорящего, сурового, не прощающего фальши и безволия. Героиня очень точно и мощно сыгранная Оксаной Фандерой, актрисой с цыганско-украинским кипением в крови, проходит путь трансформации, почти такой же, как в алхимии. Химические реакции, происходящие в ней и вокруг нее, выплескиваются с экрана. Богдан Ступка, Ада Роговцева,  Евгений Цыганов - вроде и не актеры, а реально жившие люди, по прихоти режиссера сошедшие с черно-белых фотографий, запечатлевших лица послевоенной Одессы.
В фильме-галерее психологических образов много раз встречаются ожившие картины, натюрморты, кои мы часто наблюдали на различных живописных выставках – вот нарядная ваза с фруктами с нарочито сочной гроздью винограда, вот барские темно-зеленые в светлую полоску арбузы, цыганская спелость красок – алое платье главной героини в белый горошек. У какой советской девочки не было такого платья…? Гордон – ювелир по части деталей, в каждом фрагменте, даже когда камера идет вскользь, чувствуется акцент или интонация. И в этом не позиция педанта, желающего сделать все как надо, так о себе заявляет рука кропотливого мастера, выписывающего каждую деталь художественного полотна с отеческой нежностью и терпением.

Истоки прошлого
Между тем,  происходящее на экране порождает чувство дежавю, не потому ли, что почти все мы вышли из этого коммунистического сумасшествия, где юная путана с по-детски припухлыми глазами прячется под кличкой «гитлер», а женщина с душой монахини и клеймом проститутки вынуждена противостоять пуританскому миру обывателей. И столько в «Огнях притона» узнаваемых, иногда милых сердцу, а иногда отталкивающих образов, настолько недавней кажется эта жизнь в одесском заповеднике, что кажется, будто мы никогда и не уезжали оттуда, как из родительского дома,  в век Интернета, мобильных телефонов, спутникового телевидения и нанотехнологий. Но режиссер, на то он и «пастух своих коров»,  должен быть беспощаден к героям, сюжету, и, конечно, к самому себе. Как говорил один мудрый  человек, детей нужно воспитывать по принципу юлы: «Сначала сильно раскрутить и вовремя отпустить». Точно так же Александр Гордон поступает с жителями страны «маленькая Одесса» - сначала порождает их, как и надлежит отцу, а затем, раскрутив, в самый неожиданный момент  отпускает…
С момента  начала съемок до сегодняшнего дня, когда фильм начинает свою фестивально-прокатную жизнь, сам господин Режиссер успел сразиться с социально-общественными мельницами в проекте «Гордон Кихот», нажить себе врагов в киносреде благодаря «Закрытому показу», где он сурово критиковал современные «киношедевры», и наконец, сегодня, он вполне закономерно, подходит к новому проекту под названием «Гражданин Гордон». Мы знаем, как кропотлив и основателен Александр Гарриевич в бичевании всего фальшивого, мы знаем каким неожиданно трогательным он может быть на сцене «Достояния республики», а особенно во время исполнения музыкальной фразы «Меня мое сердце в тревожную даль зовет…». Мы неоднократно убеждались, что этот человек неспособен на компромиссы и уж если что-то не любит, то говорит об этом не стесняясь в выражениях. И многие из нас услышав про «Огни притона», ухмыльнулись: «Посмотрим, какое кино снимете Вы, господин всезнайка». Мне, признаться, также было интересно, каким видит правильный фильм тот, кто за все время существования «Закрытого показа» был так скуп на похвалу…
Съемочный период фильма «Огни притона» начался в 2007 году и длился «тридцать восемь летних дней 2007 года, - по словам самого режиссера, -  потом мы с Дашей Даниловой столь же прытко его смонтировали. Но кончились деньги, и фильм, как принято говорить на продюсерском языке, законсервировали. Продолжалось это до начала 2011 года, когда мы перезаписали звук и сделали цветокоррекцию…». И вот теперь фильм вышел на основную беговую дорожку, начался марафон к зрителю.   Любопытно, что Гордон планирует представление фильма в каждом городе выстраивать по принципу заседаний «Закрытого показа»:  «Идея была такая, чтобы в том городе, куда мы приезжаем, находить людей уважаемых и попытаться из них создать команды "за" и "против". В числе первых «уважаемых людей» Гордон назвал Кирилла Серебренникова и  Андрея Звягинцева, которым особенно «досталось» от него на обсуждениях их фильмов. Что это - садомазохизм? Нет,  мужество джедая, умеющего не только наносить удары, но и принимать их самому.
На пресс-конференции создателей фильма в рамках «Кинотавра» Гордон сказал:  «Мне не нравится в нашем кино все, что повернуто к зрителю филейной частью. А нравится то, что повернуто душой, когда смотришь зрителю в глаза и говоришь ему о том, что любишь. "Огни притона" - такое кино…». Вот она квинтэссенция. Сам Автор дает понять, что любит и понимает свое произведение, а это уже победа.

Трудности перевода
Особенно щедр господин  Режиссер по части языка: в теле фильма встречается и жаргон и суржик и украинский певучий слог, иногда возникает русский, как контрапункт остальному многоголосию. Главный кукольник разводит своих героев по разные стороны, вкладывая в уста каждого из них свой язык, именно тот, что наиболее полно выражает его душевный настрой. И через эту «вавилонскую тарабарщину» выражаются основные эмоции, перекрывающие друг друга, нахлестывающие на берег зрительского сознания. Эмоции, неподдельные, безудержные, искренние – вот, что цепляет с первых же кадров.   Сам Гордон признается: «Я считаю, что фильм крайне эмоционален, и это мое человеческое, настоящее, не телевизионное нутро!...». Вот мы и открыли настоящего Гордона, не того телевизионного ментора, беспощадного к «беззащитным режиссерам» вроде Валерии Гай Германики, а живого, сентиментального, подлинного. И пусть это не он, а его отец через ягодно-яркое знойное лето пытается дотянуться до любимых им отголосков детства, вскользь подсмотренных и бережно сохраненных на чердаках сознания, ведь в 1958 году Гордона-младшего и в проекте-то не было, но фильм снят по повести Гарри Борисовича, и это многое объясняет. Сочувствие – вот главная кода фильма, не оттого ли его главная фраза -  "Людей жалко, особенно всех" – кажется вполне закономерной, хоть и отдает привкусом отшельничества. И сама главная героиня, пытающаяся одним сердцем полюбить всех, да простят меня мудрые мужи от кино, мне видится женской ипостасью Иисуса Христа, простившего Марии Магдалине ее грех блудницы. И князь Мышкин из того же теста с его идеей «всеобщей любови»… Как говорила Анна Ахматова: «Все мы бражники, все блудницы…» и в этом жизненном постулате – соль не только гордоновского фильма, нашего бытия в целом.
Понять данную историю не просто, но Александр Гарриевич дает нам ключ, и он в следующем высказывании: «Мы все живем в агонизирующем постмодерне. Постмодерн - это отказ от авторского высказывания. То есть вроде как автор есть, но он молчит. Он создает зияющую пустоту, которую господа критики с удовольствием заполняют. Они создают смыслы и ценности любой картины, потому что автор не высказывается. Автор кричит, мычит, ругается... Высказываний нет! …сейчас каждый снимает кино для себя и про себя. Нет никакого диалога…».
Автор – это личность, а личность – Творец со всеми вытекающими последствиями. Это как в притче:  «Пока ты спал, я создал Вселенную».  Сотворение реальности, как и вселенной образов  – процесс мучительный, сложный и опасный, но Гордону не страшно и не потому, что он из породы «донкихотов», просто когда у тебя ясно в голове, проецировать эту ясность на экран гораздо легче. Есть еще один момент -  когда мы смотрим фильм, то ищем в нем себя или ответы на вопросы, которые нас мучают.  Фильм хороший, если он соткан из живых частиц, если он дышит, пульсирует, и зритель это чувствует. И что особенно ценно – такой фильм одних утешает, других вдохновляет, третьим открывает глаза, становясь для них зеркалом.  Самого Гордона он избавил от неприятных моментов: «Там звучали вопросы, которые и я себе задавал - о соотношении Судьбы и Свободы, например. Кроме того, меня тогда преследовала боязнь умирания, и нужно было это изжить, что и привело меня, кстати, к следующей картине. Начну снимать её, надеюсь, следующей осенью. Она будет об умирании, но не с ужасом, и не с мудростью, там интонация иная...».
Чудесно, когда фильм отвечает на вопросы, но еще лучше, когда он исцеляет. Глядя на то, как героиня Оксаны Фандеры бьется «об лед» человеческой глухоты, понимаешь, что в твоей жизни не так все плохо. «Огни притона»  будут смотреть не только зрители, но и критики – специально для них обозначим жанр фильма как трагедию: ведь только трагедия имеет основание быть шершавой и неравномерной, как морская волна, накатывающая на берег и приносящая с собой вместе с мусором маленькие сокровища – ракушки, цветные стекла, останки морских древних организмов, былые воспоминания, едва просвечивающие сквозь лазурную рябь настоящего.

Когда смотришь на Одессу 1958 года, кипящий жизнью портовый город, наполненный цитатами, легендами, куплетами, людьми-мифами и людьми-прибаутками, понимаешь, насколько поэтическим может быть каждодневное бытие, и насколько беспощадным к человеку чувствующему. Сам Александр Гариевич в одном из своих интервью дает точное определение основной душевной интонации фильма: «В моём фильме — это не ностальгия, это реквием, там нет советских реалий. Там есть индивидуальная ответственность за другого, вот это важно, а не тупой советский коллективизм. Важно понимание того, что ты не первый живёшь на этой земле и живёшь на ней не один, сейчас это ощущение напрочь ушло…».
Да, сегодня мы все живем каждый в своей скорлупе, но у нас есть шанс обернуться на самих себя с помощью фильма «Огни притона», потому что это история из разряда, «не про нас, но о нас…»… И каждый, кто придет в кинотеатр смотреть фильм про «Одессу 58-го года», с неподдельным удивлением заметит, что режиссером умело перекинут мостик из той эпохи в день сегодняшний - ненавязчиво, без морализаторства, поэтично и любовно, так, как может это сделать только подлинный Автор…